Отель «Дельфин» находился к северу от Гайд-Парка. Там царила строгая атмосфера достоинства и некоторой чопорности. На верхней ступеньке у входа стоял человек в сером костюме и кого-то ждал. У него были короткие черные волосы и седые виски, а верхнюю половину лица закрывали большие темные очки. Он вертел головой из стороны в сторону, оглядывая толпу спешащих людей на тротуаре, и только когда из подъехавшего такси вышла высокая молодая блондинка, он явно успокоился и бросился ей навстречу с распростертыми объятиями.
В некотором отдалении Пол Моллинсон наблюдал из своей машины за этим объятьем до того момента, как эта пара исчезла в дверях отеля. Потом он уехал.
Не зная, что за ней следят, Энн теснее прижалась к отцу.
— Я поверить не могу, что ты жив! Когда услыхала по телефону твой голос, я решила, что схожу с ума. Что случилось? Когда ты вернулся?
— Все расскажу наверху. Твоя мать ждет нас там.
Молча они вошли в лифт и прошли по коридору до номера люкс, выходящего окнам и в парк. Из спальни вышла Анжела, и Энн рванулась к ней.
— Мама, какое чудо! Тебе, наверное, все это кажется сном.
— Но я отказываюсь щипать себя и просыпаться!
Слезы сменяли смех. Прошло несколько минут, прежде чем они смогли начать разговор. Энн откинулась в кресле и с любовью смотрела на человека, которого оплакивала почти год.
— Когда ты вернулся?
— Сегодня утром. Я послал Анжеле телеграмму из Александрии, но она получила ее всего за час до того, как я должен был приземлиться в аэропорту. — Он улыбнулся. — По-моему, она еще не совсем пришла в себя.
Энн посмотрела на мать.
— Так что, сегодня утром ты впервые узнала об этом?
— Не совсем, дорогая. Пару недель назад мне позвонил дядя Харвей из военного министерства и сказал, что они нашли обломки разбившегося самолета и некоторые останки. Нескольких людей недосчитались, и поэтому появился шанс, что Лори выбросило из самолета и, возможно, его подобрали туземцы. Я поговорила с Марти, и мы решили ничего тебе не говорить, пока не будет какой-то ясности. — Анжела перевела взгляд на мужа. — Теперь продолжай ты. Лори.
— Я не уверен, что в состоянии спокойно говорить об этом. — Лоренс Лэнгем откинулся на стуле и снял темные очки. Без них стало заметно, что он побледнел, и глубокие морщины залегли на его лице от голода и лишений. Он слегка отвернулся, прикрыл глаза, а мать и дочь залюбовались чеканным профилем, высоким лбом, прямым с легкой горбинкой носом и скульптурным подбородком: Ромео, Антоний, Гамлет… Все было в этом лице: и лирика, и царственность.
— Отец жил в арабской деревне, — продолжила рассказ Анжела. — Наверное, у него было сотрясение мозга, потому что он совершенно ничего не помнил, вполне был доволен жизнью и был готов оставаться там вечно.
Энн зафыркала от смеха.
— Они хорошо с тобой обращались?
— Насколько помню, да, — ответил отец. — Вся эта история как какой-то сон. Первое мое реальное впечатление — это вид твоего дяди, входящего в палатку. Он выглядел там так нелепо в своем черном костюме и стэтсоновском котелке, что я расхохотался. И вдруг все прояснилось в моей голове: я вспомнил и кто я, и что со мной случилось. — Глаза его заискрились смехом. — Еще несколько недель там, и я бы женился на дочери шейха, этакой Тесси О'Ши из черного дерева.
— Тебя, точно, стукнуло по голове, — улыбнулась Анжела. — Ты же никогда не увлекался толстыми женщинами!
— Я никогда не увлекался женщинами, за исключением двух моих красавиц-блондинок. — Лори обнял жену, и она, положив голову ему на плечо, заплакала.
— Ну, не раскисай, любимая, — нарочито грубовато, чтобы скрыть растроганность, произнес он. — Все уже прошло, и плакать больше не о чем. — Он нежно вытер ей слезы своим платком. — Что ты скажешь, если мы трое уедем в Сассекс, пока все не уляжется? Мне не хочется отбиваться от репортеров.
