Жена чародея

Глава 8

Осенью в Лайти-Юм пришли новые тревоги, и герцогу Повону начало казаться, будто его сглазили. Сперва разыгралась эта историях кораблями Кру Беффела. Три торговых судна, принадлежавшие ему, разбились в бурю о скалы у побережья Стрелл, и дорогой груз безвозвратно пропал. Разумеется, это было делом рук Фал-Грижни. Такого никогда не случалось до тех пор, пока магистр не снял покровительства Избранных с морских путей торгового флота. Грижни, по сути дела, оказался убийцей. Однако вместо того, чтобы обвинить в своем несчастье чародея, который этого определенно заслуживал, Кру Беффел предпочел посчитать виновником трагедии самого герцога. И теперь устные жалобы и письменные петиции разоренного лорда сделали и без того грустную жизнь Повона просто невыносимой. И дело было не только в Беффеле. Примерно полдюжины представителей высшей знати принялись докучать великому князю, выражая ему свое недовольство то тем, то этим, и за всем чувствовались козни проклятого Грижни.

Произошла серия краж со взломом во дворцах аристократии, чего не случилось бы, не сними Избранные свою защиту и с них. Отвратительные морские черви уже разбойничали на причале, многие столбы которого были уже подточены. И это тоже было результатом интриг и злоумышлений Грижни. Повон понял, какая это страшная вещь — вражда со злокозненным и могущественным магистром ордена Избранных. И какая жалость, что верховную власть в ордене не может получить человек, исполненный понимания и сочувствия, — такой, например, как Саксас Глесс-Валледж. Насколько утешительней пошла бы в этом случае жизнь! Саксас, конечно, понял бы необходимость поддерживать самые тесные дружеские отношения с келдхаром из Гард-Ламмиса. Правда, келдхар начал в последнее время предъявлять кое-какие претензии, что да, то да, но его остающаяся в силе добрая воля имела чрезвычайно важное значение для благополучия города-государства Ланти-Юм. Келдхар предложил новый щедрый заем в обмен на свободный и беспошлинный доступ на береговую полосу Уит, охраняемую лантийской крепостью, которая подобно орлу воссела на господствующем над побережьем утесе. Повон счел себя вынужденным пойти на эти условия, и Фал-Грижни со всеми своими Избранными тут же принялся оказывать противодействие. «Подобное — постоянное и последовательное — противоборство граничит с государственной изменой», — подумал герцог. К тому же Саксас сообщил ему, что значительное число горожан, главным образом из простонародья, воспринимает Грижни как своего рода общественное проклятие. Союз патриотов — а все они без исключения оказались благонамеренными и здравомыслящими людьми — регулярно печатает и распространяет листовки, вменяющие в вину магистру всевозможные преступления, а в самых последних из этих листовок содержатся требования немедленно арестовать и казнить лорда Грижни. С какой радостью пошел бы герцог навстречу подобным пожеланиям подданных, да только дело обстояло далеко не просто. Увы, столь могущественного чародея изолировать было почти невозможно, потому что злоба его была безгранична, и нападение на него повлекло бы за собой массу осложнений пренеприятного свойства. Более того. Избранные были самолюбивы и спесивы, они, скорее всего, не смирились бы с устранением собственного предводителя. Их возможные действия могли оказаться опасными, и это особенно огорчало Повона. Почему жизнь чревата такими трудностями? Почему ему не дают жить в мире и править по справедливости, что и является его единственным желанием? Почему его подданные не относятся к нему с достаточной лояльностью, не поддерживают его, не благодарят, не славят и его самого, и осуществляемые им перемены? Почему не найдется ни одного честного человека, который вонзил бы нож Фал-Грижни в сердце ради общественного блага? И правда, почему?

