Женская солидарность

10

Весь следующий день Энн одолевали поздравительные телефонные звонки. Днем состоялась ее первая пресс-конференция, такая же пугающая, как и вчерашний дебют.

Только вечером она смогла поговорить с Десмондом наедине, причем из всех последних испытаний это оказалось самым тяжким. Она нервно металась по гостиной, крутила в руках платок, пока он не превратился в мятую влажную тряпку.

— Я не могу объяснить, почему я вчера так сказала. Просто, я должна была нанести ей ответный удар.

— Тебе не надо ничего объяснять. Я очень хорошо понимаю мотивы твоих поступков.

— Что мне сделать, чтобы все исправить?..

— Ты можешь выйти за меня замуж.

Она прикусила губу.

— Не думаю, что ты женишься на мне, зная, что я все еще люблю Пола…

— Мне все равно, кого ты любишь. Все, чего я хочу, это возможности научить тебя сердечно относиться ко мне!

— Мне не хочется быть несправедливой к тебе. Давай отменим помолвку. Я скажу, что это я виновата и…

— И признаешься Сирине, что соврала? Через мой труп! — Он наклонился к ней, в голосе уже не было смеха. — Поверь мне, Энн, я люблю тебя глубоко и искренне и хочу жениться на тебе. Не отвечай мне сейчас ничего, просто помни, что я буду ждать.

— Я никогда не думала, что ты можешь быть таким добрым, — прошептала она.

— Ты многого обо мне не знаешь. — Он притянул ее к себе, и она почувствовала, как сильно бьется его сердце. Энн попыталась освободиться от его объятий.

— Дай мне время, — прошептала она, когда его губы коснулись ее губ. — Десмонд, умоляю тебя, дай мне время.

Анжела и Лори приняли весть о помолвке с Десмондом без вопросов. Но Энн желала лишь одного — снова быть свободной. Только мысль о том, что пройдет всего несколько недель, и Пол женится на Сирине, останавливала ее от расторжения помолвки. Оставалось лишь надеяться, что со временем «все образуется».

Ни Десмонд, ни отец ничего не говорили о новой пьесе, и только от матери она узнала, что в начале следующего месяца они начинают недельные гастроли с этой пьесой в Брайтоне. Гордость не позволяла ей расспрашивать, поэтому лишь во время уик-энда перед премьерой Десмонд рассказал ей, что его на следующей неделе не будет в городе, и спросил, не хочет ли она приехать туда и посмотреть спектакль.

— И поставить всех в неловкое положение? Нет, спасибо. Я посмотрю его, когда спектакль приедет в Лондон.

— Ты хочешь сказать, «если» приедет в Лондон, — подчеркнул Десмонд интонацией слово «если».

— Все так плохо? — испуганно спросила Энн. Тревожное предчувствие охватило ее.

Весь понедельник Энн старалась чем-то занять себя. Но отдых не принес покоя ее душе. Она мысленным взором видела своего отца в Брайтоне и почти чувствовала напряжение, нараставшее по мере того, как близилось время спектакля. Весь вечер она не могла сосредоточиться.

Поздно вечером она позвонила Десмонду. Даже на расстоянии она почувствовала его уныние и, еще не спросив, как приняли пьесу, знала, что он ответит.

— Убийственно! Коррида! — Его голос в телефоне звучал очень мрачно. — Слава богу, что мы открылись здесь, а не в Лондоне. Сирина забыла все, чему ее учил Эдмунд.

Нервный пот прошиб Энн.

— Что теперь будет?

— Понятия не имею. Утром огласят протокол вскрытия. Твой отец был великолепен. У него отзывы будут хорошие.

Она немного приободрилась. Как я рада этому!

— Но это не спасло премьеры, — продолжал Десмонд. — В столице пьеса не продержится и недели.

— Бедный папочка, — вздохнула Энн, а непроизнесенными осталось: «Бедный Пол. Бедный слепой упрямец Пол».