Анжела неуверенно рассмеялась.
— Никогда не думала дожить до того, что услышу такое от тебя!
— Это сотрясение мозга, — улыбнулся Лори. — Чего мне хочется больше всего, так это просто быть вместе. Всем троим. Что скажешь, кукленок?
При этом детском ласковом прозвище у Энн на глаза навернулись слезы.
— Я работаю, папа. Не уверена, что мне удастся уехать.
— Не глупи, дорогая, — пожала плечами Анжела. — Теперь, когда отец вернулся, ты можешь бросить свою работу у Марти.
В ответ на вопрошающий взгляд отца Энн рассказала о бесплодных месяцах в Боксфордской труппе, о своем нежелании воспользоваться именем Лори Лэнгема, о решении уйти из труппы и поискать счастья в Лондоне.
— Пока что-то не вижу никакого счастья, — заметил отец. — Каким образом ты собираешься получить работу на сцене, продолжая работать у Марти? И почему, когда я искал тебя, мне дали номер телефона в Хэмпстеде?
Энн посмотрела на мать, тихо сидевшую в кресле напротив отца. Настал момент рассказать им о Поле Мотлинсоне. Невозможно было дальше держать это в секрете. Она пустилась в подробные объяснения, где она работает и почему. Родители слушали ее молча, но это не было молчанием одобрения, скорее в нем чувствовалось недовольство.
— Ну, знаешь, Энн, — не выдержала, наконец, мать. — Как ты могла поступить так по-детски? Если бы Марти хоть намекнула мне, что ты придумала, я бы немедленно положила этому конец!
Лори Лэнгем нахмурился.
— Я согласен с твоей матерью. Нелепая выдумка. И долго ты собираешься ее продолжать?
— После того как ты позвонил сегодня утром, я чуть не рассказала ему правду, — сказала Энн. — Но вошла Сирина, стала насмехаться над Розали, и я снова разозлилась.
— Я виню во всем Марти, — сердито сказала Анжела. — Она всегда поддерживала тебя в твоих выходках. Когда-нибудь вы обе набьете себе шишек.
— Если кто-нибудь и набьет себе шишек, то это будет, конечно, Энн, — мягко добавил Лори. — Играть с чувствами живых людей — дело недостойное.
Энн почувствовала некоторую тревогу.
— Что ты хочешь сказать?
— Сама узнаешь, кукленок. — Отец поднялся со стула и зевнул. — Я устал. Пожалуй, лягу ненадолго.
Подошла Анжела и стала гладить его, как ребенка.
— Какие мы глупые, ты только что вернулся, а мы мучаем тебя разговорами. Отдохни, дорогой, я принесу тебе ужин в постель.
Лори пошел в спальню, а Анжела, достав платок, вытерла слезы. В эту минуту Энн, как никогда, почувствовала близость к матери и, подбежав к ней, опустилась на пол у ее ног.
— Я как во сне, — прошептала она. — Все еще не могу поверить, что это правда.
— Я тоже. Какие мучительные переживания, и все-таки они мне помогли. — Мать вытерла глаза. — Я всегда ревновала его к сцене… — Голос ее прервался рыданьем.
Энн попыталась сменить тему:
— Ты думаешь, папа вернется на сцену? Он может нажить целое состояние, разъезжая по свету с лекциями о своих приключениях!
— Ничто не заменит ему театра. Как только предложат подходящую роль, он снова будет играть. Самое смешное, что теперь меня это не трогает. Я так счастлива, что он вернулся живым. — Анжела поднялась на ноги. — Пойду закажу ужин. Только теперь вспомнила, что мы весь день ничего не ели!
Остаток вечера Энн провела с родителями, но отказалась от их предложения переночевать в отеле. Она вернулась в свою комнату в Хэмпстеде и, слишком взволнованная, чтобы заснуть, сидела у окна и смотрела на озеро, на бегущие по небу темные облака. Она думала об отце, о долгом минувшем годе одиночества. Энн знала, что должна лечь спать, но упрямо пыталась понять истинную причину своего нежелания ехать с родителями домой.
