Сокол спорхнул с руки Айши, одетой в перчатку, и взмыл в бездонную глубь неба, превратившись в черную точку на фоне снежных вершин, озаренных восходящим солнцем.
Айша подняла голову вверх, стараясь не упустить птицу из вида. С не меньшим волнением за ней следил стоявший рядом сокольничий. Прищурив глаза от блеска красноватого солнечного диска, тревожно ждал: неужели эта его «ученица» не стоила потраченного труда – долгого и упорного?
– Я не вижу ее, – наконец сказала Айша. – А ты, Шир Мухаммед?
Сокольничий покачал головой:
– Нет, но она вернется.
– Надеюсь, – отозвался Акбар-хан, освободил от пут сокола-самца, который сидел у него на руке, и подбросил его вверх. – Я заплатил Бадар-хану приличную сумму за эту самку.
Сокольничий беспокойно пошевелился в седле. А вдруг он выпустил сокола слишком рано и господин потребует возместить ущерб? От Акбар-хана всего можно ожидать. Он способен и махнуть рукой на зря выброшенные деньги, и наказать за плохую работу. Сокольничий взглянул на женщину в чадре, стоявшую рядом с ханом. Через сетчатую вставку он прочел сочувствие в ее изумрудных глазах и испытал некоторое облегчение. Это ее собственный сокол, подарок Акбар-хана, и если птица исчезнет, она замолвит за него словечко.
– Смотрите, вот он, возвращается. – Айша указала вверх, туда, где почти неразличимое вначале пятнышко постепенно обретало все более четкие очертания.
Сокол камнем упал вниз, изящно спланировал на руку улыбавшейся Айши и вцепился когтями в кожаную перчатку. В хищном изогнутом клюве он держал воробья.
– Можно оставить ему воробья, Шир Мухаммед?
– Нет, на первый раз не надо. Возьми его.
Сокольничий открыл ягдташ, притороченный к седлу. Айша с трудом вытащила из клюва почти не поврежденное тельце жертвы и бросила его в охотничью сумку… Вновь привязав великолепную птицу, она пошепталась с ней и почесала гордо поднятую шейку.
– Ну разве она не прекрасна, Акбар-хан?
Он кивнул, по суровому лицу пробежала тень улыбки.
– Вряд ли у тебя будет возможность заняться соколиной охотой в Кабуле. Зато ты развлечешься там на базарах.
Это было похоже на Акбар-хана: обрушить такую новость в самый неподходящий момент.
– Значит, ты берешь меня с собой. – Айша постаралась скрыть волнение, продолжая гладить сокола.
– Я не хочу лишаться твоего общества, – спокойно отозвался он. – И причин для этого нет. Никакой опасности не предвидится. Но если ты против, я полагаю, что стерплю свое одиночество.
Акбар-хан пристально смотрел на Айшу, а она снова поблагодарила Бога за то, что лицо ее скрыто чадрой.
– Нет, – ответила она, тщательно подбирая слова, – я вовсе не против, потому что уже два года не была в городе и стосковалась по базарам.
– Мы уезжаем завтра. – И Акбар-хан переключил внимание на собственного сокола, возвращавшегося к хозяину.
Недавно обученную птицу можно было выпустить полетать только один раз. Поэтому Айша передала ее Шир Мухаммеду и взяла сокола-сапсана. С увлечением занимаясь птицами, она старалась сдержать волнение, радость и мечты, которые кипели в ее душе. Но сердце билось как безумное. Айша знала: Акбар-хан собирается ехать в Кабул, чтобы разжечь мятеж в самом центре вражеского лагеря. А между тем англичане оказались в уязвимом положении, так как бригада Сэйла ушла из города. Кроме того, они поверили в соглашение, которое Макгрегор заключил с бунтовщиками. Айша прекрасно понимала, что это обман. Афганцы добились от англичан уступок. Но, получив желаемое, мятежники ничего не дадут взамен. И если англичане думают иначе, они жестоко заблуждаются. Скоро наступит зима, и тогда Акбар-хан нанесет решающий удар.
И Кристоферу Рэлстону, который находится в Кабуле по долгу службы, предстоит пережить это нападение. Возможно, она увидит его. Опасно было даже думать на эту запретную тему, но удержаться Аннабель не могла. Возможно, ей удастся смягчить Акбар-хана, если они вместе поедут в Кабул. Он прислушивается к ее словам. Правда, Аннабель не обманывалась насчет степени своего влияния. Оно было весьма ограниченным, хотя кто знает, ведь Акбар-хан непредсказуем.
Солнце встало, и снежные вершины вспыхнули огнем, но было по-прежнему холодно. Айша вздрогнула от резкого порыва ветра, который пронесся по узкому ущелью.
– Да, наверное, пора возвращаться, – сказал Акбар-хан.
