Декабрь принес немало отличий от известного мне хода истории. Во-первых, съезд собирается все-таки в Ленинграде. Переноса заседаний в Москву, как в моем времени, не произошло. И это меня тревожило. Неужели оппозиция набрала столь большой вес? Во-вторых, не было известного мне выступления Московской парторганизации накануне съезда против позиции, занятой ленинградцами. В-третьих, изменилась повестка дня съезда. С докладом о задачах хозяйственного строительства выступал, как то и было, Каменев. А вот с отчетным докладом ЦК – Рыков. Что же, Сталин в кусты решил податься? Не похоже. Но как же тогда это понимать?
Отзвуки полемики с группой Каменева-Зиновьева донеслись и до нашего наркомата. Сгоряча на партсобрании ввязался в дискуссию – больно злой был после своих неудачных дипломатических маневров – и на тебе, поплатился избранием делегатом на партконференцию Бауманского района. А там мало, что выбрали делегатом на Московскую губпартконференцию, так еще и членом райкома избрали! Хорошо хоть, что на губернской конференции РКП(б) ни делегатом на съезд не послали, ни в губком не выбрали. Но гостевым билетом на съезд я обзавелся: не лишне будет взглянуть на это представление своими глазами.
Таврический дворец, употребляя банальное, но точное сравнение, гудел, как растревоженный улей. Доклад Рыкова никаких неожиданностей не внес. В нем были лишь весьма мягкие ответы на ту полемику, которая велась оппозицией перед съездом, а в главным образом лишь констатировалась последовательная линия ЦК на разрешение основных проблем социалистического строительства. Организационный отчет ЦК – тоже. Разве что я обратил внимание, что с ним выступил не Молотов, как в моем времени, а Бубнов. С отчетом Центральной ревизионной комиссии – никаких перемен. Как был Курский, так и остался. А вот затем съезд затаил дыхание…
Председательствующий тов. Антипов огласил заявление, которое подписали шестьдесят девять делегатов с решающим голосом, с просьбой предоставить содоклад по отчетному докладу ЦК.
– Согласно ї4, принятому сеньорен-конвентом съезда, – пояснил Антипов, – по заявлению не менее сорока делегатов с решающим голосом им должно быть предоставлено право выступить с содокладом. Содокладчиком от своего имени подписавшиеся товарищи выставляют тов. Зиновьева (Долго не смолкающий шум в зале).
Да, история уже совсем не похожа на ту, которая известна мне. Я, конечно, не помнил по именам всех, кто подписывал заявление в Президиум съезда, и даже точное их число не осталось в памяти, но что их было не больше пятидесяти человек – в этом был уверен. Теперь, оказывается, шестьдесят девять… И это значит, что подписавшиеся не ограничиваются членами одной лишь ленинградской организации.
Выступление Зиновьева начинается после очередного перерыва, открывая собой третье заседание съезда. Поначалу мне кажется, что его речь построена столь же неубедительно, как и известная мне: попытка подобрать из партийной печати более или менее неудачные высказывания отдельных партработников, и на этом основании выстроить концепцию о смешении госкапитализма с социализмом, недооценке кулацкой опасности и т.д., имеющих, якобы, широкое хождение в партии. Но затем Зиновьев делает ход, которого, твердо уверен, не было в моей истории:
– Все эти высказывания вовсе не означают, что в партии существует некая особая политическая линия, отклоняющаяся от недавно принятых решений, в том числе решений XIV партконференции. Тем более это не означает, что такую линию гласно или негласно поддерживает большинство ЦК. Ничего подобного! (Шум. Голос из зала: «К чему тогда все эти речи?»).
– Тут товарищи задают вопрос – если разногласий нет, зачем же тогда вы полезли на трибуну с содокладом? У нас действительно нет разногласий с ЦК ни по основной политической линии, ни по практическим мерам для осуществления этой линии. И содоклад вовсе не означает, что мы хотим противопоставить себя большинству нашего Центрального Комитета. Для чего же тогда потребовался содоклад? – Григорий Евсеевич, слегка задрав подбородок, в этакой надменной позе оглядел зал, немного притихший в ожидании, чем же ответит руководитель Ленинградской парторганизации на им самим поставленный вопрос. И он ответил:
– Мы лишь хотели показать партии, что у нас существуют настроения – не какая-то особая политическая линия, а пока лишь настроения, – толковать партийные решения в духе ослабления нажима на кулака, забвения или замазывания его эксплуататорской сущности, чуть ли не союза с ним, конечно, ради благой цели – подъема сельскохозяйственного производства. В партии гуляют и такие настроения, что не надо беспокоиться насчет госкапитализма, что раз у нас государственный сектор являет собой предприятия социалистического типа, то все уже хорошо и распрекрасно.