Герцог Повон долго ломал себе голову над этими вопросами, но так и не пришел к мало-мальски удовлетворительным выводам. К счастью, именно нынешним вечером молодой Бескот Кор-Малифон дает изумрудный бал-маскарад. Маскарад обещает быть по-настоящему замечательным: в костюмах, украшенных изумрудами, перед гостями выступят зелланские танцовщицы. Поговаривали о том, что Бескот продал два лучших поместья, чтобы покрыть расходы на маскарад, но не дело герцога вдаваться в такие вульгарные обстоятельства. Бескот — слишком величавый аристократ и слишком утонченный художник, чтобы останавливаться перед расходами.

Задумавшись о предстоящем празднике, герцог Повон заметно повеселел.

Недели, принесшие такие хлопоты и огорчения герцогу Повону, обернулись для леди Верран сплошными радостями. Встреча с Бренном Уэйт-Базефом скоро позабылась. Беременность протекала нормально и почти не приносила ей каких бы то ни было тягот. Муж относился к ней с подчеркнутой нежностью. Белых демонов она больше не встречала и ничего о них не слышала. Большую часть времени она проводила в беседах с подругами и родственницами, которые давали ей всевозможные советы относительно родов и последующего ухода за ребенком. Женщины относились к ней с огромной симпатией. Они радостно разговаривали с нею о детях, но стоило Верран упомянуть о муже, как они тут же спешили переменить тему. Верран это удивляло, однако она решила не расстраиваться. В эти дни ей пришлось нанести множество визитов, потому что ее подруги категорически отказывались приезжать во дворец Грижни. Ее несколько удивляло, что Фал-Грижни не высказывал ей досады в связи с ее чересчур частыми выездами. Однако, судя по всему, он не имел ничего против того, что она проводит столько времени в женском обществе. Правда, в каждый свой выезд в город Верран приходилось брать с собой самое меньшее трех охранников. Удивляло ее и то, что Грижни не возражал против ее многочасовых прогулок по берегу канала, которые ей так нравились, потому что было общеизвестно, что беременным женщинам следует избегать любого перенапряжения сил. И все же Грижни почему-то одобрял ее прогулки.

И вот Верран шла по набережной Сандивелл золотым осенним деньком. Нид двигался рядом с нею, а еще трое мутантов — на некотором расстоянии у нее за спиной. Солнечный свет нежно играл у нее на лице и отражался в воде канала. Город был красив, как всегда, и Верран любовалась видами, пока ей не попалась на глаза бумажка, прикрепленная к пьедесталу статуи Зин Гривис. С первого взгляда на эту бумажку она поняла, что это такое. Новая листовка, новая порция лжи и клеветы. Сейчас ими и впрямь был уже оклеен весь город — листовки прилепляли к стенам общественных зданий, к статуям, к ограде фонтанов, их как бы нарочно забывали на столах в трактирах и кабаках и на рыночных прилавках, разбрасывали по набережным и возле причала; одним словом, они были повсюду. И каждый день появлялись новые. Союз патриотов трудился не покладая рук. Время от времени Верран умоляла мужа заняться этими листовками с тем, чтобы предотвратить их дальнейшее появление и распространение. Его могущества должно было хватить на это с лихвой, причем, уничтожая листовки, он был бы только прав. Но Фал-Грижни не снисходил до клеветы, распространяемой его недоброжелателями. Он не обращал внимания на листовки и убеждал Верран в том, что и ей следует относиться к этому точно так же; она же не в силах была последовать его совету. И вот она, ускорив шаг, устремилась к статуе, чтобы прочесть новую мерзость.

Листовка оказалась испачканной и надорванной. Должно быть, она провисела здесь уже немалое время. Конечно, Верран увидела зловещую карикатуру на собственного мужа и прочитала следующее:

«РАЗОБЛАЧЕНО НОВОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО!

Согласно сведениям, поступившим из анонимных источников, на службе у лорда Грижни состоят демоны, вызванные им из недр подземного мира силами магии, сам же Фал-Грижни является царем демонов. Присутствие этой нечисти в стенах нашего города несет нам всем великую опасность, и да узнают об этом все смелые и вольнолюбивые!

Союзпатриотов».

