Жезл Эхнатона

Рейхель замолчал и отпил остывшего чая, от долгих разговоров у него пересохло в горле.

– А что было дальше? – спросила я.

– Да ничего. Мы простились, и я ушел, нужно было готовиться к спектаклю. К тому же я был так поражен увиденным и услышанным, что должен был все это обдумать. Потом театр вернулся с гастролей, начались обычные будни… потекли годы… в общем, за все это время я рассказал про жезл только одному человеку…

– Михаилу Филаретовичу…

– Ну да. Он, как вы знаете, был моим близким другом, я полностью был в нем уверен.

– А он что, тоже был масоном?

– Нет, – Рейхель улыбнулся. – Он уважал мои взгляды, но сам не примыкал к нашему обществу. Это не мешало нам дружить долгое время. И вот, несколько месяцев назад Михаил сообщил мне про то, что в музее будет выставка вещей из коллекции лорда Блэкуотера. И он специально уточнил, что там будет жезл Эхнатона.

Очевидно, унаследовавший коллекцию племянник не придал значения распоряжениям своего дяди и решил выставить жезл на всеобщее обозрение. Подозреваю, что не обошлось там без интриги, его кто-то убедил… впрочем, не знаю.

Так или иначе, Михаил стал готовиться к выставке. Дело это небыстрое, сами знаете, и вот он стал замечать вокруг него какое-то подозрительное брожение и суету. Потом признался мне, что часто видит рядом похожих людей. Конечно, мы с ним люди немолодые, но со зрением и наблюдательностью у нас все в порядке – работа того требует. Но это потом, когда мы обсудили подробно все случаи, а тогда он забеспокоился – вдруг у него начинаются проблемы с головой.

Сами посудите: вот выходит он из дома и видит молодую женщину в шапке с помпоном на самокате. А когда подъезжает к музею, то встречает там парня-курьера с продуктами. Тоже на самокате, а самокат тот же самый! Одна ручка клейкой лентой замотана и царапина на руле! Вы же знаете, как он умел замечать мелочи…

«Знаю», – подумала я и вспомнила, как в пансионате мы играли с ним в необычную игру: он раскладывал на столике на террасе десять разных незнакомых предметов, а я должна была разглядывать их ровно две минуты, после чего отворачиваться и перечислять их все по памяти, и подробно описать.

Поначалу не слишком у меня получалось, а когда так же делала я, Михаил Филаретович никогда не ошибался. Труднее всего было набрать десять незнакомых ему предметов, тут очень помогала Сорока. Ну и у Алюни таскала я разные безделушки.

– Или вот еще случай… – продолжал Рейхель, но я его уже не слушала. Я вспоминала.

В пансионат мы с Алюней ездили каждое лето, пока я училась в школе до девятого класса. Мать осознала, что я учусь уже в девятом классе, когда встал вопрос о выпускном вечере. Как обычно, она начала орать, что денег нет и чтобы я ни на что не рассчитывала, но дело было даже не в этом, иного я и не ждала. Но она требовала, чтобы я бросила школу и шла работать – дескать, хватит дармоедствовать и сидеть на ее шее (ну-ну).

К тому времени ни запугать, ни убедить в чем-то ее было уже невозможно, и даже мне было ясно, что налицо приличные психические отклонения, но убедить ее саму пойти по врачам было не в моих силах, а если вызвать психиатрическую перевозку, то увезут, конечно, но быстро выпустят, и будет еще хуже. К тому же я несовершеннолетняя, так что как бы не вышло чего с квартирой.

Это все разъяснила мне все та же сердобольная соседка, у нее сын был юристом.

А потом к нам домой явилась та самая завуч, которая знала меня с первого класса и за эти года дослужилась до директора школы, и заявила матери, что есть такой частный благотворительный фонд, который согласен выдать стипендию одаренному ребенку, то есть мне, но при условии, что ребенок закончит одиннадцать классов.

К тому времени школа стараниями нового директора из дворовой превратилась во вполне приличную, даже статус гимназии пытались получить.

Когда мать узнала размер стипендии, то согласилась. Так что зажили мы получше, потому что деньги приходили мне лично на карточку, я сразу откладывала на насущные нужды, потом покупала продукты, да оставалось еще на одежду и разные мелочи.

Забыла сказать, что незадолго до этого появилась у нас в квартире среднего возраста женщина, представилась женой материного брата, точнее вдовой, потому что брат умер некоторое время назад.

Сейчас она выписала его из нашей квартиры и на этом все, денег больше мы получать не будем. И ушла, не простившись, взглянув на мать с ненавистью, а на меня – с легким презрением. Интересно, я-то что ей сделала?..

Тут я снова очнулась от воспоминаний, потому что попугай Роберт легонько клюнул меня в плечо. Оказалось, он выбрался из клетки и сидел теперь на столе, подбирая крошки от печенья.

– Простите! – Голос мой невольно дрогнул. – Простите, Бруно Мартинович, я отвлеклась… – Тут я снова почувствовала, что слезы готовы брызнуть из глаз.

– Я знаю, – мягко сказал он, – у меня тоже горе. Мы с Михаилом были знакомы лет пятьдесят или больше… Какая трагическая, преждевременная смерть!

– Вы считаете, что он и правда умер от сердечного приступа? – решилась я.

– Что вы имеете в виду? – удивился Рейхель, а попугай захлопал крыльями и заорал: – Вздор-р!

– Ты помолчи, – рассердилась я, – и вы тоже послушайте.

И рассказала про то, как утащила из телефона Филаретыча карту памяти, как потом позвонила по номеру и едва очухалась, а бедной Алисе потом вызывали «Скорую». Не сказала только, что выяснила через Вадика адрес места, где находится телефон.

Рейхель выслушал меня с недоверием.

– Вы же сами говорили, что он чего-то опасался! – напомнила я и сообщила о статье с ошибками.

