Жернова истории 3 (СИ)

Глава 18 Бензин, красители, зерно… и все остальное

Вспоминая это прошлогоднее совещание, понемногу топаю домой. Ноги сами несут меня по Тверской к Большой Гнездниковскому переулку, но только собираюсь свернуть туда, как глаз за что-то цепляется там, впереди, у памятника Пушкину на Страстном. Что-то нужное для меня… Фотограф! Конечно же, надо зазвать его к себе, увековечить Лиду с Лёнькой. Не в ателье же фотографическое ее с младенцем таскать. И я скорым шагом направляюсь наперерез мастеру светописи, который волочет на себе свою немалых размеров снасть – камеру с «гармошкой», треногу, да ящик с фотопластинками.

Догоняю, здороваюсь, представляюсь чин-чином – но меня ждет облом:

– Ни одной пластинки чистой с собой нет. Все сегодня отснял, – с искренним разочарованием сообщает фотограф. Сразу видно, не хочется ему упускать заказ. – Может быть, я завтра подойду?

Что же, можно и завтра. Договариваюсь на 18.00, пишу на листке бумажки из блокнота наш адрес и телефон (что сразу поднимает градус уважения в глазах мастера – телефон сейчас вещь статусная), даю небольшой задаток (еще один плюсик, и некоторая гарантия, что обязательно явится, ради выгодного клиента), и прощаюсь до следующего вечера.

На работе у меня сегодня, помимо текучки, связанной с подготовкой пятилетнего плана, есть еще и срочные дела. Первое – обсудить с Серебровским перспективы дополнительного выпуска бензина и керосина и положение дел с разведкой на нефть. Серебровский одновременно порадовал и огорчил.

– Уже работают в пробном режиме две новых крекинг-установки инженера Шухова, – сообщил он. – Так что и бензин, и керосин, и соляр сможем дать сверх программы текущего года. Сколько точно, пока сказать остерегусь. Анастас Иванович, правда, жалуется, что тяжело наши нефтепродукты на внешний рынок проталкивать, однако заверил, что Наркомвнешторг готов чуть не весь сверхплановый выход, что мы еще через свой Нефтесиндикат не распределили, взять под внешнеторговые контракты.

– Ну, порадовал, – отвечаю ему. – А что смотришь невесело? Случилось чего?

– Пока не случилось, – не сразу отвечает Александр Павлович. Но может случиться. – В Башкирской республике чинуши из местного совнархоза хотят выйти из нашего акционерного общества по геологоразведке. Говорят, зряшная трата денег. Уже и Разумову жаловались. Тот пока ни да, ни нет, не говорит, но он, по слухам, на другую работу переходит, а кто будет новый первый секретарь, и какую позицию займет – разве угадаешь? – его лицо еще больше помрачнело.

– А в Татарской – еще хуже. Там уже сам Хатаевич требует работу акционерного общества свернуть и бурение прекратить в виду его очевидной безрезультатности. Правда, на буровых были собрания, и рабочие постановили продолжать разведочное бурение до достижения проектной глубины. Но если им зарплату платить перестанут и снабжение обрежут, долго ли они продержатся? – Серебровский помолчал немного, потом добавил:

– Впрочем, это будут уже не мои заботы.

– Что так? – выражаю вполне законное удивление подобным заявлением.

– В Совнаркоме уже решили – перебросить меня на руководство акционерным обществом Союззолото. Буду добычу «желтого дьявола» поднимать.

– Погоди, пока ты еще глава Нефтесиндиката, скажи, как у вас с новыми установками крекинга нефти перспективы выхода высокооктановых бензинов? – пытаюсь выяснить не дающий мне покоя вопрос. Ведь от этого зависят перспективы развития авиации, автомобилизации, и технический прогресс в двигателестроении.

– А никак, – отвечает Александр Павлович. – Вообще выход бензина очень даже неплохой, но вот как раз с высокооктановым у Шухова пока не ладится.

