Жили-были

Суд святых

рестьяне ждали весеннего Николу. Зимний корм весь вышел. Скот голодал. Думали выгнать скот на подножный корм в день весеннего Николы.

Но трава не вышла.

Думали-подумали мужички и решили, что виноват во всем Никола и что следует на него подать прошение богу.

Подали.

Получил это прошение бог, позвал для объяснения Николу. «Почему ты не выгнал травы крестьянам?»— спросил он Николу. «Я тут ни при чем, — ответил Никола, — вина в этом Егория; если бы он дал дождь, я бы выгнал траву, а без дождя это невозможно».

Сейчас же был позван Егорий. Он явился. Бог сказал: «Мужики жалуются на Николу, что он не выгнал травы, а, оказывается, виноват в этом ты, а не он. Почему ты не дал дождя в свое время?» — «Причина тут не во мне. Все делается по порядку. Засори Дарья прорубь в свое время, был бы и дождь».

Позвали на допрос Дарью. Дарья не признала своей вины: «Моей вины тут нет. Все дело в Алексее. Он не дал с гор потока в свое время. Как же я могла засорить проруби?»

Позвали на суд Алексея. «Почему ты не дал потоки с гор в свое время?» — спросил бог Алексея. «Я в том не виноват, — ответил Алексей, — запоздал в своем деле Василий. Он не дал в свое время капели, а без капели потока не сделать!»

Василий тоже не признал себя виновным: «Капель от тепла, а где было его взять, если Авдотья не плющила. Виновата Авдотья».

Нашли Авдотью; привлекли ее к ответу по прошению мужиков. А та отвечала: «У меня одно дело, что только плющить! На моих руках кросна и тканьё. Если бы было на руках одно дело, я не запоздала бы и плющить в свое время. А тут как раз пришлось ставить кросна в Пудоже!»

Виновных так и не нашли, и было на суде у бога постановлено: оставить прошение без последствий[14].

Кого больше люди слушаются

Заспорил раз черт с богом: кого больше люди слушаются — бога или черта. Черт говорит: «Меня». А бог говорит: «Меня!» Заложили по четвертному билету[15].

И вот бог дал людям Евангелие, а черт пихнул карты. Люди Евангелие так и не раскрыли, а в карты целые сутки играли, покуда не подрались. Проиграл бог черту четвертной билет, и опять заложили по одному. Вот бог принес людям ладан, потому дух его дюже добёр, а черт возьми да сунь табак. Люди весь ладан и променяли на табачок.

В третий раз ударились они по четвертному билету. Устроил бог людям большое угощение: ешь, покуда ноги на лавку не вздынешь! Сыты, кажется, были, а как высыпал черт на пол орехов пригоршню, так драку из-за них затеяли!

Так черт и выиграл у бога три четвертных билета.

Спор черта с богом

Однажды от безделья черт шатался по полям и повстречался с богом. Пошли они вместе. Черт стал жаловаться богу, что его люди ни за что ругают, а бога хвалят. Выслушал бог и говорит: «За то ругают, что ты причиняешь много зла, а меня хвалят за добро». — «Неправда, — говорит черт, — давай проверим!»

Согласился бог, и пошли они в лес. Видят, у ручья пасется стадо коров. Одна корова шла по краю оврага, сорвалась, покатилась вниз и завязла в грязи.

Сбежались крестьяне (а бог с чертом сидят, наблюдают). Один подошел к корове и говорит: «И куда тебя черт занес!» — «Слышал? — говорит черт, толкая бога в бок. — Я ведь сидел с тобой, ничего не делал, а меня ругают!» — «Да, слышу», — отвечал бог.

Наконец, вытащили корову. Хозяин снял шапку, перекрестился и сказал: «Слава тебе, господи, помог вытащить!» — «Слышишь? — снова говорит черт. — Ведь ты не помогал им тащить, а за что они тебя хвалят?» — «А я почем знаю?» — ответил бог.

Плевая вина

Шел мужик из Ростова-города, встретился ему мужичок, идет в Ростов-город. Сошлись, поздоровались: «Ты, брат, откуда?» — «Я из Ростова-города». — «Что у вас хорошего в Ростове деется?» — «У нас Ваньку Кочергина повесили». — «А за что его, милого, повесили?» — «Да за шею!» — «Экой ты, братец, какой беспонятный! Да в чем его повесили?» — «А в чем повесили — в сером кафтане да в красном колпаке». — «Экой ты беспонятный! Какая у него вина-то была?» — «А не было вина-то, он, сударь, не пил!» — «Экой ты беспонятный: да что он сделал-то?» — «А что сделал? Он украл у Миколы подковки, у богородицы — венок с головы». — «Эка, паря, милый Ваня! Плевая вина-то, да его за это и повесили?»