– Он в вас не ошибся, вы сумели обо всем догадаться… – Рейхель подумал немного и добавил: – Знаете, он вас очень… очень ценил… он… – Он отвернулся и махнул рукой и пробормотал еле слышно что-то типа «что уж теперь об этом говорить…»

– Хор-рошая… – гнул свою линию попугай, заметив, что в пакете остались еще орешки.

Я высыпала ему остатки орехов и ушла, взяв с Рейхеля обещание не связываться пока со своими масонами, это может быть опасно.

Всю дорогу до музея я бежала бегом, потому что обеденное время давно закончилось. И, разумеется, в холле я столкнулась с Азадовским. Такое уж, видно, мое счастье. Или, может, он специально меня караулит?.. От него всего можно ожидать!

– Карасева! – Он грозно сверкал глазами и тыкал мне в глаза свой дорогущий «Лонжин». – Вам что, никакой закон не писан? Вы что, думаете, что можете безнаказанно нарушать трудовую дисциплину и вам все сойдет с рук?

Вот это некстати совсем. Потому что я точно знаю, когда Азадовский начинает называть кого-то на «вы» – значит, и правда готовит какую-нибудь гадость. Не иначе на самом деле задумал меня уволить.

Причем буквально несколько дней назад я этого нисколько не боялась, сама собиралась увольняться. Теперь же мне обязательно нужно находиться в музее, чтобы приглядеть за выставкой и посмотреть, как дальше будут развиваться события.

Криком и руганью нашего директора не возьмешь, он сам кого хочешь переорет. Поэтому я решила срочно сменить тактику. Я опустила глаза, переступила ногами, совсем как попугай Роберт, только что крыльями не захлопала. Наоборот, сжала руки, прижала их к груди и заговорила с надрывом:

– Арсений Павлович, простите меня! У меня были обстоятельства непреодолимой силы!

– Что, в квартире потоп? – прищурился он.

– Нет, я… Это больше не повторится! – сказала я, поскольку не придумала отговорку.

– Совершенно не умеете работать! – рявкнул он.

– Я стараюсь, а вы все время на меня кричите! – Я часто-часто заморгала, пытаясь вызвать слезы, и можете себе представить – у меня получилось!

Слезы потекли по щекам и скапливались на подбородке, я их не вытирала, чтобы было хорошо видно.

Азадовский на меня не смотрел, это у него манера такая – никогда в глаза не смотреть, так что не сразу заметил. Тогда я заговорила срывающимся театральным голосом – насмотрелась на Алюню, изучила все ее примочки.

Эх, платка носового нет, нужно его стиснуть в руках и мять. А глаза не вытирать, чтобы тушь не размазалась.

– Немедленно прекратите! – До директора наконец дошло, что я рыдаю в холле у всех на виду.

– Вы не даете мне шанса! – взвыла я так громко, что в холл выскочила Роза Витальевна.

И как раз в этот момент Азадовский махнул рукой и очень удачно попал мне по лбу. То есть это я сама очень удачно подставилась, этому научил меня в пансионате один старый каскадер. Все звали его Михалыч.

Был он, по его же собственному выражению, весь переломанный (издержки профессии), а поскольку все время рассказывал байки про свою работу, то всем уже надоело слушать, вертелась возле него только я. Тоже от нечего делать, разумеется, как уже говорила, Михаил Филаретович был человек занятой и приезжал в пансионат максимум на три недели за лето.

Попутно Михалыч преподал мне несколько уроков – как уклоняться от ударов и как, наоборот, подставиться, чтобы и драка в кино получилась как настоящая и чтобы себе лишних синяков не наставить.

Пригодилось, поскольку Роза Витальевна одним прыжком оказалась рядом и вклинилась между нами с воплем:

– Что это вы делаете? Не смейте ее бить!

Азадовский попятился, а я прорыдала, что он не нарочно… Разумеется, Роза не поверила, так что директор спешно ретировался, я тоже ушла к себе, страшно довольная.

Ну надо же, как хорошо все получилось! Может быть, у меня взыграли Алюнины гены? Ведь признавали же у нее в свое время талант… Небольшой, правда, и злые языки в пансионате поговаривали, что хорошая критика была проплачена мужем-режиссером. Ну, возможно, и врали из зависти…

* * *

Я привела себя в порядок, вытерла лицо и освежила макияж. И только было собралась приступить к работе, как зазвонил мой телефон.

Я взглянула на экран. Номер был незнакомый.

На звонки с незнакомых номеров я обычно не отвечаю – чаще всего это страховые компании, мобильные операторы или стоматологические клиники, которые хотят уговорить меня принести им свои деньги. Которых у меня, кстати, нет.

В худшем случае, это телефонные мошенники, которые хотят того же самого.

Однако на этот раз у меня возникло какое-то смутное подозрение, и я нажала на кнопку ответа.

– Слушаю!

– Слушаешь? – выдохнула трубка с ненавистью. – Слушает она! Я только что ремонт сделал, такие деньги угрохал, а она слушает! Одни обои сколько стоили!

– Извините, я вам, конечно, сочувствую, но при чем тут я?

– Ах ты, значит, ни при чем? Ну, я тебе такое устрою… тебе небо с овчинку покажется!

– Не понимаю, чего вы хотите…

– Ах не понимаешь!

– Вообще, извините, кто вы такой и что вам от меня нужно? Объясните, или я повешу трубку!

– Кто я такой? – Казалось, мой собеседник сейчас лопнет от возмущения. – Сосед я твой, сосед снизу! И ты меня сейчас конкретно заливаешь! Водопад у меня в квартире почище Ниагарского, а ты трубку хочешь повесить!

Тут я наконец поняла, в чем дело.

Звонил человек, который жил этажом ниже Алюниной квартиры. Кажется, его зовут Николай. Алюня и прежде его пару раз заливала, и скандалы бывали основательные. Причем масштабы бедствия Николай каждый раз очень сильно преувеличивал. Говорил, что у него какой-то суперевроремонт, дорогущие материалы, хрустальные люстры чуть ли не из дворца и так далее. При этом никого в квартиру не пускал, так что доказательств не было.