Он почувствовал и эту дрожь, и душевное волнение Айши, которое, как ей казалось, было надежно скрыто. Акбар-хан и сам не знал, зачем, собственно, он берет ее в Кабул. Может, для того, чтобы понаблюдать, как Айша будет вести себя, оказавшись совсем близко от феринге? Она стала другой после той ночи, проведенной с Кристофером Рэлстоном. Разница почти неуловима, но она существует.
Иногда Акбар-хан готов был махнуть на все рукой, примириться с тем фактом, что если женщина предавалась любви с другим мужчиной – это не проходит бесследно. Что-то в ней меняется. Но потом он спрашивал себя: а вдруг дело обстоит серьезнее, чем кажется? И возможно, он еще пожалеет о том, что устроил Айше такое испытание. Нельзя сказать, что она стала менее внимательна к нему. Что стала холодной или отчужденной. Но Акбар-хан точно знал: женщину, которую он воспитал в традициях своего народа, теперь переполняет жизненная энергия. Этого не было раньше; в той женщине, которой он обладал, такое никогда не проявлялось. Вот что беспокоило его.
Акбар-хан развернул свою лошадь. Сокол продолжал спокойно сидеть на его руке.
– Поедем, Айша. Шир Мухаммед позаботится о птицах. – И бадахшанский конь рванулся вперед.
Айша пустила свою лошадь в галоп. Сокольничий и его помощники вполне способны справиться с двумя соколами, ведь Акбар-хан явно дал понять, что соколиная охота ему сейчас неинтересна. Резкая смена настроения, впрочем, вещь для него обычная.
Приехав в крепость, Айша соскользнула с лошади и стала ждать дальнейших приказаний Акбар-хана. Но он прошел в дом, не сказав ей ни слова. Нахмурившись, Айша направилась к сводчатой двери, ведущей в гарем. Она ничем не провинилась, чем же вызвано плохое настроение Акбар-хана?
Теряясь в догадках, Айша раздвинула занавес из бус и оказалась в женской половине дома. Возможно, Акбар-хан занят мыслями о поездке в Кабул и шуре, на которой должны присутствовать другие сирдары. На этом сборище, как всегда, начнутся распри. Слишком много там будет вождей. И не меньше сложных вопросов. Да, это единственно разумное объяснение. И мысли Айши переключились на завтрашнее путешествие и сборы. Но выяснилось, что все уже сделано за время ее отсутствия.
Сорайя опять поджала губы. Она всегда напускала на себя такой вид, когда что-то в гареме происходило как бы ей вопреки. И дело было не в самой поездке. Но если уж Айша сопровождает в ней хана, то должна ехать и она, Сорайя, в качестве дуэньи и горничной. Решения хана не подлежат обсуждению, но почему бы не сорвать свое раздражение на тех, кто не может ответить?
Айша, поняв, что происходит, заранее смирилась с неудобствами: всеобщая смута грозила возмутить обычно спокойную заводь гарема. Так что она постаралась успокоить разгулявшиеся нервы Сорайи и тем самым уберегла самых молодых членов этого крепко спаянного женского коллектива от незаслуженных грубостей.
Следующим утром они двинулись в путь: небольшая группа воинов-горцев и четыре женщины, которые – включая Айшу – ехали сзади. Мужчины словно и не замечали их. Во время таких путешествий Акбар-хан вопреки обычаям, как правило, разрешал Айше ехать рядом с ним. А прислужницы продолжали плестись в хвосте. На этот раз приглашения не последовало, и Айша потеряла покой. Чем вызвала она раздражение Акбар-хана? И зачем в таком случае он везет ее в Кабул?
В полдень они приблизились к чайхане. Сорайя перестала ворчать в предвкушении отдыха и чая. Мул, на котором она тряслась, как мешок с картошкой, казалось, тоже был рад освободиться от своего бремени. Когда они остановились возле маленькой чайханы, мужчины вошли внутрь в сопровождении сморщенного согбенного старика, который встретил их у порога. Потом из домика выскочила женщина в черной чадре и поманила к себе представительниц прекрасного пола. Те последовали за хозяйкой в комнатушку с глинобитным полом, которая находилась в задней части дома, дабы ничто не нарушало покой мужчин. Даже если Айше разрешалось скакать рядом с Акбар-ханом, на людях она все равно подвергалась традиционной дискриминации и не сидела вместе с мужчинами. Впрочем, Айша так к этому привыкла, что перестала даже замечать. Главное, что и здесь, в задней комнатке, весело гудел самовар.
Айшу раздражало другое: все утро ей пришлось сдерживать свою норовистую лошадку, приспосабливаясь к шагу мулов, на которых ехали, а точнее, неуклюже тряслись, остальные женщины. Она даже подумала было: а что, если самой взять да и поехать рядом с Акбар-ханом? Но тут же с горечью призналась себе, что никогда не осмелится. Такая дерзость может понравиться ему, но может и вызвать гнев. Смирившись, Айша углубилась в свои мысли, пустив лошадь мелкой рысью.