– Повторю еще раз: никаких разногласий с ЦК по основным политическим вопросам и вопросам хозяйственного строительства у нас нет! (Шум, аплодисменты ленинградской организации). Но нас беспокоит тот факт, что ЦК настроен благодушно по поводу распространения весьма, на наш взгляд, опасных настроений. Разумеется, когда соответствующие заявления делают крупные политические фигуры, ЦК их поправляет – но на том все и ограничивается. Большинство руководства нашей партии пока не осознало, что это не просто обмолвки или неудачные формулировки, а симптом весьма неприятной тенденции (Шум, выкрики: «Где ты тенденцию-то углядел?»). Я уже приводил немало цитат, из которых ясно следует, что такая тенденция есть.
– Но особенно нас насторожил тот факт, что когда ленинградские товарищи попытались указать на эту тенденцию, против них была развернута самая активная полемика. И это – лучшее доказательство того, что мы правы, и эти подспудные настроения, о которых я только что говорил, получили широчайшее распространение в нашей партии. Нас с полным правом могут спросить – а что же вы предлагаете, кроме опасений и предостережений? Лекарство против благодушия, против стремления некоторых наших товарищей застрять в нэпе не просто всерьез и надолго, а чуть ли не навсегда, может быть только одно – развертывание наступления социализма по всему фронту. И в первую очередь мы должны обратить перспективы нашего строительства лицом к пролетарским массам. Нужно продумать, как мы можем напрячь свои силы и сделать рывок в преодолении нашей культурной и технической отсталости, открыв перед рабочим классом широкие горизонты. Тогда и вопрос союза с крестьянством, за недооценку которого нас пытаются упрекать, будет поставлен на новые, гораздо прочные основания, и дело построения социализма будет надежно обеспечено! (Шум, выкрики: «Правильно!», «И что же в этом нового?». Часть зала аплодирует).
Затем Зиновьев переходит к вопросу о партийном строительстве. И вот тут в зал брошена кость, за которую, как он надеется, должны ухватиться многие партийные работники из числа делегатов съезда:
– Есть один перекос в организационном строительстве нашей партии, на который, к сожалению, не обратил внимания в своем докладе товарищ Бубнов. Это отнюдь не какой-то принципиальный политический вопрос, это вопрос во многом даже технический, и решается он гораздо проще, чем, например, увеличение доли рабочих от станка в составе членов партии. Речь идет о том, что в составе Центрального Комитета явно недостаточным является представительство губернских и областных партийных организаций. (Шум в зале). Было бы глупостью вводить в ЦК представителя от каждого губкома, но при обширности нашей территории, при огромном разнообразии местных условий, было бы желательно, чтобы представители с мест имели бы больше голосов при выработке общепартийной политики. (Шум, аплодисменты, выкрики: «Правильно!», «Нам местничество в ЦК ни к чему!»).
Становится ясно, что при всех вариациях, сегодня, как и в известной мне истории, речь идет не столько о политических расхождениях, сколько о том, чтобы под разговоры о них сместить распределение сил в Центральном Комитете. И противники Зиновьева с Каменевым, в общем, достаточно хорошо показали, что суть содоклада Зиновьева, как и ведшейся до этого ленинградцами полемики, только в том и состояла, чтобы раздуть обмолвки, ошибки, а иногда и вполне сознательные формулировки отдельных товарищей до масштаба общепартийных разногласий.
Последовавшее вскоре выступление Крупской меня разочаровало. Треть речи – в защиту Зиновьева, две трети – с нападками на Бухарина. Да еще Стокгольмский съезд не к месту притянут, что сразу же было понято как сигнал: оппозиция решений большинства может и не признать. Все, как и было. Как я ни лелеял надежду, что какие-то зерна сомнения мне удалось заронить, оказалось – напрасно.
Оставалось ждать, сработает ли мой последний козырь, который был пущен в ход, когда мы расставались с Сокольниковым. Тогда было сказано на прощание, уже почти в дверях:
– Хорошо, Григорий Яковлевич, я вас не убедил. Но гляньте хотя бы на эти тезисы. Мне точно известно, что именно по этим пунктам вас будут бить на съезде, и бить крепко! – с этими словами протягиваю ему три листочка бумаги, с отпечатанным на машинке текстом.