Она больше не могла притворяться, что причиной было желание отплатить за Розали. Да, с этого все началось, но почти с первых минут встречи с Полом первоначальный замысел уплыл куда-то на задний план, она не хотела расставаться с ним.
Как легко его имя вызывало перед глазами его образ. Пол присутствовал в ее комнате, плод ее воображения, но такой реальный, ходил взад-вперед, откидывался на стуле и с иронической усмешкой наблюдал, как, склонив голову на руку, невидящим взглядом смотрит она на воду.
Энн резко проснулась, солнечный свет ударил ей по глазам. Было больше девяти утра, она так и заснула, сидя у окна. Торопливо поплескав холодной водой на лицо, она переоделась и вышла из дома. На крыльце ее встретил почтальон и передал письмо. Оно было переадресовано ей из агентства Марти. Распечатав его, она увидела, что оно от Десмонда.
Он был в Боксфорде: его прослушивание у Бектора тогда отменили, но он надеется, что оно состоится через несколько недель. «Я позвоню тебе в брачное агентство, — писал он. — Так что не забудь предупредить их дать мне твой адрес. Я все еще считаю тебя самой красивой блондинкой из всех, кого видел».
Улыбаясь, она сунула письмо в сумочку, решив еще раз предупредить Марти никому не давать ее адреса.
Когда она добралась до Хэмпстеда Мьюза, Пол был в столовой и окликнул ее на пути в кабинет.
— Вы что-то сегодня поздно. Проспали?
— Боюсь, что так. — Она вошла в столовую. — Вы не возражаете, если я выпью чашку кофе? Я еще никак не проснусь!
— Наливайте!
Она так и сделала и присела за стол.
Пол листал страницы газеты.
— Что вы об этом скажете?
— О чем? Я сегодня не успела посмотреть газеты.
— Лоренс Лэнгем воскрес из мертвых.
Тонкий палец тыкал в заголовок.
— Сейчас кое-кто может попасть в глупое положение.
— Почему?
— А вдруг он прочитает свои некрологи! Некоторые из его так называемых друзей позволили себе порезвиться, когда думали, что он уже не сможет им ответить. Джек Алленби, например, назвал его…
— Чудо-ребенком, который так никогда и не вырос. — Энн замолчала, потому что Пол в изумлении уставился на нее.
— Как вы это запомнили?
— Я была большой поклонницей Лоренса Лэнгема.
Пол буркнул в ответ и передал ей один из газетных листов.
— Почитайте. Это просто чудо. Я никак не приду в себя.
Он поднял голову и увидел ее смеющиеся глаза.
— Чем вы так довольны сегодня?
— Ничем.
Он снова буркнул что-то, а она посмотрела на большой портрет отца, улыбавшегося ей с газетной страницы.
Пол взял другую газету и открыл ее.
— Здесь говорится, что его дочь тоже на сцене. Удивляюсь, почему я никогда не встречал ее имени.
Энн быстро сказала:
— По-моему, это самая красивая комната в доме. Вы здесь давно живете?
— Где? — У него был растерянный вид. — В этом доме? Я купил его пять лет назад.
— А где жили до этого?
— В квартире.
— А почему решили переехать?
— В чем дело? — взвился он. — Допрос? Я кажется никуда не могу деться от окружающих меня любопытных и настырных женщин. К вашему сведению, я здесь очень счастлив, никто не заглядывает мне в окна, и я могу мирно и спокойно работать, если только мой секретарь соблаговолит мне это позволить.
— Ой, прошу прощения.
Он быстро отодвинул стул.
— С вами все в порядке?
— У меня кровь пошла из носа! Дайте, пожалуйста, полотенце.
Сунув ей в руку носовой платок, он поднял ее на руки и понес через холл в кабинет, осторожно опустил ее на диван и исчез. Энн открыла глаза только тогда, когда ей на лицо опустилось мокрое полотенце. Его руки крепко держали ее за плечи. Она ощутила его близость, его теплое дыхание на своей щеке и расслабилась. Он ловко перевернул ее, его рука что-то делала у нее сзади на шее.
