Жили-были

Талантлив русский народ. Он создал прекрасные по своему совершенству былины, песни, пословицы, сказки…

Сказка — один из основных видов устного народного поэтического творчества, в котором выражаются мечты человека о будущем, его отношение к действительности, его эстетические идеалы и мировоззрение. Сказка благодаря своему жанровому многообразию (волшебные, легендарные, авантюрные, социально-бытовые, сказки о животных) запечатлела быт, нравы, общественные устремления людей…

Велика история русского народа; было в ней и то, что мы называем сегодня религиозным дурманом, суевериями. Веками религия и церковь объединяла и разлучала, присоединяла и отлучала, преданно служила господствующим классам. Но народ жил своею жизнью, пренебрегая рамками официальной церковности и религиозности. Его отношение к жизни, к миру сохраняло реалистичность и трезвость. И потому в народе всегда были сильны антиклерикальные, антицерковные, атеистические начала.

Александр Сергеевич Пушкин писал, что русский народ питает «презрение к попам и равнодушие к отечественной религии», он полон «насмешек насчет всего церковного»[1].

Виссарион Григорьевич Белинский в своем знаменитом «Письме к Гоголю» с огромной силой и убедительностью опровергал утверждения о том, что русский человек боголюбив, как никакой другой, что весь строй его жизни покоится на верности православию. «По-Вашему, — писал он, — русский народ — самый религиозный в мире: ложь! Основа религиозности есть пиэтизм, благоговение, страх божий. А русский человек произносит имя божие, почесывая себе задницу. Он говорит об образе: годится — молиться, не годится — горшки покрывать. Приглядитесь пристальнее, и Вы увидите, что это по натуре своей глубоко атеистический народ. В нем еще много суеверия, но нет и следа религиозности»[2].

Взгляды Пушкина и Белинского полностью разделял Александр Иванович Герцен. «Русский крестьянин, — считал он, — суеверен, но равнодушен к религии, которая для него, впрочем, является непроницаемой тайной. Он для очистки совести точно соблюдает все внешние обряды культа; он идет в воскресенье к обедне, чтобы шесть дней больше не думать о церкви. Священников он презирает как тунеядцев, как людей алчных, живущих на его счет. Героем всех народных непристойностей, всех уличных песенок, предметом насмешки и презрения всегда являются поп и дьякон или их жены.

Множество пословиц свидетельствует о безразличии русских к религии: „Гром не грянет — мужик не перекрестится“, „На бога надейся, да сам не плошай“»[3].

Конечно, далеко не случайно Пушкин, Белинский, Герцен, говоря об атеистическом характере народа, обращались к фольклору — к искусству, которое создал народ и в котором он выразил свое отношение к миру, к социальной действительности.

Сказки — свидетельство самого народа — раскрывают истинное его отношение в прошлом к богу и религии.

В бытовых, сатирических сказках народ высмеивает духовенство, мстит ему за вековые обиды, торжествует над ним свою победу. Один из самых популярных циклов сказок — сказки о попе и работнике (в нашем сборнике они представлены в разделе «Мужик и поп»). По сюжетам они разнообразны, но едины по своему мироотношению: всегда хитрый, умный мужик оказывается предприимчивее попа.

Жили-были… Так обычно начинаются сказки. Если подобрать к слову сказка однокоренные слова, то мы сможем раскрыть ее смысл: сказка — сказывать — рассказывать. То есть сказка — это то, что рассказывается, устный рассказ о чем-либо интересном как для исполнителя, так и для слушателей.

Но всякий ли интересный рассказ является сказкой? Можно с уверенностью ответить на этот вопрос: нет! Народ сам в своих пословицах и поговорках отметил еще одну характерную особенность сказок, которая подчеркивает их своеобразие. Обычно, когда нам рассказывают что-либо, во что трудно поверить, мы говорим: «Не рассказывай сказки!», «Все это сказки!» Есть пословицы, в которых сказка сравнивается с песней: «Сказка — складка, а песня — быль», «Сказка — ложь, а песня — правда». О чем это говорит? О том, что сказка повествует о таких событиях, которые в жизни произойти не могут, они невероятны, фантастичны.