– Айша? Айша!
Услышав эти повелительные оклики, она вздрогнула и очнулась от задумчивости. Ее звал Акбар-хан, остановившийся немного впереди. Айша поскакала к нему.
– Прости, я не слышала тебя.
– Я заметил. Ты была как во сне.
– Немудрено. Я ведь едва плетусь, чтобы не обогнать мулов. – Айша решилась лишь намеком выдать свою досаду.
Голубые глаза сузились. С минуту Акбар-хан молча поглаживал бородку, а потом вдруг рассмеялся:
– Ладно, давай-ка галопом.
Айша и оглянуться не успела, как он помчался по предательски узкой горной тропинке. Непостижимый человек! Как всегда, она отмахнулась от этой загадки и, ликуя, ринулась вдогонку.
Вскоре эскорт остался далеко позади. Акбар-хан скакал на бешеной скорости, и Айше пришлось пустить в ход всю свою ловкость и мастерство, чтобы конь не оступился на опасной, усеянной камнями дороге. Временами тропинка вилась по самому краю глубокой пропасти, на головокружительной высоте… И тогда Айшу захлестывал ужас, но она неслась дальше, в отчаянии прильнув к спине своей лошади. Затеяв эту безумную скачку, Акбар-хан преследовал определенную цель: проверял смелость и выносливость Айши. И она решила, что не отступит, не остановится до тех пор, пока он сам этого не сделает. Уже несколько раз Акбар-хан бросал ей вызов, как будто хотел убедиться, что она не похожа на женщин его расы. Те безмолвно терпели свое рабское положение, нескончаемую тяжелую работу и жестокость мужчин. Но это было молчание сломленных духом вьючных кляч, а не гордое молчание храбрых. Смелость – мужская добродетель, и все-таки Акбар-хан давал возможность англичанке проявить себя в мужских состязаниях. Иногда Айше казалось, что это его возбуждает. Вслед за таким испытанием (Айша всегда выдерживала их успешно) непременно следовала ночь, полная самой страстной любви. Время от времени Айша задавала себе вопрос: а что произошло бы в случае ее поражения? Возможно, она наскучила бы Акбар-хану. И что тогда?.. Наверное, ее ждала бы печальная участь – жизнь всеми забытой затворницы в гареме.
Ветер хлестал Айшу, срывал с нее чадру, сжимал своей смертельной хваткой. В ушах стоял рев дикой стихии, от которого улетучились все горькие мысли. Но вот Акбар-хан бросил поводья. Там, впереди, дорога становилась шире. Соревнование закончилось. Остановив лошадь, он смотрел, как Айша карьером мчится к нему. Она сбавила скорость, только достигнув относительно безопасного места.
Ее кобыла тяжело и прерывисто дышала, со свистом втягивая воздух раздувающимися ноздрями. Несмотря на холод, бока лошади покрылись пеной. Айша твердо встретила взгляд Акбар-хана, в ее глазах, спрятанных за сетчатой вставкой, блеснул огонек торжества. Он медленно наклонил голову, и легкая улыбка тронула уголки рта. Однако Акбар-хан не сказал ни слова. В задумчивом молчании они ждали, пока к ним присоединятся остальные всадники, а лошадь Айши восстановит дыхание.
На ночь они нашли приют в горной деревеньке. Глинобитные домики лепились к склону горы, а сторожевая башня возвышалась над ними, как часовой. Аксакаи, деревенские старейшины, приветствовали их, склонив свои почтенные седые головы в знак уважения к хану. Гостей провели в хижину, состоящую всего из одной комнаты. От овечьего навоза, который подбрасывали в огонь, шло отвратительное зловоние. В узкую дверь, пригнувшись, вошел мулла, и Айша приготовилась к длинным церемониям приветствий, в которых женщины участия не принимали. Пока не завершится этот ритуал, ужина ждать нечего, а Айша уже умирала с голоду. Ее успокаивало одно: мужчины, очевидно, тоже жаждут поесть, и, если повезет, Акбар-хан несколько ускорит ход событий.
Терпение, которому давно научилась Айша, было ее главной силой. И она стояла в полной неподвижности (поразившей в свое время Кита), а разговор все продолжался, и тлетворный дым стелился по комнате. Мужчины взяли по щепотке листьев табака и положили под язык. Речитатив святого человека, муллы, наводил сон. Но наконец он умолк, и Айша почувствовала, что женщины, стоявшие вокруг нее, с облегчением зашевелились. Теперь-то их наверняка ждет ужин.