Верран сорвала листовку, скомкала и выбросила в канал. За этим ее застигли несколько университетских школяров. Самые молодые из них подошли поближе. Впрочем, их любопытство казалось вполне безобидным. Они поглядывали на Верран с насмешливой бесцеремонностью, а на мутантов — с понятным любопытством. Мутанты было тепло одеты. Их плащи с клобуками совершенно скрывали их неуклюжие тела. Школярам захотелось рассмотреть их получше. И когда Верран со своими спутниками пошла по набережной, компания школяров поплелась следом за ними.

Поначалу Верран это не встревожило. Плетущиеся за ней гурьбой школяры выглядели несколько нелепо, но не более того. Но скоро отдельные реплики, явно предназначенные и для ее слуха, начали досаждать ей.

— Хорошенькая. Очень хорошенькая.

— Слишком миленькая, чтобы разгуливать в одиночку.

— Фракки, болтун ты несчастный! С нею четверо слуг! Это же не называется в одиночку.

— Слуги не в счет. Ей куда больше понравилось бы, окажись она в компании ученых и джентльменов. Как тебе кажется, не согласится ли эта красотка пропустить с нами стаканчик винца?

Настороженный голос возразил:

— Нет, не думаю. И ты бы сам о таком не подумал, знай ты, кто она такая.

— Ага, я не знаю, а ты, конечно, знаешь.

— Я действительно знаю.

У Верран запылали щеки. Нахмурившись, она ускорила шаг. Навязчивые школяры тоже прибавили ходу.

— Врешь ты все, Ридо. Бьюсь об заклад, ты ее не знаешь.

— На сотню, договорились? Кто-нибудь еще со мной спорит?

За спиной у леди Верран послышался шумный гогот. К этому времени все происходящее уже привлекло к себе внимание многочисленных прохожих. Она обратилась к Ниду:

— Назревает скандал, а лорду Грижни такое не понравится. Так что пошли домой.

Нид, соглашаясь с нею, зашипел. Трое других мутантов подтянулись поближе и взяли свою госпожу в кольцо.

Студенты меж тем окончательно разобрались со своим пари.

— Ладно, Ридо, дело за тобой. Называй имя или плати деньги!

— С удовольствием. Джентльмены, держитесь покрепче за штаны, чтобы не потерять их со страху. Эта хорошенькая дамочка не кто иная, как леди Грижни, жена магистра ордена Избранных. Франки, с тебя сотня.

Но Фракки не собирался признавать поражение.

— Чушь собачья. У тебя совсем мозгов нет, если ты думаешь, что я в такое поверю. Еще чего — леди Грижни!

— Она самая. Посмотри на знак на плащах у слуг. Это же герб рода Грижни. А теперь, если ты человек чести, плати.

— Заплачу, когда поверю в то, что проиграл. А ты меня еще и наполовину не убедил. Впрочем, мы это сейчас выясним.

Верран быстрым шагом пошла к домбулису Грижни, стоящему у причала уже совсем недалеко. Одетые в серое существа, обступившие ее со всех сторон, практически защищали Верран от досужих взглядов зевак. Ей хотелось ускользнуть как можно более незаметно, однако у нее ничего не вышло.

Фракки, парень с приятным лицом и лихими усиками, бросился ей наперерез.

— Ваша милость, простите мне мою дерзость… — Он увидел в ее синих глазах недоброе пламя, однако не внял этому предупреждению. — Могу ли я спросить у вас…

Она шла не убавляя шага, и молодой человек вытянул руку, желая остановить ее. Один из мутантов, неловкий увалень по имени Глис, отшвырнул его сильным ударом. Фракки полетел наземь, а его друзья расхохотались. Фракки кое-как поднялся на ноги.

— Глис, не надо бы… — начала Верран.

Фракки опять появился у нее на дороге.

— Ваша милость, ваши слуги исполнены рвения, но мне необходимо узнать…

И тут когти Глиса располосовали несчастному руку от локтя до запястья. Фракки с криком упал наземь, рука у него оказалась вся в крови.