И в самом деле, разве можно поверить в то, что журавль учил лису летать, что солдат на черте через всю Русь домой на побывку прибыл? И, конечно же, совершенно неправдоподобная ситуация, когда из тучи вместо дождя падают блины, в рыболовные сети в реке ловятся зайцы, а на деревьях в лесу живут щуки!

Так что же: сказки повествуют о том, чего не было? В таком случае зачем они? Неужели только для того, чтобы разжечь воображение слушателя или читателя? «Слушаю сказки, — писал своему брату Пушкин, — и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! каждая есть поэма!»[4] Поэт увидел в сказках не праздную забаву: их незнание он расценивал как недостаток воспитания! Ему же принадлежат слова: «Сказка — ложь, да в ней намек! Добрым молодцам урок!» Так он закончил свою знаменитую «Сказку о золотом петушке».

Сказки учат человека быть добрым и справедливым, учат умению противостоять злу, презирать хитрецов и льстецов, ненавидеть врагов. Они утверждают честность, преданность, смелость. Бесхитростные и нереальные на первый взгляд, рассказы имеют глубокий жизненный и даже философский смысл, а их фантастичность служит более яркому выражению этого смысла.

Многие века люди были далеки от правильного понимания явлений природы. Ветер, который вырывал с корнями деревья, бежавшие по небу черные тучи, проливающие на землю потоки воды, гром и молнии, обрушивавшиеся на беззащитного человека, звери, подстерегавшие его в дремучих лесах и оврагах, — все это наводило страх, заставляло думать о том, что в природе все живет, движется, имеет разум. А раз так, значит, все это могло принести ему и вред и пользу. Будучи бессильным перед природой, человек стал поклоняться ей, ощущая себя ее частицей, искал у природы защиты и одновременно стремился защититься от нее, такой грозной и всесильной.

Все это и объясняет нам, почему звери в сказках разговаривают, почему в известной сказке «Сивко-Бурко» умерший отец ведет диалог со своим младшим сыном.

Но все это говорит лишь об истоках фантастики сказок, их неправдоподобного содержания. Нельзя не обратить внимания на то, что сказки рассказывают не о вере человека в сверхъестественность предметов и явлений природы, а прежде всего о самых насущных, жизненно важных для него проблемах. В сказках человек высмеивал суеверия, невежество, веру в чертей и в сверхъестественные явления. Такие сказки составляют определенную часть сказок о животных и значительную часть волшебных, легендарных и социально- бытовых сказок.

Сказки о животных, как правило, сатирические. О чем, например, говорит помещенная в нашем сборнике сказка «Курочка Татарушка»? О том, что глупы не только старик и старуха, распричитавшиеся о разбитом яичке, снесенном курочкой Татарушкой, но и дьячок, который «с печали дедушкиной» побежал в колокола бить, и дьякон, «с горя дедушкиного» начавший рвать церковные книги. Комичен конец сказки: пришел поп и начал дьякона с дьячком лупить — дьячка дубиной, дьякона — вязиной… Героем сказки «Коза Тарата» стал поп, который из-за строптивой козы убил не только работника, но и сына, дочь, попадью.

Волшебные сказки — сказки фантастические, чудесные. В них совершенно особенные персонажи. Это, прежде всего, чудовища: Кощей Бессмертный — страшный, сильный старичище, похищающий женщин — как правило, мать, жену или невесту героя сказки; Баба- Яга — «костяная нога, сама на ступе, нос в потолок, одна нога в правый угол, а другая — в левый»; Змей, пышущий огнем, о трех, шести, девяти или двенадцати головах… Ведьмы, колдуны, волшебники, черти населяют эти сказки. Они несут гибель людям и царствам; они необыкновенно сильны, агрессивны. Злое начало воплощают в себе и человеческие персонажи: ненавидящая детей мужа мачеха, старшие братья героя и т. д. Со всеми ними ведут борьбу не на жизнь, а на смерть положительные сказочные герои — Иван-царевич, Иван-дурак, Марья Моревна… Их отличает скромность, трудолюбие, верность, доброта, готовность прийти на помощь, бескорыстие. Мы сочувствуем им в трудную минуту, радуемся их победам. Только таким героям служат волшебные помощники, только они становятся обладателями волшебных предметов. Ивана- царевича выручает из беды серый волк; герою сказки «Сивко-Бурко» приходит на помощь чудесный конь…