Нарком финансов посмотрел на меня безо всякой приязни, но листочки, чуть поколебавшись, взял. И вот теперь наступает черед выступления Сокольникова.
Начинает он с осуждения тех совершенно нетоварищеских обвинительных формулировок, насчет ликвидаторства, аксельродовщины и т.п., которые были сделаны в статьях «Московской правды» в адрес ленинградцев. Глупец! Так ничего и не понял. И здесь все усилия впустую…
Но затем речь Сокольникова несколько меняет направление:
– Говоря о характере ведущейся полемики, я не могу не упомянуть о том, что товарищи ленинградцы в этом отношении тоже не безгрешны. Когда мы здесь говорили о коллективном руководстве ЦК нашей партии, то мне показались совершенно неуместными те личные выпады, к которым прибег в своем выступлении товарищ Каменев. (Шум). Мы можем и должны добиваться того, чтобы в разрешении важнейших политических и практических вопросов в ЦК и в Политбюро соблюдалась действительная коллегиальность. Но подменять этот вопрос личными выпадами против товарища Сталина никуда не годится. Мне, может быть, тоже не всегда нравится характер товарища Сталина. Но я должен настоятельно рекомендовать Льву Борисовичу не подменять деловое разрешение организационных вопросов личной склокой. (Голос из зала: «Это верно!». Неясные выкрики со стороны ленинградской делегации).
– Выступая против тех или иных ошибок в толковании политики партии, ленинградцам и их сторонникам следовало бы задуматься и над собственными ошибками. Мне тоже случалось допускать ошибочные суждения. Все помнят, что под влиянием слишком широко понятой коммерческой целесообразности я предлагал в свое время отступить от монополии внешней торговли слишком далеко, и ЦК меня поправил. Точно также мое предложение о превращении некоторых наших из рук вон плохо работающих гострестов в частнохозяйственные предприятия с участием иностранного капитала под чисто коммерческим углом зрения, было, может быть, и правильно. Но теперь я понимаю, что политически оно было недостаточно продуманным, ибо в обстановке первоначального отступления в период нэпа могло дать повод к панике, к настроениям «отступай, братцы, дальше!» (Смех в зале). Ведь именно про такого рода предложения Владимир Ильич в свое время заявлял, что при панике надо ставить пулеметы и командовать «огонь!» (Шум, редкие аплодисменты).
– Мне кажется, что товарищи ленинградцы, правильно заостряя вопрос на угрозе хозяйственного укрепления кулака и на недостаточном внимании с нашей стороны к поддержке бедняцких хозяйств, все же недооценивают роль середняка, несмотря на все их формальные оговорки. Между тем наша политика должна быть нацелена в первую очередь на рост продуктивности середняцкого хозяйства и на вовлечение его в кооперацию, ибо без этого не обеспечить ни надежное снабжение городов, ни развитие хлебного экспорта. Ведь последний вопрос является одним из ключевых для судьбы социалистического строительства. Без его разрешения мы не сможем в должной мере обеспечить закупки оборудования для развертывания нашей промышленности. Разумеется, ставка на хлебный экспорт – отнюдь не наш идеал. Мы не собираемся идти по пути царской России – «недоедим, но вывезем!». Это есть лишь временная мера, которая позволит нам наладить собственное производство машин и оборудования, и тем самым освободит нас от угрозы попасть в экономическую зависимость от капиталистических держав. (Сталин: «Вот именно!». Голос из зала: «Об этом надо думать, а не кричать о кулаке!»).
Чтобы не вздыхать слишком часто, медленно и незаметно выпускаю из себя воздух, который уже набрал в легкие. Сокольников все же отчасти принял во внимание мои подсказки. Теперь, как я догадываюсь, выстрел за Сталиным…
Пока я слушал речь Сталина, прежний вариант которой хорошо мне был знаком по изученному вдоль и поперек стенографическому отчету XIV съезда ВКП(б), никак не мог отделаться от ощущения, что передо мной какой-то другой Сталин. Тот Сталин не обращал внимания на вполне выявленный в выступлениях других делегатов факт, что оппозиция, не имея существенных разногласий с большинством, пытается их выискивать. Напротив, он ставил всякое лыко в строку (пользуясь тем же приемом, что и его оппоненты), выискивая у оппозиции недопустимые политические и идеологические уклонения от партийной линии.
