Сегодня я проснулась до будильника: нервное волнение, вызванное предстоящим собеседованием, мешало крепкому и беззаботному сну. Открыла глаза, как только поняла, что заснуть уже в любом случае не удастся. Наощупь пошарила на столешнице в поисках телефона — стол стоял вплотную к дивану, и не пришлось даже садиться. «6:15» — оповестил экран, стоило нажать на кнопку. Раз уж все равно не сплю — могу со спокойной совестью понежиться в ванне с хвойной солью и ароматной пеной. Присела, разминая ноющую спину и затекшую от неудобного положения тела руку: в очередной раз пожалела, что вчера поленилась расправить диван. Потянулась, зевнув до слез на глазах и направилась к ванне. В доме было непривычно тихо — папа с мамой и Толиком уехали по горячей путевке в Болгарию и уже неделю отдыхали в Софии. Гугл поиск по фото (брат постил в инсту по пять фоток в день) выдал конкретное местоположение — пятизвездочный отель «Holiday Inn Sofia» с гигантским бассейном и уютным рестораном в минималистическом стиле с элементами модерна. Как будто мне было мало того, что аккаунт «Tolyan2001» теперь пестрил селфи вечно раздражающего меня брата на фоне зданий с многовековой историей, позолоченных монументов, статуй и исторических памятников. Ну, конечно, Толечке нужно отдохнуть перед решающим пятым курсом инженерного факультета. Он ведь будущий краснодипломник! Бесит. Если бы я знала, что синий диплом лишит меня шанса съездить за границу, у меня был бы стимул лучше готовиться к зачетам и экзаменам.
«Вся квартира в твоем распоряжении на ближайшие две недели!» — вещал папа, без единой фальшивой нотки в густом басе. Он действительно верил, что обшарпанная трехкомнатная квартирка по все параметрам превосходит пятизвездочный отель? Такое чувство, что они все были рады на мне сэкономить.
«И не вздумай устраивать вечеринки! Тебе работу искать надо!» — поучительным тоном добавила мама. Я лишь поджала губы, не меняя положения, стоя у стены со скрещенными руками. В голове промелькнула дьявольская мысль — постричься максимально коротко. Назло ей. Но часами потом слышать визги вперемешку с упреками не хотелось. Мы условились, что я отстригу свои семидесятисантиметровые волосы после того, как устроюсь на работу и перееду от них в однушку, которую они месяц назад перестали сдавать.
Вода в ванне остыла, выдергивая из не слишком приятных мыслей. Смастерив на голове тюрбан, достойный арабского шейха, обернулась во второе полотенце и потащилась по длинному коридору на кухню. Кофе и бутерброд с сыром были сейчас жизненно необходимы.
Тиканье часов над столом почти не раздражало, что не скажешь об утреннем переругивании соседей за стенкой. Пальцы подрагивали, перемешивая сахар в светло-коричневом напитке. Телефон на столе пискнул, заставляя вздрогнуть.
«Не забыла, что сегодня у тебя собеседование в «SAS»?», — пришло от папы. Как это для него типично — напоминать о чем-то за 3 часа.
«Одень ту коричневую двойку с голубой блузкой, что я тебе купила», — СМС от мамы. Ну да. Что может быть лучше, чем пойти на первое в жизни собеседование в вельветовом кошмаре с юбкой прямиком из 1977 года. Еще бы предложила бы мне надеть очки а-ля Людмила Прокопьевна.
«И фото мне пришли»
Мама точно умеет читать мысли. Ничего, у меня еще три часа. Два раза переодеться точно успею.
«Здравей, Геныч! Уже пьешь валерьянку?»
Куда же без четвертого и любимого члена семьи? Передернуло от прозвища, но слать неприличные жесты в виде смайликов или посылать брата куда подальше не стала. Вдруг они там всей семьей сидят под огромным пляжным зонтиком на каком-нибудь пляже и шлют мне сообщения, заглядывая друг другу через плечо? Как будто в Болгарии больше заняться нечем…
«Запомни! Тебе не в отдел кадров, а прямиком к замдиректору Зотовой Елене Степановне! Я обо всем договорился!»
И зачем я только согласилась? Хотя… Ответ очевиден — я не имела ни малейшего понятия, куда хочу пойти. Мои одногруппники последний месяц без конца трындели о будущих местах работы, а я… Раздумывала, куда мне податься — человеку, который не горит желанием работать по специальности. Я слишком честная, чтобы втюхивать барахло людям. Слишком мягкая, чтобы доказывать свое мнение, если я в нем не совсем уверена. И не могу красноречиво вещать перед толпой — начинаю тянуть слова и запинаться. В общем, полный букет антисклонностей к специальности «Реклама и связи с общественностью». Может, надо было пойти на учителя, как предлагала тетя Зина? Помню в школе, я любила Дни Самоуправления. Но почему-то пять лет назад я загорелась именно рекламой. Казалось, это так просто. В отличие от преподавания, где к проблемам с родителями и детьми плюсуется еще многотонная отчетность.
«И, Геня, не иди с распущенными волосами! Заплети косу!» — всплыл очередной наказ от мамы. Да уж, косы колхозницы к костюму из «Служебного романа» мне только не хватало для полного счастья!
«И не забудь запасные трусы на всякий случай!» — уже подкол от брата.
Нет, они точно где-то кучкой сидят. Подозрительная синхронность.
Отложила надкушенный бутерброд: аппетит заботливые родственнички окончательно испортили. Вернулась в комнату, распустив влажные волосы: тяжелые слипнувшиеся локоны волнами легли на спину, укрыв оголенные лопатки. Расчесать, высушить и уложить, так чтобы не стыдно было выйти в люди — та еще задачка. В последнее время я не заморачивалась: просто собирала их в высокий конский хвост. В одном мама права — сегодня надо выглядеть презентабельно. Только у нас с ней разное представление об этом. Вооружившись утюжком для волос и феном, принялась приводить себя в божеский вид. Сорок минут спустя волосы струились мягкой медово-горчичной волной по моим плечам. Быстро переодевшись в кошмарный коричневый костюм, заколола волосы на затылке и натянула улыбку. Натянула это сильно сказано — лишь чуть-чуть приподняла уголки губ. Улыбаться по-гагарински я не любила — верхняя губа была тоньше, и когда она растягивалась, теряла свой контур. Щелкнув камерой телефона, придирчиво рассмотрела фото, на секунду примеряя на себя шкуру своей матери — но ничего критичного, к чему она могла бы придраться, я не обнаружила. Свет от полуоткрытого окна делал мой нос-пуговку визуально меньше — чего не скажешь о фото — оно подчеркнуло все имеющиеся недостатки: выступающий подбородок казался длинней, а кожа цвета слоновой кости стала на тон бледнее, даже ни намека на румянец, хотя я чуть прищипнула кожу щек. Губы вообще терялись на общем фоне. Я не была уродиной, просто моя внешность была из той категории, что легко испортить одним снимком в неправильном ракурсе. Единственное, чем я гордилась на все сто процентов: темные от природы ресницы и брови и зеленые глаза с легким голубым отливом.
Отправила сделанное фото и поставила телефон на беззвучный режим — комментарии от мамы читать не хотелось. Хотя, зная ее перевернутый вкус — если дело не касалось волос, тут она и эксперт, и фанатка мега длинны в одном лице — такой образ ее вполне устроит.
Наклонив голову, на секунду зацепила зубами нижнюю губу, снова поворачиваясь к зеркалу.
А может, так пойти? Я не особо-то и хочу в «Safe and Sound» работать…
«Будешь пресс-секретарем! Как Песков у Путина!» — вспомнив папину фразу, которую он влепил, как последний аргумент «за», тихо фыркнула. Я же согласилась пойти на соискание должности секретаря-тире-администратора сайта, лишь бы этот поток аргументов закончился. К тому же, я все равно не знала, куда пойти устраиваться.
В 9:15 я торопливо шла к остановке. Дрожь, ползающая туда-сюда по спине, набирала обороты. Может, и правда, надо было по совету брата закинуться валерьянкой?
Качнула головой: и русый локон выбился из верхней части волос, что были собраны сзади заколкой со шпилькой — простая на защелке не брала мою густоту волос. Заправив за ухо, хлеставшую по лицу от порывов ветра прядь, села в автобус. Старый малогабаритный автобус был забит до предела, а наглухо закрытые окна создавали ощущение консервной банки — духота, пыль и пот. Пришлось дышать через нос, чтобы полупустой желудок не вывернуло, и радоваться, что из косметики на мне только — тоненький слой блеска для губ.
До нужного здания я добралась довольно быстро, стоило только выбраться из трясущейся машины пыток, чудом не помяв черную юбку и белую блузку — стандартный набор бывшего выпускника ВУЗа. Компания ООО «Safe and Sound» ютилась в здании бывшего строительного техникума, что уже пошло в колонку «минусы», составленную в голове. Да и логотип простоват — аббревиатура «SAS» в двойном круге, напоминавшем динамик колонки. Несмотря на крайне невзрачный вид здания снаружи — отколупанная грязно-желтая краска, сколы и граффити — внутри было уютно. Не возникало ощущения, что я перенеслась во времени лет эдак на 15–20. Все чистенько: плитка белая, без критических трещин, панельный потолок с софитами и даже напольные растения с широкими листьями по углам. Выцепив взглядом стойку ресепшена — обустроенную на месте старой вахты — выпрямилась, одернула юбку и направилась к девушке в красных очках, гипнотизирующую экран компьютера. «Паук» что ли раскладывает?
