Жесткая игра

ГЛАВА 10

Райан Фечер, сын управляющего, подполз ко мне поближе.

— Я узнал двух этих типов, — сказал он тихо.

— Где вы их видели?

— Здесь. На прошлой неделе у нас не было корпоративных групп, только частные вечеринки. Вот этот, вожак. И тот, что сторожит нас, ходит туда-сюда. Я думаю, они братья.

— Что они здесь делали?

— Они держались особняком, на рыбалку не ходили, в основном слонялись вокруг дома и фотографировали. Они назвались архитекторами, хотели знать, много ли здесь обслуживающего персонала. И какие у нас телефоны: кабельные или спутниковые. Есть ли Интернет. Как нам доставляют еду и прочее. Я сначала отвечал на все их вопросы, но мне нужно было работать, и я сказал им, чтобы сами смотрели.

— Они вам не показались подозрительными?

— Ну, это ведь действительно памятник архитектуры, один из самых старых охотничьих домов в Канаде.

Если они приезжали сюда на разведку, значит, кто-то дал им наводку.

— Они знали, что высшее руководство «Хаммонд аэроспейс» прибудет сюда, — сказал я управляющему. — У них был источник информации. Возможно, это кто-то из ваших сотрудников.

— Ерунда, — возмутился он. — Предварительным бронированием занимаемся только мы с сыном.

— А кто заказывает провизию?

— Я заказываю. Раз в три дня самолет доставляет продукты.

— Когда следующий самолет?

— В субботу.

Я кивнул. Интересно, знает ли об этом Рассел, учел ли он это в своем раскладе времени?

— Как вы думаете, как они сюда добирались? Лесом?

Он покачал головой:

— В лесу все дороги заросли. Скорее на лодке.

— Но должны же быть какие-то старые охотничьи тропы?

— Тоже заросли. Здесь уже много лет никто не охотится.

— С тех пор как здесь устроили заповедник?

— Даже еще раньше. Да и не на кого охотиться. Оленей мало. Давным-давно охотились на гризли. Но это было сто лет назад.

— А где ближайший охотничий дом?

— В бухте Килбелла. Это через залив.

— Так что они взяли лодку или гидроплан.

— Должно быть, так. Но в этот раз я не слышал звука мотора.

— Может, они шли на веслах?

— Может быть. Или сначала на моторной лодке, а потом выключили двигатель и остаток пути гребли.

— Значит, они, скорее всего, оставили лодку на берегу?

Он пожал плечами. И, помолчав с минуту, сказал:

— Я слышал выстрел.

— Мы все слышали.

— В связи с этим — я давно не видел Хосе, мексиканца. Я велел ему вымыть две лодки, но…

Я начал отползать, но он меня остановил.

— Понимаете, этот охотничий дом для меня — вся жизнь.

Я кивнул, стал слушать. Хочет говорить — пусть говорит.

— Сто лет назад какой-то богач оказался в этих краях, и здесь не было ничего, ну разве что пара рыбзаводов. И он решил построить этот прекрасный коттедж. — Он печально улыбнулся. — Я даже не владелец. Владелец в Австралии, приезжает сюда, только когда мы принимаем кинозвезд. — Он закрыл глаза. — Жена меня бросила. Не выдержала уединенности. А теперь и сын тоже хочет уехать отсюда.

— Неправда, папа, — вмешался Райан.

— Сейчас не время хитрить, — ответил Пол сыну и продолжал, обращаясь ко мне: — Когда он получит выкуп… Нас ведь не выпустят отсюда живыми, да?

Я не ответил.

Он закрыл глаза:

— Боже милосердный.

— Но это не значит, что мы не попытаемся что-нибудь сделать.

Мне пришла в голову одна мысль, и я подвинулся к Данцигеру.

— Если у нас есть страховка на случай похищения и выкупа, может, есть и договор с какой-нибудь фирмой, которая специализируется на освобождении заложников?