Этот Сталин выражал сожаление, что оппозиционеры не смогли подняться выше личных амбиций и оказались не способны к дружной совместной работе с партией:
– Когда мы в 1923 году спорили с левыми загибщиками, кричавшими о засилье бюрократизма и требовавшими безудержной демократии, спор шел вокруг реальных разногласий. Мы действительно тогда по-разному смотрели на ряд серьезных вопросов. Теперь же оппозиция заявляет, что разногласий нет, и тут же пытается их выдумать, обвиняя большинство ЦК в недооценке кулака, в забвении проблемы государственного капитализма и в невнимании к вопросам равенства.
– Хорошо, допустим, мы действительно что-то недооценили и что-то упустили из виду. Думаю, подавляющее большинство делегатов съезда уверено, что это не так. Но на минуту допустим, что оппозиция права. Что же нам надо сделать, по мнению оппозиции, чтобы выправить линию? Оказывается, что ни по вопросу о госкапитализме, ни по вопросу о равенстве оппозиция вообще не может предложить ничего внятного. Относительно же политики в крестьянском вопросе оппозиция предлагает нажать на кулака и помочь бедняку. Сколько же можно зады повторять? (Шум в зале). Неужто можно вообразить, будто наша партия настолько глупа, что все никак простейших прописей не усвоит? (Выкрики: «Азбуке они нас учить будут»! Смех в зале).
– Сколько тут Зиновьев с Каменевым ни трясли цитатами из своих речей и статей, где им довелось иногда сделать поклон в сторону середняка, практически о поддержке этой самой массовой фигуры в нашем крестьянстве они сказать так ничего и не сподобились. Ладно, на нас они разобиделись, так что и вовсе слушать не хотят (Смех в зале). Тогда прислушались хотя бы к товарищу Сокольникову, который, при всех своих ошибках и загибах, роль середняка, во всяком случае, оценил совершенно верно. (Шум, выкрики: «У них и меж собой согласья нет!»)
– Товарищи, думаю, что партии хватит отвлекаться на разбирательство вопросов о том, каких левацких глупостей может нагородить в Ленинграде товарищ Залуцкий, или ляпнуть невпопад товарищ Саркис, или, наоборот, какую правоуклонистскую дурь может измыслить и протащить в печать товарищ Богушевский. Мы – люди практические, и собрались здесь, чтобы решать насущные практические вопросы. Поэтому пустой болтовне о недооценке или переоценке чего-то там в крестьянском вопросе партия должна противопоставить ясную и четкую программу конкретных действий. И такая программа у нас есть, товарищи! (Шум в зале. Выкрики со стороны ленинградской делегации: «Покажите вашу программу!»).
– Специалистами ВСНХ, Госплана, Наркомзема и Наркомфина разработан план, рассчитанный на шесть-семь лет. В перерыве в фойе делегаты могут получить брошюрку с изложением этого плана… (Выкрик Евдокимова: «Специалистами Наркомзема? Там же эсеровское засилье!»).
– Если кому-то кажется, будто ЦК пребывает в неведении относительно политической физиономии специалистов, привлеченных к этому делу, то он глубоко заблуждается. Да, нам пытались некоторые господа подсунуть свои народнические фантазии. Но наши товарищи коммунисты, работавшие над этим планом, быстро вправили им мозги в нужном направлении! (Смех в зале). Шарахнуться от спеца, зараженного эсеровскими или меньшевистскими, а то еще и кадетскими настроениями, проще простого. А вот вы заставьте таких спецов поработать на наше, коммунистическое дело! (Шум в зале). Должен прямо сказать – партийная прослойка наших наркоматов с этой задачей справилась! (Аплодисменты).
– В самом кратком изложении разработанная программа подъема сельского хозяйства сводится к тому, чтобы развернуть реализацию ленинского кооперативного плана на основе механизации и внедрения современной агротехники. На первом этапе предполагается создать машинно-тракторные станции, обеспечить их квалифицированными кадрами механизаторов, агрономов, зоотехников и на этой основе качественно улучшить работу существующих коллективов, оказать помощь окрестным единоличным хозяйствам и возможно шире вовлечь их в простейшие формы кооперации. На втором этапе мы будем опираться на вступившие в строй новые тракторные заводы и заводы сельхозмашин, строительство которых уже начинается, на массовый приток на село квалифицированных кадров, подготовку которых мы разворачиваем уже сейчас. Благодаря этому мы намереваемся существенно расширить кооперативные гнезда, группирующиеся вокруг МТС, и, в конечном счете, сделать кооперативный сектор на селе наиболее мощным. Когда у нас будет такой кооперативный сектор, можно будет уже ставить задачу вовлечь в кооперацию большинство крестьянских хозяйств.