Эта стычка собрала порядочную толпу появившихся невесть откуда зевак. В толпе были школяры, торговцы, нищие, ярмарочные девки, — мелкий воровской люд, — одним словом, характерная для лантийского простонародья компания. Среди главных качеств этого народа были крайнее любопытство и беспримерная тяга к насилию. Вопросы и замечания загудели в воздухе полчищами саранчи.

— Видел? Слуга его ножом полоснул.

— Не ножом, а лапой с когтями.

— О чем ты? У людей нет лап с когтями.

— А это не человек!

Школяры какое-то время постояли в нерешительности, а затем всей компанией надвинулись на мутантов.

Верран встревоженно посмотрела на них и шепнула Ниду:

— Уводи нас отсюда. Да поживей!

Нид властно зашипел на своих собратьев, но было уже слишком поздно. Глис, подавшись вперед, схватил не пришедшего еще в себя школяра, поднял в воздух и швырнул в канал Сандивелл. Другие школяры бросились вперед, толпа развеселилась, а кто-то в ней закричал:

— Стражу! Позовите стражу!

Ридо налетел на Глиса со скоростью выпущенного из пращи камня; сила столкновения отбросила мутанта на несколько шагов. На мгновение эти двое сплелись в яростной схватке, затем повалились наземь. Скоро стало ясно, что Ридо безнадежно проигрывает поединок. Когти Глиса сверкнули в лучах послеполуденного солнца — и вот уже у юноши полилась кровь из целого десятка рваных ран. Ридо крича от боли, отчаянно отбивался. Один из его ударов пришелся Глису в мошонку. Яростно зашипев мутант схватил противника за горло. Когти впились глубоко — и крики Ридо перешли в жалобные всхлипы.

Теперь школяры всей оравой набросились на Глиса. При этом они для храбрости яростно орали. Зашипев, мутант выпустил Ридо, и тот рухнул на колени и отполз в сторону. Но тут в драку вступили остальные мутанты.

Слуги Фал-Грижни были страшны в рукопашной, особенно Нид. Несколько мгновений спустя трое школяров с плачем катались по мостовой, а четвертый улепетывал. Нид победоносно зашипел, но, как скоро выяснилось, он рано обрадовался. Тут же — и куда громче — зазвучали молодые голоса.

— Школяры! Друзья! Вперед! Слава университету!

Это был древний клич студентов Ланти-Юма, призыв о помощи, который никогда в истории города не оставался без ответа. Через несколько мгновений откуда ни возьмись на набережной собралась целая орава школяров, причем им на подмогу спешили со всех сторон все новые и новые. За школярами шли гвардейцы герцога, и по-прежнему отовсюду валом валили зеваки.

— Глис! Нид! Прекратите немедленно! — тщетно взывала Верран.

Мутанты не слышали или не желали слушать ее. «Лорд Грижни, — подумала и поняла она, — придет в ярость». Рядом с ней находился причал, к которому был привязан ее домбулис. Она принялась в отчаянии распутывать сложный узел.

К этому времени на место события сбежались уже десятки школяров и с их совокупной мощью было не справиться даже искушенным в бою мутантам Фал-Грижни. Кто-то из школяров вооружился палкой — и точный удар пришелся Глису по плечу. Мутант зашатался, но тут же пришел в себя и с шипением бросился на обидчика. В этот миг клобук откинулся на плечи — и взорам толпы предстало поросшее густой шерстью плоское лицо. Толпа невольно подалась назад, некоторые закричали от ужаса: залитый солнечными лучами Глис с трясущимися губами, выставленными наружу клыками и густой шерстью по всему лицу представлял собой поистине устрашающее зрелище.

— Демоны, — закричали с разных сторон. Кто-то, приглядевшись к гербам на плащах, заорал:

— Демоны Фал-Грижни! Демоны Грижни!

— Царь демонов наслал на нас своих подданных! Братья, на нас напали!

Крики ужаса и отвращения неслись отовсюду. Многие бросились бежать, но самые храбрые и самые разъяренные остались на месте.

— Это неправда! — закричала Верран. — Выслушайте меня!