— Здравствуйте, — прочистила напряженное горло, заодно привлекая внимание полной брюнетки с маленьким подбородком. — Меня зовут Евгения Васильевна, я…
— Вас ожидают на втором этаже в кабинете номер 117, — быстро проговорила администратор, монотонно, словно работ.
«Может, она занята важным делом?» — подошла к подножью лестницы, обернувшись на длинную стойку металлического цвета. — «Правда, я не заметила, чтобы она что-то печатала…»
Цоканье моих лодочек на среднем каблуке звонким эхом отскакивало от стен, несясь дальше по проходу. Тишину прерывало только жужжание кондиционера и шум улицы за чуть приоткрытым окном: июльская жара не щадила.
По спине пробежала струйка леденящего пота. Почему здесь никого нет? Не может же компания состоять из двух человек. Вертела головой, в поисках нужного кабинета, и наткнулась на груды коробок в углу небольшого холла, соединяющего два коридора. Сменила направление — интересно, что в них…? Вдруг, что-то запрещенное?
Во рту пересохло, а сердце и без того шалившее, начало отбивать настоящую чечетку. Не без усилий расстегнула самую верхнюю пуговку на блузке: пальцы дрожали, как будто я последний час тяжести носила, а не тоненькую папку с документами.
Нет, мне точно голову напекло… Гень, придумай отмазку получше. Или ты папе скажешь, что сбежала, так и не пройдя собеседование, потому что решила, что они торгуют наркотиками, а по акции раздают автоматы Калашникова?
Решительно кивнула сама себе и отдернула руку, потянувшуюся к коробке с наполовину отклеившимся скотчем. Просто выходной или рабочий день еще не начался…
Сцепила руки за спиной, вытягиваясь по струнке — это всегда меня немного успокаивало и унимало дрожь в руках.
— Входите, — послышался приглушенный голос слева от меня.
Повернула голову и взгляд скользнул по затертому номеру бывшей аудитории «117».
Ниже красовалась блестящая табличка.
«Заместитель директора. Зотова Елена Степановна»
Выдохнула, в надежде избавится от тяжести, сдавившей легкие, взялась за ручку и повернула: все заготовленные фразы тут же испарились из головы.
2
Стоило ступить за порог и меня ослепило холодное яркое освещение и обилие белого цвета. Кремовые стены, белоснежный ламинат с серыми прожилками, навскидку «белый дуб». Помню, мама затеяла ремонт и подсела на ролики по дизайну в интернете, все закончилось поклейкой в коридоре флизелиновых обоев пополам с бамбуковыми. А мой цепкий ум запомнил много дизайнерских определений. Порой я запоминаю абсолютно бесполезные вещи, такие как заглавная песня из мультфильма «Три кота», при этом выметая из головы жизненно необходимые вещи. Вот какой CSS-код использовать для смены цвета страницы и шрифта? Вроде « — С-с-садитесь, пожалуйс-с-ста, — шипящая «с» привлекла мое внимание, уводя его от панических мыслей, проносящихся в голове со скоростью 65 км/ч, вместе с ненужной ерундой вроде названия расцветок покрытия и фактов «это интересно знать». Перевела взгляд с закрытого окна на женщину, с волосами мышиного цвета и круглыми, выпученными глазами. Она напоминала мне какое-то животное, но какое я не могла определить. Замдиректора сидела неподвижно, кутаясь в шаль такого же темно-вишневого цвета, как и стол, за которым она сидела. Зотова, не мигая, смотрела прямо на меня: стало даже как-то не по себе: я снова сцепила руки за спиной. Молчание по всем меркам затянулось. Я сделала шаг к стулу с тонкой кожзамовой обивкой, что стоял напротив ее стола, предположив, что Елена Степановна — это имя папа кувалдой вбил в мою голову — ожидает от меня решительных действий. — С-с-с-той, — голос заставил замереть, чуть покачнувшись: каблуки были для меня непривычны, благо что я не растянулась на полу от такого резкого движения. Я подняла голову, взглянув в глаза насыщенно-зеленого цвета. Женщина, поймав мой взгляд, сильнее укуталась в свой вязаный платок, до треска натянув ткань на плечах. Может, беременная? Поэтому и мерзнет: ведь, даже несмотря на работающий кондиционер, в кабинете градуса 22, не меньше. Увидев, что я за ней наблюдаю, она скривилась и отодвинулась — ножки стула неприятно корябнули по паркету. Я растерялась: поведение Зотовой все больше сбивало с толку. Она ведь сама согласилась на собеседование. — Открой шкаф, — холодные нотки в голосе заставили вздрогнуть: я еще ничего не сделала, а уже чувствовала себя так, будто в чем-то провинилась. Или я как-то не так зашла? — Зачем? — вопрос напрашивался сам собой. Я ожидала услышать: «Покажите резюме» или хотя бы просьбу открыть диплом, а никак не шкаф. Одутловатые пальцы начали перебирать по столу, отбивая какой-то понятный только этой женщине ритм. Она ждала, когда я выполню просьбу, больше похожую на приказ. Но я не из тех, кто тупо делает то, что ему скажут. Мне нужны весомые аргументы, а лучше — доказательства того, что шкаф не заминирован. Потому я осталась на месте, украдкой поглядывая на дверь. Долго смотреть на женщину не могла: взгляд у Елены Степановны был неприятный, липкий, как у рыбы или какой-нибудь амфибии. Внутри все дергалось от раздражающего звука. Скорее всего, собеседование я провалила: секретари должны выполнять причуды начальника, а я забычилась из-за ерунды. — Ты же хочешь эту работу? — рука замерла над столом, я ожидала, что постукивание возобновится, но ее пальцы расслабились и растянулись на столе. — Открой шкаф. Сердце на секунду сбилось с ритма, а уши словно опалило огнем. Выбор. Или признаться, что работа в «SAS» мне даром не нужна, и уйти домой. Или выполнить глупую просьбу. Женщина поднялась с места. — Открой шкаф, — расстояние между нами неумолимо сокращалось. Казалось, прошла всего секунда — и вот уже зам стоит в шаге от меня. Бледная кожа с зеленовато-голубым подтоном выглядела жутко в холодном свете ламп. Сглотнула ком в горле, но так и не нашла в себе сил разлепить губы, сильнее сжав руки за спиной — костяшки пальцев ощутимо онемели. Помотала головой. Получилось неуверенно, даже немного жалобно. — Да что ж такое! — повысила тон женщина. Я разницы почти не ощутила — тот же медленный голос с ледяными нотками, правда ставший на полтона выше. — Говорила же, что лучше применить даур (дверь) к двери кабинета! Я часто заморгала, пытаясь понять, что за чушь она несет. Даже хотела отшатнуться и ринуться к выходу, подальше от этой сумасшедшей. Но оцепенела, будто приклеившись к полу. Потянувшаяся ко мне рука, забугрилась, подобно плавящемуся воску, и покрылась серыми с розовым отливом пупырышками и неровностями, став похожей на кожу ящерицы. Глаза стали еще больше и, казалось, что сейчас лопнут или выскочат из орбит. Отшатнулась, но лысое чудище — жиденькие пепельные волосы посыпались с головы пожухлой соломой — продолжало теснить меня к стене. Где стоял тот зловещий шкаф. — Б-б-будь умницей… — к и без того жуткому голосу добавились булькающие звуки. Из-за искривленного расширенного рта показался мясистый язык. Тошнота, вызванная отвращением и пустым желудком, подкатила к горлу. Сглотнула. Кислый привкус во рту немного отрезвил. «Это не сон», — мысль врезалась в черепную коробку с внутренней стороны, помогая стряхнуть оцепенение. Ринулась к двери, но холодная рука сомкнулась на запястье. С силой дернув на себя, то, что было Зотовой Еленой Степановной, заломило мне руки и потащило к шкафу. Я брыкалась, но женщина, вопреки своим габаритам и здравому смыслу, была сильнее. Я лишь сломала каблук в попытках. Встряхнув, она впечатала меня в дверцу шкафа. — О-с-с-танутся с-с-иняки. Но это меньшее из твоих проблем, — прошипела она мне в затылок, ее влажное дыхание холодком страха прошлось по позвоночнику. На мгновение я обмякла, сдаваясь под натиском ощущения полной безнадеги. Существо воспользовалось этим и, вытянув мою правую руку над головой, прислонило ее раскрытой ладонью к гладкой ДСП-шной поверхности. Кожу обожгло, как от прикосновения к горячему чайнику. Крик сорвался с губ. Боль придала сил, но не настолько, чтобы оттолкнуть Зотову: я лишь непокорно дернулась в ее стальной хватке. — Эндкьюизан зиз (До свидания), — шипение мерзко пощекотало ушную раковину. Дернула головой, в надежде зацепить мерзкую гадину. Но тут жар, обдавший руку, прошел, сменившись фиолетовым сиянием: оно размягчало поверхность дверцы, превращая ее в желе и затягивая меня внутрь. Хватка ослабла: попыталась схватиться за ручку, но ощутимый толчок между лопаток вывел из хлипкого равновесия. Я запнулась и полетела в вязкую тьму. — Удачи на новом месте. Надеюсь, ты выживешь. Хотя… Голос угас, голова закружилась, и чувство падения на короткое мгновение сковало мышцы, а после в крови жидким огнем разлился адреналин, заставляющий действовать: скребла ногтями за пустоту, тормозила руками и ногами, но замедлиться не удалось. Мир перевернулся вверх тормашками, и я уже не знала, где вверх и где низ. Вокруг была лишь чернота и буйные фиолетовые всполохи, затухающие в одном месте, затем появляющиеся в другом. Рот открылся в беззвучном крике — потоки воздуха перехватывали дыхание. Воздушная масса не давала даже сжаться в клубок от страха. Не знаю, сколько прошло минут или часов. Казалось, падение продолжалось бесконечно долго: я уже привыкла к свисту ветра в ушах и расслабилась (насколько это было возможно в данной ситуации), а сердце перестало грохотать где-то в промежутке между гортанью и положенной ему нише в груди. И в этот момент, когда вместо приступов паники меня начала одолевать скука, я с силой ударилась затылком о землю, и скудный мир вокруг меня окончательно померк. 