– На какие принципы будет опираться этот план? Во-первых, полная добровольность кооперативного движения. Только так мы сможем завоевать доверие крестьян. Во-вторых, ни в коем случае не гнаться за химерой 100% обобществления крестьянских хозяйств. Коллективы мы будем строить только там, где это экономически обосновано, там, где это даст нам немедленный эффект роста производства, там, где для этого нами созданы необходимые условия и со стороны техники, и со стороны кадров. В-третьих, не пытаться обобществить все, вплоть до последней курицы. Мы должны гибко использовать все формы крестьянских коллективов, рожденные жизнью: и артель, и ТОЗ, и коммуну, и посевное товарищество. Наконец, нужно вовлечь все крестьянские производственные коллективы в кооперативную систему сбыта и снабжения, обеспечив так же и возможно более широкую контрактацию крестьянских посевов.
– Товарищи могут спросить: а как же кулак? Опасность, исходящую от хозяйственного роста кулака, мы видим. Поэтому ЦК и поправил товарища Бухарина с его лозунгом «Обогащайтесь». Мы не против роста благосостояния мужика. Ведь не все зажиточные крестьяне – кулаки. С теми, кто не занимается кабальными сделками, ростовщичеством, спекуляцией, мы воевать не собираемся. Однако не всякое обогащение мы поддерживаем. Поэтому тот, кто хочет обогащаться на горбу односельчан, кто попытается ставить палки в колеса нашему кооперативному плану, кто попробует играть против нас на хлебном рынке, тот узнает, что пролетарская диктатура – это не пустое слово. Вот, товарищ Дзержинский не даст мне соврать (Шум, смех, аплодисменты в зале).
– Установление правильных взаимоотношений с крестьянством, перевод его на рельсы кооперации, обеспечение хлебного экспорта и снабжения городов, позволяют нам ставить вопрос не только о росте нашего хозяйства, но и о его коренной социалистической реконструкции. (Оживление в зале). Мы должны подвести под наше социалистическое строительство прочную базу современной машинной техники. СССР должен в кратчайшие сроки превратиться из страны, ввозящей машины и оборудование, в страну, производящую машины и оборудование! (Аплодисменты в зале).
– Дело это очень непростое, и приниматься за него следует, имея в руках хорошо рассчитанный план. Наш съезд должен утвердить директиву на разработку такого долгосрочного плана индустриализации страны. К этому делу следует привлечь наши лучшие, проверенные партийные кадры, а так же наши научные силы. Здесь требуется подход решительный, без крохоборчества, без оглядки назад. Но в то же время план должен опираться на строгий расчет наличных сил, учитывать и те факторы, которые пока не находятся под нашим контролем. Имеются в виду колебания в урожайности из-за погодных условий, колебания крестьянского рынка, которым мы пока еще не вполне овладели, колебания мировой хозяйственной конъюнктуры. Поэтому, полагаю, план надо будет рассчитывать в нескольких вариантах, в зависимости от указанных обстоятельств.
– Теперь несколько слов о госкапитализме. Все, что товарищ Зиновьев смог тут нам рассказать по части практической работы для превращения наших социалистических по типу предприятий в предприятия подлинно и до конца социалистические – похвастаться успехами производственных совещаний в Ленинграде. Слов нет, ленинградский пролетариат – один из самых передовых отрядов нашего советского рабочего класса, и мы им по праву гордимся (Аплодисменты. Крики: «Да здравствует пролетариат города Ленина!»). Но разве к этому сводится весь вопрос? Разве одних производственных совещаний достаточно, чтобы покончить с бюрократизмом, бескультурьем, технической отсталостью, наблюдающимся кое-где отчуждением между рабочей массой и директорами? Нам необходимо не только втягивать рабочих в производственные совещания, но, прежде всего, обратить внимание на пробуждение самостоятельной активности рабочих, на инициативы, идущие снизу, из самой толщи пролетарских масс. Эти инициативы свидетельствуют о том, что передовые рабочие действительно стали воспринимать дело развития производства как свое собственное дело. Значит, таким инициативам нужна всемерная поддержка, им надо дать верное направление, обеспечить твердое партийное руководство! (Оживление, аплодисменты). Сделано ли это? К сожалению, далеко не везде.
(«Вот зараза, – подумал я, – о хозрасчетных бригадах не упомянул, а о верном направлении и твердом партийном руководстве не забыл. Как бы такие призывы не обернулись вожжами и кнутом для рабочих инициатив!»).