— Это только в кино. В реальной жизни почти нет компаний по риск-менеджменту, которые занимались бы освобождением. Они ведут переговоры, добиваются соглашения о выплатах. Но наша ситуация — это не выкуп. Похоже, Рассел слишком много знает о том, как все это делается.

— Вы тоже.

— Это моя обязанность. В «Хаммонде» ревизор одновременно и риск-менеджер. Это значит, что я вместе с Роном Слеттери и Джеффом Латимером разрабатываю специальные страховки для всех возможных рисков. Я же сказал, что вы уснете, если начну подробно рассказывать, чем занимаюсь. — Он обратился к Грогану: — Откуда он знает про «К» и «Р» страховки, как думаешь?

— Меня это тоже удивляет, — ответил Гроган. — Помнишь, Латимер говорил про одну охранную фирму в Калифорнии, с которой мы могли бы заключить договор? Которую основал какой-то его соученик по юридической школе?

— Точно! — сказал Данцигер. — Которая как раз занималась не только переговорами о выкупе, но и возвращением заложников. Одного из их сотрудников арестовали в Южной Америке, когда он работал по одному такому делу о возвращении ребенка, и привлекли за похищение — в соответствии с международными соглашениями. Он отсидел два года в американской тюрьме. Это меня сильно охладило насчет той фирмы.

— Вы думаете, этот тип и есть Рассел? — спросил я.

— Как еще объяснить, почему Рассел так много знает?

— О чем я так много знаю? — Голос с наждачным скрипом.

Я отвел взгляд, уставился в бревенчатую стену.

— Я действительно много знаю, — сказал Рассел. — Например, что раньше вы находились вон там. Думаю, Джейк, нам с вами нужно поговорить. Не откладывая.

Когда я отсидел в Гленвью несколько месяцев, маме разрешили меня посетить. Она словно постарела лет на двадцать. Я сказал, что она хорошо выглядит. Мы сидели на пластмассовых стульях в комнате для посетителей, глядя на экран телевизора. Она плакала. Я был спокоен.

— Мам, — сказал я, когда она уходила, — я не хочу, чтобы ты сюда приезжала.

— Почему? — удрученно спросила она.

— Не хочу, чтобы ты видела меня здесь. Пройдет год, и я вернусь домой.

Она сказала, что понимает. Через месяц она умерла от инсульта.

На застекленной террасе было свежо и прохладно. В окна лился серебристый лунный свет.

— Прошу в мой кабинет, — сказал Рассел. Он снял камуфляжную куртку и надел грязную белую бейсболку с надписью «Дайтона-500 чемпион 2004».

Он показал на мягкое удобное кресло, я сел. Он сел рядом в такое же. Нас можно было принять за двух друзей, коротающих вечер за пивом. Если бы не его оловянно-серые глаза: была в них какая-то жуткая отрешенность. Такие глаза я видел и раньше — в Гленвью. Он из тех, кто способен на все.

— Рассказывай, что ты там делал? — заговорил он.

— Я пошел по просьбе генеральной директорши. Сказать этим ребятам, чтобы не нарывались. Чтобы точно исполняли все, что вы скажете, и тогда мы все уйдем отсюда живыми.

— Она приказала тебе пойти туда, чтобы сказать им это?

— Она бы предпочла электронную почту, но здесь ее нет.

— Почему она послала именно тебя?

— Остальные не столь безумны.

— И если я спрошу Данцигера и Грогана, о чем вы говорили, они ответят мне то же самое?

— Как вы хорошо запоминаете имена, а?

— Я подготовился.

— Впечатляет. Как долго вы это планировали?

Я уловил какой-то сдвиг в языке его тела, как бы внезапный перепад температуры.

— С тобой будут проблемы? — спросил он.

— Я хочу просто вернуться домой.

— Тогда не строй из себя героя.

— Для этих? — Я скривил губы. — Они мне совсем не нравятся.

Он засмеялся, вытянул ноги, зевнул.

Я показал на его кепку:

— Я смотрел эти гонки.

— А? — Он несколько секунд вспоминал, что на нем кепка с надписью «Дайтона».