Она положила трубку. Все ее опасения сбылись, но радости от сознания своей правоты она не испытывала. Успех — поражение, две крайности движения маятника. Пол проиграл, она выиграла. Но могла ли она отделить Пола от себя? Его боль она чувствовала, как свою, а может быть, и более остро.

Каждый вечер Десмонд звонил Энн, но ничего хорошего сказать не мог. Эдмунд был бессилен спасти пьесу от провала, а в четверг публика выразила свое неодобрение насмешливыми криками и шиканием. Энн предположила, что только профессиональная ответственность и жесткий контракт заставили их поработать неделю. Когда родители и Десмонд вернулись поздно ночью в субботу домой, подтвердилось, что она была права.

Лори тяжело вошел в комнату и бросился на диван.

— Двадцать пять лет в театре… Это мой второй провал!

Энн поспешила к серванту и налила им два бокала.

— Мне не надо, — сказала мать. — Я с премьеры сижу на кофе.

— А мне, пожалуйста, просто виски. — Десмонд подошел и обнял ее за талию. — Хорошо было уехать, хотя бы ради удовольствия вернуться! — С бокалом в руке он опустился на кресло. — Кажется, через две недели мы окажемся безработными.

— Почему через две недели?

— Через две недели премьера в «Маррис-театре».

— Ты хочешь сказать, что Пол настаивает на продолжении?

— Еще как! — Десмонд поглядел на Лори. — А вы, сэр, сколько времени дадите этой пьесе?

— Одно представление, — лицо Лори было усталым и напряженным. — Поедем в понедельник со мной на репетицию, Энн, и сама увидишь. Может быть, что-нибудь посоветуешь.

— Нет! — Она села рядом с Десмондом. — Я сыта по горло и советов больше никому не даю.

— Но кто-то должен что-нибудь сделать. — Лори шлепнул себя ладонью по колену. — Проклятье, мы должны заставить Пола посмотреть правде в глаза.

— Не заводи себя, — предостерегла его Анжела. — Толку от этого не будет, а ты только расстроишься и заболеешь.

— Давление повысится, — пробормотал он. — Вот и все, чего я добьюсь, гипертонического криза!

Продолжая сердито бормотать, он позволил увести себя из комнаты в спальню. Как только дверь за родителями закрылась, Энн вскочила с места.

— Если ищешь сигареты, — сказал Десмонд, — возьми мои.

Он протянул ей портсигар, но она покачала головой.

— У меня есть.

Она нервно достала сигарету из ящичка на столе и наклонилась закурить ее от стоявшей на столике у дивана зажигалки. Когда она потянулась к ней, Десмонд накрыл ее рукой своей и безжалостно притянул к себе, не отпуская, пока их тела не соприкоснулись.

— Перестань ходить вокруг, как кошка по горячим кирпичам, — мягко, но требовательно проговорил он. — Я тебя не укушу.

Поняв, что спорить бесполезно, она поникла в его руках, а он прижался к ней еще теснее. Голос его от страсти дрогнул и стал низким.

— Боже, как я скучал по тебе! А ты скучала?

— Я не хочу притворяться. Я говорила тебе, когда мы обручались, что не люблю тебя, а помолвка эта — блеф.

— Я думал, ты постараешься полюбить.

— Я стараюсь! — Она стиснула руки, чтобы прекратить их дрожь. — Ты обещал дать мне время. Почему ты торопишь меня?

— Чем дольше мы ждем, тем меньше ты хочешь продолжать помолвку.

— Я вообще расторгну ее, если ты будешь понукать меня!

— Энн, разве ты не понимаешь, что я чувствую? Я с ума схожу по тебе и не могу видеть, как ты мучаешься и тратишь свои душевные силы на Пола. Он собирается жениться на Сирине, и ты ничего не можешь с этим поделать.

— Если бы я действительно верила, что он ее любит, я завтра бы вышла за тебя замуж, — внезапно охрипшим голосом проговорила Энн.