Касьян и Никола

Раз в осеннюю пору увязил мужик воз на дороге. Мимо идет Касьян-угодник. Мужик не узнал его и давай просить: «Помоги, родимый, воз вытащить!» — «Поди ты! — сказал ему Касьян-угодник. — Есть мне когда с вами возиться!» Да и пошел своею дорогою. Немного спустя идет тут же Никола-угодник. «Батюшка, — завопил опять мужик, — батюшка! Помоги мне воз вытащить!» Никола-угодник помог ему.

Вот пришли Касьян-угодник и Никола-угодник к богу в рай. «Где ты был, Касьян-угодник?» — спросил бог. «Я был на земле, — отвечал тот, — прилунилось мне идти мимо мужика, у которого воз завяз; он просил меня: помоги, говорит, воз вытащить; да я не стал марать райского платья». — «Ну, а ты где так выпачкался?» — спросил бог у Николы-угодника. «Я был на земле; шел по той же дороге и помог мужику вытащить воз», — отвечал Никола-угодник. «Слушай, Касьян! — сказал тогда бог, — не помог ты мужику — за то будут тебе через три года служить молебны. А тебе, Никола-угодник, за то, что помог мужику воз вытащить, будут служить молебны два раза в год».

С тех пор так и сделалось: Касьяну в високосный только год служат молебны, а Николе два раза в год.

Поручитель

На высоком яру, на крутом берегу жил-был скупой богатый мужик. Он никому не давал ни копейки взаймы. И вот семья одного крестьянина совсем с голоду помирает. Говорит мужик жене: «Я, жена, пойду к богачу просить денег». — «Глупый мужик, ведь он никому не дает, даже под работу!»

Приходит бедняк к богачу просить денег: «Антип, батюшка! Не дай мне умереть с голоду! Дай мне денег!» — «Нет, брат, я никому не даю, никогда!» — «А ежели я тебе приведу поручителя, дашь?» — «А кого ты приведешь?» — «Николай-чудотворец есть у тебя на божнице: он — мой поручитель!» — «Нет, брат, ты уж приходи вечером: я подумаю сначала!» — «Хорошо».

Мужик ушел. Приходит домой, рассказывает жене: «Антип мне поддался немного: велел прийти вечером». — «А что же ты ему сказал?» — «А что моим поручителем Николай-чудотворец будет». — «Да как же, мужик? Ведь он говорить не будет!»— «Ты, жена, оденься потеплее, в шубу, и встань к тому углу, где иконы. Когда я буду просить у Антипа денег: „Батюшка Николай-чудотворец, — скажу, — поручись за меня!“ — ты на улице и скажи громко: „Поручаюсь!“».

Приходит мужик поздно вечером к Антипу. Антип говорит: «Ну что, бедняк?» — «До вашей милости!» — «А поручителя привел?» — «Николай-чудотворец — поручитель мой!» Антип подошел к иконе и спрашивает: «Что, Никола-чудотворец, ты поручишься за этого мужика?» А жена на улице говорит толстым голосом: «Поручусь!»

Антип обробел и говорит жене своей: «Жена, что это такое? Я не слыхал такого никогда!» И опять спрашивает Николая-чудотворца: «А сколько рублей ему дать?» — «Давай хоть сотенку!» Антипу делать нечего, вынимает деньги из сундука. «На сколько времени дать?» — спрашивает. «На две недели».

Бедняк получил деньги, вышел на улицу и тихо позвал жену: «Жена, идем домой!» На следующий день купили они еды, всего и живут, горя не знают.

Проходят две недели, а бедняк не несет Антипу денег. Антип и говорит: «Николай-чудотворец! Ведь я тебя продам!» Николай-чудотворец ни слова. Антип взял икону и на базар. Попадает ему навстречу поп: «Ты куда, сынок, икону несешь?» — «Виноват, батюшка! Но вот что у меня случилось: крестьянин взял у меня сто целковых денег, а Николай-чудотворец поручился!» — «Как же поручился?» — «Говорил со мной сам вечером». — «Не может быть, чтобы говорил!» — «Может!» И отправился дальше.

Пришел на базар, ходил, ходил с иконой — никто не покупает! Подошел один молодой человек: «Ты куда, Антип, с иконой?» — «Да продаю». — «А сколько просишь?» — «Сто рублей». — «Эх, брат! Ее подновить, так и то будет стоить рубль двадцать!»

Так и вернулся Антип домой ни с чем, а дома беда! Пошла его жена по воду по тонкому льду, на льду упала, ноги разодрала, богу душу отдала да к богу не попала.

Николай-угодник и охотники

Жили два соседа-охотника, и ходили они за охотой. Однажды идут дремучим лесом, глухою тропой, и повстречался им старичок-святитель — отец Никола. Они его не узнали, за человека посчитали.