Волшебные сказки — своеобразный вид устной приключенческой литературы народа. Как с неослабевающим вниманием читаем мы современные фантастические повести о приключениях людей на далеких планетах, так с огромным интересом следим и за путешествием сказочного героя в «тридевятое царство, тридесятое государство». Здесь его поджидают чудеса, неожиданные испытания, здесь ему нередко угрожает смерть. Но все в волшебных сказках закапчивается благополучно — чаще всего женитьбой Ивана-царевича или Ивана-дурака на распрекрасной царевне или королевне.

Сказки-легенды назидательны, моралистичны. Они всегда рассказывают об очень серьезном в жизни человека, поднимают художественное изображение конкретного события на уровень социально-философских обобщений. В сказке «Золотой топор» бедный мужик за свою честность получает серебряный и золотой топоры, а богатый из-за своей жадности и нечестности лишается и собственного топора. Таковы же сказки-легенды — «Чудесная молотьба», «Пиво и хлеб», «Горький пьяница», «Жадная старуха» и др.

Бог, апостолы, святые в легендарных сказках не имеют ничего общего с теми представлениями о них, которые стремилась внушить народу церковь. Сказки-легенды — это, собственно, народные апокрифы[5]. Героями здесь являются библейские персонажи, но ни сюжеты, ни содержание не совпадают с официальным вероучением, поэтому, как увидим далее, их издание в условиях дореволюционной России было весьма затруднительно. Более того, рядом с библейскими персонажами в легендарных сказках встал мужик — и их создатель, и их исполнитель, лицо, сугубо заинтересованное в том, чтобы жизнь его на грешной земле была лучше.

Особенно сильно сатирическое начало, способствующее выражению социальных симпатий и антипатий народа, проявилось в социально-бытовых сказках. Героем их является простой человек: крестьянин, кузнец, плотник, солдат. Они трудолюбивы, наделены жизненным оптимизмом и вместе с тем часто находятся в бедственном положении, особенно подчеркивается нищета мужика: ему и его семье нечего есть, не во что одеться.

В сказках о животных, в социально-бытовых сказках нас поражают невероятные ситуации: чтобы брат брату выколол глаза — быть этого не может! Но сказка нарочито сгущает краски: раз уж родственные узы рвутся из-за стремления обогатиться, то что же говорить о людях, не связанных родством! Сказки осуждают стремление к обогащению: оно связано с потерей человеческого облика, ведет к преступлению.

Социально-бытовые сказки ярко показали социальные противоречия феодального общества. Человек-труженик, создающий материальные и духовные ценности, живет в кабале, в унижении, а его враги — помещики и попы — в богатстве, безделье. Но это — изначальная ситуация в сказках. Ведь в жизни должно быть по-другому: кто не работает — тот не ест! И сказки зло смеются над помещиками и попами…

Значительная часть социально-бытовых сказок принадлежит к числу антирелигиозных, антиклерикальных, антицерковных. Народ издавна создавал свою атеистическую литературу. В ней он высмеивает догматы православной церкви, наивную веру в потусторонний мир, в святых, в различного рода «чудеса», высказывает резко отрицательное отношение к служителям культа.

«Тот свет» в сказках, как и принято в христианстве, делится на рай и ад. В раю — место святым, безгрешным, в аду — провинившимся на земле. Сказки изображают ад и рай, но по-своему, не по-христиански, а по-народному. Оказывается, в раю не так уж хорошо! Человек с того света смотрит на землю, думая о родных, близких, стараясь помочь им. И рай хочет переделать на земной лад…

В то же время и ад не пугает простого человека. Ведь на земле его жизнь не лучше, чем жизнь в аду! К чему запугивания? Кузнец показывает черту условия своей работы на заводе, и тот в страхе убегает! (сказка «Черт и кузнец»).