— Почему ты в это не веришь? Потому что он раз или два поцеловал тебя? Множество мужчин занимается любовью с женщинами, не имея в виду ничего серьезного. Они удовлетворяют свое желание, но это не означает любви.

— Я ни разу как следует не разговаривала с Полом с той ночи, когда он узнал, кто я, — сказала Энн. — Я поверю только тогда, когда он скажет мне сам, что не любит меня.

— Какая же ты мазохистка! — Десмонд раздраженно встал и схватил пальто и шляпу. — Удостоверься, что он тебя не хочет, и потом возвращайся ко мне. Я буду ждать, как последний дурак.

Десмонд вышел, а она осталась стоять посреди комнаты. Жестоко было причинять ему боль, но другого выхода не было. Прошло уже много недель с того времени, как Пол узнал, что она Энн Лэнгем. Наверное, теперь он сможет выслушать ее доводы?

В понедельник Энн вошла в вестибюль «Маррис-театра» и увидела Пола, разговаривающего с Эдмундом. Это был горячий спор, и ни тот, ни другой не заметили ее, пока она не поравнялась с ними. Тогда толстяк-режиссер схватил ее за руку.

— Как чудесно повидать тебя, Энн. Я слышал, что ты можешь в любой момент улететь в Голливуд.

— Вы что-то не то слышали.

— Нет, то, — запротестовал он. — Я во время уик-энда видел Бектора, и он рассказал мне о том, что ты получила предложение.

— Я получила пару предложений, но не приняла их. — Она посмотрела на Пола. — Как поживаешь?

— Очень хорошо. — Он избегал смотреть ей в глаза и снова повернулся к Эдмунду. — Говорю тебе, я не могу сейчас снять ее с показа. Я финансирую постановку, и она должна быть успешной.

— Такая, как она сейчас, она не продержится и недели.

— Полагаю, ты имеешь в виду Сирину?

— Ты правильно полагаешь! — Эдмунд вскинул руки к небу. — Я понимаю, почему ты дал ей роль: вы с ней помолвлены, и ты хотел осчастливить ее. Но если тебя волнует судьба пьесы, тебе надо взять другую Мэри-Джейн!

— Сирина — единственная, кого я вижу в этой роли! Когда я первый раз услышал ее, это было чудесно. Ты должен верить мне! Если бы я смог доказать, что дал ей эту роль не потому, что мы… тогда ты бы успокоился?

— Как ты можешь доказать это?

— Подожди и увидишь.

Пол сердито выскочил из театра, и Энн поспешила за ним.

— Пол, подожди! Я хочу поговорить с тобой.

— Нам нечего сказать друг другу, — ответил он, не оборачиваясь.

— Но ведь тебе все равно надо есть? Ты же идешь на ланч?

Он не замедлил шага, и она должна была почти бежать рядом. Они прошли по Срэнду, пробираясь через толпу, мимо Олдвича, перешли главную дорогу и повернули на боковую улицу. Выбившись из сил и задохнувшись, Энн остановилась, грудь ее судорожно вздымалась, на глаза навертывались слезы.

Пол обернулся и, увидев, что она, шатаясь, стоит на мостовой, вернулся к ней.

— Что ты хочешь мне сказать?

— Я не могу говорить. — Ты ходишь слишком быстро. Может, мы где-нибудь выпьем кофе?

Он нахмурился.

— Хорошо. Дальше по шоссе есть кафе.

Через несколько минут они сидели за столом в маленьком ресторанчике, скрытые от посторонних взглядов колонной.

Энн взяла ложечку и стала мешать кофе.

— Мне было очень грустно, услышать о твоей пьесе, — наконец-то неловко проговорила она. — Отец рассказал мне…

— Твой отец был изумителен.

— Я очень рада. Ему нравится роль Фрэнка.

— Он просил освободить его от контракта.

Энн была потрясена.

— Я понятия не имела. Он мне ничего не сказал.

— Я не виню его. В конце концов, это должно было стать его возвращением, и не к лицу ему участвовать в провале.

