Жена чародея

Глава 13

Фал-Грижни и Нид вернулись домой раньше, чем предполагал сам лорд. Заседание Совета не закончилось ничем определенным; вернувшись домой, Грижни первым делом осведомился о местопребывании своей жены. Мутанты на языке жестов объявили ему о ее отсутствии, и сердце чародея сжалось от тоскливого предчувствия. Да и огорчился он тоже.

— Куда она отправилась?

Слуги этого не знали.

— И зачем?

Им не было известно и об этом.

— А на чем она уехала? Одна или с нею кто-нибудь отправился?

На эти вопросы Фал-Грижни получил ответ, который, однако же, его не порадовал. Ничего не сказал, — возможно, и оттого, что не хотел гневаться на жену в присутствии слуг, — однако угрюмое выражение его лица свидетельствовало о том, что непослушание, проявленное Верран, его огорчило. Чародей проследовал к себе в покои и написал резкую записку, в которой наказывал жене немедленно по возвращении домой доложить об этом. Запечатав послание, он вызвал Нида.

— Доставь это в покои леди Грижни, — сказал он, и мутант, заковыляв, отправился исполнять поручение.

Оставшись в одиночестве, Фал-Грижни мрачно уставился на пламя, горящее в очаге. Вертикальная складка у него на челе стала сейчас еще глубже всегдашнего.

Но тут вернулся Нид и принес другое послание, которое он и вручил своему господину. Это было письмо, призывающее Верран отправиться к одру ставшего жертвой покушения мужа. Грижни прочитал письмо — и на этот раз у него на лице проявились все его чувства: яростный гнев и осознание того, что произошло. Нид, глядя на хозяина, встревоженно зашипел. Он никак не ожидал застать своего всемогущего господина в такой ярости. Лицо Грижни стало пепельно-серым. Руки он стиснул, и все его тело внезапно утратило всегдашнюю подвижность. Голос его тем не менее, остался спокойным.

— Твою госпожу сознательно обманули, — сказал он Ниду. — И ей, возможно, угрожает опасность. Я собираюсь прибегнуть к помощи Познания с тем, чтобы выяснить, где она находится. Стой на страже у дверей лаборатории и следи за тем, чтобы мне ни в коем случае не мешали.

Нид нервно зашипел. Шерсть у него на лице заискрилась. Если бы он обладал даром речи, он, несомненно, сказал бы, что опасается, как бы его хозяин не заболел. Не заболел самым серьезным образом.

Фал-Грижни в сопровождении мутанта поспешил в лабораторию: слуга остался у дверей, а хозяин прошел внутрь и заперся. Пробежало самое меньшее два часа. Нид стоял словно каменное изваяние; он не сомневался в том, что его господин рано или поздно одержит победу. Но когда дверь наконец распахнулась, смертельная бледность Фал-Грижни свидетельствовала о том, что он потерпел неудачу.

— Ее от меня спрятали, — все-таки спокойным голосом сказал чародей. — Если ее не увезли из города, значит, спрятали в каком-то месте, обладающем защитным экраном против воздействия Познания. В конце концов мне удастся разрушить этот экран, но на это понадобится время. Поэтому я принял следующее решение. Ты вместе с собратьями по материнской паутине должен организовать несколько групп поиска и рассредоточить их по всему городу. Тщательно обшарьте все улицы и аллеи, не упускайте из виду ничего. Вот несколько письменных предписаний, каждое из которых должно достаться вожаку одной из групп поиска. Эти предписания обеспечат вам доступ во все частные дома, на все плавательные средства, а также во все общественные здания. — Грижни вручил мутанту пачку предписаний, которые он, будучи магистром ордена Избранных, имел право выдавать. — Распоряжайтесь ими как вам вздумается. Судя по содержанию письма, которое ты мне доставил, леди Грижни заманили куда-то в район пирса Дестула. Поисковая группа под твоим личным руководством должна отправиться туда немедленно. И самым тщательным образом все там обыскать. Подойдите к мосту Злых Кошек, а там поищите аллею, начинающуюся под аркой с зеленым фонарем. Никому из вас не следует возвращаться во дворец, пока не узнаете, где прячут леди Грижни, или пока я сам вас не призову. Пока вы будете искать, я продолжу и свои поиски по системе Познания. Если вам удастся найти леди Грижни раньше, чем мне, препроводите ее домой и не пожалейте собственных жизней в случае нового нападения или каких бы то ни было препятствий. Тебе все ясно?

Нид зашипел, его глаза сделались кроваво-красными.

— Начинайте немедленно.

И Фал-Грижни вернулся к себе в лабораторию, плотно закрыв за собою дверь.

Нид передал и принялся выполнять поручения своего господина со всегдашней энергией. Через несколько минут поисковые группы одетых в плащи с клобуками мутантов разбрелись по темным улочкам Ланти-Юма. Нид с пятью братьями по материнской дубине отправился в лодке к пирсу Дестула. Едва садившись на берег, они начали тщательные поиски. Работа подвигалась медленно и была — в здешней местности — довольно опасной. Обитатели Дестулы не слишком доброжелательно относились к тем, кто вторгался в их владения, а предписания магистра ордена Избранных здесь ровным счетом ничего не значили. Много времени прошло, пока мутантам не удалось пробиться сквозь строй маленьких хищников возле моста Злых Кошек. Они прошли под аркой, залитой изумрудно-зеленым светом, очутились на извилистой тропе. И здесь обнаружили тело безжалостно убитого Сприла. Тело было покрыто лишь его собственной густой шерстью, потому что кто-то из местных разбойничков уже успел стащить с убитого серый плащ и смыться с добычей. Мутанты оплакали гибель брата, однако поняли, что вышли на верный след. Хотя как раз следов пребывания здесь своей госпожи им обнаружить не удалось.