– О равенстве тоже следует сказать. Хорошо, что удалось общими усилиями уговорить Григория Евсеевича заменить в его статье «Философия эпохи» общие рассуждения о равенстве точным марксистским положением о том, что мы основу равенства видим в уничтожении классов. Но это ведь тоже прописи! Проблема равенства на самом деле есть, проблема серьезная, и к ней ни в коем случае нельзя подходить с напыщенными буржуазными фразами о равенстве вообще. Ленин в своей известной работе «Государство и революция» отмечал, что на первой фазе коммунистического общества различия останутся, и различия несправедливые. А можем ли мы эту несправедливость уменьшить? Как? В какой степени? Вот какие вопросы надо было перед собой поставить, если уж взялся рассуждать, ни много ни мало, как о философии эпохи.
– И здесь нам нужны не общие рассуждения, а выверенные практические шаги, а потом тщательная проверка и оценка того, что этими шагами достигнуто. Большинство Центрального Комитета поручило мне поставить перед съездом вопрос: не должны ли мы, помимо тех ограничений заработков, которые установлены для членов партии, пойти на известное сближение фактического материального положения руководящих работников и рядовых тружеников? Здесь, в отчете Центральной Ревизионной Комиссии товарищ Курский говорил о чрезмерных расходах на содержание дома отдыха ЦК в Кисловодске. Действительно, не годится цекистам создавать для себя столь явно привилегированное положение по части расходования народных средств.
– Но как нам поступить? Урезать расходы и превратить хорошо обеспеченное учреждение в весьма посредственное? Думаю, лучше пойти не по пути нарочитого аскетизма, а поступить иначе: сделать наши дома отдыха и лечебные учреждения доступными для передовых рабочих и крестьянского актива. (Аплодисменты). Заодно это откроет нашим партийным работникам дополнительную возможность тесно пообщаться с рабочим человеком. И не мешало бы нам с вами, товарищи, не в порядке наказания, а порядке обыденной практики, время от времени проводить отпуск в самых обыкновенных домах отдыха для наших рабочих и крестьян. Глядишь, кое-кто начнет порезвее разворачиваться по части реального улучшения пролетарского и крестьянского быта! (Смех, аплодисменты). ЦК предлагает создать комиссию под руководством товарищей Дзержинского и Курского, с тем, чтобы продумать и другие шаги такого рода и вынести их на утверждение одного из ближайших Пленумов ЦК.
– Не могу обойти стороной и вопросы партийного строительства, потому что и тут оппозиция сумела замутить воду. О приеме в партию рабочих от станка говорилось уже достаточно. Но оппозиция все время кричала о коллегиальном руководстве и о партийной демократии. Чем повторять все одно и то же, следовало бы сказать: коллегиальность надо обеспечивать так-то, партийную демократию развивать таким-то образом. Сказано это было? К сожалению, нет
– Вопросы-то ведь, товарищи, серьезные, и партии стоит обратить на них внимание. Не следует забывать резолюцию XIII съезда о развитии рабочей демократии. Однако все эти игры в оппозицию отвлекли нас от действительно насущных дел, и недоработку эту надо исправить. От имени ЦК предлагаем, во исполнение резолюции XIII съезда, следующее: ввести полную выборность членов комитетов и секретарей партийных организаций и отменить их утверждение вышестоящими партийными инстанциями, для всех партийных организаций, кроме республиканских, краевых, областных и губернских (Шум, нарастающие аплодисменты в зале). Думаю, что наша партия достаточно окрепла после смерти Владимира Ильича, чтобы мы могли всецело довериться нашим партийцам, и перестать заниматься их мелочной опекой! (Аплодисменты).
– Оппозиция болтает, партия работает. Думается, наш съезд поставил перед всеми нами вполне конкретные задачи, за разрешение которых надо взяться со всей присущей нашей партии энергией и твердостью. Что касается оппозиции, то никто не думает отсекать ее от нашей работы. Товарищи, прибегшие на съезде к оппозиционным выступлениям, известны нам как проверенные, крепкие, способные работники. И если они не на словах, а на деле признают решения съезда, им будет предоставлена полная возможность включиться в работу по реализации этих решений, в том числе и на руководящих партийных постах. Уверен, что в этом вопросе нас целиком поддержат ленинградские рабочие-коммунисты, и все вместе мы добьемся полного единства нашей партии, железной дисциплины в наших рядах! (Длительные аплодисменты).
Так закончил свою речь на съезде Сталин.