Женитьба под расписку

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Крохотные пузырьки поднимались на поверхность шампанского и лопались с легким шипением, щекоча губы, когда Андреа подносила бокал ко рту. Они с Никосом сидели в столовой, за большим столом из черного дерева, сиявшим хрусталем и золотом. От букетов, которыми была уставлена комната, исходил одуряющий запах лилий. На стол лила свет большая люстра. Четверо стюардов в униформе выстроились у стены, готовые исполнить любое пожелание новобрачных. Андреа вяло ковырялась в тарелке.

— Может, хочешь чего-нибудь другого? — нарушил тягостное молчание Никос.

— Нет, спасибо. Я просто не голодна. — Ответ прозвучал резковато, но Андреа было не до вежливости, она сидела как на иголках.

Ты должна сказать ему! Пора покончить с этим фарсом!

Жаль, что не удалось поговорить с Никосом раньше, еще на палубе, где он оставил ее одну, сославшись на неотложные дела.

Совсем плохо соображаю, подумала Андреа, механически поднося вилку ко рту. Я как-то не думала о том, что все это произойдет, все мысли были о деньгах для Ким. И вот пожалуйста — я замужем за Никосом Вассилисом, он сидит напротив меня, а я до сих пор не сказала ему, что не собираюсь быть его женой!

Так скажи ему сейчас!

Надо отослать стюардов, тогда я и скажу ему, что утром еду в аэропорт.

Мысли ее разбрелись. Интересно, подумал она, о чем они думают, эти стюарды? Сидят перед ними новобрачные и едят в мертвом молчании. Думают они вообще о чем-нибудь? По лицам ничего не прочтешь. Андреа вдруг представилось, что это вообще не люди, а андроиды, как в каком-нибудь фантастическом романе, и к горлу подступил смех.

Кто, интересно, оформлял этот интерьер? Его стоило бы расстрелять. Потратить уйму денег, чтобы получить такой результат! Ужас!

Никос посмотрел на сидевшую напротив Андреа. Она с презрительной гримасой обводила глазами столовую. Высматривает недостатки, слишком дешево, по ее мнению? — с иронией подумал он и перевел глаза на ее тарелку. Почти нетронутая.

Никос резко встал, Андреа подняла на него глаза.

— Пошли. — Он протянул руку.

Андреа не колебалась. Уж очень решительный у него был вид, да и ей самой хотелось уйти из этого неприятного помещения.

Он прошагал по устланному дорожкой коридору, распахнул дверь в самом его конце и придержал ее для Андреа.

Она вошла.

Это была спальня.

Огромная кровать под золотистым шелковым покрывалом царила здесь. Андреа потупила глаза. Скажи ему, сейчас же скажи!

— Мне надо что-то вам сказать, — пробормотала она.

— Надо же, моя молчаливая жена решила заговорить.

Его сарказм задел Андреа, она вздернула подбородок.

— Вы должны знать: я завтра возвращаюсь в Англию. И подаю на развод.

Он стоял неподвижно, ледяной взгляд его серых глаз был устремлен на нее. Андреа сжала кулаки. Ноги снова заломило.

— Этого не будет

Он не повышал голоса, но по спине у Андреа пробежал холодок.

— Я не останусь с вами!

— А позволено ли мне будет спросить, — от этого бархатного, вкрадчивого голоса Андреа стало совсем не по себе, — что вас подвигло на такое, неожиданное заявление?

Андреа с трудом взяла себя в руки.

— Я думала, это ясно и так! Единственным, ради чего вы женились, было завладеть компанией моего деда. Вы своего добились, так что в этом браке больше нет ни малейшей необходимости!

— Ход мыслей интересный, но есть одно большое упущение, — возразил Никос.

— Какое?

— А такое, — продолжал он все тем же тоном. Дело в том, что в вас и помимо родства с Йоргосом Костакисом есть что-то, что меня очень привлекает, — по телу Андреа разлилась жаркая истома, — и я не собираюсь от этого отказываться.

Он шагнул к ней, и его взгляд сказал ей яснее ясного, что он имел в виду. Андреа отпрянула назад.

— Не подходите!

Он остановился.

— Не приказывай мне, дорогая. А то убедишься, что я плохо подчиняюсь.

В его мягком голосе звучала угроза.

— Если вам нужен секс, позвоните одной из своих любовниц!

Он ошеломленно застыл.

— Кому?

— Вы слышали — вашим любовницам! Всем известно, что вы содержите двух, и один Бог знает, сколько их у вас еще! Пойдите и позвоните какой-нибудь из них, если вам приспичило! А ко мне не приближайтесь!