Верран поднесла к губам пустой кубок в тщетной надежде найти там хотя бы каплю влаги. Но нет, все пролилось. Она отшвырнула кубок, услышала звон, когда он ударился о стену, и стук, когда он покатился по полу. Но ничего не увидела во тьме и поневоле подумала о том, увидит ли она когда-нибудь дневной свет. Со времени неудачной попытки бегства прошло уже несколько часов. Чувство времени она утратила совершенно, но о длительности собственного заточения могла судить по тому, как горят у нее рот и горло.

Тюремщик, на которого она напала несколько часов назад, принес на подносе пищу и питье. Когда она ударила его, он выронил поднос и большая часть воды расплескалась. Ее мучители и не подумали о том, чтобы возобновить припасы, и жажда буквально изводила Верран. С каждым часом во рту пересыхало все сильнее, и соответственно увеличивались ее мучения. Есть ей не хотелось, и все же она заставила себя съесть поданное ей мясо из-за того, что в нем содержалась хоть какая-то влага. Сейчас у нее оставался только кусок хлеба — и не было ни малейшей надежды на то, что из него удастся выдавить хотя бы каплю жидкости.

Верран размышляла над тем, не может ли она что-то предпринять с использованием доставшихся ей теперь подноса и кубка. Они были металлическими, они были твердыми, и наверняка их можно пустить в ход в качестве оружия. Нет. Этот трюк она уже использовала и больше ей не удастся застать тюремщиков врасплох. Шанс ей предоставился, а она не сумела им распорядиться.

Верран обхватила разламывающуюся от боли голову руками. Лоб у нее был горячий. Возможно, настоящий жар. «Магистр ордена тяжело ранен и, может быть, не доживет до завтрашнего утра. Он пребывает в горячечном бреду». Слова из записки вспыхнули у нее в мозгу. Все это было ложью, сплошной ложью! Какой идиоткой надо было быть, чтобы поверить этим словам, чтобы покинуть дом вопреки категорическому распоряжению мужа! Ее муж — почему похитители не страшатся его легендарного гнева? Он ведь прибегнет к помощи Познания чтобы найти ее, в этом невозможно усомниться. Строго говоря, удивительно, что он еще не поступил так до сих пор. Если, конечно, записка не оказалась отчасти правдивой, если он тяжело ранен или мертв…

От безрадостных размышлений Верран отвлек звук шагов, вновь послышавшийся из коридора. Она подняла голову. Дверь открылась, и в проеме темным силуэтом появился мужчина. Как только ее глаза привыкли к свету, она обнаружила, что он высок ростом и широк в плечах, а лицо его скрыто под маской. Но даже раньше, чем он успел заговорить, Верран узнала его: это был тот из ее похитителей, который нанес ей такой безжалостный удар по лицу в темной аллее. Она настороженно посмотрела на него. В правой руке у него что-то было: чашка или кубок.

— Ну и как поживает наша леди, — с кривой усмешечкой спросил он.

И вновь его голос показался Верран смутно знакомым, и вновь она не сумела опознать его.

Она встала и посмотрела ему прямо в спрятанное под маской лицо.

— Кто вы такой и зачем вы притащили меня сюда? Если вы замышляете держать меня в заложницах, то вы просто глупец. Если вы хотите тем самым напугать моего мужа, то вы не просто глупец — вы безумец.

— Разговорчивая мерзавка, а? — Со смешком он протянул ей кубок. — Это тебе. Выпей до дна.

Ее взгляд устремился к кубку, а затем вновь уставился на лицо, спрятанное под маской.

— А что это?

— А какая тебе разница? Тебя сейчас, должно быть, мучит жажда. А это своего рода питье. Так что давай пей — и не вздумай со мною спорить.

Она отступила на шаг, но отступать дальше было некуда.

— Если вы решили убить меня, то противиться этому я бессильна. Но и помогать вам тоже не стану. И выпить яд вы меня не заставите.

— Неужели? Может быть, поспорим на что-нибудь, а, милашка? Но так уж получилось, что это не яд. Это снотворное, и оно не причинит тебе никакого вреда. Выпьешь — и намертво уснешь до рассвета.

— А зачем вам нужно, чтобы я уснула?

— Потому что иначе с тобой в дороге хлопот не оберешься.

— В дороге? Куда?

— Послушай, я ведь не поболтать с тобой сюда пришел. Я уже сказал тебе, что это питье безвредно…

— А я вам не верю.

— Прошу тебя. Так или иначе, тебе придется выпить.

— А если я откажусь?

Сделав пару широких шагов, он прижал ее к задней стене кладовки.

— На твоем месте я бы не стал отказываться. Но если ты заупрямишься, то получишь еще одну хорошую затрещину вроде той, в аллее. Конечно, это куда болезненней, чем снотворное, зато конечный результат будет точно таким же.

Верран поглядела в глубину кубка. Жидкость в нем была густой и темной.

— В этом нет необходимости. Я даю слово, что по дороге со мной не возникнет никаких хлопот, — пообещала она с горячностью, позабавившей ее мучителя. — Только не заставляйте меня пить снотворное. Это может повредить моему ребенку.