И говорит он им: «Не ходите этой тропой, охотнички!» — «А что, дедушка?» — «Тут, други, через эту тропу лежит превеликая змея, и нельзя ее ни обойти, ни перейти». — «Спасибо тебе, дедушка, что нас от смерти отвел!» Дедушка и ушел.

Постояли охотники, подумали и говорят: «А что нам какая-то превеликая змея! У нас ружья есть. Подумаешь, змею не убить!» И пошли.

Дошли и видят: огромный бугор казны на тропе! Посмеялись охотники: «Вон он что, старый дурак, нам сказал! Кабы мы не пошли, он бы казну-то взял, а теперь ее нам не прожить!» Сидят и думают, что делать. Один и говорит: «Ступай-ка домой за лошадью: мы ее на себе не донесем». Один караулить остался, а другой за лошадью пошел. Который караулить остался, говорит тому, который домой пошел: «Ты зайди, брат, к хозяйке моей, хлебца кусочек привези!»

Товарищ пошел домой, приходит к своей жене, говорит: «Жена, что нам бог-то дал!»— «Чего дал?» — «Огромную кучу казны: нам не прожить, да и детям — будет и внучатам! Ну-ка, затопи-ка печь, замеси пресную лепешку на зелье! Я соседу скажу, что это жена ему прислала!»

Замесила жена лепешку на зелье и испекла тут же. Он запряг лошадь и поехал. А товарищ ружье зарядил и думает: «Вот как он приедет, я его хлоп — все деньги-то мои! А дома скажу, что не видел его».

Подъезжает к нему товарищ, он прицелился да и хлоп его — и убил. Сам подбежал к телеге — прямо в сумку; лепешки поел и умер.

А казна осталась на тропе; съела змея обоих!

Иван Милостивый и мужик

В одну зимнюю ненастную ночь шел по дороге Иван Милостивый с двенадцатью апостолами. В поле ночевать было холодно, они и постучались к одному мужику: «Пусти обогреться!» Мужик сначала не хотел пускать их, да потом согласился и пустил с условием, чтобы завтра чуть свет обмолотили ему три копны ржи.

Наутро хозяин толкнул Ивана Милостивого (а он вместе с апостолами лежал на полу): «Пора молотить, собирайтесь!» Толкнул и пошел на двор. Апостолы поднялись и хотели было идти на гумно, да Иван Милостивый уговорил их еще немного поспать. Мужик ждал-ждал — нет помощников! Взял кнут, пошел в избу и давай стегать крайнего, а крайний-то был Иван Милостивый. «Полно! — закричал Иван Милостивый. — Вслед за тобой иду!»

Мужик ушел. Апостолы опять было поднялись, но Иван Милостивый снова уговорил их остаться и еще хоть немного отдохнуть. «Будет с него! — молвил он. — Отстегал кнутом, теперь больше не придет». А у самого на уме: «Как придет мужик, опять примется за крайнего!» И залез на другой край.

Мужик ждал-ждал, воротился в избу с кнутом и думает: «За что ж я буду бить одного крайнего? Примусь-ка я за заднего!» — и принялся снова за Ивана Милостивого. Только ушел мужик, Иван Милостивый в третий раз уговорил апостолов не вставать на работу, а сам залез в середину.

Вот хозяин ждал-ждал, не дождался и снова пошел в избу с кнутом. Пришел и думает: «Крайнему уж досталось, заднему тоже, примусь-ка теперь за середнего!» И опять досталось Ивану Милостивому.

Нечего делать, поднялся он и сам начал просить апостолов, чтоб шли помогать мужику.

Глухой Илья

Как-то послали мужики делегацию к Илье-пророку, чтобы дал дождя. Приходят, а он уж старый и крепко оглох. Кое-как объяснили, зачем пришли. «Куда же посылать?» — спрашивает Илья. «Посылай туда, где пыль», — показывают мужики. Илья не расслышал и говорит: «Ага, где был!» И послал дождь по старому следу.

Мужики видят, что не туда, и кричат: «Посылай туда, где просят!» Илья опять не расслышал и распоряжается: «Ага, где косят!» И посылает дождь на сенокосы.

Мужики плюнули, да и пошли вон, говорят: «Вредительством Илья занимается!»

И с тех пор к Илье не стали обращаться.

Мстительный святой

Жил в одной деревне мужик. Поехал он пахать ниву. Поработал, садится обедать и просит Илью- пророка пообедать: «Илья-пророк, обедать со мной!»

А Миколу не позвал.

Пообедали. Мужик продолжает свою работу. А Микола встретился с Ильей-пророком и говорит: «А не много хлеба соберет мужик с нивы: вырастет только по одной соломинке, где лошадь ступит!»