Что же, и эту «приятную» новость примем к сведению. Чую, никак мне не избежать серьезного разговора с руководителем нашего Главхимпрома, генерал-лейтенантом Владимиром Николаевичем Ипатьевым. Что, скажете, что в двадцатые годы в СССР не было персональных воинских званий, а звание генерал-лейтенанта вообще появилось только перед самой войной? Все верно, вот только звание генерал лейтенанта Ипатьеву не Советская власть присвоила, а государь император. За то, что во главе Химического комитета Главного артиллерийского управления фактически с нуля взялся наладить в России производство современных взрывчатых веществ, чем по существу заложил основы химической промышленности. Единственный, кстати, на тот момент в России генерал, имевший докторскую степень (по химии).

Такими кадрами умные большевики не разбрасывались, и теперь он, с благословления Владимира Ильича Ленина, возглавляет всю химическую отрасль. Да, у него же в этом году 60-летие. Нескоро еще, в ноябре, но надо будет не забыть поздравить.

Разговор у нас с ним пошел не только про высокооктановые бензины, но и про анилокрасочную промышленность, и про синтетические пластмассы, и про искусственное волокно, и про каучук. «Стереорегулярный изопреновый каучук» – всплыло вдруг в памяти. Черт его знает, что это значит, но бились над его получением, помнится, аж до 50-х годов. Но, если раньше этой проблемой озадачить, может, и решение малость пораньше найдется? Владимир Николаевич как раз проблемами органического синтеза при высоких температурах и давлениях занимался, как я предварительно выяснил в библиотеке, так что ему тут и карты в руки. В разговоре мы быстро достигли взаимопонимания, однако и проблем всплыло немало.

– Виктор Валентинович! – с нажимом произнес Ипатьев. – Те задачи, о которых вы толкуете, слов нет, важны. Но как их прикажете решать? Положим, специалисты у нас есть весьма достойные, по той же анилиновой проблеме, например. Могут, вполне, германцам вызов бросить по части технологии получения красителей. Николай Николаевич Ворожцов, например, профессор Московского химико-технологического института. Или профессор Родионов, Владимир Михайлович, технический директор нашего Анилтреста. Но у нас крайне скудная лабораторная база, на реактивы средств не хватает, с трудом получаем возможность выехать в заграничные командировки. Слава Богу, вот в Германию еще удается кое-кого послать.

– А что же Троцкий? – спрашиваю его. – Ведь теперь научные исследования в его ведении.

– Троцкий… С Троцким, как и с Лениным раньше, договориться можно. Но ведь и он не всесилен. Бюджет у него ограничен. Да и не в этом только дело! – тон Ипатьева стал несколько запальчивым. – Такое впечатление, что каждый мелкий чиновник смотрит на тебя с подозрением. Как это у них называется? «Классово чуждый элемент», вот. В такой атмосфере очень сложно работать, когда любая просьба, любое предложение наталкивается на недоверие.

– Так с их точки зрения и я – «классово чуждый элемент», – невесело усмехаюсь. – Враз эти настроения, к сожалению, не переломишь. Поэтому все же давайте не жаловаться, а работать. Все, чем можно будет вам помочь, мы со Львом Давидович выцарапаем. А если кто из чинуш будет всерьез мешать – не стесняйтесь нас побеспокоить. У нас достанет авторитета им мозги вправить.

Работа – работой, а надо бы жену в отпуск отправить, да и самому отдохнуть. Этим летом мы не ездили на юг – тащить по жаре Лиду с маленьким Лёнькой было бы чистым безумием. Сняли дачу в Подмосковье, и, пользуясь возможностью эксплуатировать гараж ВСНХ, я перевез их туда с вещами и время от времени закидывал продукты. Тот же самый казенный автомобиль позволял мне делать вылазки в Москву и по служебным делам, чтобы не терять из вида насущные дела.