– Извините… – начала я.

Но он перебил меня:

– Одними извинениями не отделаешься!

Тут же с ярости и возмущения он переключился на трагические интонации, попросту стал бить на жалость:

– Я столько в этот ремонт вложил! Одни обои сколько стоили! А оно льется и льется!

– Вы понимаете, я сейчас на работе, а вы поднимитесь на этаж, позвоните… бабушка должна быть дома…

– Да ты что, думаешь, я не догадался? Думаешь, я совсем тупой? Я и звонил, и стучал – не отзывается твоя бабка! Сейчас буду дверь к чертовой матери ломать!

– Подождите, я уже еду… бегу… лечу…

Я действительно уже одевалась и тут же вызвала такси.

Во всей этой истории меня больше всего напугало то, что Алюня не отвечает на звонки и стук.

Что с ней могло случиться? Самое лучшее – что она просто заснула. Спит Алюня, как я уже говорила, хорошо и крепко без всяких лекарств. И ее тогда и пушками не разбудишь. Но обычно это происходит все-таки ночью…

Такси подъехало очень быстро, пробок, к счастью, не было, и через полчаса я уже влетела в подъезд, взбежала на этаж и оказалась перед дверью квартиры.

Сосед стоял тут же, это был низкорослый лысый дядька с оттопыренными ушами, похожий на обезьянку из мультфильма. Он бросился мне навстречу, потрясая кулаками:

– Да сделайте же что-нибудь! У меня уже все обои отклеились!

Что это он все на обои напирает? Судя по всему, не такой уж у него сильный потоп, кроме обоев, ничего не пострадало… И потом, какие обои, если евроремонт? Ой, заврался дядя совсем…

– Вас только обои беспокоят! – перешла я в наступление, одновременно отыскивая ключи в сумке. – А что моей бабушке, наверное, плохо, на это вам наплевать!

Он немного сбавил обороты.

– Мне не наплевать… мне совсем не наплевать… но только как же обои…

Я открыла дверь, влетела в квартиру, громко крикнула: «Алюня!» – но никто мне не отозвался.

Я пронеслась по квартире.

Судя по словам соседа, я ожидала, что там действительно Всемирный потоп и мебель плавает по квартире – но увидела только тонкую струйку, которая бежала из кухонной раковины. И лужа на полу была не такая уж большая.

Я закрутила кран, вытерла лужу и повернулась к соседу… но того уже и след простыл.

Тогда я еще раз обошла квартиру.

Алюни нигде не было.

Вот это уже серьезно!

Куда же она подевалась?

Я еще раз внимательно огляделась – и увидела разложенные на ее кровати платья и кофты.

Впечатление было такое, что Алюня выбирала наряд для какого-то серьезного светского мероприятия… однако на такие мероприятия ее уже много лет не звали. С тех пор как пригласили поздравить какого-то юбиляра, очень заслуженного, в театр обещал приехать сам губернатор и едва ли не министр культуры, правда, потом прислал какого-то своего зама. А губернатор произнес пятиминутную речь и отбыл по делам, после чего и началось самое интересное.

Алюню вызвали на сцену для того, чтобы прочитать официальное поздравление от театрального союза, а вместо этого она предалась воспоминаниям, стала рассказывать разные случаи из молодости юбиляра, не упуская пикантных подробностей, читала отрывки монологов, пела, плясала, в общем, была в ударе.

Ее не могли выгнать со сцены минут сорок. Самое смешное, что юбиляр расчувствовался и все порывался сплясать с Алюней сарабанду из «Учителя танцев», его еле удержала жена, за что он очень на нее рассердился и во всеуслышание объявил, что надо было ему в свое время жениться на Алюне, хотел даже, но все колебался, пока ее режиссер не подхватил. Публика веселилась от души, телевизионщики снимали, правда, потом почти все вырезали, но чиновники и дирекция театра были очень недовольны. Так что Алюню с тех пор на официальные мероприятия не зовут. Так куда же она подевалась?

И тут я вспомнила ее разговоры о том, что какие-то люди с телеканала приглашали ее на роль ведущей.

Тогда я не приняла эти разговоры всерьез, решила, что Алюня завихряется, выдает желаемое за действительное, а что, если в этом есть доля истины… Да быть не может!

И тут снова зазвонил мой телефон.

Я взглянула на экран – и вздохнула с облегчением.

Это была она, Алюня. Во всяком случае, на экране телефона высветилось ее имя.

Я схватила трубку:

– Алюня, ну что ты устроила? Где ты? Что с тобой случилось? Я переволновалась…

Но ответила мне вовсе не Алюня. Ответил мне незнакомый женский голос:

– Ваша бабушка у нас.

В первый момент я вообразила, что Алюню похитили и похитители звонят, чтобы потребовать у меня выкуп.

– У вас? Что значит – у вас? Кто вы такие? Что вам нужно?

– Нам? – на том конце удивились. – Нам ничего не нужно, мы хотим, чтобы вы как можно скорее приехали и забрали старушку. Она здесь сидит и говорит какую-то ерунду. Мы нашли у нее в телефоне ваш номер и вот звоним…

Тут до меня наконец дошло истинное положение вещей.

Алюня попала к каким-то незнакомым людям, они беспокоятся за нее, хотят, чтобы я ее забрала…

– Ох извините, – пролепетала я, – я в нервах, и все неправильно поняла… я сейчас же приеду, сейчас же ее заберу, скажите только свой адрес!

– Да, конечно, записывайте! Это стоматологическая клиника «Ультрадент», Двенадцатая линия Васильевского острова, дом четырнадцать…

– Еду, еду! – выпалила я и снова вызвала такси, и снова помчалась через город…

Мы сразу же застряли в пробке, но я малость успокоилась. Раз позвонили – значит, удержат Алюню у себя, не отпустят на улицу. Да, похоже, что бабулька совсем ку-ку, нельзя ее оставлять без присмотра. Не справиться мне с ней. Да если честно, то не вчера это началось, а уже давно. А точнее, лет восемь назад.