— Но это была очень хорошая пьеса, — запротестовала она.

— Была? — По его лицу пробежала тень горького разочарования. — Ты говоришь о ней в прошедшем времени.

— Я не это имела в виду.

Пол отхлебнул кофе и сделал гримасу.

— Как ты чувствуешь себя в роли звезды?

— Я не звезда.

— Ну, ну, не надо демонстрировать ложную скромность! Ты на дороге к успеху, Энн! Как я понимаю, дело только в том, чтобы выбрать лучшее предложение. — Он потер щеку таким знакомым ей жестом. — Что там такое сказал сегодня Эдмунд, что-то о предложениях из Голливуда?

— Они не очень интересные, — торопливо ответила Энн.

— Будут и другие, поверь мне на слово. В тебе есть все, чтобы быть звездой: и внешность, и способности.

В его голосе зазвучали знакомые нотки сарказма, которые она так хорошо знала по прошлому опыту.

— Пол, будь серьезным. Я хочу поговорить с тобой. Неужели мы должны разговаривать, как чужие?

— А разве мы не чужие?

— Разве мы ничего не значим друг для друга? — Ее голос дрогнул. — Пол, дорогой, ты не можешь заставлять меня всю жизнь платить за одну ошибку. Я знаю, что поступила неправильно, когда стала работать у тебя и…

— Дорогая моя девочка, — прервал он ее. — Я давным-давно простил тебя. Пусть это не тревожит твою совесть.

Энн стиснула руки.

— Я люблю тебя. Пол. Можешь ты посмотреть мне в глаза и сказать, что я ничего для тебя не значу?

Он впился в нее взглядом, и Энн увидела непримиримо сжатый в одну линию рот, лицо, побледневшее настолько, что стала заметна легкая щетина.

Наклонившись вперед, он сказал твердо:

— Я женюсь на Сирине в конце этой недели.

— Ты не можешь этого сделать! — задохнулась Энн. — Ты ее не любишь. Ты ломаешь наши жизни из гордости!

— Гордость здесь ни при чем. Давай выясним все раз и навсегда. Каковы бы ни были причины, по которым я обручился с Сириной, я собираюсь жениться на ней. Не из-за тебя или кого-то другого, а потому, что я этого хочу.

Не в силах дольше выносить это, Энн оттолкнула назад свой стул и выбежала из кафе. Она пыталась вернуть Пола и проиграла. Она должна принять эту горькую правду.

Ничего не видя, шла она по тротуару и, только дойдя до перекрестка, остановилась, огляделась и увидела, что стоит у дверей агентства Марти. Минуту она колебалась, но, перебежала дорогу и толкнула входную дверь.

Пегги подняла голову от машинки и увидела Энн.

— Вот так так! Каким ветром занесло вас к нам? Я читала о вас во всех газетах.

Энн жалко улыбнулась.

— Мисс Мак Брайд у себя?

— У нее сейчас клиент. Может быть, вы… — Пегги начала смеяться. — Я же забыла. Вы можете войти, там мисс Дональдс!

Энн открыла дверь и вошла. Розали Дональдс, пухленькая, улыбающаяся, в темно-синем платье и модном, хорошо сшитом пальто сидела в кресле и выглядела, как воплощение счастья.

— Да это же мисс Лестер! Я только что спрашивала о вас. Разве не смешно, что мы столкнулись здесь?

Энн протянула ей руку.

— Что вы делаете в Лондоне? Только не говорите, что снова убежали от тетки!

— Моя тетя сама отпустила меня на этот раз, — улыбнулась Розали. — Я вышла замуж за доктора, который ее наблюдал!

— Святые небеса! — Энн без сил упала на стул. — Не могу вам передать, какое я испытываю облегчение. Вы столько месяцев были на моей совести!

— Потому что вы познакомили меня с мистером Моллинсоном? — нахмурилась Розали. — Я никогда не думала, что вы приняли это так близко к сердцу.

— Я чувствовала себя ответственной за вас.