А дела не слишком радовали. Виды на урожай, как и предполагалось, оказались хуже прошлогоднего, несмотря на то, что я все уши прожужжал в Наркомземе относительно неотложных агротехнических мероприятий для противостояния засухе. Положим, все принимаемые еще с прошлой осени меры, вероятно, все же позволят получить от крестьян чуток больше зерна, и урожай соберут маленько побольше, чем в моей истории, и от экспорта хлеба в этом году вовсе откажемся за счет некоторого прироста экспортных доходов по другим статьям… Надеюсь, на этот раз обойдется без чрезвычайных мер. Но дальше-то что?

Почти все то, что я делаю в течение последних восьми месяцев по хлебозаготовкам – это оттяжка проблемы, а не ее решение. Валовой сбор зерна пока ни разу так и не превысил уровня 1913 года. И хотя сборы хлеба целый ряд лет превосходят средний урожай 1909-1913 годов, никакой тенденции к росту они не испытывают – скорее, наоборот.

Выход один: надо увеличить производство и заготовки хлеба в первую очередь за счет роста урожайности и посевных площадей в обобществленном секторе. Но как же медленно происходит этот рост! Пусть идею МТС удалось протолкнуть на три года раньше, пусть быстрее растет производство тракторов и уже близится к пуску завод сельхозмашин в Ростове-на-Дону, пусть расширен моими стараниями выпуск специалистов для села, и уже созываются конференции по обмену опытом организации совхозного и артельного производства… Медленно, все равно медленно! А раз так – еще раз поскребу по сусекам, посмотрю, за счет чего можно развить производство тракторов и сельхозмашин, за счет чего можно подготовить еще немного агрономов и зоотехников через Комитет трудовых резервов. Все надо, и ничего не хватает!

И, несмотря на все наши усилия, вряд ли обобществленный сектор сумеет в будущем хозяйственном году решить зерновую проблему. Да что «вряд ли»! Не решит, это точно. Даже если даст вдвое больше зерна, чем было в покинутом мною времени. И тогда неизбежно наши руководители кинуться решать проблему методом коллективизации «через колено».

Да… Но если все-таки большой зерновой фонд для маневра удастся собрать? Если не разбазарить то, что с прошлого хорошего урожая уложено в очень хилые пока еще закрома Госрезерва, созданного не в 1929 году, а в начале нынешнего? Может быть, удастся провести эффективные интервенции на хлебном рынке и сбить цену частной торговли? А чтобы принудить зажиточного крестьянина к продаже хлеба, усилить на него налоговый нажим? Надо будет расплачиваться, а значит – продавать хлеб.

Впрочем, в моей истории этот метод тоже испытали. Если в 1926/27 году доля хозяйств, облагавшихся по повышенным ставкам, составила 0,9%, то в 1927/28 году – 5,96%. Но не слишком-то помогло. Пока еще вырастет обобществленный сектор, все, что нас может выручить – рост товарных фондов для встречной продажи сдатчикам хлеба, авансирование крестьян, заключающих договора контрактации, без проволочек, максимальное упрощение кредитования крестьян, особенно предоставление зерновых ссуд под залог будущего урожая.

Ведь почему крестьянин предпочитает занимать зерно у кулака? Потому что Советская власть ему в принципе и готова помочь, но пока все бумажки оформишь, пока в волостной центр туда-сюда несколько раз скатаешься, да привезти это зерно со склада тоже дело не простое… А в страдную пору время дорого! Вот и идут на поклон к соседу-мироеду. Вот и растут у него в амбарах хлебные запасы. В лепешку разобьюсь, но протащу решение, чтобы на следующий год увеличили семенную ссуду за счет Госрезерва, и установили такой порядок ее предоставления, чтобы и выдавали ее, и оформляли прямо на месте, в деревнях. Будут злоупотребления? Так они без того есть. Но хотя бы механизм этот ржавый заработает.