— Я могу представить себе множество вещей, которые повредили бы ему куда сильнее, — многозначительно произнес он. — А по мне, так было бы лучше всего, если бы ублюдок, зачатый от Грижни, вообще не появился на свет. — Верран напряглась, а ее мучитель ухмыльнулся. — Так что решайся. Давай пей, а там уж чему быть, того не миновать.

Он подал ей кубок, и Верран неохотно взяла его. В последний раз отчаянно огляделась по сторонам, а затем выпила. Вкус у напитка оказался отвратительно сладким, но все же пить, испытывая такую жажду, было приятно. Верран выронила пустой кубок и униженно уставилась на мучителя.

— Вот и умница, — заметил он. — Через пятнадцать минут уснешь. А когда проснешься…

— Если проснусь, — тихим голосом уточнила Верран; правда, пока она ровным счетом ничего не чувствовала.

— Да что там, насчет этого не беспокойся! Ты живая нам куда интересней, чем мертвая. На данный момент.

— А какие у вас планы на меня?

— Ты задаешь слишком много вопросов, девочка. Не понимаю, как Грижни такое терпит.

Он вышел и запер дверь.

И вновь наступила кромешная тьма. Верран осталась стоять и принялась озираться широко раскрытыми глазами. Снадобье по-прежнему не оказывало на нее никакого воздействия. Но скоро она уснет — и тогда ее куда-то увезут. Возможно, именно на этом корабле они отправятся в плавание, чтобы заточить ее в тюрьму где-нибудь в другом государстве. И тогда все могущество ее мужа не поможет ему отыскать ее. И возможно, она никогда не увидит его вновь. Она почувствовала легкую тошноту. Что это — воздействие зелья или паника? Определить было невозможно. Но тут ей в голову пришла одна мысль.

Верран опустилась на колени и принялась шарить руками по полу. И сразу же нашла то, что искала, — тросовую катушку. Она сунула ее себе между колен, перегнулась практически пополам и, преодолев естественное отвращение, запустила палец в рот и достала им до самого горла. Горло отреагировало — Верран мучительно закашлялась. Убрав руку, она продолжила кашлять, стараясь прокашляться как можно сильнее. Судя по всему, осуществление ее замысла должно было стать еще более отвратительным, чем ей представлялось сначала.

Сделав глубокий вдох, она вновь полезла пальцем в рот. Она старалась просунуть его как можно глубже — глубже, чем такое вообще представляется возможным. На этот раз задуманное ей удалось. Ее желудок бурно отреагировал, и ее вытошнило в заранее приготовленную пустую катушку. На мгновение она затихла, чувствуя отвратительный вкус во рту, но тут последовал новый спазм — и ее вырвало последними каплями недавнего пойла. Больше у нее в желудке не оставалось ничего. Питье — снотворное или яд — она вывела из организма полностью или почти полностью. Сейчас она почувствовала себя получше, а главное, хорошо заработала голова. Верран поняла это, когда подумала о том, что запах, поднимающийся из катушки со рвотой, может ее выдать.

Верран на коленях подползла к лежанке, взяла с нее одно из одеял и скатала его в тугой сверток. Этим свертком она забила отверстие катушки, а саму катушку задвинула в угол. Если ей повезет, то плотная затычка заглушит запах хотя бы ненадолго. Верран вернулась на лежанку и притворилась спящей. Лежала она спиной к двери, но глаза ее были широко раскрыты, а уши навострены. Но тут на нее накатила настоящая дремота и собственные веки показались ей свинцово тяжелыми. Должно быть, небольшая доза снотворного все-таки проникла в кровь, но с этой порцией можно было и побороться, более того, ее можно было победить. Верран отчаянно заморгала и до крови закусила губу. Оказалось, что боль помогает развеять сон, и Верран вдобавок впилась ногтями в собственную ладонь.

Эта борьба закончилась полной победой Верран в тот миг, когда она услышала приглушенные голоса из-за двери. Сон с нее как рукой сняло — Верран была начеку, как изготовившаяся к схватке кошка. Там, за дверью, ее тюремщиков было самое меньшее трое, и, будучи уверены в том, что их узница спит, они разговаривали без обиняков, хотя и приглушенными голосами. Отдельные обрывки беседы она оказалась в состоянии разобрать.

— …ярмарочный день… крестьяне уходят из города на закате…

— …лошадь и телега готовы… вывезти ее через южные ворота… передать… карета… на юг… все готово…

Сильный голос — она узнала его, это был голос человека, ударившего ее и совсем недавно заставившего принять снотворное, — насмешливо произнес:

— …и держать Фал-Грижни на крючке, да как можно дольше… особенно когда она разродится…

Послышался нервный смех. Потом между говорящими вспыхнул своего рода спор.

— …а если она еще не спит?

— Спит как убитая. Можно проверить.

Скрип засова, после чего дверь открылась. В темницу просочился свет, и Верран поспешила закрыть глаза. А дыхание у нее было глубоким и ровным.

— Ну, убедились?

— Ладно, забирайте ее отсюда.

Шаги — и вот уже враги рядом с нею. Кто-то схватил ее за запястья и грубо завел руки за спину, соединив их наручниками. Он же связал ей веревкой щиколотки. Верран казалась совершенно безжизненной, а ее дыхание оставалось ровным. К счастью, никому из похитителей не пришло в голову проверить пульс. В рот ей вставили кляп на тесемках, завязав его на затылке. Для того чтобы не выдать себя и здесь, ей пришлось приложить невероятные усилия.