— Если бы я не встретила мистера Моллинсона, я бы не вернулась домой и не встретила Джима!

— Одно цепляется за другое, — задумчиво произнесла Энн. — Я рада, что у вас все так хорошо устроилось.

— Более чем хорошо. Мне хочется думать, что когда-нибудь и вы будете так же счастливы, как я. — Уже выходя из кабинета, она обернулась. — Если когда-нибудь будете в наших краях, не забудьте заглянуть. Я буду очень рада вас видеть.

Она вышла, и Энн горько улыбнулась.

— Подумать только, я услышала, как благодарна Розали Полу Моллинсону!

— Ты должна быть довольна.

— Довольна! — воскликнула Энн. — Я буду жалеть об этом всю жизнь. Единственная причина, по которой я с ним встретилась, была Розали Дональдс.

— Что ж, теперь это все закончилось. Ты завоевала успех, и весь мир у твоих ног.

— Мне не нужен весь мир.

— Возьми какую-нибудь его частичку.

Энн не ответила, а Марти лениво продолжала рисовать на бумаге закорючки.

— Ты выглядишь очень подавленной. Поссорилась с Десмондом?

— Не с Десмондом, с Полом.

— Понимаю. Значит, ты все еще любишь его.

— На следующей неделе его свадьба с Сириной.

— И ты, полагаю, собираешься сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

— А ты ожидала, что я скажу, будто уже забыла его?

— Так бы и надо поступить, если бы у тебя хватило на это ума. — Марти помолчала, потом наклонилась вперед. — Я должна тебе кое-что рассказать. Давным-давно, до того как Лори встретил твою мать, он просил меня стать его женой.

— Я знаю, — сказала Энн. — Он мне рассказывал.

— Думаю, сейчас он смотрит на это с юмором, но тогда он имел это в виду вполне серьезно.

Энн никогда не связывала суровую шотландку с понятием «любовь», она всегда видела ее в твидовом строгом костюме, с короткими седеющими волосами и официальным выражением на лице. Но ведь Марти когда-то была молодой и, возможно, любила кого-то настолько, что не захотела выйти замуж за Лори.

— Ты любила кого-то еще? — заинтересованно спросила она. — Поэтому и отказала папе?

— Я никогда не любила никого, кроме твоего отца. И отказала ему по одной-единственной причине: я не считала себя той женщиной, которая сможет помочь его карьере.

— Но если он любил тебя…

— Наверное, это была не очень сильная любовь. Он очень скоро женился на твоей матери. Но я хотела говорить не об этом. Я жалела, что отказала Лори, с того самого момента, как сделала это. Когда я увидела, что он не очень-то счастлив с твоей матерью, я стала надеяться, что у меня появится второй шанс. И я продолжала ждать, когда он устанет ссориться с Анжелой, уверяя себя, что никто не понимает его так, как я. Только когда мы думали, что он погиб, и я сблизилась с твоей матерью, до меня дошло то, чего я раньше не сознавала.

— Что именно?

— Что Лори был счастлив, ссорясь с твоей матерью! Что ему доставляло удовольствие ссориться, а потом мириться и целоваться. Ты понимаешь, к чему я веду?

— Ты хочешь сказать, что мое представление о любви может не совпадать с представлением Пола? Совершенно верно!

Усталые глаза смотрели на нее со странным выражением.

— Может, ему нравится ругаться с Сириной и тянуть в разные стороны. А если это так, тебе надо перестать тратить на него время и что-то делать со своей жизнью.

И что ты предлагаешь мне сделать?

— Выбрось его из головы. Это будет нелегко, но попытайся.

Глаза Энн наполнились слезами.

— Ты считаешь, я должна выйти замуж за Десмонда, даже если я его не люблю?

— Я бы на твоем месте серьезно об этом подумала.

— Я пыталась, — Энн медленно повернулась и пошла к двери.

— Я ухожу.

— Куда?

— Повидать Десмонда. Я больше не буду избегать его.