Как уже говорила, я ездила в пансионат до девятого класса, после чего Алюня сочла, что я уже достаточно взрослая и сама могу о себе позаботиться. Она к тому времени увлеклась омолаживанием организма и здоровым образом жизни, тратила все деньги на оздоровительные процедуры и развлечения. А я проводила летние месяцы в городе и совсем не скучала – погода хорошая, есть куда пойти.

Изредка встречались мы с Михаилом Филаретовичем. Он работал тогда в Эрмитаже, читал лекции, проводил экскурсии, иногда звонил мне, а после мы пили с ним кофе и долго разговаривали. Но такое бывало, к сожалению, нечасто. Пару раз Сорока водила меня на «Ленфильм», где было ужасно интересно.

Я потому про это рассказываю, что каждое такое мероприятие очень запоминалось. Совсем другая жизнь – яркая, интересная, не такая, как у меня…

С матерью мы почти не разговаривали, кроме обычной ругани, она вообще забыла все слова. В школе в старших классах было получше, но друзей у меня не было, кроме Вадьки Семечкина, с которым мы по-прежнему сидели за одной партой.

Перед выпускным вечером директор вызвала меня к себе в кабинет и сообщила официальным голосом, что тот самый благотворительный фонд за хорошую учебу выделил мне какую-то сумму денег на обмундирование, как сказала она, попросту говоря, на одежду к выпускному вечеру, и что если я буду продолжать учебу, то фонд оплатит и учебу, и стипендию.

В разумных пределах, конечно. И поскольку гуманитарные науки идут у меня очень хорошо, то в университет, конечно, поступить будет, мягко говоря, сложно (это она, директор, говорит от себя, уж она-то знает), то чтобы я все хорошенько обдумала и посоветовалась с кем-то компетентным.

Пока что я купила на выделенные деньги туфли и платье. Но через неделю мать в бешенстве изрезала это платье ножницами, хорошо, хоть до туфель не добралась, я успела спрятать коробку под ванну.

Не горжусь этим, но тогда впервые мне захотелось мать убить. Вот просто ткнуть ножницами куда придется – и все.

Но похоже, что жизнь в пансионате и общение с приличными людьми все же как-то на меня подействовали, потому что ничего непоправимого не случилось. Пусть я – ошибка природы, неправильный ген, кривая хромосома, но не убийца.

Зато Сорока, когда я позвонила ей от полного отчаяния, добыла мне на «Ленфильме» (взаймы, конечно) такое шикарное стильное платье, что все в школе просто упали.

Михаил Филаретович, с которым я посоветовалась по поводу своего будущего (а с кем же еще, кому это было интересно), университет отмел сразу – никаких денег не хватит. Если честно, учиться мне нравилось, но больше хотелось работать, чтобы снять квартиру и уйти от матери. Она меня сильно утомляла, это еще мягко выражаясь.

По-прежнему она ничем не занималась, только смотрела телевизор. Иногда таскалась в собес и сидела там в очереди, чтобы оформить очередное пособие. Ей отказывали, она приходила снова. Иногда получалось что-то выпросить в благотворительных организациях.

В конце концов, чтобы не терять стипендию, я пошла учиться. Институт выбрал Михаил Филаретович, сказал, что у него там знакомые и меня примут бесплатно. Учились там дочки обеспеченных людей, типа нашей Алисы, которых в университет никак не могли принять – все же какие-то знания должны быть. Так что утомленные преподаватели относились ко мне почти с нежностью и разрешали прогуливать, сколько нужно. Через некоторое время Михаил Филаретович стал директором музея и взял меня официально на работу. Пока на самую мелкую должность, девочкой на побегушках. Так с тех пор и работала здесь. Сама не знаю, почему не ушла, когда закончила институт.

Что касается Алюни, то мы с ней за эти годы не общались, пока мне не позвонила баба Настя. Но об этом в другой раз.

* * *

Таксист высадил меня на Двенадцатой линии. Я увидела возле подворотни табличку с надписью: «Ультрадент. Стоматология». От этой таблички красная стрелка указывала в подворотню.

Я вошла под арку и оказалась в мрачном, запущенном дворе, куда выходили двери нескольких парадных. Оглядевшись по сторонам, увидела еще одну такую же табличку, стрелка на которой указывала в следующую дворовую арку.

Я прошла по стрелке во второй двор и наконец увидела ступеньки, ведущие в полуподвал, над которыми была та же самая надпись – «Ультрадент. Стоматология».

Интересно, как Алюню занесло в такую дыру? И что, она вообразила, что в этом подвале находится телестудия?

Я с опаской, стараясь не переломать ноги, спустилась по стоптанным ступенькам, толкнула обитую железом дверь и оказалась в ярко освещенной прихожей.

Стены здесь были выкрашены в гламурный розовый цвет, тут и там были развешаны плакаты о важности гигиены полости рта и реклама зубных паст.

За розовой стойкой сидела румяная девица в форменном розовом халатике с названием клиники на кармашке.

Увидев меня, она улыбнулась, продемонстрировав удивительное количество нереально белых зубов, и спросила:

– Вы по записи?

– Нет, мне отсюда только что звонили, сказали, что здесь находится моя бабушка.

– Ах вы приехали! Как хорошо! – Улыбка на лице девицы стала еще шире. – Мы уже не знали, что с ней делать! Представляете, она почему-то решила, что здесь телестудия и что ее пригласили сюда на роль ведущей какой-то передачи!

– Да, извините, у нее бывают такие странности…

– Вы бы уж за ней присматривали…

– Да я стараюсь, но мне работать надо… так где моя бабушка?

– Пойдемте, я вас провожу!

Она провела меня по коридору и постучала в очередную дверь, на которой был нарисован большой коренной зуб.