3 — Она? — режущий высокий голос с толикой брезгливости, будто наждачкой прошелся по мозгу. — А какая разница? — басистый голос был сродни кувалды по вискам. — На вид какая-то плейбейка… Я же просила найти подходящую. Такую, что сошла бы за девушку из высокородной семьи, — непонятный шорох пытался пробиться сквозь шум в ушах. — Ты даже в богине Иштар [центральное женское божество аккадской мифологии] найдешь изъян, если ее встретишь, — голос мужчина завибрировал: он явно начал терять терпение. — Но мы заплатили немалые деньги! — снова послышался шорох, очень знакомый — так шуршит пожухлая трава под ногами. Легкий ветерок лизнул щеку — я точно находилась где-то на открытой местности. Затхлый землисто-травяной запах щекотал ноздри, аккомпанируя горько-сладким и душно-пряным ароматам леса. Вдалеке закричала сова, но фраза, сказанная повышенным тоном, заглушила уханье: — И что?! — рявкнул мужчина. — Хочешь отдать королю этих мерзких диусов [dius (гот.) — зверь, животное] нашу дочь? — Вообще-то, Лидия — твоя… Туман в голове еще не до конца развеялся, и свинцовая тяжесть на веках помешала среагировать на тревожные сигналы, я лишь слабо дернулась и застонала от боли, пронзившей тело. И это не осталось без внимания: говорившие затихли. А начавшаяся фраза оборвалась на полуслове. — Она скоро очнется… — низкий голос, что недавно искрил раздражением, на несколько тонов понизился. — Ну и что! — визгливая женщина и не собиралась затихать. — Она же связана! Наемные вулфсы отвезут ее в Ливахайм, когда найдут! Сознание и ориентация в пространстве медленно, но верно возвращались. Боль теперь пульсировала где-то в затылке. Онемение проходило. И судя по ощущениям на коже — мелкие камешки больно впились в ушибленный бок и оголенные руки, в тех местах, где блузка их не закрывала. Сделав усилие над собой и затолкав подальше хватающий за горло страх, я разлепила веки. Сильной рези в глазах не последовало — масляной фонарь в кованой оправе служил единственным источником света. Картинка была смазанная, но я различила две фигуры, стоящие поодаль. Женщина в пышном платье сливочного цвета ярким пятном выделялась на фоне погруженного в ночь осеннего леса. Мужчина сделал шаг вперед, когда понял, что я за ними наблюдаю. Наклонившись, он направил мне в лицо фонарь — свеча в лампадке ослепила, и я зажмурилась. — На мой взгляд, вполне себе достойная жертва… — протянул он, наклоняясь ко мне еще ближе, брезгливо повернув к себе мой подбородок носком ботинка. Жертва?! Какого черта…?! От такой информации даже тупая боль в голове ушла на второй план. Резко вскинула голову, и в глазах потемнело, сильнее размыв грубое лицо в дрожащем свете. — Надеюсь, они не придерутся. Все-таки не похожа она на дочь герцога. Альви… Будет лучше, если мы уйдем сейчас… — худощавая брюнетка с крупным носом подошла ближе, теперь перед моим лицом, лежащем на траве, маячил лишь подол ее платья, измазанный грязью с налипшими оранжево-коричневыми листьями. Платье снова зашуршало — она нервно обернулась в сторону тропы, что вилась между тонкими соснами. — А она не сбежит? — сомнение проскользнуло в голосе ее спутника. Я замерла, перестав крутить руки, в надежде освободить хотя бы палец. И вовремя — мужчина опустился на колени и перегнулся через меня, чтобы проверить путы. Затянув узел покрепче, он встал. — Вы в курсе, что за похищение вам светит срок…? — в голове гудело, а ночь с белевшими в ней стволами деревьев не добавляла реальности происходящему. Во рту было сухо, язык еле ворочался, и вопрос, который должен был напугать их, или хотя бы заставить задуматься прозвучал нечетко и надломлено. Женщина поймала мой взгляд. Ее глаза растерянно забегали. Она думала, что я буду молчать, покорным бревном лежа на траве? Вот бы еще в голове не стучали молотками маленькие гномы. В сознании вспыхнул образ уродливой женщины из кабинета «117», фиолетовые вспышки и подпрыгивающее нутро от стремительного падения в пустоту. Чем они меня опоили? И зачем привезли в лес? — О чем это она? — тонкий голос стал тише. Мне показалось, что она вздрогнула. Или, может, во всем виноват порыв ветра, гуляющий среди верхушек деревьев и перебирающий листья? — Вы… — хотелось выплюнуть в них что-нибудь ядовитое, но язык, будто увеличившийся в два раза не хотел слушаться. Попытаться пнуть что ли? Но ноги то же были связаны. — Нергал [Бог войны, мора, истребления и смерти. Владыка преисподней у шумеров] ее знает… Полли, пошли. Ночью после полуночи в Хультском лесу не безопасно. И даже если девчонка освободится, бежать ей особо некуда… Сердце в груди съежилось, словно ледяная рука сжала его в тиски. Преступники стремительно растворялись в ночи. Деревья, обступившие меня, погрузись в темноту. Шорохи леса стали громче, снова заухала сова, в унисон со стремительно набирающем обороты стуком сердца. Лоб покрылся испариной. Надо осмотреться и понять, где я нахожусь, или хотя бы в какую сторону ползти. Перекатилась на спину — от резкого движения к горлу подкатила тошнота, и я сцепила зубы, дыша через нос и гипнотизируя бархатистое темно-синее беззвездное небо, тонкая пелена облаков прятала луну, отчего все вокруг казалось одинаково жутким. Изогнутые стволы деревьев, словно тощие монстры с когтистыми лапами, наблюдали за мной, дорожки меж ними терялись за лиственным покровом, греющем землю. Я понятия не имела, куда меня приволокли. Одно могла сказать точно — это не парк. Никак шумов цивилизации не пробивалось через эту хрустяще-свистящую тишину, время от времени нарушаемую возней ночных обитателей леса и зловещим пением полуночных птиц. Тошнота отступила, и я, обдирая колени в капроне, подползла к ближайшей от меня осине. От всех этих передвижений шпилька выскользнула из заколки и со звяком упала в траву. Прислонилась к дереву и принялась выискивать глазами посеребренный зубчик. Веревки им при всем желании не перережешь, но можно воткнуть в ногу одному из тех, кто должен был прийти за мной, по словам той аморальной парочки. Спина еще ныла, туго завязанные руки и заброшенная еще в третьем классе гимнастика вызывали сомнения, что я смогу, ползать на обтянутой в юбку пятой точке, в поисках потерянного имущества. Да я завалюсь на бок при любом сильном порыве ветра. Про то, чтобы завести связанные руки под колени и переместить их вперед — и речи быть не могло. Узкая юбка мешала, и я не была настолько гибкой. Скинула туфли — попыталась вытянуть из пут ноги. Да куда там. Выдохнув, сдула упавшую прядь на лицо и облизала соленые губы. Почти решила остаться на месте, в ожидании уготованной участи. Но тут облака расступились, и шпилька призывно сверкнула в метре от меня, теряясь в зарослях желтой травы. Оттолкнулась от ствола, но, как и ожидала, потеряла равновесие и рухнула обратно. Но сдаваться я не собиралась. Когда представится случай, я поборюсь за себя. Рывок, еще рывок. Перевернувшись на живот, поползла по-пластунски, достигнув цели, перекатилась на бок, кончиками пальцев потянувшись к половинке заколки. Когда холодный металл лег в руку, я едва не взвизгнула от приступа радости — маленькая, но все же победа. Вдруг пронзительный вой заполнил пространство, вспугнув ежика, прятавшегося в кустах. Страх высосал остатки воздуха из легких — часто задышала, пытаясь справиться с нарастающей паникой. Завязанные руки задрожали, и я чуть не выронила шпильку из рук, когда два силуэта показались в просвете между соснами, выходившем на небольшую поляну. Одни из них опустил задранную вверх