Но где брать дополнительные товарные фонды? Строить новые заводы, готовить новые кадры… Ага, новые заводы захотелось! Вон, сырье за границей покупаем во множестве, а мощности текстильной промышленности все равно недогружены. А если еще и импорт урезать? Расширение внутреннего производства сырья – дело небыстрое, и ресурсов требует немало. Где их взять? Кстати, при недостатке машин, в том числе и сельскохозяйственных орудий, мощности машиностроительных заводов тоже заняты не полностью – не хватает металла. Правда, дефицит металла удалось смягчить за счет расширения программы развития металлургической промышленности при помощи английских кредитов, которых в моей истории не было. И все равно – нехватка чувствуется.

Ничего не поделаешь – будем затягивать пояса, и форсировать развитие промышленности. На подходе проект налоговой реформы, который, в общем, поддержан Сокольниковым. Будем усиливать изъятие прибыли в государственный бюджет, обязательные взносы предприятий в Банк долгосрочного кредитования, но оставлять и некоторый капитал расширения плюс десять процентов на фонд улучшения быта рабочих. Иначе денег на масштабные капиталовложения не собрать. Уральские алмазы уже потекли тоненькой струйкой в кладовые Де Бирс, но в масштабе союзного бюджета – чистые слезы. Прирост добычи золота на Алдане дает немного больше, однако этого мало даже для надежного обеспечения экспортных заказов. Правда, как ни малы получившиеся ручейки, кажется, они создают более благоприятный климат для получения товарных кредитов за рубежом.

После одобрения налоговой реформы можно выкатывать на XV съезд ВКП(б), намеченный на сентябрь 1927 года, и проект пятилетнего плана. В моем времени XV съезд, состоявшийся в декабре, утвердил лишь директивы по составлению плана. А теперь есть шансы утвердить уже сам план. Вроде Кржижановский уже почти завершил работу над двумя вариантами. И наши программы по промышленности (производства товаров народного потребления и роста благосостояния, развития станкоинструментальной промышленности и точного машиностроения, развития стройиндустрии, развития химической промышленности и развития двигателестроения) практически готовы. Начнем на год раньше, и 1927/1928 хозяйственный год станет первым годом пятилетки. И это формально мы начнем раньше на год. А фактически – на полтора. Ведь в моем времени пятилетку осенью 1928 года по существу не начали, все утрясали директивы до середины 1929 года, а то и позже.

Станки, станки… Даже та масштабная программа станкостроения, которая предлагается нами на пятилетку, не сможет сразу исправить положение. Если в Германии имеется 350 станкостроительных заводов, то у нас – только 12. Из имеющихся на мировом рынке 500 типоразмеров металлорежущих станков мы выпускаем всего лишь 24, и наша программа замахивается на расширение ассортимента лишь до 65-70 типоразмеров. Сейчас станкостроение распылено по разным трестам и главкам, специализация заводов отсутствует – один лишь ленинградский завод имени Свердлова специализирован только на выпуске станков. Отечественная продукция удовлетворяет лишь 20% текущих потребностей, а с началом пятилетки эта потребности резко возрастут. Опять все упирается в импорт!

С такими невеселыми мыслями, которые одолевали меня и после работы, я возвращался домой. Мои раздумья были прерваны почти у самого подъезда протяжным криком:

– То-очить ножи-ножницы, бри-итвы править!.. То-очить ножи-ножницы, бри-итвы править!..

Навстречу мне по переулку шел человек в замызганном сером рабочем халате, тащивший за плечами свою рабочую снасть: немудрящий станок с ножным приводом, на котором были закреплены несколько точильных кругов разного размера и разной степени зернистости. На меня пахнуло полустертыми воспоминаниями далекого детства, когда последние могикане племени точильщиков еще бродили по дворам. Тем временем человек поставил свой станок на тротуар и по двору снова разнеслось:

– То-очить ножи-ножницы, бри-итвы править!..