— Дейл Эрнхардт-младший, — продолжал я. — Он пересек финишную черту на долю секунды раньше, чем Тони Стюарт. Семь или восемь машин — всмятку.

Он искоса взглянул на меня.

— Я там был, парень, — сказал он.

Я покачал головой:

— Безумный спорт. И мне кажется, многих в нем привлекают именно аварии. Типа, повезет увидеть, как кто-нибудь погибнет.

Он долго смотрел на меня, похоже, не понимая, что со мной делать. Может, я один из сопливых богатеньких боссов и интересуюсь гонками НАСКАР?

— Не то что в старые добрые времена, — сказал он. — НАСКАР — это были гонки столкновений.

— Это мне напоминает слова из одного фильма, — подхватил я. — «Гонки — значит всмятку».

— «Дни грома»! — Внезапно он расцвел почти ребяческой улыбкой. — Мой любимый фильм. Как там, еще раз? «Он в тебя не врезался, не ударил, не толкнул — он разбил тебя всмятку. Разбить всмятку, сынок, — это и есть настоящие гонки». Вот так, парень.

— Вот так, — поддакнул я. Надо закрепить контакт с ним. — Тогда гонщик просто выбивал конкурента. Не то что сейчас.

— Теперь, стоит поехать чуть жестче, штрафуют.

— Обабился НАСКАР.

Он снова посмотрел на меня с недоумением:

— Как так вышло, что ты моложе остальных?

— Я только выгляжу моложе. Правильно питаюсь.

— Ты чей-то помощник?

— Нет. На самом деле я здесь не по праву. Замещаю другого.

— Так вот почему тебя нет в изначальном списке гостей!

Значит, у него есть список гостей. От кого-то из обслуги? Нет, источник информации внутри «Хаммонда», иначе откуда он столько знает про частную жизнь Рона Слеттери?

— Меня включили в последнюю минуту.

— Вместо Майкла Зорна?

Интересно, подумал я. Он и это знает.

— Именно.

— А что случилось с Зорном?

Значит, у него сведения по меньшей мере двухдневной давности. Что еще интересно: он знает очень много об отмывании денег и об офшорных банках, но о «Хаммонде» он знает далеко не все.

— Майку пришлось вылететь в Индию на встречу с клиентами, — ответил я.

— А почему выбрали тебя?

— Понятия не имею. Вероятно, потому, что я хорошо знаю наш новейший самолет.

— Н-880. Ты инженер?

— Нет. Что-то вроде регулировщика.

— То, что ты регулируешь, включает денежные вопросы? Что ты знаешь о платежной системе, о том, как деньги приходят в компанию и уходят из нее?

— Знаю, что каждые две недели моя зарплата приходит на мой банковский счет. Вот и все. Я здесь — самая нижняя часть тотемного столба.

— Но нижняя часть тотемного столба на самом деле самая важная, потому что именно на нее большинство и смотрит.

— Спасибо, — сказал я. — Мне полегчало.

— Но, конечно, остальные про тотемный столб не понимают. И относятся к тебе как к грязи.

— Да нет. Хотя немного раздражает, когда они заводятся насчет того, как много у них денег. Шикарные рестораны, членство в гольф-клубах и все такое.

— Что ж, совершенно очевидно, что ты на них не похож. Они все слабаки и трусы.

Он тоже со мной заигрывает, но зачем?

— Да нет. Некоторые — весьма серьезные ребята.

Он подался вперед, поднял палец и назидательно проговорил:

— Величайшая трагедия нашего века в том, что мужчина может прожить всю жизнь, так и не узнав, трус он или нет. Видел когда-нибудь брачные игры лосей?

— Не имел удовольствия.

— Каждую осень лоси-самцы дерутся за самок. Набрасываются друг на друга, сцепляются рогами, ревут. Потом один уступает, и победитель получает даму.

— Я наблюдал очень похожие драки в барах.

— А самки видят, какой из них самый достойный. И отдаются победителям. Иначе возобладают гены слабаков и лоси вымрут. Вот как это устроено в природе.