голову, и завывание прекратилось. И тут я с ужасом осознала, что этот животный волчий вой принадлежал ему. Осталось надеяться, что хлипкая заколка даст мне немного форы. 4 — Ты идиот? Хочешь всю округу перебудить? — донесся до меня голос второго, пихнувшего мужчину, возомнившего себя волком. — В этой части леса байры [(гот.) — медведь] не обитают. Так чего боятся? Глянь. Вся скукожилась. Спорим на 50 фуглисов [(гот.) — птица; местная валюта], что она напрудила от страха? — смех похожий на гоготание гиены, заставил поежиться. Мужчина указал на меня, скидывая с головы капюшон. Стиснула зубы, чтобы не закричать во весь голос. Такой жутко реалистичной маски я еще не видела. Или со мной играл обманчивый свет луны? — Ты идиот, Зефф? Надень капюшон! — второй отвесил ему подзатыльник и попытался натянуть накидку обратно на голову, но его напарник раздраженно отпрянул. — Успокойся, Алим. Для этих гамайнизов [(протогерм.) — обыкновенный] мы все на одно лицо! И они плохо видят в темноте, — их голоса резонировали друг с другом. У Зеффа он был задиристый и дерзкий с зычными нотками, будто бы он не привык говорить шепотом. А у его компаньона — медленный, чуть дребезжащий и тихий. Вслушиваться в их голоса было лучше, чем смотреть в звероподобные лица. Алим тоже решил, что прятаться не имеет смысла. Белая шерсть, покрывающая его лицо, засеребрилась в лунном свете. Уши, форма бакенбард, надбровные валики, сходившиеся на переносице, из-за чего широкий нос казался еще массивнее, делали его похожим на волка. Про Зеффа и говорить нечего — его вытянутая морда не оставляла никаких сомнений. — Душка, ты там жива? — вопрос прозвучал совсем близко, а поняла, что зажмурилась, сморщив нос от запаха мокрой шерсти. Судя по грязи и блестящей траве — не так давно прошел дождь. Со всей своей распаляющейся паникой, я и не заметила, что моя одежда и волосы пропитались влагой. Стиснула зубы, сжав шпильку до онемения кончиков пальцев, и распахнула глаза. — Зефф, тебе заняться нечем? — Алим дернул сородича за плечо, и тот невольно отклонился от меня. — Закидывай ее на плечо, и пошли. Я, как загипнотизированная, смотрела в карие глаза человекоподобного волка, поддернутые красным маревом. Последняя фраза разговора затерялась в страхе, затопившем грудную клетку и заставляющем сердце замереть. — А давай ее развяжем? — глаза Зеффа блеснули азартом. — Попытается сбежать — устроим охоту? Даже искры веселья, плясавшие по краю его радужки, не помогли успокоиться, лишь заставляя рациональность запереться в самой темной комнате и выбросить ключ. — Брат, ты, что, дафны [Daphne mezereum (лат.) — волчеягодник] переел? Она жертва зиуданса [Þiudans (гот.) — король, титул монарха] Лайонела! Слово «жертва» щелкнуло переключателем, озарив потемневшее сознание. Я не собираюсь становиться поросенком с яблоком в зубах на праздничном столе или ягненком на заклание! Металл заколки обжег холодом ладонь, напоминая, что у меня есть шанс. Слабенький, но шанс. Только бы освободить руку. — Ой, подумаешь… — небрежно бросил черный волк, хотя голос дрогнул, а он нервно обернулся. — Ладно. Как скажешь. Нагнувшись, он одним рывком перекинул меня через плечо. Шишка на голове снова запульсировала, а ушибленные мышцы и кости протестующие заныли. Но я и не думала сдаваться. Извивалась змеей. Колотила по спине связанными руками, в попытке выскользнуть из хватки. — Да не крутись ты! — рыкнул Зефф. — Брат, помоги! Лягалась я знатно, мне бы в этот момент позавидовал бы любой длинноухий транспорт. Алим решил подсобить брату — пытался перехватить буйствующие ноги. Острые когти едва задели мои лодыжки, зато перерубили веревки на ногах. Уличив момент, я крепко сжала выскальзывающую шпильку и воткнула ее черному волку в спину чуть ниже плеча. Зефф издал низкий рык и отбросил меня к дубу, чьи массивные, торчащие из земли корни, были щедро усыпаны осенними листьями. Они-то и смягчили падение. Терять сознание или же любоваться скудным содержимым желудка, согнувшись в три погибели — времени не было. Путы на руках ослабли, и как только я их освободила, рванула в противоположную сторону, игнорируя саднящую у сгиба стопы ногу. Видимо, второй таки зацепил. И судя по тому, как она стремительно немела, а под капроном собиралась ощутимая влага — царапина было не поверхностной. Жгучая смесь адреналина и страха зарядила предостаточно — открылось второе дыхание. И даже боль в ноге казалась не такой сильной. Время бежало с бешеной скоростью, подгоняемое волчьим воем позади, хрустом веток и шуршанием листьев. Братья и не думали прятаться — шумно преследуя меня. По ощущениям прошло секунд тридцать, а я уже была посреди спящей пожелтевшей поляны, похожей на идеально ровное блюдце. Застыла, на мгновение потеряв все ориентиры — если раньше меня вел просвет между деревьями, то теперь, оказавшись в плотном кольце из сосен вперемешку с лиственными деревьями, я растерялась. Куда бежать? Мне нужно выйти на дорогу, ведущую к людям. Попросить помощи… Раненую ногу прострелила судорога, и я упала на колени, слыша, как преследователи приближаются. Короткий вой оборвал недовольное рычание и потонул в шорохе качающегося на ветру кроваво-красного кустарника. Зажмурилась, ожидая болезненного удара, ломающего кости и разрезающего плоть. Вместо этого в спину прилетело нечто, похожее на мешочек с песком. От черной, сверкающей в ночи пыли, засвербело в носу, я невольно чихнула, вдыхая часть осадка. Закашлялась, услышав позади радостные крики стрелка, попавшего в цель. — А ты говорил, зачем брать пыльцу слепс-блома! [(гот.) сонный цветок] Зато теперь она не убежит, — самодовольство так и плескалось в резком голосе. Ответом ему было тихое фырканье. Голова приятно закружилось, как при легком похмелье, даже тошноты не было. Я позволила подсохшей от недостатка солнца и осеннего ветра траве принять меня в свои объятия. Слепой глаз луны безразлично и холодно наблюдал за происходящим. Полевая трава и мятная полынь щекотали щеки. Силы и причины бороться отошли на второй план. Закрыла глаза, позволяя забытью окутать меня обволакивающим теплом. 5 Я очнулась, когда мерное покачивание поверхности подо мной сменилось неожиданным скачком. Дернулась, стукнувшись многострадальной головой о деревянный настил грохочущей телеги. Но ни тошноты, ни мушек в глазах не последовало. Осторожно прощупала место ушиба. Шишка была ощутимой, но пульсирующей боли не вызывала. Наоборот, затылок приятно холодило. Пальцы от прикосновения измазались в чем-то дурно пахнущем, похожим на испорченную зубную пасту. Попыталась сесть — но это было нелегко сделать в кандалах — я до головы-то дотянулась только с третьей попытки. На глаза попалась собственная нога в изорванном капроне, и намотанном на поврежденное место чистым лоскутом ткани. — Ты в порядке? — тихий застенчивый голос донесся из другого конца повозки, в районе деревянных ящиков, накрытых тряпками. Стоило повернуться — и я тут же отскочила. Два больших морозно-серых глаза уставились прямо на меня. Человека бы я не испугалось, только вот обладатель этих искрящихся любопытством глаз был покрыт шерстью, а кончики острых ушей подрагивали из-за малейшего шороха. Рефлекторно отползла. Голова была тяжелая, тело ныло от лежания на жестком полу, но ясное сознание не оставляло сомнений — это не сон. — Не бойся, — говоривший вышел на свет. Но я секундой раньше поняла, что это девушка: прежде чем увидела миловидные черты лица, несмотря на специфическую внешность и толстую серебристую косу, перекинутую через плечо. Звонкий и чистый девичий голос не мог принадлежать мужчине. Ей бы в каком-нибудь хоре петь… с таким сопрано. Кивнула, не понятно зачем, и продолжила неуклюже ползти, пока не наткнулась спиной на изогнутую каркасную балку, служащую опорой конструкции телеги. Странно, но сердце не отбивало бешеный ритм, как это было ночью. Во рту лишь пересохло — но это можно было списать на сухой теплый воздух, пробивавшийся в щели в складках навеса и щекотавший кожу. Девушка-волк наклонила голову и прищурила глаза, рассматривая меня на расстоянии вытянутой руки. Почувствовала себя экзотическим зверьком, запертым в клетку. Но вместо того, чтобы напасть или хотя бы отвернуться, я вернула ей взгляд. Она выглядела не так, как Зефф и Алим. Носик был прямой, аккуратный, с темным кончиком и крыльями носа. Мягкие черты лица добавляли сказочности ее звериной внешности. — Ты кто? — спросила я охрипшим от жажды голосом. — Я — Ару, — ответила она, пододвинувшись