— Пол! — пробормотала она, но робкий шепот внезапно оборвался: большой кусок льда скользнул по ее спине. — О-о-о! Зачем вы так сделали? — Лед заскользил дальше вниз по коже. И она подскочила. — Холодно же! Ей-богу, я…
— Заткнитесь, — невежливо прервал он ее. — Это ведь остановило кровь? Правда?
— Что… — Она резко села на диван. — Остановило! Точно!
Он сардонически улыбнулся.
— А вы что думали, я пытаюсь заняться с вами любовью?
— Ничего я не думала! И потом вы же сказали, что я не тот тип женщины, который вам нравится.
— У меня, наверное, было плохое настроение. По-моему, вы вполне могли бы стать моим типом, чопорная мисс Лестер!
И прежде, чем она смогла ответить ему, он наклонился и коснулся губами ее губ.
На этот раз поцелуй не был ласковым: он требовал, звал, пробуждал в ней отклик. Сами собой ее руки обвивали его шею, ласкали его волосы, нежно гладили лоб и щеки. Отдавшись внезапно нахлынувшему желанию, она прижималась к нему, всем телом отзываясь на его прикосновения.
Пол отодвинулся первым.
— Не такая вы, оказывается, и чопорная, — проговорил он. — Я часто думал, как это будет — поцеловать вас.
— Думали поцеловать?
— Мужчины любопытны, и я не видел причины, почему мне быть исключением. По крайней мере, я моложе, чем ваш пожилой Ромео, приветствовавший вас вчера в отеле «Дельфин».
— Пожилой? — Она потрясенно уставилась на него. — Вы хотите сказать, что вы за мной следили?
— Да. После телефонного звонка вы так ужасающе изменились в лице, что я решил узнать, почему.
— Я не хотела рассказывать в присутствии Сирины… Это единственная причина, почему я уклонилась от ответа. Но у вас не было никакой нужды шпионить за мной.
— Неужели? — Он стал ходить по комнате взад-вперед. — Вы, Энн, всегда были для меня загадкой. Что-то не складывается в вашей истории. С тех пор как вы начали у меня работать, я очень много думаю о вас, но не могу понять, что управляет вашими поступками, что заставляет вас, так сказать, тикать.
— Что заставляет меня тикать! — Ее глаза гневно сверкнули. — Вы ко всем людям относитесь как к заводным игрушкам, которые тикают! Вы не думаете о них как о живых существах из плоти и крови, со своими собственными чувствами и желаниями. Вы просто автомат, бесчувственно регистрирующий факты.
— В этом с вами легко согласятся мои критики, — ответил он. — Если вам хотелось ударить побольнее, что ж, вам это удалось, вы сказали именно то, что надо.
Она мгновенно пришла в себя.
— Я совсем не хотела ударить вас побольнее, но вы меня загнали в угол. Вы со своей другой секретаршей тоже так обращаетесь, как со мной?
— Поскольку мисс Финк пятьдесят пять лет, и у нее кривые ноги, естественно, нет! — Он подошел ближе. — Простите меня, Энн, я не имел права следить за вами вчера. — Он отодвинул назад белокурый локон, упавший ей на лицо. Но локон обвился ему вокруг пальца, как золотое кольцо, и он помедлил, разглядывая его, и лишь затем убрал руку. — Вы меня простите?
— Конечно.
Она подняла голову и увидела его лицо совсем рядом со своим. Если бы только он рассказал ей о Розали Дональдс, признался, что был не прав, использовав ее как «вдохновение»!
— Пол. — Голос ее зазвучал мягко. — Вы помните, Сирина вчера сказала, что для своей пьесы вы получили нужную информацию от какой-то девушки. Это правда?
— Вы не должны обращать внимание на все, что говорит Сирина, — беспечно ответил он. — Я нахожу свое вдохновение повсюду. А что касается вас… — Он закурил и выпустил облачко дыма. — Не могу поверить, что вы не можете получить мужчину. Только пальчиком поманите, и за вами побежит любой.