Но никто не обратил на нее внимания. В толпе началась массовая истерия: ярость, страх, отчаяние первые признаки паники. Здоровенный детина из рабочих с бычьей шеей и могучими ручищами выступил вперед, расшвыряв школяров, чтобы они не путались у него под ногами. В руке у него был топор. Чувствовалось, что он боится, но ярость была сильнее страха.

— Я не боюсь демонов! Я не боюсь колдунов! Я не боюсь самого Грижни! Вот что я для них приготовил.

И он занес над головой свой топор.

Глис увернулся — но недостаточно стремительно. Острие впилось ему в затылок. Высоким фонтаном взметнулась кровь, а затем кровавым дождем рухнула вниз, на головы беснующимся. Глис повалился замертво. Он был и впрямь уже мертв, но разъяренные лантийцы принялись бить и пинать бездыханное тело, словно бы для того, чтобы убедить самих себя в том, что и демоны смертны.

Оставшиеся в живых мутанты, братья убитого Глиса по материнской паутине, зашипели от ярости и от горя. Овладевшее ими отчаяние на какое-то мгновение удержало толпу лантийцев от новых действий, словно парализовав ее, и этих мгновений мутантам хватило на то, чтобы наброситься на убийцу своего брата и разодрать его разве что не в клочья клыками и когтями.

Стоны умирающего заставили очнуться оцепеневшую было толпу. Кто-то крикнул:

— Смерть демонам!

И все подхватили:

— Смерть демонам!

В руках у людей замелькали ножи и камни. Кое-кто вооружился и палками. Появились и люди посерьезней: у них с собой оказались кинжалы и даже мечи. В городе Ланти-Юм ходить без оружия было как-то не принято.

— Смерть демонам Грижни!

Верран с ужасом увидела, как кинжал по самую рукоять вонзился в спину одному из мутантов. Выкрикнув что-то сдавленным голосом, тот рухнул наземь. Толпа с ликующим ревом надвинулась на него множество рук поспешили изодрать в клочья серую одежду. Когда всеобщим взорам предстало совершенно нечеловеческое, с колючками на груди и спине, тело мутанта, истерия толпы переросла в безумие. Безжалостные лезвия буквально искромсали тело умирающего мутанта, и столь же безжалостные руки впились в живот и грудь, выдирая из разверстых ран жизненно важные органы.

Точно так же расправилась толпа и с третьим мутантом, вопреки его яростному сопротивлению. Из четырех спутников Верран на ногах оставался только Нид. Он скинул серый плащ, чтобы обеспечить себе свободу передвижений, и сама Верран понимала, как легко его принять за демона, пока он прыгал, метался, уворачивался от ударов и бросался в бой со скоростью, которая не могла не показаться сверхъестественной. Человеческая кровь была у него на клыках и на когтях, его глаза пылали; уже два трупа лежали у его ног. И так ужасен был вид разгневанного мутанта, что по толпе прошел испуганный ропот и она невольно попятилась.

Верран поняла, что внезапная передышка наверняка окажется недолгой, выбрала тот миг, когда наступила тишина, и закричала во весь голос:

— Нид, сюда! Ко мне!

И он услышал ее. Он не мог увидеть ее над головами толпы, но услышал. И сразу же рванулся на звук ее голоса, прыгнув при этом так высоко и настолько стремительно, что и впрямь показался демоном, за которого его ошибочно принимали горожане; окровавленные клыки и когти довершали это мнимое тождество. Горожане поспешно расступились перед ним в обе стороны, а тех, кто замешкался, сшибли наземь их более расторопные товарищи. Верран меж тем по-прежнему распутывала чудовищный узел, которым был привязан домбулис. Узел тугой и к тому же сырой. Верран поняла, что ей с ним ни за что не справиться. На мгновение она впилась в него с невероятной силой, сломав себе при этом ногти. Но сам этот факт напомнил ей о маникюрных ножницах, которые были у нее с собой в сумочке. Она быстро извлекла их. Крошечные ножницы, изубранные драгоценными камнями, не имели режущей кромки, зато их острие было хорошо заточено. Верран вонзила их в узел — и тот сразу же поддался.