Он смотрел на нее удивленными глазами.

— Откуда ты об этом узнала?

— О, мой дед сделал мне исчерпывающий доклад на эту тему! Это была часть его предсвадебной лекции насчет того, что мне не положено возражать, если вы гуляете на стороне. Добропорядочная греческая жена, — с сарказмом продолжала Андреа, — не устраивает сцен из-за таких мелочей, как мужнины любовницы.

Никос вскипел. Теперь стало понятно, почему Андреа дулась весь день. Вот уж спасибо, Йоргос, удружил, нечего сказать!

— Ладно, — сказал он. — Думаю, нам действительно надо кое-что прояснить. Да, у меня были женщины. В конце концов, я был свободен и имел право делать все, что мне захочется. Но, — он поднял палец, — я и не взглянул ни на одну женщину с тех пор, как встретил тебя.

— Так вы их просто бросили, как ненужную вещь? Прелестно!

Никос недоуменно моргнул.

— У меня с обеими женщинами свободные отношения… были, — проговорил он. — У Ксанфы Палупис есть несколько других богатых любовников, которые обеспечивают ее, а Эсме Вандерси…

— Эсме Вандерси? Супермодель? — недоверчив спросила Андреа. — Это же одна из самых красивых женщин на земле!

В ее голосе Никос уловил нотку, которая приятно польстила его самолюбию, в чем он сейчас крайне нуждался. Что-то похожее на ревность.

— У нее тоже богатый выбор обожателей, которые всегда к ее услугам. Я уверен, она нашла мне замену без всякого труда.

Андреа не хотела больше слышать о прекрасной Эсме Вандерси. Ну, появись она тут, я б ей показала! — мелькнула у нее совершенно неуместная мысль. Да еще эта Ксанфа как ее там… Ишь прицепились! Господи, что со мной? Какое мне дело до любовниц Никоса, я же завтра уеду!

— Ну вот, — продолжал Никос, — теперь я понимаю, почему у тебя весь день было плохое настроение…

— Я все равно утром уеду! И ваши женщины тут ни при чем! У меня нет ни малейшего желания становиться вашей женой!

Глаза Никоса снова вспыхнули.

— И почему же, позволь тебя спросить?

— Да как я могу даже подумать о том, чтобы быть вашей женой! Мы с вами из разных миров…

Она осеклась, испуганно глядя на его изменившееся лицо.

Из разных миров? Ну да, конечно. Уличный мальчишка, безотцовщина — и изнеженная наследница…

— И все-таки, — его голос снова звучал мягко, обволакивающе, и Андреа это снова почувствовала, — ты моя жена, Андреа Вассилис. И даже если ничего не знаешь о греческих обычаях, одно ты должна знать: ни один муж не допустит, чтобы жена сделала его всеобщим посмешищем, убежав сразу после свадьбы. И уж тем более, — он скользнул взглядом по ее лицу и фигуре, — до первой брачной ночи…

Он двинулся к ней. Андреа не могла шевельнуться, прикованная к месту его взглядом.

Страх исчез, сменившись могучим, нестерпимым желанием. На смену пришла решимость. Значит, вот как? Ну что ж, пусть будет что будет. Она дойдет до горького конца, а утром сядет в самолет.

Он остановился перед ней. Она стояла не шелохнувшись. Он провел рукой по ее щеке, по стройной шее, по обнаженному плечу, пересеченному узкой лямкой платья.

— В прошлый раз ты была не такой, когда я тебя касался.

Он провел большим пальцем руки по ее дрожащим губам.

Андреа из последних сил удерживала свой черепаший панцирь.

Она не ответит ему, ни за что. Он улыбнулся. Это единственный способ добиться взаимности от девушки, которая сегодня стала его женой. Когда она будет лежать под ним и стонать, вот тогда пусть себе думает о «разных мирах», к которым они принадлежат. Пусть думает о деньгах, которые получила, о разводе, да о чем хочет пусть думает — если сможет.

Никос открыл один стенной шкаф, другой, пока не нашел то, что искал, и бросил Андреа что-то воздушное, прозрачное.

— Пойди переоденься.

Он кивнул на дверь ванной. Андреа узнала пеньюар, который он купил в магазине, где ее приняли за его содержанку.

Она развернулась и вошла в ванную. Делать нечего — через несколько минут она станет нежеланной женой богача.