Дверь открылась, я вошла в комнату.

Здесь не было ни бормашин, ни стоматологических кресел – только пара обычных офисных стульев, на одном из которых сидела Алюня. Она была одета в свое лучшее платье и, на мой взгляд, чрезмерно ярко накрашена. При этом вид у нее был ничуть не смущенный, а очень даже довольный.

– А, вот и ты! – проговорила она, увидев меня. – Тебя пригласили в качестве массовки? Это очень мило с их стороны. Тебе объяснили, когда нужно хлопать, когда смеяться?

– Алюня! – сказала я строго. – Что ты такое устроила? Я так волновалась за тебя!

– Волновалась? – Она удивленно подняла брови. – Не вижу причин для волнения! Ты что, думаешь, я утратила профессиональные навыки? Ничуть не бывало! Я прекрасно справлюсь с этой ролью!

– С какой ролью, Алюня? Поехали уже домой! И кран оставила открытым, опять этот тип снизу приходил, ругался…

– Домой? Ты шутишь? Мне скоро предстоит работать! Меня уже готовят к записи! Видишь, гример уже со мной поработал! И уверяю тебя, это только начало!

Тут открылась дверь соседней комнаты, и в комнату вошла сухопарая женщина средних лет. Одета она была в синюю медицинскую форму, лицо какое-то бесцветное, равнодушное.

– Алла Борисовна, пойдемте, все готово!

– Стойте, куда вы ее ведете? – всполошилась я. – Вот я приехала, чтобы ее забрать!

Женщина повернулась, как будто только что заметила мое присутствие, и вдруг подмигнула – мол, не волнуйтесь, все в порядке, нарочно бабуле вашей подыгрываем.

Алюня поднялась и с горделивым видом вдовствующей императрицы направилась к двери.

А я устремилась за ней.

Не могла я оставить Алюню без присмотра! Тем более непонятно, что они там собираются с ней делать.

Странно как-то себя ведет эта женщина. С одной стороны, судя по форме, она сотрудница клиники, стало быть, должна как можно скорее Алюню выпроводить, она и так уже тут надоела. С другой стороны, клиника-то клиника, вон и плакаты висят, зубы нарисованы, реклама зубной пасты также, но где пациенты?

Коридор пуст, эта девица за стойкой явно скучает. И потом, Алюню же вызвали на съемку какого-то телешоу, стало быть, адрес сказали. А она, хоть с приветом уже от старости, но понимает, что на память надеяться не стоит, поэтому адрес наверняка записала на бумажке. И дала водителю такси, он ее сюда и привез.

И наконец, я сообразила, что мы явно находимся в логове каких-то мошенников – и это в лучшем случае.

Во-первых, я ни на секунду не поверила, что в этом подвале находится телестудия. Никакой самый захудалый телеканал не станет арендовать такую дыру, да еще делить помещение со стоматологической клиникой. Кроме того, разговаривая с Алюней, я рассмотрела ее макияж. Говорила уже, что знала я в пансионате гримершу по фамилии Сорока, так вот она мне рассказывала о профессиональном гриме. И показывала тоже, как это делается. Так вот то, что было на лице у Алюни, никак под это определение не подходило. Это была натуральная и стопроцентная халтура.

Во-первых, материалы использовались вовсе не профессиональные, а самая обычная косметика, причем самая дешевая, во-вторых, не сомневаюсь, что Сорока и из таких материалов могла сделать что-то приличное, а тут наляпали, как придется. Хорошо, что Алюня себя в зеркале не видит. Хотя она все равно без очков…

– Вам туда нельзя! – строго заявила сухопарая женщина, пытаясь оттеснить меня от Алюни. – Подождите здесь, мы быстро управимся!

– Ну уж нет! – процедила я, не отступая ни на шаг. – Я должна присмотреть за бабушкой. Она старенькая, у нее слабое здоровье, ей может стать плохо…

– У нас есть свой врач! – отбила мой мяч эта подозрительная баба. – Он за ней присмотрит и сделает все, что нужно! Ничего с вашей бабушкой не случится! А в студию посторонних людей не пускают, вы можете испортить запись!

Ого, как заговорила! И подмигивать перестала, поняла уже, что я на их примочки не повелась. Нет, ну что они задумали, Алюня-то им зачем понадобилась?

Обмениваясь этими репликами, мы боролись, тяжело дыша, и пинали друг друга ногами, – эта худущая мымра пыталась вытащить Алюню в коридор и закрыть передо мной дверь, я всеми силами сопротивлялась.

И тут в игру вступила Алюня.

Расслышав мою последнюю реплику, она возмущенно воскликнула:

– Это кто здесь старенькая? Ты что себе позволяешь? Да мне всего… не важно, сколько лет! Я ни за что не скажу, но совсем немного! Надо же – старухой меня обозвала!

– Алюня! – воззвала я к ее разуму. – Я не имела в виду ничего плохого, просто хочу за тобой присмотреть!

– Незачем за мной присматривать! Я в полном порядке! Я еще любой молодой артистке сто очков вперед дам!

– Вот видите, – мымра почувствовала, что перевес на ее стороне, и усилила напор, – ваша бабушка сама не хочет, чтобы вы ее сопровождали… проявите уважение!

И тут Алюня сделала неожиданный ход.

На ее лице вдруг появилось задумчивое выражение, словно она прислушивалась к себе, и она проговорила смущенным, неуверенным голосом:

– Извините, но мне срочно нужно… попудрить носик.

Этим эвфемизмом она обычно дает понять, что ей понадобилось в туалет.

– Носик? – переспросила эта костлявая мымра. – Вас же только что загримировали!

Нет, все же она тупая! Вот просто как рейсовый автобус!

– В туалет ей понадобилось! – пояснила я Алюнин прозрачный намек. – Надеюсь, туда я могу ее проводить? Или в туалет у вас тоже посторонних людей не пускают?

– В туалет? – Мымра заморгала и завертела головой.