Как сомнамбула, Энн дошла до «Маррис-театра» и пошла по коридору к уборной Десмонда. Он выглянул как раз, когда она подошла, и сощурился, увидев выражение ее лица.

— Как я понимаю, ты поговорила с Полом?

— Да.

— Безуспешно?

Энн кивнула, он отодвинул стул и подошел к ней.

— Если бы у меня еще оставалась гордость, я бы заставил тебя повернуться и уйти прочь! — Она молчала, и он со стоном притянул ее к себе. — Но я не могу. Я слишком люблю тебя.

Энн приникла к нему, впервые почувствовав счастье оказаться в кольце его рук, отдохнуть на его груди, почувствовать, как его сила вливается и поддерживает ее.

— Я постараюсь сделать тебя счастливым, Десмонд. Ты ведь мне веришь?

— Тебе не надо стараться. — Он легко поцеловал ее в лоб. — Хочешь рассказать, что произошло?

— Не сейчас, — уклончиво ответила она. — Просто он собирается жениться на Сирине примерно через две недели.

— Ручаюсь, она не знает, что он разорен.

— Разорен?

— Пол вложил все до последнего пенни в эту пьесу.

Десмонд повернулся к зеркалу и стал приглаживать волосы.

— Энн, я через несколько минут на сцене. Почему бы тебе не пойти в зал и не посмотреть?

— Хорошо. Если ты терпишь и играешь в этой пьесе, я могу потерпеть и посмотреть ее.

— Молодец, моя девочка, — глуховатым голосом сказал он и послал ей вслед воздушный поцелуй.

Энн спустилась в зрительный зал. Сцена была ярко освещена, и она смогла пробраться вдоль кресел в середину. На этот раз она не собиралась прятаться в тени. Унижение, которое заставил ее пережить Пол, разбудило в ней гордость, освободило от чувства вины. Глазами профессионала она наблюдала за репетицией. Никогда не доводилось ей видеть такого плохого представления. Напряжение на сцене было почти осязаемым, Сирина пробалтывала слова роли, превращая то, что написал Пол, в какую-то пародию.

На половине второго акта Эдмунд вскинул руки вверх.

— Не так, Сирина. Говори это с улыбкой!

— Я улыбалась. — Сирина оскалила зубы, чтобы доказать свои слова. — Вот так.

— Мне не нужна такая улыбка. — Эдмунд тоже оскалился. — Это должно быть нежное движение губ, легкая игра чувств.

— Ладно, — хладнокровно оборвала Сирина. — Ты все мне объяснил. Больше ничего мне говорить не надо, — она подошла к краю сцены и начала вступительную фразу своего монолога.

— Нет, нет, — снова закричал Эдмунд. — Неужели ты не помнишь ничего, что я тебе объяснял?

— Конечно, помню, — голос ее поднялся до визга. — Я просто не чувствую то, что ты говоришь. Я не могу. Говорю тебе, я не могу. Пол! — взвизгнула она. — Пол, я больше так не могу. Это не может так продолжаться. Где ты там?

— Я здесь, Сирина. — Голос Пола громко раскатился по театру. Он шел к сцене в сопровождении электрика. Они вдвоем несли ящик, в котором Энн с удивлением узнала магнитофон.

— Это поможет тебе, — сказал Пол.

Сирина широко открыла глаза.

— Что ты собираешься делать?

— Через минуту увидишь.

— У нас нет лишнего времени на твои фокусы, Пол, — вмешался Эдмунд.

— Это не фокус. — Пол нагнулся и воткнул вилку в розетку. — Не смотри так, дорогая. Я уверен, это поможет тебе. Если ты услышишь свое самое первое исполнение Мэри-Джейн…

— Нет! — завопила Сирина. — Я не хочу!

— Но это поможет тебе, — умолял Пол. — Ты знаешь слова наизусть. Если ты послушаешь свой собственный голос, когда я проиграю запись, ты восстановишь свой подход… — продолжая говорить, он поднял крышку.