— Или в корпоративном мире.

— Нет. Тут ты не прав. — Он опять строго поднял палец. — Я считаю, у людей теперь не так. Все перевернулось с ног на голову. Женщины теперь не отдаются достойнейшим, а выходят замуж за богатых.

— Может, богатые теперь и есть достойнейшие.

— Как будто бы закон Дарвина отменили. Господствуют слабые. Я имею в виду, посмотри на этих типов. — Он взмахом руки указал на стену, за которой томились заложники. — Эта страна создавалась такими парнями, как Кит Карсон, которые убивали индейцев ножами. Отважные были мужчины! А теперь какие-то дегенераты, сидя за компьютером, могут послать тысячи ракет и уничтожить миллионы людей. Миром правит горстка толстозадых зануд. Подумать только, их награждают «Пурпурным сердцем»! За то, что палец бумагой порезали!

В дверь постучали, вошел Верн.

— Теперь гости ноют, что не могут спать на голом полу, — ухмыльнулся он.

— Объясни, что здесь им не «Савой». Ладно, подожди. Я хочу, чтобы они уснули. Так за ними легче следить. За главным залом есть комната с большим ковром. С оленьими головами на стене. Отведи их всех туда.

— Есть, — сказал Верн и исчез.

Рассел откинулся на спинку кресла.

— Это ты сказал Верну, что выбьешь ему здоровый глаз, если он дотронется до твоей подружки?

— Она мне не подружка. Просто мне не понравилось, как он с ней разговаривает.

— А откуда ты знаешь про «Глок-18»?

— После школы год прослужил в Национальной гвардии. — Когда меня не принимали ни в один колледж.

— Помешан на оружии?

— Нет. Вот мой отец — да. У него были даже игрушки со счищенными номерами.

— Ты хорошо стреляешь?

— Неплохо.

— Я думаю, ты очень приличный стрелок. Такие не любят хвастаться. Итак, у тебя есть выбор. Или ты станешь моим другом и помощником, или мне придется тебя убить.

— Позвольте мне подумать.

— Подозреваю, что ты все-таки будешь геройствовать. — Он покачал он головой. — Не советую.

— Не буду.

— И не думай, что меня можно одурачить. Кого-то сегодня ночью придется пристрелить первым, чтобы преподать урок остальным. И возможно, это будешь как раз ты.

Если он рассчитывал меня запугать, ему это удалось. Хотя я и не хотел этого показывать. Я помолчал секунду-другую.

— Вы так говорите, но я уверен, вы этого не сделаете.

— Почему?

— Потому что я единственный, кому вы можете доверять. Среди всех, кто здесь есть, я один нанятый работник. Я не получаю бонуса. Я не получаю процентов с капитала. Мне действительно наплевать, сколько денег вы возьмете у компании. Миллион, миллиард — мне без разницы. Я даже не хотел сюда ехать.

— Ты говоришь, что тебе наплевать, если с любым из них что-нибудь случится? А если что-то случится с твоей подружкой?

— Она просто друг, не подружка. Да, на нее мне не наплевать. Но я же готов к сотрудничеству. Я хочу попасть домой.

Его оловянные глаза стали тусклыми и непроницаемыми.

— Похоже на то, что мы по одну сторону баррикад.

Понятно, он так не думал, и я не спешил соглашаться.

— Насчет этого не знаю, — сказал я. — Но насколько я понял, вы не шутите.

— Именно это я и хотел услышать.

— А что вы будете делать с полумиллиардом долларов? Это же черт знает сколько денег.

— Не волнуйся, что-нибудь придумаю.

— Знаете, что сделал бы я? На вашем месте?

— Ну что?

— Я бы свалил в страну, которая не имеет соглашения об экстрадиции с Соединенными Штатами.

— В какую? В Намибию? На Северный Кипр? В Йемен? Спасибо, нет.

Значит, он об этом думал.

— Есть и другие места, — сказал я.

— Например?

Он все еще меня прощупывает или действительно хочет знать?

— Коста-Рика.