Я поняла, что это – шестерка, что она только выполняет чьи-то указания и на этот случай у нее не было инструкции.

– Мне срочно! – подала голос Алюня. – И не надо меня провожать, что я, сама не управлюсь?

– Ну ладно, проводите ее в туалет! – решилась наконец мымра, не обратив внимания на Алюнину реплику.

– И где это?

– Вон там, по коридору налево!

Я подхватила Алюню под руку, невзирая на ее сопротивление, и быстро направилась по коридору.

Запустив Алюню в кабинку, я осталась в предбаннике и строго проговорила:

– Алюня, сиди там и не высовывай носа, пока я не разрешу!

– Почему это? – раздался из кабинки возмущенный возглас.

– Потому что я так сказала! – рявкнула я.

Я редко разговариваю с ней грубо, потому что это ничего не даст. Будет только хуже: Алюня как ребенок обидится, станет дуться, и ничего от нее не добьешься. Я давно заметила, что нервы у нее крепче, чем у меня, и упряма она как сто ослов. С возрастом еще хуже стало.

Так что я предпочитаю действовать мирно. Пару раз только наорала, когда она забыла выключить газ под кастрюлей и соседи вызвали пожарных, и еще один раз…

Но об этом после.

Сейчас Алюня от удивления замолчала.

А я подкралась к неплотно прикрытой двери и выглянула в коридор, откуда доносились приглушенные голоса.

В коридоре, неподалеку от двери, стояла та же сухопарая мымра в синей медицинской форме и с кем-то тихо разговаривала.

– Здесь они, обе! – проговорила она, кивнув в сторону туалета. – Старухе приспичило… но девчонка что-то явно подозревает.

– Ну и черт с ней! – ответил второй голос, тоже женский, и этот голос показался мне очень знакомым.

Я не видела вторую женщину, потому что мымра закрывала ее полностью. Надо же, вроде тощая такая… Но слышала я ту, вторую, очень хорошо.

– Нечего с ней нянчиться! Мы ее сюда заманили, а теперь применим силу и угрозы! Надо с этим делом кончать!

Определенно, я этот голос где-то недавно слышала. И видела его владелицу…

– Ну что они так долго… – проговорила мымра и отступила в сторону, так что я смогла разглядеть ее собеседницу…

Это была крепко сбитая женщина невысокого роста, с коротко стриженными иссиня-черными волосами и излишне ярко подведенными глазами.

Та самая, которую я видела в масонском подвале, та самая, которая пыталась убить Бруно Мартиновича через глазок в барометре, в отдельном кабинете ресторана…

Как говорится, здрасте вам, давно не видались!

Так вот в какое волчье логово мы попали из-за Алюниных глупости и тщеславия! На телеканал ее пригласили! Ведущей! Ну, надо же! Размечталась!

И я тоже хороша, поняла же, что не может такого быть, нужно было привязать старуху к кровати, дверь запереть и ключи с собой взять. Ну, вот что теперь делать?

Я отступила от двери и огляделась.

В незамысловатых кинобоевиках герои часто удирают от преследователей через туалет. Там обычно очень удачно обнаруживается замазанное краской окошко, через которое можно выбраться, встав на унитаз… Окошко обычно очень маленькое, и герой (или героиня) с трудом в него протискивается.

Но в этом туалете окошка не было. Даже самого маленького. Кроме того, даже если бы оно было, я-то, может, и смогла бы выбраться через него, но вот Алюня… Не могу же я оставить несчастную старуху здесь. Хотя и очень хочется.

Но тут все мои бесполезные размышления пошли прахом, потому что дверь туалета открылась, и на пороге появилась та самая злодейская брюнетка.

Она быстрым, наметанным взглядом окинула тесное помещение и процедила:

– Ну, скоро вы тут? Пора начинать съемки! Оператор ждет! Освещение пропадет!

– Съемки? – переспросила я. – А вы будете снимать под наркозом? Или наркоз у вас только при удалении зубов?

– О чем это вы? – вкрадчиво прошипела брюнетка и сделала небольшой шажок в мою сторону.

– Известно, о чем. Первый раз вижу, чтобы телестудия размещалась в стоматологической клинике. Может, уже пора скинуть маски? Это бабушку вы могли обдурить, но не меня!

– Ну, может, так оно и лучше! – Брюнетка сделала еще один пружинистый шаг в мою сторону. – Игра окончена… переходим к водным процедурам…

Я как раз на это и рассчитывала.

Прежде чем она завершила этот шаг, я пригнулась, плавно скользнула ей навстречу, поднырнула под ее руку и в следующее мгновение оказалась у нее за спиной.

Кажется, я уже говорила, что когда мы с Алюней отдыхали в пансионате, пару раз там жил бывший каскадер Михалыч. Он был уже на пенсии и скучал по своей прежней жизни.

Человек он был простой, любил самые незатейливые развлечения – в картишки перекинуться, пивка выпить, так что творческие отдыхающие от него не то чтобы шарахались, но избегали. И от скуки он проводил со мной много времени и показал мне множество трюков. И хвалил даже за то, что я быстро их освоила, предлагал записать меня в секцию, но там нужно было разрешение от родителей, к матери я с этим и подступаться не стала – все равно на отказ нарвешься.

Так что кое-что от уроков Михалыча у меня в памяти осталось. Всегда в жизни пригодится.

Сейчас я дернула брюнетку за воротник назад, одновременно ногой ударив под колени. И мгновенно отскочила в сторону, чтобы не задерживать падение.

Брюнетка со всей дури грохнулась на кафельный пол, да так и осталась лежать неподвижно.

Я гордо взглянула на поверженного врага и даже выдавила из себя короткий издевательский смешок. Мой учитель мог бы мной гордиться. Хотя и знала, что гордость и самомнение – самые опасные свойства человека, об этом не раз говорил Михаил Филаретович.

В это время открылась дверца кабинки, и из нее выплыла Алюня во всей своей красе.