В такой бедной деревне нечего было и думать о каких-то изысках. Айша прекрасно понимала, как трудно будет аксакаям принять такую большую партию гостей. Но жители деревни тоже принесли угощение: талхан – пирог с сушеными тутовыми ягодами и грецкими орехами; пиалы с гаймаком (желтоватой плотной массой, которая образуется на сливках), накрытые плоскими круглыми лепешками из пшеничной муки; кусочки вяленого антилопьего мяса и соль, соскобленную с драгоценной глыбки. Из напитков им подали только дах, и Айша, которая так жаждала чая, решила, что это кипяченое разбавленное молоко – плохая ему замена. Но, увидев, как Акбар-хан поднес хозяину подарок – брикет чая, посыпанного красным перцем, она сразу оживилась. Предложат ли женщинам отведать такую роскошь? Айша глотала слюнки, предчувствуя, что ее ждет разочарование.
В комнату притащили самовар. Это вызвало всеобщее волнение; мужчины возбужденно потирали руки. Чай разлили в пиалы и стали передавать по кругу. Глаза Айши наполнились слезами. Конечно, глупо столь болезненно реагировать на то, что тебя лишили чая. Но день выдался долгий и трудный, и напряжение, пережитое во время сумасшедшей скачки, дало о себе знать, хотя и с опозданием.
Акбар-хан взглянул на Айшу. Она сняла чадру, но из уважения к смешанной компании сидела отвернувшись. И все-таки, находясь в другом конце маленькой задымленной комнаты, он чувствовал, что Айша расстроена и плачет. Иногда Акбар-хан поражался, насколько тонко он улавливает все ее эмоции, даже такие примитивные, как эта. Он сказал несколько слов аксакаю, который поспешно наполнил пиалу хана. Акбар-хан сам поднес Айше чай.
– Спасибо, – тихо поблагодарила она, и на мгновение их глаза встретились.
– Я знаю, тебе это доставит удовольствие, – так же тихо отозвался он. – И после такой скачки, я думаю, тебе нужно подкрепиться. – Акбар-хан обвел взглядом комнатушку, забитую людьми, и грустно улыбнулся. – Боюсь, что другие удовольствия нам придется отложить, Айша… до тех пор, пока не приедем в Кабул.
Она покорно наклонила голову и поднесла к губам пиалу с горячим перченым чаем.
– Не понимаю, что происходит с генералом Сэйлом, – взволнованно сказал Эльфинстон, привычным жестом одергивая одеяло, которое лежало у него на коленях. – Ему приказано срочно возвращаться в Кабул, как только будет обеспечена безопасность больных и раненых.
Шла последняя неделя октября.
– Я думаю, сэр, что генерал не доверяет гильзаи. – Оторвавшись от карты, Кит старался говорить спокойно: он знал, что это успокаивающе действует на капризного генерала. – Возможно, он не захотел ехать через ущелье Пурван-Дуррах, боясь нападения. Если генерал выберет горную дорогу, которая проходит южнее, то он дольше будет добираться до долины Джугдуллук. А гонца пошлет оттуда.
– Почему же это генерал не должен доверять гильзаи? – спросил сэр Вильям. – Теперь они наши союзники. Договор мы заключили. И дороги свободны.
Кит вздрогнул, но спорить не стал. Это занятие бесполезное, от него можно прийти в бешенство, и только. А у него и так голова раскалывалась от боли.
– Генерал, разрешите внести предложение? Вам не кажется, что было бы разумно перевести наше интендантство в военный городок?
В последнее время этот вопрос волновал Кита и других офицеров. Склады размещались в форте, который находился в долине, за пределами военного городка. Там был довольно сильный гарнизон, но между интендантством и военным городком располагалась занятая афганцами крепость. И нетрудно было догадаться, что англичане в любой момент могут лишиться доступа к припасам.
– О, но мы же приняли все необходимые меры, – возразил Эльфинстон. – Вырыли ров вокруг городка. Ведь правда, сэр Вильям? И земляной вал.
Через который перелезет даже корова, мрачно подумал Кит.
– Но, сэр, военный городок окружен афганскими укрепленными пунктами. Раз уж мы не можем их захватить, почему бы их не уничтожить?
– Вы превышаете свои полномочия, лейтенант, – холодно сказал сэр Вильям. – Не адъютанты принимают решения.
– Прошу прощения, сэр Вильям.
«Интересно, – подумал Кит, – сколько времени я еще смогу сдерживать себя?» Предчувствие надвигающегося несчастья… трагедии, которую кто-то готовил, все возрастало в нем. С точки зрения оборонительных позиций военный городок в плачевном положении: в долине полно фортификационных сооружений афганцев. Правда, в распоряжении Эльфинстона – четыре хорошо экипированных и вымуштрованных пехотных полка, две артиллерийские батареи, три роты саперов и кавалерийский полк. И в крепости Бала-Хисар, у шаха Шуджи, довольно много солдат и оружия. Объединив эти силы, наверняка можно было бы занять афганские укрепленные пункты, обеспечить безопасность складов и военного городка. Но никто не сделает этого, никто даже не признается, что существует хотя бы тень угрозы.