ближе. Видимо, решила, что раз уж я не кричу во все горло, значит, не боюсь. Впрочем, так оно и было. Но проявлять дружелюбие к тем, кто меня похитил, и прочим соучастникам я не собиралась. — Ясно, — сухо ответила я, обхватив колени руками и прижимая их к груди. Тяжелые цепи от резкого движения больно ушибли голень, и я поморщилась. Лицо девушки сразу потухло, стоило ей заметить мою глухую враждебность. Часть меня, конечно, жаждала узнать больше о ней и о месте, в которое мою тушку так бесцеремонно закинули. Но я не из тех, кто делает селфи со своим палачом, накануне собственной казни. Волчица поджала губы и, скользнув взглядом по перебинтованной ноге, отсела к противоположной стене. Вот и славно. Только… любопытство все еще раздражающе зудело в районе затылка. А может, просто чешется ушиб? Если честно, плевать. Неважно, кто они и куда меня везут. Надо попытаться выбраться до того, как мы прибудем на место. Помнится, два брата говорили, что я чья-то там жертва. Значит, меня везут в город или в какой-нибудь замок. Надеюсь, не в гарем. Хотя… не знаешь, что лучше: растоптанное достоинство и несвобода или смерть в мучениях в центре какой-нибудь пентаграммы. Огляделась по сторонам, старательно избегая места, где тихо сидела моя попутчица-тире-надзирательница. Душистый со свежими нотками аромат подсказывал, что днище повозки и полуметровые бортики были сделаны из сосны или чего-то похожего. Так же пахнет наша кособокая банька на улице Пугачева. Папа с братом сами построили ее год назад, чем несказанно гордились. Эх… И почему я не с ними. Что за вселенская несправедливость? Сейчас бы нежилась на пляже, читая новую книгу Паоло Коэльо и думала о вечном. На каркас повозки была натянута ткань, протертая в нескольких местах и пропускающая теплый воздух внутрь. Концы тента были плотно затянуты веревкой, вшитой по типу кулиски. От этого ощущение запертой ловушки вибрировало на кончиках пальцев. Гудящее от всего пережитого тело требовало действий. Я хотела жить. И желательно в своей среднестатической трехкомнатной квартире почти в центре города. Еще лучше — в той однушке, что была мне обещана. Но, как бы я отчаянно, до панических звезд в глазах, не хотела выбраться — я не видела выхода. Шансы уменьшались от одного присутствия этой Ару. Даже если я попытаюсь расслабить до треска затянутый вход или порвать ткань навеса в самом слабом его месте — там, где она терлась о каркас и натягивалась, становясь тоньше — при любом раскладе волчица остановит меня. В этом я не сомневалась. Сжала колени дрогнувшими от вынужденного бездействия пальцами. Уперлась лбом о костяшки и закрыла глаза. Съежившись так, будто пыталась стать в два раза меньше. Спутанные волосы волной рассыпались по плечам, помогая отстраниться от этого чужого и незнакомого мира. Стук сердца стремительно набирал обороты с каждой новой жуткой вариацией на тему «Что же меня ждет дальше». Паника уже собралась с садистским удовольствием схватить меня за горло, как я услышала отчетливый хруст. И манящий кисло-сладкий запах заполнил душное пространство. Рот наполнился слюной, а голодный желудок скрутил спазм. Не в силах справиться с соблазном, подняла голову, выныривая из своего мрачного кокона безысходности. — Будешь? — непринужденный вопрос Ару, заставил мою правую бровь нервно дернуться. Девушка, лучась доброжелательностью, протягивала мне яблоко так, будто это гостинец от всей души, а не бледное подобие последнего ужина. Открыла рот, чтобы рыкнуть «Нет!», но подавилась слюной и жалобно кашлянув, кивнула. Волчица не стала швырять фрукт через всю комнату. Сообразила, что в чугунных цепях я его вряд ли поймаю. Ару встала, и подошла ко мне — повозку перестало качать, и она даже не шелохнулась. Похоже, мы выехали на ровный участок дороги. — А расскажи, какая она — Союзная Страна Маннов? — не малопонятный вопрос, а то, что девушка вплотную приблизилась к моему лицу, заставило подавиться куском яблока. — Я… — Эй, Ару! — заспанный окрик, в аккомпанемент с широким зевком, избавил меня от необходимости отвечать. В голове закрутились шестеренки, и я уже не слышала ответ девушки и не уловила смысловое зерно начавшейся перебранки между ней и Зеффом. Я не из этого мира! Меня наглым образом подставили! Те двое, что передали меня здешним антропоморфным волкам! О чем там спорила полуночная парочка… От напряжения в голове запульсировало. Но я отмахнулась от боли, нарастающей от ослабевающего эффекта мази, как от назойливой мухи, продолжив лихорадочно строить логическую цепочку. Они говорили, что-то о дочери, которую не хотели отдавать… Женщина еще высказала свое «фи»: видите ли, не похожа я на дочь графа… Точно! Если я скажу, что я — подменыш, несправедливо выданный за жертву… Может, меня отпустят домой. Надеюсь, местные органы судебной системы не служат простым украшением, и их хоть чуточку оскорбит, то, что на роль «жертвы» — что бы это не значило — отправили особу не графских кровей. 6 — Приехали! — подал голос Алим, натянув вожжи. Я это, конечно, не увидела, но почувствовала: меня отбросило в сторону. Ару подскочила ко мне, чтобы помочь подняться. Будь я в другом положении, стряхнула бы ее покрытые мехом руки и непокорно вздернула подбородок. Но сейчас я была похожа на мешок с картошкой — стремилась завалиться на бок от любого толчка. Потому лишь молча заскрежетала зубами и приняла помощь. Затянутая кулисой ткань раздвинулась, и яркий свет, вперемешку с оранжево-желтой дорожной пылью, заполнил пространство. — Вылезай! — сердито рыкнул Зефф, рассеянно потирая правое плечо. Именно в него я воткнула заколку. Но вряд ли причинила волку тяжкий ущерб, лишь растоптала его мужскую самоуверенность — ведь у меня все-таки получилось сбежать. И судя по тому, как он хмурился, буравя меня взглядом — это его задело. — Давай, я помогу, — нерешительно сказала девушка: ее руки дернулись по направлению ко мне, но она себя остановила, так и не коснувшись ладонями моих напряженных от натуги плеч. — Сама, — отрезала я, пытаясь сдуть налипшие на лицо мокрые волосы и выпрямиться в полый рост. Но под тяжестью кандалов это было сделать трудно, и я поковыляла к бортику повозки, откуда за спиной мужчины-волка выглядывал кусочек равнинного пейзажа с пучками длинной желтой травы и изогнутых деревьев с приплюснутыми кронами. Похоже на… саванну? — Живее! — вибрирующий от выплескивающегося раздражения мужской голос встрял между мной и бесконечным пейзажем далекой Африки. Я застыла в недоумении. И не от того, что оцепенела от нахлынувшего испуга — казалось, после пережитого, меня теперь трудно напугать. Я растерялась, не зная, как быть — не сваливаться же с края ненужной поклажей, в самом-то деле? Но с таким металлом на руках и ногах прытко вылезти из повозки у меня не получится. Зефф даже и не собирался мне помогать — лишь крепче сцепил руки на груди. Перевела взгляд на Алима, не особо ища поддержки, мне бы вполне хватило ЦУ. [ценные указания] Да и признаться, смотреть на него было как-то привычнее — он больше был похож на человека, не было этой волчьей удлиненной морды. Я — взлохмаченная и местами побитая вызвала у старшего — судя по поведению — брата приступ жалости. Человек-волк неправильно растолковал выжидательный взгляд и подхватил меня за талию. Я даже не заметила напряжения в его мышцах и изменений на спокойном лице — он с легкостью поднял мое тело так, будто я весила каких-то жалких 10 кг, а то и меньше. Я не особо успела рассмотреть его — лишь заметив янтарный отблеск вокруг радужки глаз — как Алим поставил меня на землю и развернул лицом к огромной скале. Она была похожа на исполинский кусок арахисовой халвы. Пласты оранжевой породы торчали хаотично, то тут, то там, создавая впечатление, что Создатель этого мира поленился хоть немного сгладить рваные углы склонов. Но поражало не это. В самом ее центре располагался замок, будто вросший в скалу. Нечто похожее я видела на страницах учебника по истории. Но в отличие от той же Каппадокии, похожей на большой муравейник, это сооружение поражало красотой. Стрельчатые окна, узкие башенки, витражи и коварные позолоченные шпили на крышах. Казалось, все здание тянется вверх, пытаясь дотянуться до небес. В центре фронтона [фронтон — верхняя часть переднего фасада здания, которая ограничивается двумя скатами крыш и карнизом] красовалось сияющая на солнце голова льва. Прямо под ней центральная полукруглая часть замка, заканчивалась балконом с золотыми балюстрадами. Контраст черного