— Ну а теперь забирайте.

Верран воровато взглянула из-под опущенных ресниц. Двое мужчин держали в руках открытый мешок. Она сразу же закрыла глаза. Прежде чем она успела подумать о том, что эти люди собираются с нею делать, третий похититель легко подхватил ее и сунул ногами вперед в мешок. Верран, чуть поджав колени, скользнула в темную глубь; мешок тут же завязали у нее над головой. Завязали тугим узлом.

— Сделай узел слабее. Иначе она задохнется.

Это был все тот же знакомый и ненавистный голос.

— Слушаюсь, ваша милость.

Невидимая рука ослабила узел. В мешок начал проникать воздух. Верран не шевельнулась. Глаза у нее были открыты, но она ничего не видела.

— Что ж, пошли.

— А если кто-нибудь о чем-нибудь спросит?

— Продовольствие, раздача еды для бедных.

Это было шуткой, однако никто не рассмеялся. Напротив, один из похитителей вполголоса выругался.

Верран почувствовала, как мешок подняли в воздух и взвалили на чье-то широкое плечо. Кровь прихлынула у нее к голове, она отчаянно заморгала. Изнутри она и сама могла бы попробовать еще ослабить узел, однако ей страшно было даже повернуть голову.

Ее вынесли из кладовки, пронесли по коридору, затем понесли вверх по лестнице. Она слышала, как тяжело крякает тот, кто ее несет, и боялась, что он ее уронит. Но он протащил ее через люк, пронес, скорее всего, еще по одному коридору и вновь начал подниматься по лестнице.

Теперь они очутились на палубе; Верран почувствовала, что снаружи веет свежий воздух. Услышала скрип палубы, хлопанье парусов на ветру и, что обрадовало ее больше всего, знакомый выклик лантийского торговца, продающего свой товар прямо с плота: «Скидка на темень!» Это означало, что по случаю наступления вечера он закрывает свою плавучую лавку, а перед закрытием распродает товар по дешевке. Но услышала она и еще кое-что: звучание струнных инструментов. Такую музыку, как правило, исполняют на самых пышных пирах. Музыка звучала совсем рядом, что повергло Верран в полное недоумение. В это мгновение ей нестерпимо захотелось позвать на помощь, однако во рту у нее торчал кляп. Конечно, что-нибудь пропищать она бы сумела, только никто бы этого не расслышал. Верран в ярости закусила зубами кляп — и тут же почувствовала, как напряглись мышцы ее плеч и затылка. Надо вести себя поосторожней: такое может заметить тот, кто несет ее. Она усилием воли заставила мышцы расслабиться.

На мгновение ее положили на палубу. Узел на мешке еще ослаб, и в образовавшееся отверстие Верран удалось разглядеть кое-что из находящегося рядом с нею. Она увидела кусочки полированного дерева по крайней мере двадцати различных пород, выложенные причудливым узором. Каждая паркетинка снабжена была закраинкой, о которую можно было упереться во время бурной погоды обутой атласную туфельку ножкой. Что же это за корабль?

— Выходит, на берегу все готово?

Все тот же неуловимо знакомый голос.

— Да, ваша милость. Телега впряжена и готова к отбытию, парочка наших людей переоделась в мужицкое. И смена транспорта на каждом участке маршрута тоже подготовлена.

— А в пункте назначения?

— Там тоже все готово. Обеспечена защита против любых колдовских штучек, на которые может пуститься Грижни, так мне объяснили. Защитный экран такой силы, что ему никогда через него не пробиться.

— Что ж, остается на это надеяться. Не то там начнется самый настоящий ад. Да и не только там.

Голова Верран лежала на палубе. Пока ее похитители беседовали между собой, она начала крайне осторожно двигать щекой по палубе в надежде освободиться от кляпа. Делать это ей было очень больно, потому что к палубе через мешок приходилось прижиматься именно той щекой, по которой недавно пришелся страшный удар. Но, несмотря на боль, ей удалось бы добиться своего, будь у нее достаточно времени. Однако вскоре ее грубо подняли в воздух, бесцеремонно передали из рук одного похитителя в руки другому и резко опустили на новое место. Осторожно повернув голову, Верран обнаружила, что теперь ясно видит все вокруг.

Ее положили на борт маленькой лодки и, судя по всему, собирались доставить на берег. Исходя из разговора, обрывки которого ей удалось подслушать, ее должны были затем перенести на телегу, на обычную крестьянскую телегу, которая выедет из города вместе с сотнями других точно таких же телег по окончании ярмарочного дня. За пределами города ее переместят в быстроходную карету, а потом, меняя средства передвижения, доставят… а вот куда ее доставят, она не знала. Но как только они покинут городскую черту, ее шансы на спасение сведены будут к нулю. Даже Фал-Грижни станет бессильным, если территория поисков превратится в целый мир.

— Помедленнее…

Лодка отчалила от корабля и понеслась по воде поразительно быстро и ровно, так что Верран решила, что здесь не обошлось без воздействия Познания. Выглянув из мешка, Верран увидела краешек неба: уже смеркалось и понемногу проступали первые звезды. По берегу тянулась цепь складских помещений — жалкие и ветхие строения, показавшиеся ей незнакомыми. Да и во всей этой округе она вроде бы очутилась впервые, и канал, по которому они плыли, был ей незнаком. Должно быть, это была Дестула или место, на Дестулу похожее, — здесь точно так же веяло угрюмой нищетой и затаившимся до поры разбоем. Верран незаметно возобновила свои попытки освободиться от кляпа, однако сразу сообразила, что любое движение, достаточно резкое для того, чтобы способствовать достижению цели, неизбежно привлечет к ней самой и к ее возне внимание стражников.