– Я отправлю депеши бригадиру Шелтону, – сказал Кит, словно забыв о предшествующем разговоре. – А потом передам ваши инструкции капитану Джонсону в казначейство.
Собрав бумаги, он одернул мундир, поправил саблю, лихо отдал честь генералу и вышел из комнаты. Кит послал гонца к Шелтону, который со своей бригадой стоял в военном лагере в горах Сих Сунг, примерно в полутора милях от военного городка. А затем отправился верхом в казначейство, в Кабул.
Капитан Джонсон был настроен мрачно.
– Макнотен знает, что в казне у нас почти пусто, – сказал он, прочитав приказ снабдить шаха очередной сотней тысяч рупий. – А теперь положение стало еще хуже, потому что надо выплачивать субсидии вождям. Где я возьму такую сумму?
Кит покачал головой:
– Я не являюсь доверенным лицом сэра Вильяма. Я просто адъютант и развожу приказы.
Джонсон бросил на него пронизывающий взгляд:
– По-моему, в вашем голосе звучит раздражение по поводу нашего высокочтимого поверенного в делах?
– Нет, конечно, сэр. Я не в таком чине, чтобы критиковать его, – нашелся Кит.
– Чепуха! – возразил Джонсон. – Все знают, какой он близорукий дурак. Не знаю, что сейчас происходит в центре города, но от здешней атмосферы у меня мурашки по коже бегут. Может, выпьем по рюмочке?
Кит с удовольствием выпил бренди. Первая рюмка обычно устраняла дурные последствия бурно проведенной ночи. А голова у Кита с каждой минутой болела все сильнее. С полчасика они с Джонсоном жаловались на жизнь, потом выпили еще по рюмочке, и Кит вышел на улицу в довольно хорошем настроении.
Лошадь он оставил у казначейства и пешком отправился бродить по узким улочкам. Джонсон был прав. Даже воздух, казалось, вибрировал от напряжения и с трудом подавляемой ярости. Кит привык к враждебности местных жителей, но тут было нечто иное. Его встречали наглыми, высокомерными взглядами. Люди с вызовом шарахались от Кита, словно боялись заразиться от собаки феринге.
Кит заглянул на кишевший народом шумный базар и тут заметил, что одна его рука лежит на рукоятке сабли, под плащом для верховой езды, а другая инстинктивно сжимает пистолет, спрятанный в глубоком кармане. Вокруг него люди продавали, покупали, сплетничали. Но стоило Киту приблизиться, как перепалка торгующихся мгновенно замирала и в темных глазах вспыхивал злой огонек.
Пора уходить отсюда, решил Кит внезапно. Он повернулся и… увидел ее. Дыхание пресеклось, и кровь, казалось, застыла у него в жилах. Белая шелковая чадра резко выделялась в море темных одеяний. Но он узнал бы ее в любом наряде – по посадке головы, по осанке. Она перебирала рулоны материи, которые лежали на прилавке, покрытом ковром. Рядом стоял продавец и выжидательно смотрел на нее. Айша сказала что-то одной из сопровождавших ее женщин, и та вступила в разговор с продавцом. Они быстро обменивались репликами, но Айша при этом молчала. Компаньонка явно вела торг по ее указаниям.
Айша должна увидеть его, решил Кит. Это необходимо! Им овладело непреодолимое желание встретиться взглядом с изумрудными глазами, сверкающими из-под чадры. Он осторожно подобрался поближе к прилавку, уже не замечая шушуканья и откровенно враждебных взглядов, и встал неподалеку от продавца.
Айша внимательно слушала, как торгуется Сорайя, хотя, согласно правилам, ей следовало оставаться безучастной. Взгляд ее был устремлен куда-то в пространство. И вдруг Айша почувствовала, как волосы зашевелились у нее на затылке. Она резко обернулась… и увидела Кристофера Рэлстона, который смотрел на нее пристально и вопрошающе.
Струйки холодного пота побежали по ее телу, и кашемировая рубашка стала влажной. Но она стояла неподвижно, всем своим существом сопротивляясь страстному желанию прильнуть к Рэлстону. Айша едва заметно повела головой. Что это – призыв или знак пренебрежения? Она не могла оторвать глаз от Кита, как будто хотела впитать в себя целиком – и тело его, и душу.
Голос Сорайи заставил Айшу очнуться. Прислужница не должна заметить, что ее подопечная ушла в себя. Еще минута – и Сорайя тоже увидит английского офицера, стоящего в задумчивом оцепенении в каких-нибудь пяти ярдах от них, и, конечно, почувствует токи, пробегающие между ней и Китом. Они были почти осязаемы, даже воздух вибрировал, как натянутая струна. Акбар-хан не должен узнать об этом… об этой… можно ли назвать это встречей? Едва ли, но пусть Акбар-хан думает, что Кит безразличен ей и ночь, проведенная с ним, уже превратилась в туманное воспоминание. Заподозрив правду, он перестанет доверять ей, и тогда жизнь станет невыносимой. Рисковать Айша не могла.