Нид тем временем преодолел уже половину расстояния, отделявшего его от госпожи. Страх, ненадолго парализовавший толпу, уже миновал, вновь послышались дикие выкрики, и несколько храбрых лантийцев бросились на мутанта, взяв наперевес лодочные весла. Кровь залила голову и грудь мутанту — Нид зашипел, бешено, но вслепую отбиваясь от обрушившихся на него ударов, и нападающие, в свою очередь, облились кровью.

Но тут по воздуху полетели камни. Часть из них попала в мутанта, тогда как другие, брошенные не столь точно, поранили нападающих на него людей. Один из камней ободрал Ниду щеку, и он инстинктивно поднял руку, защищая голову. Он зашатался и казалось, что он не удержится на ногах. А стоило ему упасть — и он бы уже никогда не поднялся.

— Сюда, Нид! — крикнула Верран, и вновь он услышал ее.

Ее голос придал ему новый заряд смелости. Возможно, именно сознание того, что жену лорда Грижни следовало защитить во что бы то ни стало, позволило ему пробиться сквозь охваченную жаждой убийства толпу. Он домчался до Верран, как раз когда она окончательно справилась с узлом.

Верран спрыгнула в лодку, Нид последовал за нею. Маленькое суденышко угрожающе накренилось и чуть не перевернулось; Верран поневоле затаила дыхание. Нид схватился за весла, принялся отчаянно грести, и домбулис отплыл от причала.

Из толпы послышались новые крики.

— Что это за женщина?

— Это ведьма! Она была с демонами Грижни!

В воду канала Сандивелл полетела куча камней, но лодка уже отплыла на безопасное расстояние. Верран не знала, не пустятся ли за ними в погоню. Толпа была разъярена до безумия, а у причала стояло множество лодок. В ужасе она оглянулась. Толпа продолжала неистовствовать, однако никаких признаков погони не было. Тогда Верран посмотрела на Нида. Из множества ран на теле мутанта лилась кровь. Один глаз уже ничего не видел, шерсть была выдрана клочьями, две колючки на спине надломлены и болтались словно на ниточке. Тем не менее израненный мутант яростно греб обоими веслами. Верран почувствовала, что глаза ей застилают слезы, и она поторопилась их смахнуть.

— Ничего не понимаю, — прошептала она. — Они, должно быть, сошли с ума.

Они свернули в канал Лурейс и подплыли к дворцу Грижни. Верран препоручила Нида заботам его собратьев, а сама помчалась разыскивать мужа. Но вскоре обнаружила, что лорда Грижни нет дома. И никто не знал, когда он вернется. Верран охватило отчаяние, потому что ей не терпелось поведать ему о том, какая драма только что разыгралась.

Она пошла к мутантам и помогла им перевязать раны Нида и укрепить на месте сломанные колючки. Вид у мутантов был совершенно потерянный. Вне всякого сомнения, они понимали, что трое собратьев погибли. Верран стала петь им, выбирая самые жалостливые песни, и это их несколько утешило. В конце концов они начали как бы подпевать ей, издавая горестное шипение. За этим их и застал вернувшийся час спустя Фал-Грижни.

Едва взглянув на мужа, Верран поняла, что ему уже известно о случившемся. Ледяная ярость, которую можно было прочесть у него на лице, оказалась незнакомым для нее выражением, и на мгновение она испугалась. Вид у него был сейчас столь страшным, что она поневоле лишний раз подумала о том, нет ли толики правды в тех историях, какие о нем рассказывали. Он выглядел человеком, способным на все — на убийство и на кое-что пострашнее убийства, и глядя на него, Верран почувствовала, как у нее защемило в груди.

Пройдя через комнату, он спросил у нее:

— Вы сами не пострадали?

Она мотнула головой, и на глазах у нее вновь заблестели слезы.