Они причалили к берегу, мешок вынесли и опустили наземь. Неподалеку стояла телега, груженная точно такими же мешками. Возчик внешне походил на грубого мужлана, да и сидящий рядом с ним напарник выглядел точно так же. В телегу была впряжена лошадь явно смирного нрава.

Верран почувствовала, как ее поднимают, переносят и опускают на телегу, к другим мешкам. Тут же кто-то начал накладывать поверх нее другие мешки, но этого человека резко окликнули:

— Прекрати, болван? Ты что, хочешь ее задушить? Ублюдок, которого она вынашивает, нужен нам живым и здоровым. Он стоит дороже золота. Так что давай снимай это все живо!

Мешки торопливо убрали с Верран. Она лежала не шевелясь, как мертвая.

— А откуда ты взял эту клячу? — Тот из двоих, который был явно главнее, продолжал сердиться. — Не мог найти подходящую лошадь?

— Такие у большинства крестьян, сэр. Хорошая лошадь привлекла бы к нам внимание.

Старший пробурчал:

— Если опоздаем, ты ответишь за это головой.

Верран немного изменила положение. Она лежала на спине, и руки уже начали затекать. Какой смысл в том, чтобы обвести вокруг пальца своих мучителей, притворяясь спящей, если все равно не сумеешь освободиться?

Она принялась лихорадочно размышлять:

«Может, лучше дождаться, пока мы не доедем до южных ворот, а там устроить переполох, призывая на помощь всех, кто у ворот окажется?

Устроить переполох — но как? Рот у меня заткнут и двигаться я тоже не могу.

Поднять шум. Поворочаться в мешке. Люди это заметят. А когда увидят, как тебя держат, придут на помощь.

Придут ли?.. А если похитители скажут, что я блудная дочь какого-нибудь мужика и что они возвращают меня отцу? Все только посмеются и скажут, что меня нужно хорошенько выпороть и что мне еще повезло, если отец согласен взять меня обратно.

А ты уверена, что эти люди способны сходу придумать такую историю? Они вроде бы не шибко умны.

Тот, верзила, умен. А про остальных мне ничего не известно. Если бы только мне не связали ноги! Тогда бы я попробовала убежать.

Значит, надо попытаться развязать ноги. Только не будь дурой, дождись, пока телега не тронется с места, иначе они заметят».

— Ладно, поехали, — скомандовал ненавистный голос.

Услышав это. Верран подумала: «Если нам с тобою суждено когда-нибудь встретиться, я узнаю тебя по голосу».

Телега всю дорогу скрипела. Верран перекатывалась с боку на бок. Через несколько минут она сообразила, что безопасней всего сменить позу. Слегка приподняв голову, она уперлась ею в полураскрытый верх мешка. Теперь она снова могла что-то видеть. Она лежала лицом к задку повозки и, соответственно, увидела на оставшемся позади причале фигуры трех участников похищения. Значит, они не собираются сопровождать телегу к южным воротам. На данный момент Верран препоручили заботам двух похитителей, переодевшихся в крестьянское платье.

Она лежала тихо. Нет смысла предпринимать что-нибудь, пока те трое, на причале, не остались далеко позади. Минуты проходили. Наконец она осторожно высунула голову из мешка и поглядела через плечо. Двое похитителей сидели к ней спиной и глядели прямо перед собой на дорогу. Они и не догадывались о том, что их пленница бодрствует. Верран подтянула ноги, выгнула спину и попробовала развязать веревку закованными в наручники руками. Ей повезло. Считая свою жертву совершенно беспомощной, похитители связали ее кое-как, а узлы на ногах даже толком не затянули. Постепенно она распутала веревки и высвободила ноги. После чего вновь выглянула из мешка. Улица, по которой они проезжали, была пустынна, дома на ней показались Верран незнакомыми, она и понятия не имела о том, где они сейчас едут, но, по крайней мере, они все еще оставались в городе. Если бы ей удалось убежать и оторваться от похитителей хоть на две минуты, она избавилась бы от кляпа и сумела убедить кого-нибудь из лантийцев прийти на помощь.

Верран попыталась перенести тяжесть тела на колени. Но руки у нее были скованы за спиной, живот выдавался наружу, в мешке было тесно, а телега постоянно тряслась, — по всем этим причинам у нее ничего не вышло. Она принялась раскачиваться и доползла до самого края телеги, села там и через плечо посмотрела на похитителей. Они пока ничего не заметили. И если ей будет везти и впредь, то она сумеет скатиться с повозки так, чтобы они даже не обернулись. Встав сперва на колени, а потом на ноги, она перепрыгнула через борт телеги и свалилась наземь. Именно что свалилась — удержаться на ногах ей не удалось. И сразу же малейшая надежда на спасение улетучилась. Как ни тряслась и ни скрипела повозка, оба стража услышали звук падения тела. Верран поднялась на ноги и подумала, не броситься ли бежать в мешке, но, поглядев через плечо, увидела, что оба мучителя уже спрыгнули с телеги. Догнать ее не составило бы для них ни малейшего труда.