Она с трудом отвела взгляд от Рэлстона, который притягивал ее как магнит.
– На чем вы сговорились, Сорайя?
– Он настаивает на ста рупиях, – ответила Сорайя, раздраженная тем, что не отвоевала свою цену.
– Это приемлемо. – Айша перебирала ткань, стараясь унять дрожь в руках. – Я и не рассчитывала купить такую ткань дешевле. Из нее выйдет прекрасная рубашка. Зимой в ней будет тепло: тут добавлена овечья шерсть.
Айша говорила на пушту, и Кит понял всего пару слов. Но ему было ясно: Аннабель отвергла его столь же решительно, как и в прошлый раз, после бузкаши. И все-таки он остро ощутил силу ее желания, и этого было уже достаточно. Как ни в чем не бывало Кит пошел прочь, завернул за угол и очутился в темном зловонном переулке. Там он подождал. И когда Айша и сопровождавшие ее женщины покинули базар, завершив свои дела, Кит последовал за ними, держась на безопасном расстоянии.
Дом находился в самом центре города и ничем не отличался от соседних зданий. По афганским меркам, это был богатый район. У входа стояла вооруженная охрана, что весьма обеспокоило Кита. Стражники в кольчугах и остроконечных шлемах (Кит уже видел такие в крепости Акбар-хана) были экипированы шимитарами и джеззали. Прорваться через них невозможно.
Кит спрятался в дверном проеме на противоположной стороне улицы и стал наблюдать. Женщин впустили в дом. Он окинул взглядом фасад. Верхний этаж опоясывали окна и веранда. Вот что-то белое промелькнуло в окне. Или ему померещилось? Кит всматривался изо всех сил, пока перед глазами у него не заплясали черные точки. Если зрение его не обмануло, значит, Айша сейчас в комнате слева от центра. Ну и что? Там есть веранда. Допустим, удастся влезть туда, открыть окно и проникнуть внутрь… Но как они выберутся из дома? А кроме того, Айшу всегда сопровождает свита одетых в черное женщин. Хотя спит она, наверное, одна. А может быть, глухой ночью он сумеет добраться до выхода и увести ее с собой?.. О нет, это же нелепо! Похитить ее здесь, в Кабуле, на глазах у озлобленного населения… Легче найти потайной ход.
Без особых надежд Кит обошел дом сзади. Там, за высокими стенами с зарешеченными воротами, находились внутренние дворики. У задних ворот дома Акбар-хана тоже стояла стража. Кит понял, что здесь он ничего не добьется, и отправился назад, в казначейство.
Несмотря на печальные результаты этой разведывательной операции, Кита переполняли энергия и решимость, перед которыми отступали все трудности. Айша в Кабуле. И их встреча взволновала ее не меньше, чем его самого. И то и другое ему на руку. Значит, он победит.
– У меня есть основания считать, что Акбар-хан в Кабуле. – Кит без всяких предисловий обрушил новость на капитана Джонсона.
Тот тихонько присвистнул.
– Тогда понятно, почему здесь царит такая атмосфера. Но попробуйте сказать об этом Макнотену. Он убежден, что Акбар-хан все еще прячется в хребтах Гиндукуша.
– Он здесь, – твердо сказал Кит.
– Ну конечно, вы ведь с ним встречались, не так ли? – Джонсон с интересом посмотрел на Кита. – Я слышал о вашей весьма любопытной экспедиции. Начальство осталось не слишком довольно, насколько я понимаю.
– Да, – сухо согласился Кит.
Джонсон не мог ничего знать об Айше. Его товарищи не выдадут секрета.
– Начальство расценивает предупреждение как паникерство. Но все-таки мне лучше доложить генералу и сэру Вильяму о появлении Акбар-хана.
– Желаю удачи. – Джонсон проводил Кита на улицу, где стояла его лошадь. Обвел взглядом нависшее небо, кольцо горных вершин и глубоко вздохнул. – Если мы останемся здесь до первых снегопадов, Рэлстон, у нас не будет ни малейшего шанса выбраться. Афганцы займутся нами всерьез.
– А я и не знал, что мы собираемся уходить из Кабула, – с вызовом сказал Кит. – Неужели шах не нуждается больше в защите английских штыков?
В ответ раздался скрипучий ядовитый смех Джонсона.