Но все было предопределено — с того самого момента, когда там, на террасе, он посмотрел на нее горящими глазами и она почувствовала, как в ней вспыхнул ответный огонь.

Пришла пора погасить его.

Навсегда.

Как только дверь ванной закрылась за спиной Андреа, Никос вызвал стюарда, распорядился принести из столовой шампанское и приготовить постель, а сам закрылся в соседней ванной. Бриться не было нужды, он побрился перед ужином, оставалось только переодеться.

Он был возбужден, сказывалось воздержание последних недель. Его мысли вернулись к самому началу, когда он впервые задумался о сложностях, сопряженных с женитьбой на незнакомой внучке Йоргоса Костакиса. Его тогда волновали ее невзрачная внешность и то, что в первую ночь придется держать себя в узде, чтобы причинить как можно меньше боли своей кроткой жене.

Никос усмехнулся. Вот уж кроткой Андреа никак не назовешь. Кротости в ней ни на грош.

А ты хотел бы, чтобы она была такой? — спросил его внутренний голос, и ответ пришел незамедлительно. Ни в коем случае! Он хочет, чтобы она была… чувственной, страстной, горячей, пылкой, возбуждающей…

Господи, он хочет ее! Хочет, как никакую другую женщину!

Никос достал из шкафчика горсть маленьких серебристых пакетиков. Ему сегодня понадобится не один такой, подумал он, и тело отозвалось мощным приступом желания.

Андреа ждала его, стоя посередине комнаты. У Никоса перехватило дыхание, напряжение стало невыносимым.

Она была прекрасна! Пышные волосы свободно падали на плечи, прозрачный шелк пеньюара не скрывал линий ее тела, груди дразняще натянули тонкую ткань.

Желание жгло его точно огнем.

— Ты такая красивая… — проговорил он, внезапно охрипнув.

Чувство радости затопило Андреа, радости и желания рвануться к нему, ответить ему… Но страшная реальность заставила ее замереть на месте.

Ты такая красивая…

Ее губы скривились, глаза странно заблестели.

— Я красивая?

Ей ничего не остается, как довести игру до конца. И исход ее заранее известен.

— По-твоему, я красивая, да, Никос? Ты так считаешь?

Она провела руками по шее, подняла волосы, и они засияли точно пламя, потом медленно погладила себя по плечам, обнажая их, и коснулась пальцами — грудей. И все это она делала, неотрывно глядя в глаза Никоса.

— Я красивая, да, Никос? Твоя красивая жена?

Он не мог вымолвить ни слова, в горле пересохло, а кровь бешено бурлила в жилах.

Она улыбнулась странной, какой-то далекой улыбкой. В душе ее царили холод и мрак. Она понимала, что поступает жестоко, но это был единственный путь. Единственный.

Андреа приблизилась к кровати и легла на спину, прикрыв шелком грудь и ноги.

— Так ты считаешь, Никос, я достаточно красива для твоей постели?

Никос метнулся к кровати, не скрывая владевшего им возбуждения. Что же она за женщина? — лихорадочно размышлял он. То была холодна как лед, требовала немедленного развода, презирая его за низкое происхождение, а теперь лежит перед ним, соблазнительная и прекрасная, манит, зовет его.

— Покажи мне свое тело, Андреа…

На лице ее застыла горькая гримаса, но он не смотрел на ее лицо, он видел только округлые очертания ее бедер, ее грудь, ее живот…

— Покажи мне…

Она провела рукой по бедрам, отодвигая легкую ткань.

Ее глаза были устремлены на него, и в них не было никакого выражения.

Стало тихо — так тихо, что Никос услышал биение своего сердца.

Господи боже мой…

Он смотрел на ее ноги: страшные шрамы, глубоко врезавшиеся в изуродованные мышцы, опутывали их отвратительной сеткой.

Ужас — вот что увидела Андреа в его глазах. С застывшим лицом она встала с постели.

Он сделал шаг в сторону. Андреа натянула пеньюар на плечи и затянула потуже поясок. Все, панцирь на месте, она больше его не снимет.

— Finita la comedia, — произнесла она ровным голосом. — Я буду спать в другой комнате. Если вы будете так любезны и распорядитесь причалить завтра в Пирее, я сама уеду в аэропорт.

Андреа повернулась, чтобы уйти. Никос задержал ее, схватив за руку. Она посмотрела на его пальцы, обхватившие ее предплечье.