– Я гото-ова! – протянула она нараспев. – Можно начинать!

Тут она увидела лежащую на полу брюнетку, и брови ее поползли вверх от изумления:

– Что это с ней? Ей плохо?

– Ей хорошо! – отмахнулась я. – А вот нам будет очень плохо, если мы быстро не слиняем отсюда!

– Как – слиняем? – возмущенно переспросила Алюня. – А съемки? Я так их ждала…

Тут она посмотрела на что-то за моей спиной и удивленно проговорила:

– Что это вы…

Я осознала, что что-то не так, и обернулась…

Точнее, я только начала оборачиваться – когда на мою голову обрушился тяжелый удар.

В последнее мгновение я поняла, что, сосредоточившись на злодейской брюнетке, совсем забыла о второй женщине – той сухопарой мымре, с которой разговаривала брюнетка. Надо же, с виду – полная дура, а сообразила…

Никогда нельзя расслабляться!

Додумать эту мысль до конца я не успела – на меня обрушилась гулкая, бездонная темнота.

* * *

Впрочем, пришла в себя я довольно скоро.

Хотя на самом деле я понятия не имею, сколько времени была без сознания.

Придя в себя, я очень об этом пожалела: голова раскалывалась, в ушах бухали барабаны, во рту был привкус ржавого железа. Ох, пока я была без сознания, было куда лучше!

Я с трудом разлепила глаза – и тут же снова их закрыла, потому что от света голова заболела еще сильнее и барабаны в ушах ускорили темп, так что я едва не оглохла.

Однако мне очень хотелось понять, на каком я свете, и, переждав еще немного, я сделала еще одну попытку открыть глаза.

На этот раз все прошло лучше.

Я открыла-таки глаза и увидела, что нахожусь в почти пустой комнате, освещенной яркими люминесцентными лампами.

Я была точно не дома. И не на работе.

Сделав сильнейшее мысленное усилие, я смогла вспомнить, как Алюня пропала из дома и как мне позвонили из стоматологической клиники, куда она якобы забрела… смогла вспомнить, как примчалась в эту клинику… как боролась со злобной брюнеткой и даже победила ее – но упустила из виду вторую злодейку, которая, по-видимому, подкралась ко мне сзади… и все, дальше темнота.

Впрочем, нетрудно догадаться, что эта сухопарая дрянь, селедка сушеная, чем-то тяжелым огрела меня по голове и тем самым вывела из игры…

И что же мы имеем на данный момент?

Я пошевелилась, попыталась встать…

И поняла, что привязана за руки и за ноги к зубоврачебному креслу. Ну да, это же стоматологическая клиника…

И тут же рядом раздался насмешливый голос:

– Хорошо выспалась?

Я повернула голову на этот голос и увидела свою старую знакомую, ту самую брюнетку с короткой стрижкой и чересчур ярко накрашенными глазами.

– А ты неплохо дерешься! – протянула она. – Я тебя, признаться, недооценила! Но теперь игры закончены. Хорошо смеется тот, кто смеется последним!

Я поморщилась, вспомнив, как смеялась над ней, бросив на кафельный пол.

– Воды… – прохрипела я, попытавшись облизать растрескавшиеся губы.

– Будет тебе вода, – ответила брюнетка, подойдя ближе. – Только ее нужно заслужить.

– Чего вы от меня хотите? Что вам нужно?

– А ты не догадываешься?

– Где уж мне! Мы что, в загадки будем играть?

– А ты все же подумай.

– Ума не приложу! Денег у меня нет, все ценности, которые были у бабушки, уже пропали… не будем о неприятном… а кстати, где моя бабушка? Ее-то вы можете отпустить! Она старая, больная женщина небольшого ума…

– А это тоже зависит от тебя! Будешь вести себя правильно – и ее, и тебя отпустим.

– Так все же, что вам от меня нужно?

Брюнетка склонилась надо мной, уставилась своими пустыми, ярко накрашенными глазами и прошипела:

– Жезл! Мне нужен жезл Эхнатона!

Ах, ну конечно… как я сразу не догадалась? Всем нужен этот злополучный жезл! Мало мне тех, из «Белого лотоса», так еще эта бандитка свалилась на мою голову…

– Мне нужен ритуальный жезл! – повторила она. – И ты мне поможешь его раздобыть!

Тут, когда она оказалась совсем близко, я разглядела у нее на голове здоровенную шишку. И еще кровоточащую ссадину.

Ага, хорошо я ее все же приложила! На миг мне стало даже легче, и голова прошла. Но потом снова заболела.

– Мне нужен жезл! – еще раз повторила брюнетка, и лицо ее перекосилось, глаза вспыхнули.

– Ага, вставайте в очередь. Тебе, значит, тоже нужен жезл? Мало тех людей из «Белого лотоса»… Да кто же ты такая? На кой тебе этот жезл понадобился?

– У меня больше прав на этот жезл, чем у всех остальных! Мы, масоны, сотни лет охраняем тайны древних цивилизаций…

– Масоны? – удивленно переспросила я. – Видела я масонов, в их подземном убежище. Ты явно не одна из них! Рейхеля вообще убить пыталась!

Она прямо позеленела от злости.

– Это не настоящие масоны! Это предатели и ренегаты! Они предали Древний Устав, пошли по ложному пути… они практикуют так называемый Современный Устав, или Устав Циннендорфа… – Эти слова она произнесла с отвращением. – Им ни в коем случае не завладеть жезлом! Я этого не допущу!

– А кто тебя спрашивает?

– Что? – Она скрипнула зубами. – Ты, кажется, не поняла. Ты у нас в руках и твоя бабка тоже. Пока мы обращались с ней очень мягко. Но, если ты не сделаешь то, что мне нужно, мы перейдем от слов к делу. И ты об этом пожалеешь.

– Вы что, будете пытать старуху?

– Будем, если придется. И вообще, это уже зависит от тебя! Как только я получу жезл – мы вас обеих отпустим.