— Только не те, кого хочу я.
— Даже те, — он совсем понизил голос, — кого вы хотите.
— Пол, вы считаете, что я скрываю от вас правду?
— Я не знаю, что и подумать! Единственное, что я знаю точно, это, что я не хочу, чтобы вы оказались лгуньей.
— О, Пол! — Глаза ее наполнились слезами. — Я должна вам кое-что рассказать.
Зазвонил телефон, и она с досадливым восклицаньем сняла трубку. Это был ее отец, и голос ее сразу зазвучал настороженно.
— У телефона секретарь мистера Моллинсона.
— А с вами говорит отец секретаря мистера Моллинсона! — По голосу было слышно, что Лоренса Лэнгема это забавляет. — Я не выдам тебя, Энн, но мне хотелось бы поговорить с Полом.
— Мистер Моллинсон здесь. Подождите, пожалуйста, одну минуту. — С пылающими щеками она передала трубку через стол. — Вам звонит Лоренс Лэнгем.
Пол схватил телефон и оживленно заговорил. Слушая разговор, Энн поняла, насколько хорошо Пол был знаком с ее отцом и вообще, какие у них отношения. Когда он, наконец, положил трубку, лицо его раскраснелось и, как всегда, когда он нервничал, он закурил сигарету и глубоко затянулся.
— Что за человек! Гений! Слава богу, он жив! Пол стал ходить по комнате и говорить, а Энн слушала как зачарованная. Немногим дочерям, думала она, дано услышать от души излагаемое мнение о своем отце.
— Надо было видеть его в роли Карло из «В тисках». Он был великолепен… Я считаю, что он лучший актер века. Если вы еще здесь будете, — внезапно сказал он, — я как-нибудь приглашу его, и вы сможете сами убедиться.
— Все еще буду здесь? — удивилась она. — А куда я могу деться?
— Мисс Финк не будет болеть вечно.
— Понимаю.
— Так на чем мы остановились, когда позвонил Лори?
— Вы собрались начать работать.
Он потер себе щеку.
— Нет, не собирался. Я вспомнил. Мы говорили о вас.
— Я не хочу говорить о себе.
— Минуту назад вы охотно соглашались на это. А теперь что, снова сердитесь на меня за что-то?
— Я совсем не сержусь на вас. Просто не можете же вы все время менять свое отношение к людям, а потом ждать от них, чтобы они вас понимали.
— И как же, вы считаете, я отношусь к вам?
Она тряхнула головой.
— Половина на половину.
— И какую половину вы предпочитаете?
— Деловую, — решительно ответила она. — Я не вижу в вас реального живого человека. — Энн постучала по клавишам машинки. — Я готова работать.
Пол начал работать в жестком темпе, и этот день задал ритм всей недели. Она так часто задерживалась сверх рабочих часов, что не могла видеться с отцом каждый вечер. От матери она узнала, что они решили зимой не возвращаться в коттедж, а снимать меблированную квартиру около Гайд-Парка.
Много раз, сидя с Полом за работой, Энн хотела рассказать ему правду, но страх заставлял ее молчать. Это свое молчание она не хотела анализировать даже наедине с собой.
Десять дней спустя после возвращения отца, в пятницу днем Энн задала Полу вопрос, который мучил ее целую неделю:
— Почему вы поменяли возраст Фрэнка, и теперь это не молодой юноша, а человек средних лет?
— Потому что два молодых неудачника для одной пьесы многовато, публика это не проглотит.
— Тогда почему вы не дадите им возможности простить друг друга и начать все сначала?
— Потому что я имею дело с реальной жизнью, — резко ответил он. — Мэри-Джейн не захочет иметь с Фрэнком ничего общего, когда выяснит, что он тоже врет.
— Но если она его любит, то простит.
— Нельзя любить человека, которого не существует на свете. А все, что Мэри-Джейн знает о Фрэнке, на самом деле мираж. Он совсем не тот, за кого себя выдавал.
— Тогда я считаю, что она его вообще не любит.
— Вы слишком наивны и простодушны, — ответил Пол и обратился к вошедшей с чаем Смизи. — Как, по вашему мнению, Смизи, мисс Лестер очень простодушна?