— Пустите меня. Никос. Не надо ничего говорить. Я думала, это не понадобится. Думала, не придется заходить так далеко, чтобы вы согласились на развод. Но оказалось, что это… — она запнулась, — самый верный способ убедить вас. Пожалуйста, дайте мне уйти. Я возьму мои вещи и поищу какую-нибудь другую комнату… каюту… или как они там называются на этой яхте.

Никос сел на край кровати и усадил жену рядом с собой, не выпуская ее руки.

— Как это случилось? — спросил он.

Андреа почувствовала, что вот-вот заплачет.

— Как это случилось? — повторил он еле слышно.

Андреа уставилась в пол. Золотистые разводы на ковре двоились и расплывались. Наконец она заговорила:

— Попала в аварию, мне было пятнадцать. За рулем был брат одного моего одноклассника. Мы ехали домой из кино. Я помню немного. Машина вдруг вильнула… колесо лопнуло или еще что — то… потом посыпалось стекло… и мы ударились о стену. Я была на пассажирском сиденье, меня зажало, спасателям пришлось меня вырезать. Мне размозжило ноги. Врачи в больнице хотели… хотели… Они сказали, что надо ампутировать.

Не слыша тяжелого дыхания сидевшего рядом мужчины и не чувствуя, как сжались его пальцы у нее на запястье, она продолжала рассказывать, уставившись глазами в ковер:

— Мама им не разрешила, сказала, они должны их спасти. И они… спасли. Я месяцами лежала в больнице. Кое-как все срослось в конце концов, и мне разрешили сесть в инвалидную коляску. Они говорили, что я никогда не смогу ходить. Но мама сказала, что я буду ходить. И… я стала заново учиться. Мама отвезла меня в одно место, где таким, как я, помогают научиться владеть своим телом. Потом мне сделали еще несколько операций.

Узор на ковре снова расплылся, Андреа проглотила слюну.

— Знаете, мне ужасно повезло, просто сказочно повезло. Я это поняла еще в больнице. Многим гораздо хуже, чем мне. Единственное — я должна быть осторожной, не перетруждаться. И еще я никогда не выйду замуж. — Ее голос дрогнул, но мгновение — и он снова зазвучал ровно: — В конце концов, это не так уж и плохо. Я смирилась с этим. Я же знаю, ни один мужчина не захочет меня, стоит ему только увидеть…

Она умолкла.

Никос медленно опустился на колени у ее ног и приложил ладони к бедрам. Под невесомой тканью прощупывались рубцы.

Андреа хотела встать, попыталась отодвинуть ноги, он не дал. Его темноволосая голова склонилась, ладони мягко заскользили по ее изуродованным ногам до лодыжек, потом так же мягко и медленно — вверх к бедрам.

А потом он наклонился еще ниже и поцеловал ее ноги, одну и другую.

Андреа застыла в мертвой неподвижности, казалось, она даже не дышит, только билось сердце да одна мысль сверлила мозг:

Как он может их трогать? И ему не противно?

Тяжелое воспоминание всплыло у нее в памяти. Его звали Дэйв, он пользовался успехом у девушек. К ней он стал подкатывать сразу же, как только увидел, а ее отказ лишь раззадорил его. Ей было двадцать два, и она уже знала, что ее ноги останутся изуродованными на всю жизнь. Она сторонилась мужчин, но Дэйв не отставал, он был хорош собой, и она в конце концов не устояла. Ей так хотелось быть как все, встречаться с молодыми людьми, узнать, что такое секс. Она мечтала о любви. Какое-то время они встречались.

Так было до той ночи, когда Андреа решила наконец, что в двадцать два года пора расстаться с девственностью, тем более что Дэйв так сильно ее хочет…

Она помнит выражение его лица, словно это было вчера. Помнит сдавленный вскрик, вырвавшийся из его горла. Ей никогда не забыть, как он обозвал ее.

Уродка.

Колченогая уродка.

— Никос…

Она обхватила ладонями его голову. Его волосы на ощупь были мягкие как шелк.

— Никос, не надо, прошу тебя… Никос… — Ее голос был еле слышен.

Он коснулся пальцем ее губ.

— Тихо, сейчас не время для разговоров.

Так началась их первая ночь любви.

Эта ночь стала испытанием для Никоса. Были важны каждое движение, каждый жест, каждое прикосновение. Ничто не должно было произойти самопроизвольно.

Это для нее, а не для тебя…

Легко, с легкостью лебяжьего пуха, Никос провел губами по ее сомкнутым губам, лизнул языком один уголок рта, другой, пока тот не раскрылся, и медленно, осторожно проник внутрь.