Верран свернула в полутемную боковую аллею повернула направо на первой же развилке, потом повернула еще раз — она старалась сбить преследователей с толку. Но куда ей было бежать? Она понятия не имела, где находится. Уже почти стемнело, а вокруг не было ни души. Не было никого кто помог бы ей освободиться от наручников или удалить изо рта ужасный кляп, который, кстати, причинял ей все большую боль. Где-то неподалеку в одном из окон горел свет. Это было длинное приземистое строение, приютившееся возле складов. И хотя там едва ли обрадовались бы ее появлению, жилище было обитаемым. Верран подбежала к дому и постучалась. Ответа не последовало, и она постучалась вновь. И вновь никакого ответа. Верран заглянула в светящееся окно. Сквозь щели между ставнями она смутно различила человеческую фигуру. Хозяин (или хозяйка) явно чего-то ждал, и Верран в очередной раз горько пожалела о том, что во рту у нее сидит кляп. Если бы она только могла заговорить, ей наверняка удалось бы заставить этого неподвижного человека впустить ее. А сейчас она могла выразить свое отчаяние, лишь самым решительным образом забарабанив в запертую дверь. Так она и поступила — и в конце концов неподвижная фигура соизволила пошевелиться. Хозяин дома встал с места, что-то сделал — и свет в окне погас, погрузив дом не только в безмолвие, но и во тьму. Верран замерла, ничего не понимая. Если бы не кляп, она бы разрыдалась.

В дальнем конце улицы показались преследователи и сразу же заметили Верран. Она бросилась за угол дома и очутилась среди складских помещений. В таком месте рассчитывать на помощь было нечего. Надо выбраться на улицы, сообразила Верран. Впрочем, теперь это уже поздно. Она принялась оглядываться по сторонам в поисках укромного местечка, куда бы можно было спрятаться. Она уже тяжело дышала, и что-то у нее внутри заболело — одна мысль об этой боли и ее возможной причине привела ее в ужас. Впервые за весь период беременности она испугалась того, что у нее может случиться выкидыш.

От мешка она сумела избавиться, но бежать в длинном платье все равно было неудобно. Руки Верран были связаны за спиной, так что подобрать юбки она тоже не смогла бы. На каждом шагу тяжелая ткань платья шлепала ее по лодыжкам. Она уже не столько бежала, сколько шла, причем движения ее стали неуверенными. Она наступила себе на подол, споткнулась и упала. Какое-то мгновение Верран пролежала на земле, задыхаясь. Страх и безнадежность подбивали ее на то, чтобы остаться на месте. Стиснув зубы, она, однако же, заставила себя подняться. Как-никак она супруга самого Фал-Грижни!

Она блуждала между складскими помещениями на открытом пространстве, усеянном кирпичами, битым стеклом и всяческими отбросами, она прошла мимо нелепого шалаша, составленного из разбитых лодок носами вверх. Она прошла чугунными воротами, ржавые петли которых страшно заскрипели, прошла мимо целого ряда заброшенных и нежилых хижин, вновь вышла на открытое пространство, прошла под какой-то аркой и в конце концов выбралась-таки на улицу. Здесь Верран остановилась, чтобы отдышаться. У нее по-прежнему не было ни малейшего представления о том, где она находится; куда-то подевались и ее преследователи. Двинувшись снова в путь, она поняла, что не только о беге, но и о быстрой ходьбе больше не может быть и речи. Шла она тяжело, ее ноги едва отрывались от земли. И тут она услышала быстрые шаги у себя за спиной и, обернувшись, увидела своих преследователей, вдвойне страшных и отвратительных в своем маскараде. Они были уже недалеко и настигали ее с каждым новым шагом. По обеим сторонам улицы сплошною стеной тянулись дома. Прямо перед Верран улица делала крутой поворот. Свернув туда, Верран очутилась на развилке: прямо перед ней начинались никак не меньше чем пять улиц. Она выбрала самую крайнюю, устремилась по ней, вновь заставив себя перейти на бег, и тут же остановилась. Ее мозг продолжал функционировать безупречно, а вот тело отказывалось выполнять ее приказы. Больше она не могла сделать ни шагу — и новое пленение стало неизбежным, если в ближайшие несколько секунд ей не удастся куда-нибудь спрятаться.

Впереди замерцала вода. Обнаружилось крошечное и жалкое подобие торгового порта. Кое-как доковыляв туда, Верран обнаружила несколько пустых цистерн. В каждой из них можно было бы попробовать спрятаться, однако у нее не было сил перелезть через край — цистерны были слишком высокие, а бока у них гладкие. Верран спряталась за цистернами — и как раз вовремя, потому что в этот миг ноги отказали ей окончательно. Она опустилась наземь и решила передохнуть, прижавшись щекой к боку цистерны. Отсюда ей была видна улица, и прошло совсем немного времени, пока не появились ее преследователи. Сейчас они не бежали, а шли, причем медленным шагом. Наверняка у них не было ни малейшего представления о том, куда она подевалась. Они проверяли каждую дверь, заглянули в каждый темный уголок, и с первого взгляда на них было ясно, что ими владеет почти такое же отчаяние, как самою Верран. Если они не найдут ее, им придется держать ответ перед собственным начальством. Поэтому они ни за что не откажутся от дальнейших поисков. Просто не посмеют.