— Со мной все в порядке. А вот слуги — Джасил, Мор и бедный малыш Глис — убиты. Люди на набережной Сандивелл увидели Глиса и испугались, а потом началась драка и… — Она судорожно сглотнула и не без труда продолжила свой рассказ. — И вдруг все словно с ума сошли, пролилась кровь, и три ваши создания погибли. Нид и другие пришли в ярость, увидев как убили Глиса. Они убили горожанина, который расправился с Глисом, а в дальнейшем Нид убил по меньшей мере еще двоих. Там были гвардейцы, но они и не подумали прийти на помощь. Что теперь будет с Нидом? Он же убил людей. Ему необходимо бежать из города.

Нид встретил эти слова гневным шипением, глаза его стали совсем красными.

Фал-Грижни поспешил успокоить его.

— Не бойся. Никуда тебе не придется бежать.

Нид сразу повеселел.

— Но как же ему остаться, Террз? — удивилась Верран. — Он убил людей. И хотя на то имелись серьезные основания, месть горожан наверняка будет…

— У горожан куда больше оснований страшиться моей мести, мадам. — Она ничего не ответила, и Фал-Грижни добавил: — Вы, должно быть, не осознаете, что вас самих могли поранить или убить. Они ведь кидали в вас камнями, не так ли?

— Только в самом конце, когда я была в лодке с Нидом. И они даже не погнались за нами. Они…

— Разбушевавшаяся чернь напала на мою жену. На мою жену!

Выражение его лица заставило Верран затрепетать.

— Мне кажется, они не знали, что я ваша жена, — поспешила ответить она. — Их напугали мутанты. Они и впрямь решили, будто Нид и его товарищи — демоны. А все из-за этих листовок, которые расклеены по всему городу…

— Меня не интересуют листовки. Они не заслуживают внимания. Меня интересует только то, что чернь напала на мою жену.

— Но со мной все в порядке, лорд, со мной действительно все в порядке. Только как нам быть с Нидом? Простые люди наверняка потребуют правосудия…

— И они получат его, — зловеще произнес Фал-Грижни.

— Террз, я не знаю, что вы задумали, но я прошу вас…

Верран не успела закончить фразу, потому что в этот миг в открытое окно влетел камень. Он пролетел прямо над головой у нее и с силой ударился о дальнюю стену. Нид, зашипев, поднялся на ноги; казалось, он и думать забыл о недавних ранах. Фал-Грижни схватил жену, увел ее с опасного места и заслонил своим телом.

— Кто это? — вскричала она. — Неужели толпа преследует нас и здесь?

В окно влетел еще один камень, потом еще один. Теперь снаружи можно было расслышать яростные крики. Нечто темное и мохнатое мягко шлепнулось на пол через окно. Это был полусгнивший труп крысы. Верран сдавленно вскрикнула.

— Нид, Кевид и все остальные, — обратился к своим мутантам Фал-Грижни. — Препроводите леди Грижни в ее покои. Заприте двери, опустите ставни и оставайтесь с нею, пока я не прикажу вам уйти. Если все же туда попытается проникнуть кто-нибудь посторонний, убейте его. Вы меня поняли?

Они, вне всякого сомнения, поняли его.

— Прошу вас, Террз, я предпочла бы остаться с вами.

— Мадам, извольте слушаться!

Грижни дал мутантам сигнал, и они увели Верран из комнаты.

Верран и не вздумала сопротивляться. Безвольная и потерянная, она позволила мутантам препроводить себя в покои. Согласно приказу Грижни, мутанты заперли внутреннюю дверь. Верран решила удалиться к себе в спальню. Ставни здесь были уже опущены, однако в щель между ними ей удалось бросить взгляд на набережную. То, что она увидела, было просто чудовищно. Там собралась толпа — куда большая, чем какой-то час назад на набережной Сандивелл, но столь же яростная и неистовая. Крики и проклятия отчетливо доносились до ее ушей. Разъяренные горожане бесчинствовали, толпясь у причала Грижни. У многих в руках были камни, дохлые крысы, протухшая рыба и прочая дрянь, которой они собирались бомбардировать дворец. На слиянии каналов Лурейс и Сандивелл собралось множество лодок. Они перегородили канал, лишив тем самым обитателей дворца Грижни возможности пуститься в бегство по воде.