Тут я рассмеялась.

– Я что, сказала что-то смешное?

– Ага! Вы меня шантажируете бабкой? Да делайте с ней что хотите! Ради бога! Мне на нее наплевать с телевышки! Всю жизнь ее не переваривала! Знаете что? Можно, я посмотрю, как вы ее пытаете? А если помрет наконец – то вы мне просто подарок сделаете, квартира мне достанется!

Все это был чистый блеф, не потому, что я так обожаю Алюню, а потому что квартира, хоть я в ней и живу, никогда не будет моей. Но об этом после.

Брюнетка, однако, поверила. Она на мгновение смешалась, но тут же взяла себя в руки и усмехнулась:

– Ты блефуешь! Думаешь, я тебе поверю?

– Да мне без разницы. Хочешь – верь, хочешь – не верь… мне по барабану…

– Но даже если тебе безразлична судьба старухи, на себя-то тебе не наплевать! Посмотрим, как ты запоешь, когда почувствуешь настоящую боль! Мы же находимся в стоматологической клинике, а здесь столько инструментов для причинения боли!

Она развернула мое кресло, и я увидела в углу комнаты сверкающую хромом бормашину.

– Знаешь, как больно, когда без наркоза сверлят здоровый зуб? Просто невыносимая боль!

Я очень живо представила себе это – и мне поплохело. Воображение у меня хорошее.

– Ага, вижу, ты побледнела! – брюнетка торжествующе усмехнулась. – Проняло?

Черт, что же делать? Похоже, что она не шутит…

Я представила, как сверло бормашины вонзается в мой зуб… От одной этой мысли мне стало плохо!

– Ага, поняла, что тебя ждет? Так что решай – все зависит от тебя! Только учти – долго ждать я не буду!

– Ладно, – проговорила я дрожащим голосом. – Твоя взяла… сделаю все, что ты скажешь. Достану для тебя этот чертов жезл.

– Давно бы так!

– Но ты же понимаешь, чтобы я его достала, тебе придется меня отпустить.

– Э, нет! Ты меня что, за круглую дуру держишь? Если я тебя отпущу, только тебя и видали! Ты сама только что призналась, что на старуху тебе наплевать…

– Ну, тогда я не понимаю. Как же ты хочешь, чтобы я достала жезл, не выходя из этой комнаты?

– Очень просто. Я пойду вместе с тобой, ты будешь у меня на мушке, – она показала мне пистолет. – Ты проведешь меня в музей, передашь мне жезл – и после этого наши пути разойдутся.

– Ну, ничего себе задачка! Как ты себе это представляешь?

– А вот это меня не касается. Сама думай, как это провернуть… а чтобы тебе лучше думалось… – Она включила бормашину. Раздался отвратительный, сверлящий голову звук. На мой взгляд, самый неприятный звук на свете…

– Выключи! – взмолилась я. – Выключи, пожалуйста! Я так не могу думать!

Она усмехнулась, но все же выключила машину.

Однако не отошла от нее и поигрывала насадкой со сверлом, выразительно поглядывая на меня.

Так прошло несколько минут.

– Ну что, надумала что-нибудь? – спросила она нетерпеливо.

– Ну, во-первых, то, о чем ты говоришь, реально провернуть только ночью, – начала я. – Днем в музее слишком много людей, жезл все время на глазах…

– Допустим. Но ночью музей на сигнализации, сможешь ли ты ее отключить?

– А ночью там дежурят охранники…

– И чем это тебе поможет?

– Тут все зависит от того, кто дежурит. Если дежурит Василий Иванович – это плохо, можно и не пытаться. А вот если Костик, тогда это другое дело… – вдохновенно врала я.

– Почему другое? Говори яснее!

– Ну, понимаешь, Костик… – Я смущенно отвела глаза. – Мы с Костиком…

– Что, любовник он твой? – Брюнетка фыркнула.

– Ну, вот, сразу такие слова вульгарные… отношения у нас с ним, понимаешь? И я в его дежурство иногда прихожу…

Костик был здоровенный детина, похожий на орангутанга, бывший спортсмен-тяжеловес. У него была семья: жена и двое годовалых девчушек-двойняшек. Иногда по утрам они приходили встречать его после работы, Костик брал своих девчонок двумя руками и подбрасывал высоко в воздух. По сравнению с ним они казались пластмассовыми пупсами.

– Ну ты даешь! А с виду такая тихоня!

– Мы что, будем обсуждать мой моральный облик?

– Да мне на это наплевать, чтобы не сказать хуже! Короче, значит, мы приходим в твой музей, ты зовешь своего Костика, якобы пришла потрахаться…

– Прекрати! Как ты выражаешься!

– Как хочу, так и выражаюсь! Короче, он открывает двери, я его отрубаю…

– Только не насмерть!

– Ладно уж, договорились! Дальше ты управишься?

– Дальше управлюсь.

– Годится. Значит, сегодня и пойдем.

– Только мне нужно туда позвонить, узнать, кто из охранников сегодня дежурит.

– Э нет! Я тебе не позволю ни с кем разговаривать, может, ты их попробуешь предупредить.

– Да ты же будешь рядом стоять и слушать.

– А может, ты какое-нибудь условное слово скажешь. Нет, я сама буду разговаривать.

Я незаметно перевела дыхание: она сама предложила то, на что я рассчитывала.

– Ладно, как скажешь, мне без разницы… развяжи мне руки, я наберу номер.

– Еще чего! Диктуй номер, я сама наберу.

– Ну, у тебя уже паранойя! Что я смогу сделать, если ты мне развяжешь одну руку?

Она оценивающе взглянула на меня и все же не стала развязывать, видимо, вспомнила мои каскадерские штучки.

– Диктуй номер!

И я продиктовала.

Она набрала номер, поднесла трубку к уху и прислушалась.

Какое-то время она дожидалась ответа, потом оживилась, видимо, дождалась, и начала:

– Здравствуйте, можно…