— Нет, — запротестовала Сирина, собираясь сойти со сцены в зал и вмешаться в действия Пола. Но магнитофон уже работал, и прелестный, легкий голос разнесся по театру.

«Я лгала тебе Фрэнк. Я лгала тебе с самого момента нашей встречи…»

Энн наклонилась вперед, сердце ее стучало так громко, что она почти не слышала слов.

Это был ее голос! Тот самый монолог, который она читала, когда ждала Пола домой, и который, оказывается, не успела стереть с пленки! Как Пол мог подумать, что это Сирина? Но Энн уже знала ответ, вспомнив, сколько раз он путал их голоса. Слушая запись, она была заново растрогана пафосом слов, как, впрочем, были тронуты и все на сцене, потому что это была Мэри-Джейн, которую они никогда раньше не слышали. Это была такая интерпретация роли, которая, будучи сыграна на сцене, не могла не обеспечить пьесе успех.

Голос на пленке замолчал, и Лори двинулся к краю сцены и начал свою реплику «Я никогда не думал, что ты так чувствуешь, Мэри-Джейн».

Сирина открыла рот, чтобы что-то сказать, но прежде чем она успела произнести хоть слово, с магнитофона раздался голос Смизи: «В чем дело, мисс Лестер? Разговариваете сами с собой?» — «Я читала отрывок из пьесы», — это был голос Энн, вполне узнаваемый, когда она больше не играла. Пол рванулся через всю сцену, выключил магнитофон. Никто не двигался, и он пошел обратно вдоль рампы, на лбу у него выступил пот.

— Сирина, — мягко произнес он. — Я хочу поговорить с тобой.

Сирина подошла к нему, потрясенная, но не сдавшаяся.

— Я сделала запись перед этой, Пол. Я думала, ты ее имел в виду.

Этого Энн не выдержала:

— Не лги, Сирина!

Она быстро побежала по проходу к ступенькам на сцену.

— Ты делала запись, когда ждала Пола, но успела прочесть только две строчки на магнитофон, и я сразу его отключила.

Пол перевел взгляд с Энн на Сирину.

— Это правда?

— Конечно, нет. Энн всегда ревновала тебя ко мне, ты же сам знаешь.

Его глаза сузились.

— Тогда, если ты сделала полную запись, я хочу, чтобы ты проиграла ее. Вот здесь магнитофон со всей пленкой.

— Нет! — Сирина отшатнулась от него. — Нет, я не могу!

— Почему? Если ты сделала запись, она должна быть там.

Она съежилась под его взглядом.

— Ты сам виноват, — воскликнула она. — Это ты заставил меня лгать. Когда ты сказал, что слышал мою запись на магнитофоне, как я могла догадаться, что это не мое чтение?

— Потому что я процитировал некоторые строки, которые ты не читала. Ты должна была понять, что это была запись голоса Энн.

— Я не знала, — стонала Сирина. — Ты должен мне верить. Пол… Я не знала!

Все остальные актеры медленно сошли со сцены, и в конце концов на ней остались лицом к лицу Пол, Энн и Сирина.

— Чего я никак не могу понять, — горько сказал Пол, — как ты могла лгать мне, зная, сколько от этого зависит. Ты же знала, что эта роль выше твоих возможностей… Почему у тебя не хватило мужества признаться?

Сирина подняла голову.

— А почему ты не прогнал меня?

— Потому что я верил в девушку, которую слышал на пленке. В этой записи было все, что я искал для Мэри-Джейн. — Он шагнул вперед, его темные глаза сверкнули. — Я думал, что это была ты… Все это время я думал, что это ты.

Сирина подняла к нему лицо. Никогда еще она не выглядела более прелестной и беззащитной.

— Я боялась, что если расскажу, ты разлюбишь меня. — Она бросилась к нему в объятья. — Я люблю тебя всем сердцем… Если ты сейчас прогонишь меня, я не смогу жить. Пол, ты должен простить меня!

Не в силах слушать дальше, Энн повернулась на каблуках и оставила их одних.