Ее глаза были закрыты. Он не заметил, когда она их закрыла. Впрочем, это было естественно: она закрыла их, чтобы ничто не мешало целиком отдаться ощущениям.

Никос чувствовал гнев, гнев на мир, где происходит такое. Гнев на себя за то, что вел себя как бессердечный дурак. Гнев на мужчин, которые внушили ей чувство неполноценности.

Он медленно провел губами по ее гладкому горлу и остановился в ямочке у его основания, где бился пульс. Затем он раздвинул полы пеньюара, обнажив груди, и губы его скользнули к вершинам этих пышных округлостей.

Его плоть напряглась струной, но он не дал ей воли. Ему хотелось… господи, как же ему хотелось впиться губами в твердый сосок, подмять ее под себя и овладеть ею. Но…

Это для нее, а не для тебя…

Невероятным усилием Никос заставил себя думать только о ее ощущениях. Он приблизил ее груди ладонями одну к другой и стал быстро целовать соски, и в такт этим поцелуям из ее горла вырывался тихий стон.

Руки Андреа скользнули ему на спину под махровую ткань халата, отодвигая его, чтобы прижаться к обнаженной коже. Он быстро раздвинул полы халата, чтобы ей было легче убрать его, ни на мгновение не отрывая от нее своих губ и лишь соскользнув с груди на ее напряженный живот.

А потом ниже.

Андреа показалось, что это сильнее ее. Напряжение, овладевшее ее телом, каждой его клеточкой, было невыносимо.

Но сделать ничего было нельзя, она словно попала в какой-то немыслимый, медлительный водоворот, и он засасывал ее, с неумолимой силой тянул все ниже и ниже. Надо было открыть глаза, но она не могла. Надо было остановить Никоса, оттолкнуть его руки, его губы, немедленно…

Но она не могла — она утонула в ощущениях и потеряла голову. Ее тело словно превратилось в средоточие тягучего, засасывающего наслаждения, которое проникло во все поры ее существа.

Оно нарастало с неостановимой, невыносимой быстротой, накатывая на нее волнами, омывая ее и пронизывая насквозь, пока водоворот уносил ее с собой.

Накат наслаждения усиливался. Она невесомо качалась на сияющих волнах, унесших все, кроме прерывистого прикосновения его языка и дразнящих движений его пальцев.

Протяжный стон вырвался из ее горла, она замотала головой, приподнявшись с подушки. Его пальцы не останавливались, проникая внутрь. Вцепившись руками в простыню, Андреа застонала снова. Страсть накатывала на нее — волна за волной. Андреа задохнулась, хватая воздух открытым ртом. То, что она чувствовала до этого, было лишь намеком, предвестьем. Только сейчас в ней вспыхнуло настоящее пламя. Оно пылало там, где он ее касался, и тело ее как будто плавилось, и все ее существо, вся ее способность что-то ощущать сосредоточились в той горящей точке. Костер разгорался, языки огня взметались вверх, и вот наконец ничего не осталось.

По всему телу побежали жаркие струи, вздымаясь все выше и выше, а водоворот все кружил и кружил ее, и словно откуда-то издалека до слуха ее донесся протяжный крик, исторгнутый из глубин ее тела, о которых она сама не подозревала…

Постепенно Андреа начала возвращаться к действительности, и вместе с этим к ней приходило осознание того, что с ней произошло. Ее обнимали мужские руки, она чувствовала прикосновение твердого мужского тела, вдыхала дотоле неизвестный ей мужской запах.

Андреа лежала в объятиях Никоса безвольная, словно тряпичная кукла. Его это не удивляло, он видел, как ее тело долго-долго содрогалось в оргазме, видел, как кровь отхлынула от ее лица, как трепетали ее пушистые ресницы, как прерывисто вырывалось дыхание изо рта…

А сейчас она лежала в кольце его рук.

Никос осторожно обнимал ее, стараясь не потревожить. Он знал, что поступил правильно. Возможно, это исцелит ее раны, осушит все пролитые ею слезы.

Никос чувствовал прикосновение ее длинных ног, в сердце ему закрался холод. Он как будто снова услышал сказанные ею слова: «Врачи хотели их ампутировать…»

Ему захотелось закричать, протестуя против такой участи.

— Андреа mou… — Никос и сам не понял, произнес он это вслух или только подумал.

Чувствуя, как у него тяжелеют веки, Никое посмотрел на уютно устроившуюся у него под боком Андреа. Лицо ее было спокойно, дыхание ровное. Он закрыл глаза и погрузился в сон.