– Стоит нам уйти, и шах будет покойником, вы это отлично знаете. Вся страна поднимется против феринге. Нотт пытается удержать Кандагар. И Сэйл, будьте уверены, пробивается к Кабулу, сражаясь за каждую пядь земли. Афганцы теснят нас со всех сторон. Казна почти пуста, в интендантстве дела обстоят не лучше. И маловероятно, что удастся доставить припасы из Пешавара или Кветты. Нам придется уйти отсюда, и скорее рано, чем поздно. Тем более что, по вашим словам, Акбар-хан в Кабуле. – Джонсон мрачно покачал головой. – У нас нет никаких шансов, Рэлстон. Можете считать меня паникером, если хотите.
– Хорошо, что я не один виновен в этом преступлении, – угрюмо отозвался Рэлстон, садясь на лошадь.
Они дружески отдали друг другу честь, и Рэлстон поскакал в военный городок. Его ждала незавидная участь – попытаться убедить начальство в том, чего оно предпочло бы не знать.
Айша съежилась от холода в своей шали, отороченной мехом. Она пряталась в маленькой темной передней возле зала, где проходил совет – шура. Масляные лампы отбрасывали причудливые тени, которые корчились на оштукатуренных стенах. Айша стояла настолько неподвижно, что чувствовала, как кровь струится в ее теле. От каменного пола веяло ледяным холодом. Резкий порыв ночного ветра, проникший через щель в окне, шевелил гобеленовую ткань, которая прикрывала дверь зала заседаний. Голоса то повышались, то затихали. Время от времени раздавались сердитые возгласы, кто-то с шумом отодвигал стул. Тогда Акбар-хан говорил что-нибудь мягкое, успокоительное, и озлобленный оратор умолкал.
Но всякий раз, слушая Акбар-хана, Айша ощущала угрозу, которая скрывалась за его спокойной, почти умиротворяющей интонацией. Он подбивал эту разношерстную компанию устроить нападение на англичан. Акбар-хан не говорил этого прямо, но в каждом его слове, в каждой паузе слышался призыв к резне. Как можно доверять феринге? Они дают обещания, а сами держат свои войска в боевой готовности. Правда, их позиции сейчас резко ослабли, потому что дороги перекрыты. К тому же они, судя по всему, не принимают элементарных мер предосторожности. Не иначе как феринге так глубоко презирают афганцев, что им и в голову не приходит укреплять свою оборону.
Это, казалось бы, случайное замечание было встречено гневным шипением и возбужденными криками. Но Акбар-хан не стал успокаивать людей.
Айша выскользнула из прихожей. Ее ноги онемели от холода, но разве это могло сравниться с леденящим смертельным страхом, охватившим ее душу? Теперь Айша уже не сомневалась в том, какой путь избрал Акбар-хан… разве что она сумеет пустить в ход свои чары.
Было тринадцатое октября.
– Как это Сэйл ухитрился потерять сто двадцать человек?! – воскликнул сэр Вильям, враз утративший все свое самодовольство. – От Джугдуллука до Гандамука всего три мили.
– Три мили извилистых горных тропинок, которые проходят между господствующими высотами, – добавил Рэлстон, который любил точность. – В депеше говорится, что гильзаи заманили их на эти тропинки и постоянно нападали на арьергард.
– Спасибо, лейтенант, читать я умею, – ледяным тоном ответил господин поверенный в делах. – Мне кажется, тут виноват генерал. Все сделано неправильно. Почему основная часть его армии не подождала арьергард, чтобы спуститься с гор вместе? Что случилось с фланговыми подразделениями? Скажите-ка мне. Ведь они должны были охранять колонну.
– О, но откуда же нам знать? – пропищал генерал Эльфинстон. – Когда не видишь обстановку собственными глазами, трудно выносить суждение, Макнотен.
– Дело в том, что сейчас генерал Сэйл в Гандамуке и ждет дальнейших приказов, – вставил Кит. – Что передать ему?
– Он должен немедля возвращаться в Кабул!
– Очень хорошо. – Кит по всем правилам отдал честь и тихо закрыл за собой дверь.
Неприятности и неудачи следовали одна за другой, и у Кита росло ощущение нереальности происходящего. Это грандиозное фиаско граничило с фарсом. Весьма мрачным фарсом… страшнее некуда… Что ж, юмор висельника помогает сохранить здравый рассудок в этом прибежище безумцев.
Младший офицер, которого уполномочили отправиться в опасное путешествие – в Гандамук, к Сэйлу, через территорию, захваченную афганцами, мужественно выслушал все инструкции.
– Рекомендую вам надеть афганскую одежду, – сказал Кит. – И вашим людям тоже. Так будет меньше шансов привлечь внимание.
Молодой человек принял совет со стоической улыбкой и отправился собирать свой отряд. А Кит вернулся домой, облачился в афганскую одежду, намазал лицо ваксой для сапог и накинул на плечи бурку из овчины, подбитую мехом. Денщик Харли наблюдал за ним с выражением крайнего неодобрения. Кит сел на лошадь и снова отправился в Кабул.