— Ну и что в этом плохого? Пора, чтобы в этом доме появилось хоть немного простодушия!
В дверь позвонили, и она повернула голову в ту сторону.
— Это, наверное, миссис Браун, когда я шла сюда, то видела, как подъехало такси.
Энн налила чай в две чашки.
— Я так понимаю, что сегодня днем вы больше работать не будете?
— Не буду. После чая можете уйти.
Вошла Сирина и замерла на пороге, демонстрируя выход звезды. Ее голубое, под цвет глаз платье так тесно облегало фигуру, что были видны все контуры тела: тонкая материя ничего не скрывала. На ней были алые туфли на высоченных каблуках. Она обняла Пола, буквально повиснув у него на шее.
— Ты плохой мальчишка. Обещал днем мне позвонить.
— Я забыл. — Легко коснувшись губами выдвинутой вперед недовольной губки, он отодвинул ее от себя. — Хочешь чая?
— Я лучше выпью чего-нибудь.
Он двинулся к серванту, но остановился с бутылкой в руке, так как в комнату снова вошла Смизи.
— Не знаю, ждете ли вы еще гостей, мистер Моллинсон, но около двери только что остановился старинный автомобиль.
Пол глянул на Энн.
— Посмотрите в моем календаре, должен ли кто-нибудь приехать ко мне сегодня?
Энн склонилась над календарем, прекрасно зная, что посетитель не кто иной, как ее отец. Он сходил с ума по старым машинам и мечтал выиграть пробег Лондон — Брайтон для старых автомобилей. Всем, кто его знал, это было известно.
— В записях ничего нет, — сказала она, собрав все свое самообладание. — Но если к вам еще кто-то пришел, я не буду допивать чай. Я выйду через заднюю дверь.
— Ладно, но сначала уберите свой письменный стол.
Торопливо схватив чехол от машины, она стала ставить его на место, но он никак не защелкивался, и ей пришлось снова снять его. Дверь отворилась, и она почувствовала, как краснеет, когда на пороге появился высокий представительный мужчина.
— Лори, — воскликнул Пол. — Как замечательно! Я не ожидал увидеть вас так скоро.
Лори Лэнгем улыбнулся своей знаменитой улыбкой.
— Я не помешал?
— Нет, совсем нет. Я сегодня уже закончил работу.
Лори посмотрел на Энни на Сирину.
— А это, я полагаю, и есть ваша маленькая секретарша, — громко провозгласил он, направляясь к рыжеволосой актрисе.
— Это Сирина Браун, — сухо ответил Пол, — с которой несколько лет назад вы играли в одном спектакле. А маленькая секретарша собралась уходить через веранду.
— Надеюсь, не из-за меня, — величественно произнес Лори. — Вернитесь, дорогая моя. Вы, наверное, и есть та девочка с прелестным голосом.
Услышав в мягких словах отца приказ, Энн повернулась со всей непринужденностью, на какую была способна. Она почувствовала, как ее руку крепко пожала его рука, но не решалась смотреть ему в глаза, а уставилась куда-то через плечо.
— Как поживаете, мистер Лэнгем? — еле нашлась, что сказать Энн. — Встретиться с вами большая радость.
— Должен сказать, что на вашем личике радости не видно, — пробормотал ее отец и пальцем поднял ей подбородок. — Улыбнитесь же наконец, моя дорогая.
Энн быстро выполнила его приказ и повернулась к столику на колесах.
— Не хотите ли чая?
— Конечно. Ни молока, ни сливок, пожалуйста, но с четырьмя кусками сахара.
Когда Энн вернулась из кухни, отец сидел на диване рядом с Полом, а Сирина напротив них.
— Давно вы не писали комедий, — говорил отец. — Думаете, благоразумно делать это сейчас?
— Я достаточно благоразумен, чтобы сознавать, что ничего другого я сейчас написать не смогу. Серьезной пьесы мне уже не сделать.
— Не говорите глупостей. У вас еще вся жизнь впереди, чтобы написать вторую «В тисках».