и золотого захватывал дух в смешанных чувствах — замок в явном готическом стиле, что должен был выглядеть жутко, сиял великолепием. Я не сразу заметила, что на балконе стоял некто в темных одеждах и в странной шляпе с козырьком. Обратила я на него внимание, когда незнакомец шевельнулся, и, развернувшись, направился обратно в недра замка. Толчок в спину от Зеффа не дал панике разгуляться на полную катушку: злость забрала себе оставшуюся энергию. Дернулась и пропустила возникшую на пути ступеньку, но Ару и Алим услужливо не дали мне разбить нос о черный мрамор. У массивных резных ворот из темно-коричневого дерева с черными прожилками стояли стражники. Золотые петли и две ручки в форме львиных голов с кольцами в роту ярким пятном выделялись на общем фоне. Драгоценные глаза сверкали янтарем, рябя в глазах. Лестница казалась бесконечной. Цепи натирали кожу до крови, а каждый новый шаг давался с трудом. Два стражника с острыми, направленными вверх ушами и мордами доберманов, наблюдали за нашей жалкой процессией. Один из них предостерегающе сжал рукоять меча: темное полуобнаженное тело лоснилось в лучах солнца, короткая шерсть была больше похожа на кожу. Тяжесть, навалившаяся на меня, не давала поднять голову выше и вглядеться в их звериные лица. — Кто вы? — спросил тот, кто стоял слева, его мускулистая грудь была перетянута кожаным ремнем. — Вулфссунусы из Хультского леса, дети вожака Ану, — ответил Алим своим флегматичным голосом. — Мы привели жертву! — вклинился в разговор Зефф, в порыве чувств пихнув меня локтем в бок, отчего я зло зашипела. Если выберусь из этой передряги, побрею на лысо этого наглого волчонка. — Проходите, — отозвался стражник, на мгновение, повернув голову в мою сторону. Я поймала взгляд насыщенно-карих собачьих глаз. В них проскользнуло… сочувствие? В горле начала разгораться жара, а небо, казалось, скоро покроется сухими трещинами, как в пустыне. Кислое послевкусие яблока делало все только хуже. Сглотнула тугой ком и сделала нетвердый шаг вперед, когда двери со зловещим стоном отворились. Ступни в капроне скользили по холодному гладкому каменному полу. Стены и колонны, которые будто держали огромную фреску, изображающую огненную птицу, были облицованы белым камнем и украшены позолотой, делая и без того огромное помещение исполинским. На постаменте в пространстве между двумя изгибами винтовой лестницы, стоял богато украшенный стул с сидением из красного бархата. Его резной верхний край, украшенный драгоценными камнями, играл всеми цветами радуги в лучах солнца, проникающего сквозь открытые ставни огромных окон. Глаз не хватало ухватить все детали, сколько бы я не вертела головой с гудящей от напряжения шеей. Тихие шаги, раскатом грома донеслись откуда-то сверху. Подняв голову, заметила знакомую фигуру в темно-синем костюме. Вблизи я разглядела то, что я сначала приняла за шляпу. Остромордая голова черной собаки с огромными стоячими ушами находилась на теле мужчины с черной кожей. Медленная, размеренная походка сковывала сердце страхом с каждым новым шагом, гулко звенящим в наступившей тишине. Даже Зефф, до этого жаловавшийся себе под нос на каких-то сторожевых хундсов [собака (гот.)], замолк, прикидываясь предметом интерьера в лице статуи волка. Остальные тоже замерли. У меня же кончик языка присох к альвеолам. Я просто слушала звонкие шаги, смотря в пол. Страшно было даже поднять голову, чтобы поближе рассмотреть того, кого испугались волки. — Вы привели ее, — звук шагов оборвался, и я заметила две ноги в поле моего зрения, угловатые изгибы были обтянуты в темно-синюю ткань. Край подола синей накидки был украшен вышитым узором, изображающим раскрывшиеся бутоны лотоса. Длинные ледяные пальцы с острыми ногтями схватили меня за подбородок и потянули вверх, вынуждая посмотреть ожившему Анубису — я наконец-то вспомнила, кого он мне напоминал — в угольно-черные глаза, лишь с толикой примеси бурого цвета: казалось, будто зрачки сливаются с радужкой глаз и тебя тянет в бездну. Я забыла все свои весомые аргументы, мысленно съеживаясь до размера молекулы, пока холодные глаза продолжали скользить по моему лицу. 7 — Это дочь графа и графини Блэкхэрдов? — лениво поинтересовался собакоподобный человек, отпустив мой подбородок. На секунду он скривился, скользнув взглядом по подушечкам пальцев, как если бы вляпался во что-то мерзкое. — А Ваурмс его зна… — начал было Зефф, но подавился словом от ощутимого тычка в бок от Ару. — Фродаз [фродаз (протогерм.) — мудрый] Амнон, Мы нашли ее связанной в условленном месте, — пояснил Алим, не забыв при этом поклониться и сделать непонятный жест руками. От усталости, жажды и тяжести цепей перед глазами все плыло: хотелось послать все к черту и рухнуть прямо на пол. — В эту часть леса редко заходят гамайнизы из-за мустриггсов [летучая мышь (гот.)], что обитают в северных пещерах неподалеку. Думаю, эта девушка и есть обещанная жертва… Тут бы мне вклиниться и излить на присутствующих оправдательную речь, но лишь только прохрипела «Я» — и меня тут же парализовал ледяной взгляд глаз цвета потухших углей. Поняла все по выражению остроносой морды прежде, чем услышала ответ. — Это не столь важно. Она вполне подойдет… На голову будто рухнул огромный булыжник: в ушах зазвенело, а слетающие с губ слова, касающиеся оплаты за мою голову превратились белый шум. Как я могла, надеяться, что меня выслушают? Это как выбирать кусок говядины в мясной лавке — берешь не тот, что дороже, а тот, что на вид съедобный. Я — этот долбанный кусок мяса. Зачем им искать какую-то благородную девицу, если я подхожу? Уж не знаю, какие у них тут критерии, но количество денег явно не в их числе. Отчаяние слабо зашевелилось во мне — отрицание все еще душило его, хоть уже и не так сильно. «ЖЕРТВА». Будто у меня на лбу наклейка с надписью и ценник, как в магазине: штрих-кода только не хватает, чтобы упростить задачу потенциальным покупателям. Мысли уносились в полные дебри, пытаясь убежать от осмысления всего происходящего, даже мозг с упрямством осла искал в своем толковом словаре другой смысл слова «жертва» — и желательно диаметрально противоположный. — Милагреш. Сакорру, — позвал Амнон, развернувшись всем корпусом, пока я судорожно вспоминала: выключила ли я утюг, выйдя из дома. Все мое существо упорно не хотело принимать участие в творившемся вокруг меня. Но, как назло, долгожданный обморок все не приходил. — Отведите девушку в гостевые покои в западном крыле и подготовьте к ритуалу. Шуршание юбок и поспешные шаги почти не отвлекли от моего занятия. Я все еще разглядывала звенья ржавой цепи между лодыжками, представляя, как они растворяются в воздухе, позволяя мне хотя бы добежать до входной двери. Эх… Если бы сила мысли работала как надо… Облизала губы и поморщилась — ранка на нижней губе от укуса зубов дала о себе знать слабой пульсирующей болью, которая тут же угасла. Но дала мне заряд ясности. — Это ошибка… — выдавила я, подняв голову и стряхнув пухлые руки двух женщин в белых чепчиках. Правда, женщинами их можно было назвать с натяжкой — покрытые шерстью, с короткими пушистыми хвостами и белыми мордашками с темными полосами от кругленьких ушей до черных кончиков носов. Они были похожи на барсуков, только лица по форме человеческие. Служанки в накрахмаленных фартуках растерялись, когда я дернулась, а Вершитель моей судьбы — и, кажется, многих других — повернул голову в мою сторону. Ком в горле упал в желудок, заморозив внутренности ожиданием. Последний луч надежды угас вместе с ответом. — Не имеет значения, кто ты и откуда. Ты — человек, — Амнон брезгливо сморщил нос. — И сегодня ты умрешь. Безжалостные слова пронзили насквозь: я обмякла и точно бы рухнула на пол подрезанной марионеткой, если бы не служанки. Звуки удаляющихся шагов, стучали в унисон с шокированным сердцем. У подножия лестницы мужчина-зверь обернулся. Желто-синее кольцо сверкнуло в лучах солнца. Он снял его с указательного пальца левой руки и надел на правую. Небрежный взмах — и цепи с рук и ног исчезли. — Можешь даже и не пытаться сбежать, — отчеканил он, делая паузы на каждом слове, чтобы смысл отпечатался в моей голове. Глаза-угольки обжигали — Амнон смотрел, не мигая, явно намереваясь прожечь дырку в моей голове. — Не получится. Я смотрела, как край его накидки скользит по полу, игнорируя охи и ахи двух крепких девушек, одинаковых с лица, по поводу моего внешнего вида. Какая, к черту, разница, как я выгляжу, если меня все равно убьют? Шумный