Они двинулись вперед, и беглянка затаила дыхание. Цистерны они увидели. И вот решили подойти поближе. Шанса на то, что они не найдут ее, не было. И шанса на то, что ей удастся от них убежать, тоже. Так, может быть, лучше всего встать и сдаться им?.. Да уж конечно лучше, чем дожидаться, пока они не найдут ее и не вытащат из убежища силой. «Но нет, — решила Верран. — Нельзя делать ничего, буквально ничего, способного облегчить решение задачи этим людям». Она украдкой взглянула на них, явно не к месту вспомнив о детской игре в прятки. Сейчас они были уже возле самых цистерн, всего в нескольких футах от нее. Они поднимали крышки цистерн одну за другой, заглядывали внутрь и, ничего не найдя, вновь захлопывали. Видно было, что им становится все труднее не впасть в панику.

И вдруг оказалось, что ее похитители находятся на этой темной портовой улочке не в одиночестве. Появились фигуры в серых плащах с клобуками, в общей сложности шесть таких фигур.

Похитители прервали поиски и принялись вполголоса совещаться. А Верран решила не терять времени даром. Собрав остатки сил, о существовании которых она даже не подозревала, Верран поднялась на ноги и заковыляла навстречу мутантам. Конечно, вновь прибывшие могли оказаться никакими не мутантами, а вражеским подкреплением, но она понадеялась на то, что это именно слуги ее мужа.

Кляп мешал ей обратиться к ним, но сдавленные крики у нее изо рта тем не менее вырывались.

Едва Верран показалась рядом с цистернами, похитители бросились к ней. Но и фигуры в сером, не мешкая ни мгновения, устремились в ее сторону. Увидев это, похитители обнажили кинжалы.

Яростно зашипев, вожак вновь прибывшей группы рванулся вперед. Клобук откинулся — и Верран узнала знакомые черты, искаженные страшным гневом. Это был Нид, а у него за спиной — пятеро его собратьев. Узнав слуг мужа, Верран почувствовала, как к ее глазам прихлынули слезы, почти ослепив ее. Мгновение спустя фигуры в сером сомкнулись вокруг нее надежным кольцом.

Увидев Нида, похитители замерли. Теперь шесть мутантов двинулись к ним, шесть пар глаз отчаянно засверкали во мраке. Оружия у них не было, да оно и не было им нужно, потому что их когти вполне могли заменить кинжалы. Двое мужчин с явной неохотой отступили — им не хотелось уступать собственную добычу другим. Затем, когда Нид прошипел какую-то команду и мутанты разом рванулись вперед, похитители с проклятиями бросились в бегство. Мутанты хотели было начать погоню, но Нид, властно прошипев, велел им остановиться. Еще одна команда — и мутанты вновь собрались вокруг своей госпожи, образовав живое кольцо.

Несколько ударов острых как бритвы когтей Нида разбили наручники. Верран подняла руки и вынула изо рта кляп. Во рту у нее пересохло, и говорить она сейчас могла только шепотом.

— Спасибо, Нид. Спасибо всем вам.

И тут она вновь заплакала, слезы полились ручьем, а мутанты, окружив госпожу, принялись сочувственно шипеть.

Домой на сендиллах они вернулись быстро и в полной тишине. Лорд Грижни, дожидаясь их возвращения, стоял на причале. С помощью Познания он уже знал о том, что миссия его слуг увенчалась успехом. Он поздоровался с Верран со всей радостью, на которую она уповала, и не задал ей никаких вопросов. Глаза мутантов горели ледяным пламенем, когда Фал-Грижни увидел свою жену: ее залитое слезами лицо было в кровоподтеках, на запястьях оставались следы кандалов, ужас и изнеможение еще не оставили ее; но разговаривать обо всем этом сейчас не было времени. Прежде всего Верран необходимо было выспаться — естественным сном, без каких бы то ни было снотворных. Совершенно изнуренная, она пребывала почти в беспамятстве, когда муж подхватил ее на руки внес во дворец и пронес по длинным коридорам до порога ее покоев — и лишь там препоручил ее заботам мутантов. А те сразу же отвели ее в спальню и уложили в постель.

Фал-Грижни оставался у постели жены, пока та не уснула, что, впрочем, произошло уже через несколько секунд. Затем он вернулся к себе и засиделся глубоко за полночь, предаваясь мрачным и зловещим раздумьям.

Верран проспала всю ночь и большую часть следующего дня. Солнце уже садилось, когда она наконец пробудилась окончательно. Все ее тело болело, и она испытывала слабость, однако голова у нее была ясной, а главное, Верран оказалась чудовищно голодна. Она поднялась, надела просторный халат, заказала себе обильный ужин и приказала слугам известить их господина о том, что она проснулась. Он сразу же к ней явился. Но за ужином он не притронулся к еде. Лишь смотрел не отрываясь на жену, пока ела она, и Верран видела, что он провел бессонную ночь. На лице у него было суровое, чуть ли не жестокое выражение, а его взгляд напомнил Верран о том, что перед ней чародей, которого многие считают сыном Эрты и называют царем демонов. Сейчас она поняла, почему его облик внушает людям суеверный страх. Верран и сама обнаружила, что не может выдержать этот взгляд. Опустив глаза, она занялась едой, однако почувствовала, что внезапно потеряла аппетит. Но голос мужа, когда он обратился к ней, прозвучал не слишком грозно:

— Расскажите мне обо всем, что случилось. Верран рассказала об анонимном письме, с помощью которого ее выманили из дворца, о своей поездке к пирсу Дестула, об убийстве Сприла и о своем собственном похищении.