— Я не хочу этого, Лори. Я заглянул в умы людей и до глубины души проникся отвращением к тому, что увидел.
— Неужели?
— Единственный способ сохранить рассудок в этом мире — это смеяться над ним. Поэтому я и сделал «Брак был устроен».
— Хорошее название.
— Единственное, что нравится моему секретарю в этой пьесе!
— Неужели? — Лори взял чашку из рук дочери. — Это интересно. А что, собственно, вам не нравится в ней, мисс… э-э… не уловил вашего имени.
— Лестер, — сказала Энн. — Если не возражаете, я лучше не буду говорить на эту тему. Это дело подхода или вкуса, как если бы я любила зеленый цвет, а мистер Моллинсон голубой.
— Интересная аналогия, — начал Лори, наслаждаясь ситуацией. — Я часто думал, что у всех пьес есть свои характерные для них цвета. Так, например, «Гамлет» — черный, «Макбет» — красный, а «Ромео и Джульетта» — зеленый. А как по-вашему, какого цвета эта новая пьеса?
— Я дальтоник, — холодно ответила Энн.
— Как дипломатично! — прожурчала Сирина.
— Вы гораздо умнее меня.
— Красивой женщине нет необходимости быть умной, — галантно произнес Лори. — За прошедшие несколько лет вы совершенно не постарели!
Сирина подняла одну бровь.
— Не так уж много прошло лет, мистер Лэнгем. Всего четыре года.
— Да, да. А мне показалось больше. — Знаменитый профиль был повернут к публике. — Расскажите, чем вы занимались это время? Вы все еще замужем?
— Эдди был убит в Африке, но между нами все кончилось задолго до этого. Брак с ним был самой большой ошибкой в моей жизни.
Хотя Сирина говорила все это Лори, Энн знала, что слова ее были обращены к Полу, и она исподтишка глянула на него. Но он не подавал виду, что прислушивается к разговору, и просто невозмутимо сидел в кресле с безразличным видом.
— Теперь вы снова собираетесь играть? — поинтересовался Лори. — А вам никогда не хотелось побездельничать?
Сирина рассмеялась.
— Я живу, чтобы играть. Я не смотрю на это как на работу.
— Кстати, о работе, — прервал их Пол, взглянув на Энн. — Можете быть свободны. Я сегодня больше работать не буду.
— В таком случае, я отвезу мисс Лестер домой, — Лори поднялся на ноги. — Не хочу нарушать ваш тет-а-тет, Пол. Мы можем поговорить в другой раз.
— Я думаю, вы захотите отдохнуть после такого ужасного года, какой вам довелось пережить, — сказала Сирина. — Или вы тоже умираете от желания вернуться на сцену?
— Как и вы, я счастлив только когда передо мной зал, полный народа! — Он помахал рукой. — Мой автомобиль в вашем распоряжении, мисс Лестер. Красивейший «роллс» 1930 года! Я купил его вчера, чтобы отметить возвращение домой.
Энн молча вышла из дома впереди него. У обочины стоял старинный голубой «ролле». Она влезла на высокую ступеньку, пока отец раскручивал ручку мотора. Машина зафыркала, заскрипела, закашляла и ожила. Лори забрался на сиденье рядом с ней, отпустил тормоз и двинулся вдоль дороги. Только тогда Энн дала волю своему возмущению.
— Хотела бы я знать, чего ради было устроено это представление? — сурово спросила она.
— Лично мне было очень забавно видеть это все.
— Я хочу знать зачем?
— Я хотел посмотреть, как идут дела у вас с Полом.
— Можно было вести себя пристойно.
— Но подумай, как скучно это было бы! А кроме того, я собирался вести себя нормально, пока не увидел хозяйскую позу мисс Браун. Немножко ревности может только помочь тебе.
— Я не хочу, чтобы Пол ревновал меня.
— Не ради тебя самой, кукленок, — хитро промолвил ее отец, — но ради несчастной Розали Дональдс. Не забывай, что ты работаешь у него только ради нее.
— Не забуду, — медленно проговорила Энн. — Это самое важное, что я должна сейчас помнить.