— Забудь. Это все равно что попробовать скрыться в Беверли-Хиллз.

— Есть такое место в Центральной Америке, между Панамой и Колумбией, где вообще нет правительства. Десять тысяч квадратных миль вне закона. Как Дикий Запад в прежние дни.

— Ты говоришь про Дарьенский разрыв, — кивнул он. — Никаких дорог, сплошные джунгли, полно пчел. Ненавижу пчел.

— Должны же быть в мире достойные страны, не подписавшие договора об экстрадиции…

— Одно дело — договор об экстрадиции, и совсем другое — его соблюдение. Разумеется, в мире множество достойных мест. Можно затеряться в Белизе, Панаме.

— Вы хорошо подготовились.

Он лишь улыбнулся и ничего не сказал.

— Надеюсь, вы приняли меры предосторожности, чтобы скрыть путь этих денег, — продолжал я. — Когда уводишь полмиллиарда у крупнейшей в мире корпорации, понятно, что чертова уйма людей станет отслеживать, куда они ушли.

— Пусть себе отслеживают. Как только они попадут в офшор, они исчезнут.

— Знаете, наш банк вряд ли авторизует трансфер пятисот миллионов долларов на какие-нибудь Каймановы острова.

— Я-то имел в виду Казахстан.

— Казахстан? Это еще более подозрительно.

— Конечно. Если только не знать, как часто «Хаммонд» переводит деньги одной компании в Казахстане. Это все есть в Интернете. Кажется, «Боинг» покупает титан у России, а вы — у Казахстана.

Может, он все это выдумал?

— У «Хаммонда» контракт на десять лет с какой-то компанией в Казахстане, — пояснил он. — И каждый год вы переводите Национальному банку Казахстана сотни миллионов долларов.

— Мы переводим деньги в Казахстан?!

— Не прямо. Через их банк в Нью-Йорке — «Дойче банк».

— Откуда вы все это знаете?

— Я хорошо подготовился. Итак, скажем, я учреждаю компанию где-нибудь на Бермудах или на Виргинских островах и называю именем титанового экспортера из Казахстана. Ваш банк переводит деньги этой фальшивой компании, имеющей счет в «Дойче банке», — и никто ничего не узнает.

— А разве немцы не сотрудничают со Штатами в том, что касается отмывания денег?

— Конечно, сотрудничают. Только в «Дойче банке» денежки пробудут не дольше одной-двух секунд, а потом пойдут в Банк международных расчетов в Базеле. А оттуда — ну, я уже рассказал. Я сам все это вычислил.

— Я потрясен.

— Не стоит недооценивать меня, дружок. А теперь несколько вопросов к тебе. Эту даму, генерального директора, остальные по большей части не любят, да?

— Не любят, — подтвердил я.

— Почему? Потому что она стерва?

— Видимо, им неловко, что ими руководит женщина.

Он покачал головой:

— Я думаю, это потому, что они не хотят никаких расследований. Боятся, что она обнаружит что-нибудь. Например, взятки.

— Это для меня новость. — Неужели Слеттери рассказал ему о внутреннем расследовании? — Впрочем, меня это не удивляет. Она страшная придира. Поборница морали и правил.

— Они хотят от нее избавиться.

— Ну, некоторые хотят. Но совет директоров выбрал ее, а не их.

— И у нее нет полномочий уволить кого-нибудь из них, правда?

— Я об этом не слышал.

— Я много чего знаю про вашу компанию.

— Я вижу. — Вот только интересно откуда?

— Она не хочет пойти мне навстречу.

— Такая у нее работа. Но в итоге куда она денется?

— А может, она мне не нужна?

— А может, и нужна. Тут такая штука, Рассел. Лучше подумать как следует. Вам может понадобиться любой, у кого есть право подписи. Для вас ведь главное — получить деньги.

— Но у нее ведь нет права подписи, да?

— Это вам Слеттери сказал?

— У меня свои источники, — подмигнул он. — Я хочу понять, кого нужно оставить в живых.