Фал-Грижни особенно насупился, когда она поведала о верзиле с фонарем, от удара которого она лишилась чувств, однако спросил он лишь об одном:

— Вы его узнали?

— Нет, он был в маске, как и все остальные. Но его голос показался мне знакомым. И я уверена в том, что узнаю его, как только услышу снова. Хотя, надеюсь, этого никогда не случится.

— А вам не хочется отомстить, мадам?

— Мне хочется обрести покой.

— Такой вещи, как покой, не существует.

— Но это же не может быть правдой, Террз! И прошу вас, не говорите этого. Я не хочу рожать ребенка в мир, в котором идет вечный бой!

— С этим решением вы, пожалуй, несколько опоздали, — ответил он с легкой улыбкой, которая только подчеркнула общую мрачность его лица. — Однако мы отвлеклись. Расскажите мне побольше о людях, похитивших мою жену и убивших моего слугу.

— Я… я даже не знаю, что вам сказать. Верзила наверняка был у них самым главным. Он отдавал приказы, он разговаривал с остальными высокомерно, а они подчинялись ему, не задавая никаких вопросов. Строго говоря, обращаясь к нему, они говорили «ваша милость». Кем бы он ни был, этот человек ненавидит вас и радуется, когда может причинить вам боль. — Фал-Грижни кивнул. — Вы его знаете?

— Я подозреваю, кто это может быть, однако у меня еще нет доказательств.

Поглядев на него, она почувствовала, что от него исходит безграничное могущество.

— Сейчас, когда я вернулась домой, кажется просто невероятным, что кто-то осмелился на такое пойти.

— Во второй раз они не осмелятся. Что еще вы можете припомнить?

Она рассказала ему о корабле с его невероятной роскошью, таинственной музыкой и загадочными узниками, оплетенными живыми веревками.

Именно описание корабля развеяло последние сомнения Фал-Грижни и в то же время вызвало у него гнев, ничуть не менее опасный из-за того, что он решил до поры до времени не давать ему волю.

— «Великолепная», — сказал он.

— Не понимаю.

— Вас удерживали на борту венеризы «Великолепная», принадлежащей герцогу Повону. Все, о чем вы рассказываете, свидетельствует об этом: бессмысленная роскошь, музыка, истощенные узники, жизненная энергия которых служит этой яхте горючим. И именно на «Великолепной», спроектированной и построенной Глесс-Валледжем, он и смог образовать защитный экран, прибегнув к собственному могуществу в рамках Познания. На личной венеризе герцога!

Верран постаралась обдумать услышанное.

— Значит, вы предполагаете, что его высочество мог участвовать в моем похищении? — спросила она после некоторой паузы.

— Это более чем возможно.

— Но я не могу в это поверить. Тогда оказалось бы, что его высочество — уголовный преступник. А он ведь — государь всего Ланти-Юма! Нет, это не может быть правдой.

— Более того, я почти не сомневаюсь, что мужчина в маске, похитивший вас и поднявший на вас руку, — Хаик Ульф. Начальник герцогской гвардии!

— Но гвардейцы герцога подчиняются закону.

Верран по-прежнему не могла поверить собственным ушам.

— Гвардейцы герцога подчиняются только приказам герцога, мадам. Неужели вы еще не поняли этого?

— Я никогда не усматривала в этом никакой разницы. И не хочу ее видеть! Герцог властвует в Ланти-Юме, а Ланти-Юм — это мир, в котором мы живем. Если наш правитель никуда не годен, более того, преступен… — Она не закончила фразу, а затем продолжила, подбирая слова с особой тщательностью: — Если закон, под властью которого мы живем, не имеет никакого значения и такой вещи, как правосудие, просто не существует, тогда… тогда все вообще бессмысленно. Тогда… в мире нет ни порядка, ни разума. Нам не на что опереться. Тогда нет ничего, кроме… хаоса!

— Ваши слова звучат наивно, почти по-детски. Но тем не менее они исполнены правоты. Да и можно ли выразить это четче, яснее и справедливей? — Грижни, казалось, говорил это не только ей, но и самому себе. — Рев Беддеф написал бы на эту тему целый трактат, но вы, мадам, вкратце изложили суть.

— Лорд, а не может ли быть так, что вы все-таки ошибаетесь? Я знаю, что вы с герцогом враждуете, но разве это похищение не могло произойти без его ведома?

— Никакой ошибки тут быть не может. Наш правитель и его приспешники — уголовные преступники, лжецы и трусы. Они и друг другом-то править не достойны, не говоря уж обо всем городе-государстве. Но сейчас, напав на меня и моих ближних, они совершили ошибку, за которую им придется жестоко поплатиться. Насильственное похищение моей жены и не рожденного еще ребенка? Ее избили, ее напугали, ее заперли в кромешной тьме! Не в добрый час они пошли на такое — и вскоре сами смогут в этом убедиться!

Верран с удивлением смотрела на мужа. Никогда еще он в ее присутствии не рассуждал с такой откровенностью, да и своего темперамента никогда еще так не выражал. Конечно, он и сейчас безупречно владел собой, разве что был очень бледен и его лицо с застывшими чертами казалось скульптурной маской, темные глаза расширены и неестественно пусты. И когда он заговорил, его губы шевелились лишь едва заметно:

— Жизнью клянусь и всеми силами своего разума — это злодеяние не останется безнаказанным.