Сказка не щадит никого — ни барина, ни попа, ни мужика, ни его жену. В сказках высмеиваются народные суеверия, беспросветная глупость тех, кто слепо верит в загробную жизнь, в чудеса, в «святые явления» и пр. Прихожане верят, что мир сотворил дьякон (сказка «Дьякон мир сотворил»), плачут, слушая проповеди попа, не понимая их (сказки «Как солдат бабу окрестил», «С того света выходец», «Микола Дупленский», «Святая вода» и др.). Эти ли не яркое подтверждение слов Пушкина, писавшего: «Религия чужда нашим мыслям и нашим привычкам»[6].

Жили-были… Сказки и были, и жили, но существовали не сами по себе. Их исполняли, их слушали… Могла ли церковь мириться с тем, что рассказывал о боге, святых и священниках простой мужик? Конечно же, нет… По словам Белинского, церковь всегда была опорою кнута и угодницей деспотизма, поборницею неравенства, льстецом власти и гонительницею братства между людьми. Вместе со светскими церковные власти жестоко боролись против фольклора: ведь он высмеивал власть имущих и их прислужников — священнослужителей. Церковники преследовали любое проявление свободомыслия, для них было кощунственно и опасно все то, что противоречило господствующей официальной политике и идеологии. Церковные поучения полны прямых запретов «басни баять, песни петь и в гусли играть».

«Басни баять» — это рассказывать сказки. Запрещались, разумеется, не детские сказки, не волшебные или сказки о животных, а социально-бытовые: о барине, о попе, о царе… В указе царя Алексея Михайловича (1649 г.) повелевалось, например, воеводам выявлять и строго наказывать тех, кто сказки сказывает «небывалые и празднословием и смехотворством, и кощунством души свои губят».

Антицерковный, антиклерикальный фольклор являлся одним из самых действенных средств зарождавшейся революционной борьбы. Суровым гонениям в XVII веке подверглись, например, скоморохи — древнерусские бродячие актеры. Значительное место в их репертуаре занимали антипоповские сказки. Преосвященный Иона, митрополит Ростовский и Ярославский, в 1657 году в Устюжском и Усольском уездах, а также в Соль-Вычегде учинил закон крепкий: «Чтоб отнюдь скоморохов и медвежьих поводчиков не было и в гусли б и в домры, и в сурны, и в волынки, и во всякие бесовские игры не играли, и песней сатанинских не пели, и мирских людей не соблазняли…»

Но запрет и преследования начались не в XVII веке, а гораздо раньше. До нас дошли свидетельства о гонении на фольклор («от бесов рожденный») из глубины веков. Серапион, епископ Владимирский (XIII в.), в своих поучениях упрекал паству за то, что она не чтит «божественные писания», а слушает «басни человеческие».

Немало случаев преследования знает XIX век. Духовная цензура особенно была пристрастна к изданиям, в которых публиковался антирелигиозный, антицерковный фольклор. Задерживались издания, составителей вынуждали убирать из сборников «опасные и вредные» материалы, подрывающие устои помещичье- самодержавного строя, авторитет русской православной церкви. Серьезные нападки со стороны церковников претерпевали прежде всего фольклорные сборники сказок.

Известный русский филолог Александр Николаевич Афанасьев являлся составителем не только всемирно знаменитого сборника «Народные русские сказки», но и еще двух, также ставших событием в общественной, культурной и научной жизни России. Первый сборник — «Народные русские легенды, собранные А. Н. Афанасьевым. М., 1859», в котором опубликованы легендарные сказки о боге и святых. Московский митрополит Филарет в своем письме к обер-прокурору святейшего синода требовал запретить и изъять из продажи этот сборник. «К имени Христа-спасителя и святых, — писал он, — в сей книге прибавлены сказки, оскорбляющие благочестивые чувства, нравственность и приличия. Необходимо изыскать средства к охранению религии и нравственности от печатного кощунства и поругания». Так же возмущался петербургский митрополит Григорий, заявлявший, что эта «книга собрана человеком, забывшим действие совести, а издана раскольником, не ведающим бога»[7].