— Никогда не узнаешь, кто может понадобиться.

— Только кто-то один.

Я покачал головой:

— Не факт. Банк может затребовать подтверждения от двух директоров корпорации. Это значит: идентификатор пользователя, пароль и кто знает что еще.

— Как только я получу идентификаторы пользователей и пароли, мне больше никто не будет нужен.

— Рассел, — сказал я. — Давайте честно. Вы ведь не знаете, чьи имена в банковском списке. Что, если банк будет настаивать на телефонном разговоре, подтверждающем трансакцию?

— Вряд ли. Все ведь делается через Интернет.

— Правильно, но взгляните на дело с другой стороны. С какого-то компьютера за пределами страны приходит запрос на полмиллиарда долларов — естественно, у банка возникают вопросы.

— Не возникают, если мы вводим верный код авторизации.

— Может быть, — сказал я. — А может быть, нет. Скажем, электронный запрос приходит к какой-нибудь младшей служащей банка. Она, в соответствии с должностной инструкцией, звонит в «Хаммонд», но ни у кого в штаб-квартире «Хаммонда» не зарегистрировано никаких запросов о переводе денег.

— Но все начальство здесь, — сказал он. Мне показалось, что уверенности у него поубавилось.

— Так, значит, в штаб-квартире кто-то отвечает: ага, я об этом ничего не знаю, но вот вам номер телефона курорта, где сейчас находится все руководство. Добросовестная банковская девушка звонит сюда. Здесь один-единственный телефон — спутниковый телефон управляющего. Может быть, вы сами и возьмете трубку. Но она захочет поговорить с теми, чьи имена в ее списке.

— Она с ними поговорит, я тебя уверяю.

— А может быть, по протоколу она должна говорить с двумя высшими руководителями. И вот вам нужно иметь под рукой по крайней мере двоих, чтобы сказать: да, пожалуйста.

— Бак может назваться Роном Слеттери, если что.

— А вдруг у них есть опознаватель голоса?

Он посмотрел за окно. В ночи порхали мотыльки, и какое-то крупное насекомое — может быть, жук — колотилось о стекло. Я видел блики лунного света на воде, на прибрежных валунах.

— Ты все это только что сочинил? — сказал наконец он.

— Конечно.

Он кивнул, улыбнулся.

— Однако это не значит, что ты не прав.

— И еще вот что. Одному из заложников нужен инсулин.

— Этому Латимеру?

— Он может впасть в кому. И умереть. Он генеральный юрисконсульт, вполне возможно, что и у него есть право подписи.

— С чего это ты так стараешься помочь?

— Я же сказал, я просто хочу вернуться домой.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Эти секунды показались мне вечностью.

— Будешь хорошо себя вести, — сказал наконец он, — уйдешь отсюда живым. Но если попробуешь рыпнуться…

— Понял.

— Ничего ты не понял, — проговорил Рассел. — Тебе кажется, ты знаешь, что здесь происходит, а ты даже и не представляешь.

Когда Тревис уводил меня с террасы и мы шли через большой зал, эти слова Рассела эхом отдавались у меня в голове. «Тебе кажется, ты знаешь, что здесь происходит, а ты даже и не представляешь».

Тревис привел меня в комнату, которой я еще не видел, — то ли малая гостиная, то ли комната для чтения, на стенах развешаны оленьи рога. Пол покрывал большой восточный ковер. На нем спали заложники — кто-то вытянувшись, кто-то скорчившись, — а те, что не спали, сидели группками и тихо разговаривали.

На столике у двери стоял фонарь. В конусе зеленоватого света, устроившись в креслах, шептались два стража на посту: Бак — черноволосый с козлиной бородкой и Верн — наркоман-уголовник с вытатуированными слезами.

Дверь только одна, отметил я. Есть окна, но они закрыты.

Тревис толкнул меня на пол, затем выкликнул Джеффа Латимера. Латимер лежал на боку, бледный и измученный.

— Вам повезло, — сказал Тревис, помогая Латимеру подняться с предупредительностью, которой я от него не ожидал.