выдох привлек мое внимание. Обернулась — семейство людоволков, стоявшее в двух шагах, заметно расслабилось. Зефф расправил плечи и пихнул брата, сказав, что-то о каких-то фуглисах, которые надо честно поделить. Деньги, наверное. Странно, но на них я не злилась. Они всего лишь наемники. Что с них взять? Теплый взгляд встряхнул нервные окончания, медленно утопающие в обреченности. Жалость Ару обжигала: слезы подступили к уголкам глаз. Сжала зубы и отвернулась, позволяя служанкам увести меня через черный ход — дверь в проход для слуг была спрятана за портьерами под лестницей. Казалось, словно за сотни километров услышала, как стали затихать неуверенные девичьи шаги у меня за спиной. После тишина заполнила пространство. Служанки — Мила и Сако — молчали, назвав только свои имена. Да и мне не особо хотелось задавать вопросы. Мы шли по скудно освещенному коридору, ютившемуся меж толстых стен замка. Потертая каменная кладка и сырой затхлый запах напоминали о подвале. Но привычной для таких мест пыли и плесени я не наблюдала. Как будто здесь время от времени убирались. Считала ступеньки сколотой с затертыми краями узкой лестницы — давящее молчание кололось в груди, будто я проглотила морского ежа. Барсучихи тихо переговаривались, обсуждая бытовые проблемы. Самой насущной сейчас были — порванные муслиновые занавески в Зеленой Гостиной. Меня от служанок отделяла стена, как если бы я была никому не нужным приведением. Впрочем, вскоре так и будет. Кто же будет болтать с будущим трупом? Девушки отстали. Вопреки всякой логике, пошла быстрее — сказывалось нервное напряжение. И вот я достигла верха. Ручка на двери по форме напоминала голову птицы. Потянулась к ней, скользя пальцами по потускневшему металлу, гладя маленькую головку с острым клювом. Стоит дернуть ручку — и я стану на шаг ближе к своей несправедливой участи. Смерилась ли я? Чувства смешались в неотделимую массу, и я не могла сказать наверняка. Меня уже никто не спасет. Но… Я не сдамся без боя. Сжав тонкую птичью шею, резко дернула дверь на себя. 8 Невольно прищурилась от света, заливавшего глаза. На другом конце огромного коридора, устланного мягким разноцветным ковром, находился полукруглый балкон: именно с этого места Амнон наблюдал за нами. Взгляд скользнул по черному мрамору с золотым напылением на перилах и ограждении. В самом углу, в тени, стояла широкоплечая фигура — сведенные в напряжении лопатки были заметны даже под тканью пурпурного плаща. Непроизвольно сделала шаг, не совсем понимая, чего я хочу: броситься вниз, в надежде, что это меня убьет, или увидеть лицо человека, чьи волосы чернильного цвета отливали синим в лучах солнца. Отчаянно хотелось обнаружить хоть одного себе подобного в этом огромном замке. Умом я понимала, что это вряд ли возможно. Но глупому сердцу хотелось верить. А вдруг это какой-нибудь посол из соседней страны людей? Я расскажу ему свою историю, и он вывезет меня в одном из своих огромных чемоданов для одежды, а там я уже найду способ вернуться в свою реальность. Одна из служанок — Мила, кажется, — схватила меня за запястье. Она покачала головой, приложив к тонким губам палец. Маленькие круглые глаза испуганно сверкнули. — Это зиуданс Лайонел. Не стоит нарушать его уединение. Кивнула, все еще находясь во власти непонятного притяжения — все мое внимание сосредоточилось на одной точке: таинственном силуэте. Рука в черной перчатке прошлась по волосам. Внутри все задрожало от предвкушения, смешанного с надеждой. Пусть он повернется… Пусть окажется человеком… Тогда я смогу… — Идем, — Сако потянула меня в противоположную сторону. Я не стала сопротивляться. Глупо думать, что кто-то мне сможет помочь. Ковровое покрытие ласкало гудящие в убитом капроне ноги — тонкая ткань была покрыта кровью, грязью и зелеными пятнами от травы, не говоря уже о громадных стрелках. Ни лак, ни стирка не помогут. Повернула голову в бок, разглядывая богато украшенные стены, облицованные деревом — от витиеватых сложных узоров рябило в глазах, отчего казалось, что стены живые, и следуют за нами попятам. Особенно птица — неизменно появлявшаяся в орнаменте стен — будто сопровождала меня на пути. От выискивания остроклювого существа в море завитков отвлекла гобеленовая картина во всю длину стены — висевшая справа от портрета сурового человека-льва, темные одежды которого сливались с цветом его черной шкуры. Корона-венец на его голове, выполненная из искусных золотых перьев, почти терялась на фоне буйной гривы. На старинном потертом гобелене с потускневшими золотыми и серебряными нитями — с умелыми латками в нескольких местах — была изображена гигантская огненная птица, клюющая глаза черному змею. Серебро в чешуе и языки пламени из канители отбрасывали блики на стены цвета корицы. Картина казалось живой. — Это Ваурмс [змей (гот.)] — Поглотитель Миров и Наше Божество, Огнептица Люихаз Фуглис [свет (гот.) + fugls (гот.) птица], — пояснила Мила, заметив мой интерес. Молча отвернулась и последовала за второй служанкой, которая уже успела достигнуть конца коридора. Геня, ты просто чудо. Тебя здесь выпотрошат, а ты любуешься интерьером, как будто в музее! Просто супер! Но не восхищаться замком было просто немыслимо — высокие потолки, тяжелые гобеленовые ткани, прихваченные кулисой — служащие как банальными шторами, как и пологом от посторонних глаз в укромном уголке. В одному углу я даже заметила небольшой фонтанчик — в форме чего я не успела разглядеть: барсучихи прибавили шаг, и журчание вожделенной воды осталось позади. Повернула за угол, поспевая за своими сопровождающими. Похоже, девушки не сильно беспокоились, что я могу сбежать, раз свободно разрешали мне разглядывать диковинки, стоявшие на мраморных постаментах и висевшие на петлях на стене. Здесь не было такой организованности, как в музее, но количеством артефактов замок ему не уступал. Хотя, не сказать, что пространство захламлено. У каждой вещи свое место, даже у висевшего на гвозде рваного куска странной ткани. Сако — в ее толстую черно-белую косу была вплетена оранжево-красная лента — возилась с дверью. Мила посмотрела на меня, немного ощерившись — почти неуловимо, но тонкие клыки, скользнувшие в щель между губами, я заметила. Злится? Или испугалась чего-то? Остановилась, растерянно мотая головой из стороны в сторону. Не знаю, то ли это энергетика замка, то ли повлиял тот факт, что с меня сняли цепи, но я чувствовала себя гораздо лучше. Виски лишь немного сдавливало при резких движениях головы, испытывающей легкую сонливость, а нога не пульсировало болью — только чесалось. Или во всем виновата грязная тряпка, занявшая свое почетное место между пузатой вазой с ушастыми ручками и статуэткой, изображающей человека-волка в боевой стойке в шлеме и с копьем? Я не удержалась и пощупала ее. — Джиро опять развлекался в гостевой! — Мила раздраженно цыкнула, дернув руками и глухо зарычав. — Чувствуешь? Его запах! Он назло нам это делает, что ли? Знает же, что мы убираемся в западном крыле! Распахнув дверь, Милагреш буквально влетела в комнату, кажется, даже шерсть на ее теле встала дыбом от приступа ярости. — Все не так критично, — спокойно добавила Сако, не обращая внимания на вспышку гнева напарницы, медленным цепким взглядом обводя просторную комнату, как будто сошедшую с ленты инстаграмма аккаунта Букингемского дворца. — Постельное бельем поменяем, и все. Хотя, не думаю, что кровать вообще понадо…. Барсучиха осеклась, бросив сконфуженный взгляд в мою сторону. Я лишь выпрямилась, сохраняя полную невозмутимость, но сердце в груди все равно пропустило удар. Ну, давай. Скажи, что я не доживу до утра. Не расплачусь. Не собираюсь я притворяться полудохлым куском мяса. Странно, но такое их поведение — переглядки, недомолвки и молчание, делающее воздух похожим на кисель — меня разозлило. Проигнорировав повисшую паузу, молча села в расшитое бежевое кресло, даже не заботясь о том, что я могу его испачкать. Захотят — пусть хоть сожгут. Будет время, так я могу еще и пару каких-нибудь дорогущих статуэток из окна выбросить. — Ты приготовь ей ванну, — голос Милы понизился на полтона. Злость сошла на нет. — А я схожу за новым постельным бельем. Сдернув простынь и скомканный у изножья пододеяльник с огромной двуспальной кровати, девушка удалилась. Оставив меня наедине со второй служанкой в звенящей тишине. Я наблюдала за ней, чуть прищурившись. Сако мяла глаженый фартук в руках и бегала взглядом от одной вычурной картины в золотой раме до другой. И хоть этого и не было заметно — цвет ее лица не поменялся — ей явно стало неловко. А я даже и не собиралась облегчать ей задачу. Может, ее совесть выйдет из комы, и она позволит мне сбежать? — Кхм… Я приготовлю ванную. Какую соль вы предпочитаете? Есть лавандовая… пихтовая… Есть соль Целительного Моря… помогает при мелких ранах и… «Лишь бы не поваренную», — промелькнуло в голове, но в ответ я только пожала плечами. Сакорру развернулась и направилась к двери, с цветным витражом вместо стекла, справа от кровати. Я решила задать терзавший вопрос: пока он оставался без ответа, пламя воли к жизни пыталось раздуть потухшую надежду, чем не давало расслабиться и повалиться на не застеленную кровать, отпустив все тревоги часа на три. И плевать на ванную. — Кто был тот… — замялась, не зная подходящего слова, — мужчина на балконе? Мила как-то его назвала… зиандус, кажется, кто он? — Зиуданс, — поправила Сако, до треска потянув ткань фартука вниз, гипнотизируя кроваво-красный ковер с золотым узором. — Наш правитель. Это он должен будет… Кровь застучала в голове, и бессвязный лепет служанки о соглашении и о справедливой кровавой плате до меня не дошел. Лайонел. Вот значит, как зовут моего палача. 