Другой сборник Афанасьева — «Русские заветные сказки» увидел свет за границей, в Женеве, в 1872 году. На титульном листе его стояло: «Остров Валаам. Типографским художеством монашествующей братии. Год мракобесия». Сборник этот не мог быть издан в России не только потому, что в него вошли эротические сказки, но и из-за своего антицерковного содержания. В предисловии к нему сказано: «Книга наша является (…) сборником той стороны русского народного юмора, которому до сих пор не было места в печати. При диких условиях русской цензуры, ее криво- понимания нравственности и морали книга наша тихо печаталась в той отдаленной от треволнений света обители, куда еще не проникла святотатственная рука какого бы то ни было цензора». «Отдел сказок о так называемой народом „жеребячьей породе“, — сказано далее в предисловии, — из которых пока мы приводим только небольшую часть, ярко освещает и отношения нашего мужичка к своим духовным пастырям, и верное понимание их»[8].

Собирателям приходилось иногда прибегать к хитростям, чтобы сохранить для науки, для потомков подлинность народных сказок. И. А. Худяков, издавая первый выпуск своих «Великорусских сказок» в 1860 году, под давлением цензуры в сказке под номером 27 «Работник» заменил попа на хозяина. К третьему же выпуску собиратель дал список погрешностей, в которых указал, что в этой сказке везде вместо слова «хозяин» следует читать слово «поп».

Всем известна пушкинская «Сказка о попе и о работнике его Балде», в которой поэту удалось, как никому другому, передать колорит и истинную сущность народной антипоповской сказки. Но не все знают, что, написанная в 1831 году, она увидела свет лишь после смерти поэта — в 1840 году, и то в искаженном виде. Из-за цензуры В. А. Жуковский, опубликовавший эту сказку, заменил попа на купца и дал сказке другое название. До 1882 года она именовалась так: «Сказка о купце Остолопе и работнике его Балде». Пушкин, закончив писать ее, говорил друзьям: «Это так, дома, можно, а ведь цензура не пропустит».

И оказался прав.

В XX веке, после 1905 года, писал крупнейший советский фольклорист Ю. М. Соколов, стало возможным более свободно печатать подлинные фольклорные тексты. Однако и тут приходится делать некоторые оговорки. Изданный в 1909 году сборник «Северные сказки» Н. Е. Ончукова дал большое количество сказок с ярко выраженной социальной сатирой и без какой-либо стилизации и подкрашивания. Но как Ончукову, так и через несколько лет братьям Ю. М. и Б. М. Соколовым при издании «Сказок и песен Белозерского края» (М., 1915) пришлось пережить немало неприятностей из- за резких нападок со стороны охранительно настроенной части научной интеллигенции. Ю. М. Соколов вспоминал: «Дело дошло даже до того, что, хотя сборник наш был издан Академией наук, пришлось изъять его из продажи. Академия была принуждена ограничиться только рассылкой по ученым лицам и учреждениям. Сборник был пущен опять в продажу только после революции»[9].

Все сказанное свидетельствует о том, что не только народ, создававший сказки, но и те, против кого они были направлены, видели и понимали их воздействие на массы, звучавший в них призыв к борьбе за социальное и духовное раскрепощение. Вот лишь один пример того, как сказка живо откликалась на революционные события.