Из окон высовывались люди, и уже захлопали двери подъездов близлежащих домов, откуда появились нуждающиеся в услугах точильщика. Я еще только брался за ручку двери своего подъезда, когда раскрученный ногой мастерового точильный круг пустил первый сноп искр. Поскольку умения обращаться с абразивным бруском меня никто не лишал, а за время пребывания в этой реальности и с ремнем для правки бритвы успелось наловчиться, в сторонних услугах нужды не было и можно было спокойно идти домой, к жене и сыну.

Полюбовавшись, как маленький Лёнька прильнул к налитой молоком груди и довольно зачмокал, я поцеловал Лиду в щеку, и только после этого достал из портфеля желтовато-сероватую книжку последнего выпуска журнала «Вестник Комакадемии» со своей статьей. Эта статья выпила у меня немало крови. Хотя ее основные идеи не представляли для меня чего-то нового, их обоснование ссылками на источники стоило огромного времени и нервов. Хотя первая и вторая главы «Немецкой идеологии» уже были опубликованы на немецком языке, а первая – и в переводе на русский, подготовительные рукописи 1857-1859 годов, известные под названием «GrЭndrisse», имелись только в фотокопии. А разбирать почерк Маркса, это, скажу я вам, та еще каторга!

Если бы не помощь Рязанова и его сотрудников, да унаследованное от Осецкого знание немецкого языка, вообще ничего бы не вышло. Зато теперь можно гордиться тем, что здесь мне удалось впервые ввести в научный оборот целый ряд интереснейших мыслей Маркса. Не удержавшись, вновь и вновь перечитываю вышедшие из-под моего пера строки:

«Итак, важнейшие тезисы рукописей Маркса, дополняющие и раскрывающие известное нам положение о всестороннем развитии личности человека как цели коммунистического производства – превращение науки в непосредственную производительную силу, прогрессирующее вытеснение человека из непосредственного процесса материального производства и превращение свободного времени в главное мерило богатства человеческого общества.

Все эти три положения тесно связаны между собой, и позволяют яснее понять тезис Маркса из III-го тома „Капитала“, что „царство свободы“, т.е. свободное развитие человека начинается, собственно, по ту сторону процесса материального производства.

Когда наука не остается „мертвой фразой“, когда человек в процессе производства начинает все шире применять „материально творческую и предметно воплощающуюся науку“, тогда многократно возрастает производительная сила человеческого труда. Именно в этом смысле наука проявляет себя как непосредственную производительную силу. В результате такого роста производительности возрастает свободное время общества, „представляющее собой как досуг, так и время для более возвышенной деятельности“. Оно „превращает того, кто им обладает, в иного субъекта, и в качестве этого иного субъекта он и вступает затем в непосредственный процесс производства“. Что же меняет свободное время в человеке? Свободное время выступает как время „для того полного развития индивида, которое само, в свою очередь, как величайшая производительная сила обратно воздействует на производительную силу труда“. Цепь замыкается.

При этом вытеснение человека из непосредственного процесса производства происходит не только путем сокращения времени необходимого труда. Когда обеспечен научный характер труда, человек во все меньшей степени занят непосредственным трудом, а выступает, скорее, как „контролер и регулировщик“. „Теперь рабочий уже не помещает в качестве промежуточного звена между собой и объектом модифицированный предмет природы“ (то есть орудие труда); „теперь в качестве промежуточного звена между собой и неорганической природой, которой рабочий овладевает, он помещает природный процесс, преобразуемый им в промышленный процесс“. Тем самым труд рабочего отныне предстает „в виде деятельности, управляющей всеми силами природы“. И тогда, наконец, „прекратится такой труд, при котором человек сам делает то, что он может заставить вещи делать для себя, для человека“.

Такой труд, однако, не становится чем-то вроде простой забавы. „Труд не может стать игрой“, предупреждает Маркс, этот „материально творческий“ труд „представляет собой дьявольски серьезное дело, интенсивнейшее напряжение“.