9 Время бежало неумолимо быстро. Суета, царившая вокруг меня, совсем не трогала — будто я находилась в вакууме, отделенная от хлопочущих служанок в коричневых платьях с накрахмаленными фартуками. Ноздри щекотал запах розы, исходивший от моей кожи, влажные волосы оставляли мокрые дорожки на льняной ткани простого платья. Я пялилась на узор ковра, плавно переползая взглядом от одного резного столбика к другому. Тяжелая ткань балдахина лениво покачивалась от порывов ветра, не сдерживаемого ставнями. Несмотря на то, что в комнате было душновато, меня бросало в озноб, только от одной мысли о предстоящем ритуале. В детали меня не посвящали, но у меня было богатое воображение. Единственное, девушки меня заверили, что все произойдет очень быстро. Теперь оставалось гадать, вырвут мне сердце или свернут шею. Солнце за окном, разморенное от жары, лениво передвигалось с востока на запад. И суток еще не прошло, а по ощущениям — целая жизнь. Я ведь так многого не сделала… — Красное или синее? — поинтересовалась Сако, избегая смотреть мне в глаза. В недоумении вскинула голову, округлив глаза, как только зрение сфокусировалось на нужном объекте. Платье? Серьезно? А разве есть разница, в чем меня потом закопают? Пожала плечами, прикусывая язык. Барсучихи не виноваты в происходящем. А изливать на них поток желчи — только сотрясать воздух и портить карму. От металлического привкуса крови во рту меня затошнило и качнуло в сторону, стоило только представить страшную картину моей безвременной кончины — уверена, это будет то еще кровавое зрелище. Надеюсь, от вида крови я сразу отключусь. Хотя такого не случалось с момента знакомства с циклом «Пил», который меня буквально заставила посмотреть школьная подруга, вычитавшая в одной из своих книжек по психологии про метод экспозиционной терапии, якобы помогающий преодолеть гемофобию. В моем случае это была больше блажь, чем настоящая фобия. Мама так вообще утверждала, что это из-за низкого содержания железа в крови. С подругой я больше не общаюсь — с тех пор, как она переехала в другой город, а вот кровавые ужастики сделали свое дело. В обмороки я больше не падала, лишь слегка кружилось голова. Правда, теперь я сплю со светом. — Ей плохо! — Мила подскочила ко мне, удерживая в вертикальном положении. — Она измучена… — цепкий взгляд карих глаз оглядел меня с ног до головы. — Надо принести ей поесть и дать отдохнуть. Сако кивнула своему утверждению и выскочила за дверь, бросив платья на кровать. Мила молча подобрала их и повесила обратно в гардероб цвета слоновой кости. Потом достала молочно-белый наряд на тонких бретелях с лифом, расшитым жемчугом. И так же безмолвно повесила его на спинку кровати. Я была в некоторой степени благодарна ей за отстраненность — поддерживать беседу было выше моих сил. Чтобы занять себя, служанка начала прохаживаться по комнате поправляя картины и проверяя поверхности на наличие пыли. Уборка расслабила ее — и я только сейчас поняла, насколько та была напряжена. Хотелось спросить, что ее беспокоит — надежда, с оторванными конечностями и истекающая кровью, все еще боролась за существование: вдруг именно Милагреш не плевать на мою судьбу? — Ты… — начала я. Девушка резко повернулась, но уловить эмоции на ее лице я не успела. Залетела раскрасневшаяся Сако с подносом, разделенным на сектора. Стопка лепешек, какие-то незнакомые мне ягоды и фрукты на одной половине блюда, на другой — гарниры, отдающие дразнящими нос специями. Второй слой металлического блюда, напоминающего пирамиду, тоже был заполнен различными яствами. На самом верху угнездился кувшин с кубком. И как она это все не уронила? — Вот, — девушка водрузила конструкцию на стол из толстого стекла, напротив кресла. — Угощайся! Она сияла воодушевлением, будто это не было моим последним ужином, а я просто заглянула к ней в гости на чашку чая. Поймав мой мрачный взгляд со сдвинутыми бровями, она потерялась. — Не нравиться? Может, тогда… — Сако, — Мила схватила свою напарницу за локоть и посмотрела на нее так, словно пыталось передать какую-то фразу силой мысли. — Нам нужно закончить с теми занавесками… Мила потянула ее к выходу, пересекая любые протесты многозначительным шиком. Если бы ситуация не была настолько патовая, я бы закатила глаза. После их ухода, звуки, наполнявшие комнату, умерли, даже ветер стих, перестав играть со ставнями. Отломила немного лепешки — заталкивать в себя весь поднос не было желания. Меня и так подташнивало, будто я проглотила камень размером с кулак, и он прохладно-мерзким комом поселился в животе. А вот от воды я не стала отказываться. Поставив опустошенный кубок, обжегший губы непривычной обычному стакану холодом, рухнула на кровать. Прямо в объятья шелковых простыней и подушек, источающих тонкий лавандовый запах. Сон не шел — я просто лежала и разглядывала потолок, обрамленный рамой, состоящей из балок, с которых свисали тяжелые волны ткани насыщенного аквамаринового цвета. Комната как у принцессы… Вычурная мебель, до неприличия большая комната, королевских размеров кровать, даже некое подобие дивана, обтянутого в зеленый бархат с вычурной вышивкой, напротив второго окна. Можно любоваться пейзажем или читать… Если меня должны убить, зачем так стараться? Не проще ли затолкать меня в воняющую сыростью темницу и оставить там? Все как-то странно… Недобитая надежда опять дернулась где-то на дне под толщей апатии и усталости. Но я никак не среагировала, продолжив окаменело лежать, позволяя шелку ласкать оголенные части тела. Не вертела судорожно головой, в поисках потайных рычагов в стенах, не металась от окна к другому окну, надеясь найти способ спуститься. Просто лежала, изображая мертвую, которой скоро стану. Прикрыла глаза, когда в голове снова началась пульсация: сердце больше бешено не колотилось, даже мрачные мысли, что вязкой массой перетекали по извилинам, ни капли не будоражили кровь в панике. От этого перегруженный мозг, просто кричал о необходимой подзарядке в виде сна. Ту часть, что цеплялась за сознание в немом крике «Выжить любой ценой!», я послала подальше. Позволяя черной пелене накрыть с головой, погружая в беспокойный сон, где я бежала, наперегонки со смертью. Старуха с косой, мерзко хохотала над попытками убежать от нее. Кровожадная смерть играла со мной, как кошка с мышкой. Коридор с сотней закрытых наглухо дверей, казалось, никогда не кончится. А цокот костей о каменный пол никогда не прекратится. Неумолимо медленные шаги были быстрее моего рваного бега. Каждый раз, когда я останавливалась, чтобы перевести дух, костяные пальцы издевательски барабанили по моему плечу. А когда я оборачивалась, фигура в капюшоне растворялась в густой тьме. И появлялась в двух в шагах от меня, давая разглядеть себя в полной красе — с дырами вместо глаз, и с белеющим голым черепом вместо лица. Острая коса отбрасывала блики на темную поверхность стен, зловеще сияя в темноте. Страх гнал меня дальше. Пока не обессилила настолько, что мне стало все равно. Развернулась, прислонившись к стене. И стала ждать. Смотреть на приближение Смерти было невыносимо, и я зажмурилась. Цокот шагов перемежевался со стуком моего сердца. Шаги затихли. Холодное сырое дыхание коснулось кожи лица, прежде чем просвистевшая в воздухе коса опустилась…