10 июня 1906 года чиновник особых поручений при Санкт-Петербургском губернском жандармском управлении господин Иванов доносил товарищу министра внутренних дел и командующему отдельным корпусом жандармов Д. Ф. Трепову о революционном движении в Лифляндской губернии. Среди других фактов господин Иванов сообщал и о распространении среди населения «молитвы, которую неблагонадежный политический элемент Лифляндской губернии или распевает в церквах, или на улицах, при всяком удобном случае, и учит петь ее и своих детей». Что же это за «молитва»? Пародия на молитву христиан — «Отче наш»! Используя ее форму, революционно настроенные «неблагонадежные политические элементы» создали убийственную сатиру на царя: «Отче наш, иже еси в Петербурге! Да будет проклято имя твое, да рухнет царствие твое, да не исполнится и в аду воля твоя! Хлеб наш отдай нам, который ты похитил у нас, и заплати нам долги наши, яко же и мы до сих пор платили долги твои! И не введи нас еще дальше во искушение, но избави нас от зла — от Плевевой[10] политики, и положи конец его проклятому правлению! Но так как ты еси слаб и духом, и силою, и властью, то долой с тобою во веки веков! Аминь!»[11]

Подобная «молитва» лежит в основе сказки «Солдатское „Отче наш“», помещенной в нашем сборнике.

«Жили-были…» Так мы назвали сборник. Николай Александрович Добролюбов писал: «Нам сказки важны всего более как материалы для характеристики народа»[12]. Наш сборник представляет лишь небольшую часть богатейшего материала, правдиво и высокохудожественно отражающего антирелигиозную, антиклерикальную и антицерковную направленность устного народного творчества.

Все сказки, включенные в эту книгу, являются народными. К сожалению, многие читатели считают, что сказка имеет раз и навсегда установленный текст и что создается она писателями. Это не так. Писатели пишут свои литературные сказки. Мы знаем сказки, созданные А. С. Пушкиным, М. Е. Салтыковым-Щедриным, Л. Н. Толстым, В. М. Гаршиным и другими талантливыми писателями. Многие писатели в своих сказках творчески использовали традиции русских народных сказок, но их сказки — не народные. Народные сказки создавал сам народ. Они передавались из уст в уста, их исполнителями были сказочники, в лице которых совмещались как бы два начала — артистическое и творческое.

Тексты одной и той же сказки, рассказанной разными сказочниками или исполненными одним и тем же сказочником в разное время, не являются идентичными. Варианты сказки всегда чем-то интересны для нас: в них по-разному могут развиваться события, своеобразны диалоги, какие-то художественные детали. В зависимости от этого один вариант сказки нам будет больше нравиться, другой — меньше, третий может не удовлетворить нас по своим художественным достоинствам и т. д.

Вот почему в сборниках часто встречаются сказки об одних и тех же событиях (на один сюжет), но по-разному оформленные; в наш сборник отобраны варианты широко известных сказок, но отличающиеся от уже, может быть, знакомых читателю (сравните, например, сказки «Жадная старуха» и «Липка»).

В значительной мере все это зависит от сказочника. Конечно, сказка создана таким образом, что ее может рассказать любой человек. Но, как говорит пословица: всякий спляшет, да не как скоморох! Пословица говорит о том, что в искусстве важен талант. Талантливые сказочники — это прежде всего знатоки сказок: от них, как правило, собиратели записывали огромное количество сказок — нередко более ста. Одним из самых выдающихся сказочников XIX века был, без сомнения, Абрам Кузьмич Новопольцев, живший в Самарской губернии. К сожалению, Дмитрий Николаевич Садовников, знавший Новопольцева, не успел перед смертью составить биографический очерк о нем. Известно только, что Новопольцев был «стариком высокого роста, широкий в плечах», имел четырех сыновей, пас скотину, любил побалагурить, рассказывая сказки и всякие другие небылицы. Записанные от него сказки живут до сих пор. По ним мы можем судить о большом мастерстве исполнителя, об огромном его таланте. В этом можно убедиться, познакомившись в нашем сборнике с такими сказками, как «Николай-угодник», «Поп и дьякон», «Коза Тарата», «Курочка Татарушка».

Талантливыми сказочниками были воронежские сказочницы Анна Куприяновна Барышникова (1868–1954) и Анна Николаевна Королькова (1893–1981), сказочник-сибиряк Егор Иванович Сороковиков (1868–1948) и др. Их сказки можно прочитать и в нашем сборнике.