— Слава Богу, — сказал Латимер.

Тревис с Латимером вышли из комнаты.

Хэнк Бодин, Аптон Барлоу и Кевин Бросс, три мушкетера, о чем-то толковали в углу. С ними был и Рон Слеттери. Остальные спали, утомленные пережитым.

— Лэндри.

Эли сидела рядом с Шерил, Полом Фечером и его сыном Райаном. Я оглянулся на сторожей — они по-прежнему о чем-то шептались — и пополз по ковру.

— Мы за тебя беспокоились, — сказала Эли.

— Что хотел узнать Рассел? — спросила Шерил.

— В основном он меня прощупывал. Спрашивал о вас и… — Я заговорил тише, хотя больше никого из «Хаммонда» рядом не было. — Он знает о расследовании.

— Как, откуда?!

— Я больше чем уверен, что у него есть источник информации в «Хаммонде».

Она кивнула:

— Он знает слишком много, это точно. Данцигер считает, что он профессионал в вопросах «К» и «Р».

Она оглянулась через плечо. Джон Данцигер лежал на боку у стены и спал.

— Он нам вкратце рассказал о коде принуждения.

— Это куда лучше моей изначальной идеи, — заметил я.

— Во всяком случае, у вас был хоть какой-то план, — сказала она. — Я должна извиниться перед вами.

— За что?

— Я все это неверно толковала. А вы их раскусили. И то, как вы за меня вступились, — я этого не забуду.

Открылась дверь, Тревис ввел Латимера и выкликнул имя Данцигера. Латимер сел рядом с нами. Ему явно стало лучше — кризис миновал.

Вдруг в комнате вспыхнул свет, так же внезапно, как и погас. Многие проснулись, сели, стали оглядываться.

— Наверное, генератор починили, — сказал Латимер. — Знаете, за то, что вы сделали — пробрались поговорить с Гроганом и Данцигером, — вас могли убить. Вы смельчак, Джейк.

— Просто хочу выжить.

В дверях послышался шум: вошли Уэйн и Питер, помощник управляющего. Питер был мокрый от пота. Уэйн пошептался со стражами и отвел Питера в правый угол комнаты.

Примерно через минуту вошли Рассел с братом, ведя впереди Данцигера. Казалось, тот обезумел от страха.

Рассел откашлялся.

— Леди и джентльмены, — провозгласил он. — Нам надо уладить одно маленькое дельце. — Он вынул из кобуры свой «глок». — Некоторые из вас, по-видимому, решили, что они очень умные. Решили подбросить песочка в двигатель. Испортить все для остальных. Словно я ничего не узнаю. — Он выщелкнул из «глока» магазин и поднял, словно желая убедиться, что он полон. — Когда-то один человек произнес замечательную фразу: «Будем ли мы держаться вместе — или по отдельности?» Кажется, Джордж Вашингтон.

— Бенджамин Франклин, — произнес Хьюго Ламмис.

Рассел посмотрел на толстого лоббиста.

— Спасибо, Хьюго, — кивнул он. — Немногие имеют мужество поправить человека с заряженным пистолетом.

— Я не поправлял, я просто…

— Все в порядке, Хьюго. Я люблю обучаться. Однако не все это любят. Вот почему вы сейчас получите маленький урок. Семинар. Это не займет много времени.

С негромким щелчком он вставил магазин в пистолет.

— Джон, — тихо сказал он, — пожалуйста, станьте на колени вот здесь. Да, здесь. Не на ковер, на доски. Хорошо.

— Пожалуйста, не надо, — проговорил Данцигер.

— А теперь, Джон, мы с вами должны преподать вашим коллегам урок, которого они никогда не забудут.

— Пожалуйста, — повторил Данцигер. Он стоял на коленях лицом к нам. Его рубашка намокла от пота.

Держа «глок» в правой руке, Рассел шагнул к Данцигеру — так учитель подходит к доске. Голос Рассела был спокоен.

— Итак, Джон, — сказал он, — что такое код принуждения?