Добыть афганскую рубашку, тюрбан и широкие брюки, которые Кит заткнул в сапоги, было совсем несложно. Зато теперь, проезжая по городским улицам, он чувствовал себя намного спокойнее. Кругом не было ни одного европейца, да и местных маловато. В основном они стояли, сбившись в маленькие группы, на перекрестках или в дверях домов. В воздухе пахло бедой, и Кит ощущал, как уже знакомый холодок пробегает по его телу.
Оставив лошадь у резиденции Бернса, он пешком отправился к дому Акбар-хана. После той встречи на базаре Кит изо дня в день, всю неделю совершал это паломничество. Прятался в дверях дома на противоположной стороне улицы и молча нес свое дежурство, ломая голову над неразрешимой проблемой.
Задача, которую Кит взвалил на свои плечи, казалась ему единственно важной. Она поглотила его целиком. Он без конца обсуждал это с друзьями, но их энтузиазм и изобретательность иссякали по мере того, как приближался рассвет и убывало бренди в бутылке. Впрочем, Кит не мог их винить. Его собственную одержимость питали воспоминания об Айше, которую приятели и в глаза не видели. Кольцо вокруг англичан в Кабуле стягивалось все плотнее, но решимость Кита возрастала… В этом мире безумия и заблуждений только Айша оставалась реальностью.
Было первое ноября.
Айша стояла у окна и смотрела вниз, на улицу, где человек в афганской одежде наблюдал за ее домом. На что он рассчитывает? Всякий раз, увидев Кита, Айша задавала себе этот вопрос. И страстно желала одного: чтобы он ушел и позволил ей жить своей жизнью. Ей хотелось вновь обрести внутреннее спокойствие и гармонию, которые Кит нарушил, возмутив тихую заводь ее существования. Она боялась его.
– Мы должны изолировать Кабул от военного городка. – Голос Акбар-хана донесся из коридора. – Это будет первый наш шаг.
– А что делать с Бернсом и людьми в казначействе? – Айша узнала голос Бадар-хана.
Мужчины направлялись в зал заседаний, где собиралась очередная шура. Айша приникла к гобеленовому занавесу.
– Они будут отрезаны от своих товарищей в военном городке, – бросил Акбар-хан. – Лишив англичан свободы передвижения, мы разрушим их веру в себя и поселим страх в их сердца.
– А может быть, следует сделать нечто большее, – медленно произнес Бадар-хан.
– Что ты имеешь в виду?
– Продемонстрировать нашу силу.
– Мятеж?
– Люди неспокойны, – уклончиво ответил собеседник Акбар-хана.
Айша содрогнулась. Она знала, что Акбар-хан и его друзья – сирдары тщательно готовят бунт в Кабуле. И если толпа выплеснет свою ярость на врагов, то ужасные последствия этого представить нетрудно.
– Я думаю, что народ должен сам принять решение, – как бы ненароком бросил Акбар-хан. – Иди на шуру, друг мой. Я буду там через минуту.
Айша поспешно отскочила от занавеса, но в ту же секунду Акбар-хан вошел в переднюю и бросил на нее испытующий взгляд.
– Ты подслушивала.
– Я не могла не слышать, – вспыхнула Айша.
Акбар-хан задумчиво пригладил бородку:
– Я думаю, ты специально встала здесь.
– Зачем ты раздуваешь мятеж? – сказала она с неожиданным пылом, потому что думала сейчас о человеке, который стоял под окном. – Что ты выиграешь, устроив резню?
– А почему ты считаешь, что я раздуваю мятеж? – Акбар-хан беззаботно пожал плечами. – Что бы люди ни делали, меня это не касается.
– Ты же знаешь, что это не так! – Айша в волнении шагнула к Акбар-хану. – Ты можешь остановить их, если захочешь. Неужели тебе нравится играть людьми? Наблюдать, как они во имя тебя совершают убийства?
– Ты переходишь границы, Айша, – мягко предупредил он. – Феринге должны узнать характер афганцев, которые умеют мстить за оскорбления. Мы научим их бояться нас.
«Меня этому научили», – с грустью подумала Айша. Она боялась их. Боялась Акбар-хана. Он никогда не был жесток с ней, никогда не запугивал ее, разве что наказывал порой за детские капризы. Но Акбар-хан обладал абсолютной властью, и это страшило Айшу. Она грациозным движением приложила руки ко лбу в знак повиновения.
– Я пришел предупредить, чтобы ты не выходила из дома, – сказал он по обыкновению спокойно, словно между ними не было никакой стычки. – До тех пор, пока все не успокоится.
Акбар-хан, не сказав больше ни слова, ушел, и Айша вернулась к окну. Рэлстон исчез. На город падала ночь, зимний ветер носился по пустынным улицам, и под его порывами глухо хлопала дверь, как будто жалуясь на что-то.