Но прежде чем попасть в книгу, сказки были услышаны из уст исполнителей и записаны людьми редкой профессии — фольклористами-собирателями. Именно благодаря им мы сейчас имеем возможность наслаждаться чтением сказок, слушать их в исполнении знаменитых артистов, смотреть в театрах и по телевидению целые спектакли. Такими собирателями были А. Н. Афанасьев, И. А. Худяков, Д. Н. Садовников, Н. Е. Ончуков, Д. К. Зеленин, братья Б. М. и Ю. М. Соколовы.

Главный собиратель и издатель русских народных сказок — Александр Николаевич Афанасьев (1826–1871). Трудно переоценить общественное, научное и историческое значение изданного Афанасьевым свода русских народных сказок. Впервые его «Народные русские сказки» увидели свет в 8 выпусках в 1855–1864 годах. Афанасьев сумел сосредоточить в своих руках огромное собрание сказок (свыше 600) и издать их. Сборник был первым в России по-настоящему научным изданием фольклора. Н. А. Добролюбов в рецензии на сборник отметил, что он сделан добросовестно и с любовью, в нем раскрывается внутренняя, духовная жизнь народа. Сборник переиздавался шесть раз. Последнее издание было осуществлено в 1957 году. Целый ряд сказок как из этого сборника, так и из уже названных ранее сборников Афанасьева публикуется в нашей книге.

«Народные русские сказки» А. Н. Афанасьева открыли целую серию по-настоящему серьезных публикаций сказок. В 1860–1862 годах выходят три выпуска «Великорусских сказок» И. А. Худякова, в 1884 году издаются «Сказки и предания Самарского края» Д. Н. Садовникова, в 1909 году выходят «Северные сказки» Н. Е. Ончукова, в 1914 году — «Великорусские сказки Пермской губернии», а в 1915 году — «Великорусские сказки Вятской губернии», собранные Д. К. Зелениным. В 1915 году опубликован сборник «Сказки и песни Белозерского края» молодых фольклористов Соколовых, а в 1917 году были изданы 2 выпуска «Сборника великорусских сказок Архива Русского географического общества», составленного А. М. Смирновым. В наш сборник также включены сказки из всех этих книг.

Ряд сборников фольклора, изданных во второй половине XIX — начале XX века (в том числе и сборник Н. Е. Ончукова «Северные сказки»), знал В. И. Ленин. Он с большим интересом знакомился с книгами, в которых был опубликован фольклор, говорил о том, что в нем отразились «чаяния и ожидания народные», отмечал, что в сборниках представлено «подлинно народное творчество, такое нужное и важное для изучения народной психологии в наши дни»[13].

В советское время сказки успешно собирали М. К. Азадовский, И. В. Карнаухова, А. И. Никифоров, Э. В. Померанцева и др. Совсем недавно наши современники — Н. В. Новиков, Д. М. Балашов, Д. М. Молдавский, Н. И. Савушкина, Т. Г. Леонова, Е. И. Шастина, И. В. Зырянов и др. — в разных областях страны записали много интересных сказок от талантливых народных исполнителей и издали сборники, в которых опубликованы и антирелигиозные, антиклерикальные, антицерковные сказки.

Было издано несколько антологий устного народного творчества, вобравших в себя и классические образцы сказок о боге, святых, попах, чертях и пр. Наиболее известны три книги: Поп и мужик. Русские народные сказки. Под ред. и с предисл. Ю. М. Соколова М., 1931; Русское народно-поэтическое творчество против церкви и религии. Сост., вступ. ст. и примеч. Л. В. Домановского и Н. В. Новикова. М.—Л., 1961 и Народные сказки о боге, святых и попах. Русские, белорусские и украинские. Сост. М. К. Азадовский. Подготовила текст Н. И. Савушкина. Ред. и вступ. ст, Л. Н. Пушкарева. М., 1963. Изданные давно и небольшими тиражами, эти книги уже стали библиографической редкостью.