Вполне ожидаемым является вопрос: хорошо, все это очень интересно и поучительно, но какое отношение эти прогнозы Маркса о светлом будущем коммунистического общества имеют отношение к нашей действительности, где мы еще накормить-то всех досыта и обучить простой грамоте никак не можем?

Какое? Самое непосредственное!

Если уж мы решили двигаться по коммунистическому пути, то никак нельзя забывать слова Владимира Ильича о том, что, в конечном счете, самым главным для победы нового строя является повышение производительности труда. Без этого любые мечты о мировой коммуне останутся мечтами – ее нельзя основать на всеобщей скудости, ибо тогда, говоря словами Маркса, неизбежно должна будет вернуться „вся старая мерзость“. Выход у нас один – тем более, при всей нашей нищете и отсталости, – найти путь к тому, чтобы обогнать капиталистический мир по уровню развития производительной силы общественного труда. И выход нам подсказывает Маркс. Свои силы следует сосредоточить на том, чтобы использовать все достижения науки для технического прогресса, делающего труд более производительным.

Это не сладенькое благопожелание. Социализм знает средство, способное удесятерить наши научные и технические силы. Разумеется, мы не можем в одночасье сделать каждого рабочего и крестьянина ученым, инженером, конструктором или агрономом. Но мы можем, во-первых, предоставить возможность каждому гражданину нашей страны учиться, овладевать знаниями. Во-вторых, мы можем объединить усилия ученых, инженеров и техников с опытом, смекалкой и скрытыми до поры талантами рядовых тружеников.

Даже в царское время рабочие подчас могли давать ценные предложения по рационализации производства, а крестьяне сочетать в своем хозяйстве опыт предков с достижениями агрономической науки. Неужели сейчас, при Советской власти, мы не сумеем дать простор пытливой энергии масс, направленной на невиданный ранее подъем техники и экономики, и поддержать эту энергию нашими научными и техническими кадрами? Если мы справимся с этой задачей, то выиграем историческое соревнование с капитализмом. А если не справимся… Нет, должны, обязаны справиться!

Необходимо немедленно поставить дело технической рационализации производства на прочную основу. Надо при каждом крупном заводе создать конструкторское бюро, развернуть сеть исследовательских институтов и проектно-конструкторских бюро по всем важнейшим направлениям техники и технологии, подкрепленных базой экспериментального производства. Надо развернуть широчайшее добровольное движение рационализаторов и изобретателей. И не на самоучек-одиночек мы будем опираться в этой организации, а на тесное сотрудничество рабочих и крестьян с инженерными и агрономическими кадрами.

Надо также всемерно наращивать выпуск наших собственных научных и технических кадров, кадров квалифицированных рабочих и крестьян, способных на своем рабочем месте освоить новейшие достижения науки и техники, и самим принять участие в этих достижениях. А начинать надо подготовку людей, для которых „материально творческая наука“ является их способом жизни, еще, что называется, со школьной скамьи. Советская школа должна нам давать выпускника, не только овладевшего необходимыми знаниями, но и вооруженного пытливостью ума, способностью самостоятельно и ответственно ставить и решать реальные технические и научные задачи. И тем более такого выпускника нам должен давать советский вуз. А это значит, что в идеале каждая школа должна иметь тесную связь с производством и наукой, чтобы учащиеся в меру своих, пусть поначалу весьма скромных сил и умений, овладевали навыками научно-технического творчества и научной рационализации производства.

Автор этих строк не стесняется сказать, что он – мечтатель, но одновременно и человек сугубо практический. Уже сейчас Научно-техническое управление ВСНХ СССР и Государственный комитет по науке и технике разрабатывают программу первых конкретных шагов по развитию системы научного обеспечения совершенствования общественного производства. Мы пойдем как путем создания специальных научно-исследовательских и проектно-конструкторских организаций, так и на основе широкого общественного движения, соединяющего знания специалистов с опытом рядовых тружеников, обратив особое внимание на школу, на новое поколение строителей социализма».