Случайный камень ударился в закрытое ставнями окно спальни. Верран инстинктивно отпрянула, затем вновь приникла к окну. Крик толпы стал громче, а проклятия еще ужасней…

— Что им нужно? — прошептала Верран, обратившись скорее к самой себе, чем к своим бессловесным стражам. — Есть ли у них какая-нибудь определенная цель? Что они пытаются сделать?

Но, судя по всему, определенная цель у толпы отсутствовала. Чего никак нельзя было сказать про Фал-Грижни.

Легкая дрожь пробежала по дворцу Грижни и его окрестностям. Верран невольно ухватилась за ручку окна, чтобы устоять на ногах. Задрожал ли и в самом деле дворец или у нее самой закружилась голова? Она поглядела через плечо и увидела, что мутанты тоже едва держатся на ногах. Последовал еще один толчок, на этот раз уже несомненный.

Внизу, на набережной, у причала Грижни, на смену яростным выкрикам пришли тревожные. В только что безоблачном небе откуда ни возьмись появились кромешно-черные тучи, они уже застили свет солнца. В мире внезапно настали сумерки. Задул ветер — сильный, холодный, с запахом мертвечины, ветер, подобный дыханию могильного склепа. С каждым мгновением этот ветер набирал силу и скорость. Наконец разразился самый настоящий ураган, он принес с собой тьму и все тот же гнилостный запах распада. Город погрузился в глубокую тьму. Лишь то там, то здесь мелькало тусклое пламя. Лантийцы, столпившиеся на набережной, едва удерживались на ногах под порывами могучего ветра. Волосы и одежда у них пришли в полный беспорядок. Какая-то дрянь летала по воздуху и прилипала к лицам.

— Лорд Грижни, — тихо произнесла Верран.

Воды канала тоже пришли в неистовство. Домбулисы затрепетали, сорвались с мест, начали переворачиваться. Опытные гребцы оказались бессильны этому противостоять. Перепуганные лантийцы целыми дюжинами стали бросаться в канал, но, спрыгнув с берега, тут же обнаруживали, что они не в состоянии плыть.

Стихийное беснование под окнами дворца прекратилось, люди бросились врассыпную. Но лорду Грижни было мало и этого. Загремел гром, небеса дрогнули, и из разрывов, несомые ветром, выпорхнули на гигантских крылах призрачные летучие мыши — наглядное воплощение гнева, который бушевал в душе у чародея. Когда эти чудовищные исчадия приблизились к земле, крики людей и переполошившихся чаек зазвучали в унисон. И тут на мир опустилась полная тьма — и принесла с собой смятение и невыразимый ужас. Огромные крылья, распростершись в воздухе, совершенно затмили небо и застучали в лад вою ветра и глухому неистовству вод.

Все это длилось недолго. Повергнув в ужас толпу, летучие мыши улетели, унося на своих крыльях и тьму. Ветер замер, волнение вод затихло. Но еще до того, как небеса вновь посветлели, на набережной перед дворцом стало пусто. Пусто было и на причале. Лишь плыли по водам канала обломки домбулисов и лодок а из живых людей здесь не осталось ни души.

Сперва люди подумали, что произошла великая и чудовищная расправа магистра ордена Избранных над своими врагами. Целую ночь, а потом еще целый день люди приглушенными голосами говорили о бесчисленных жертвах. Но в конце концов стало ясно, что вопреки разгулу и неистовству искусственно ниспосланных стихий никто не лишился жизни. Даже те, кто от страха попрыгали в канал, каким-то чудом не утонули. Всех это удивило, озадачило, люди принялись спорить, но так и не пришли к единому мнению. И никто не осмелился потребовать объяснений у самого Фал-Грижни. Строго говоря, никто не осмелился к нему даже обратиться. На протяжении нескольких дней каналы и набережные вокруг дворца Грижни оставались пустынными, как, если верить преданию, земли, принадлежащие царю демонов.