При составлении сборника мы использовали опыт создания названных антологий. Вместе с тем нам хотелось шире представить репертуар сказок «о боге, черте, и попе, и хитроване мужике». Поэтому для публикации отобраны сказки из новейших фольклорных сборников и сказки из уже названных классических сборников А. Н. Афанасьева, Д. К. Зеленина, Н. Е. Ончукова, Д. Н. Садовникова, А. М. Смирнова и др.

Все они, как и целый ряд других сборников, указанных в конце книги в разделе «Источники», научные, почти все сказки, помещенные в них, записаны «с голоса» исполнителей, изданы для научных исследований с сохранением языковых (диалектных) особенностей речи сказочников, малопонятных современному читателю. Поэтому сказки, публикуемые в нашем сборнике, не повторяют буквально сказок, указанных в «Источниках». Проведенная обработка текстов сказок не коснулась их идейного содержания и художественной формы, не отразилась на их поэтическом своеобразии.

«Сказка складом красна», — молвит парод. Может быть, кому-нибудь из читателей некоторые тексты покажутся непривычными. Что ж, это вполне естественно, так как большинство из нас привыкло к уже ставшим хрестоматийными литературным обработкам сказок или авторским сказкам, в которых все гладко, «подстрижено»… Но мы не стали особенно «прибелять» сказки.

Публикуемые в этом сборнике сказки — произведения искусства о давно минувших днях, «преданья старины глубокой». Не все, наверное, в них с наших современных позиций может понравиться. Но ведь как из песни слова не выкинешь, так и сказку изменить нельзя… Из ковра-самолета не сделаешь воздушного лайнера, а из Бабы-Яги — современную мастерицу разгадывать гороскопы.

Сказки в сборнике группируются по четырем разделам: «Мужик и бог», «Мужик и черт», «Мужик и поп», «Мужик и другие». В конце сборника помещено несколько сказок о животных. Такое деление сборника, конечно же, условное, так как, например, в разделе «Мужик и бог» речь идет и о святых; героем ряда сказок является солдат, а в сказке «Аника-воин и Смерть» нет ни мужика, ни бога. Однако все сказки объединены в этом разделе вокруг двух полюсов: с одной стороны, бог, персонажи и представления с ним связанные: святые, апостолы, рай, ад, Смерть и т. д., с другой — мужик, солдат, сапожник, бражник…

Во втором разделе — «Мужик и черт» персонажами сказок являются не только черт и мужик. Говоря об этом, надо иметь в виду, что народ изображал в сказках черта и как Сатану (ангела, свергнутого богом с неба), и как «нечистую» силу в виде лешего, водяного, домового и пр. С «дьявольщиной» у народа ассоциировались ведьмы, колдуны, мертвецы, что также послужило основанием для включения в этот раздел сказок, в которых, может быть, и нет речи конкретно о черте.

Наиболее строгим получился третий раздел — «Мужик и поп», хотя и здесь, по понятным причинам, в конце его даны две сказки о монахах. Этот раздел в то же время подчеркивает определенную условность деления сказок в нашем сборнике, так как во многих из них опять появляется и черт, и леший, и пр.

В сказках, вошедших в четвертый раздел — «Мужик и другие», ирония и насмешка над самим мужиком, его родными, близкими за их слепую веру в сверхъестественные силы, за различные суеверия.

Внутри разделов в расположении сказок мы не стали придерживаться какой-либо единой системы: рядом со сказкой-легендой поставлена социально-бытовая сказка, далее идет волшебная, трагические, страшные по своему содержанию сказки перемежаются с юмористическими и сатирическими. Отказываясь от единообразия в расположении сказок, мы стремились к тому, чтобы при знакомстве со сборником не притуплялось внимание читателя, чтобы сказки предстали перед ним во всем своем многообразии, разноцветной, яркой палитре сюжетов, образов, диалогов.

Читая сказки, надо помнить всегда о том, что это именно сказки — искусство, для которого так характерна необыкновенная фантастика, — а не рассказы о реальных событиях, которые произошли с кем-то.

Итак, в некотором царстве, в некотором государстве жили-были…

Ю. Круглов