Тогда Илья идет к мужику и говорит: «Когда ты, мужичок, закончишь пашню, загони табун лошадей и истопчи всю ниву: где ступит лошадь, на каждой ступке вырастет соломина».

Мужик так и сделал.

Микола встретился с Ильей-пророком и говорит: «Хоть мужик хитрый, хитро сделал, но ржи нажнет не много — три ряда в скирду!»

Илья-пророк приходит к мужику и говорит: «Когда ты, мужичок, выжнешь рожь, начинай стог вокруг всей нивы, все равно три ряда выйдет».

Мужик так и сделал.

Тогда Микола и говорит Илье-пророку: «Хоть он много нажал, но не много намолотит — три мерки с овина!»

Илья идет к мужику и говорит: «Ты, мужичок, сади на овин четыре-пять снопов, все равно три мерки будет».

Мужик вымолотил всю рожь, ржи оказалось очень много — даже трудно поверить.

Тогда Микола и говорит Илье: «Хоть мужик и много хлеба нажал, все равно не придется ему покушать: я напущу порчу и весь хлеб сгниет!»

Илья и говорит мужику: «Навари пива и позови нас с Миколой в гости; мы придем, и я сяду на большее место, а ты возьми меня за руку и выведи, скажи, что сел не на свое место; посади Миколу».

Мужик так и сделал; угостил их. Микола говорит: «Ну, мужичок, сумел умилостивить, так и живи с хлебом, никто у тебя не отнимет!»

Мужичок и сейчас живет с хлебом — съесть не может.

Вот и сказка вся.

Солдат и Смерть

Один солдат прослужил двадцать пять лет, а отставки ему нет как нет! Стал он думать да гадать: «Что такое? Прослужил я богу и великому государю двадцать пять лет, в штрафах не бывал, а в отставку не пускают; дай пойду куда глаза глядят!»

Думал-думал и убежал. Вот ходил он день, и другой, и третий и повстречался с господом. Господь его спрашивает: «Куда идешь, служба?» — «Господи, прослужил я двадцать пять лет верою и правдою, вижу: отставки не дают — вот я и убежал; иду теперь куда глаза глядят!» — «Ну, коли ты прослужил двадцать пять лет верою и правдою, так ступай направо — в рай, в царство небесное».

Пришел солдат в рай. Ходил он, ходил по райским местам, подошел к святым отцам и спрашивает: «Не продают ли где близко вина?» — «Ах ты, служба-служба! Какое тут вино! Здесь рай, царство небесное!..» — «Какой тут рай: ни табаку, ни вина!» — сказал солдат и ушел вон из рая.

Идет себе да идет и попался опять навстречу господу. «В какой, — говорит, — рай послал ты меня, господи? Ни табаку, ни вина нет!» — «Ну, ступай по левую руку, — отвечает господь, — там все есть!»

Солдат повернулся налево и пустился в дорогу. Бежит нечистая сила: «Чего угодно, господин служба?» — «Погоди спрашивать, дай прежде место, тогда и разговаривай!»

Вот привели солдата в пекло. «А что, табак есть?» — спрашивает он у нечистой силы. «Есть, служивый!» — «А вино есть?» — «И вино есть!» — «Подавай всего!»

Подали ему трубку с табаком и полуштоф перцовки. Солдат пьет-гуляет, трубку покуривает, радехонек стал: вот взаправду рай так рай!

Да недолго гулял солдат. Стали его черти со всех сторон прижимать, тошно ему пришлось! Что делать? Пустился на выдумки. Сделал сажень, настрогал колышков и давай мерить: отмерит сажень — и вобьет колышек. Подскочил к нему черт: «Что ты, служба, делаешь?» — «Разве ты ослеп? Не видишь, что ли? Хочу монастырь построить!»

Как бросился черт к своему дедушке: «Погляди-ка, дедушка, солдат хочет у нас монастырь строить!» Дед вскочил и сам побежал к солдату: «Что, — говорит, — ты делаешь?» — «Разве не видишь? Хочу монастырь строить!»

Дед испугался и побежал прямо к богу: «Господи, какого солдата прислал ты в пекло: хочет монастырь у нас построить!» — «А мне что за дело! Зачем таких к себе принимаете?» — «Господи! Возьми его от нас!» — «А как его взять-то! Сам пожелал». — «Ахти! — завопил дед. — Что же нам, бедным, с ним делать?» — «Ступай сдери с чертенка кожу и натяни барабан, да после выйди из пекла и бей тревогу: он сам уйдет!»

Воротился дед, поймал чертенка, содрал с него кожу, натянул барабан: «Смотрите же, — наказывает чертям, — как выскочит солдат из пекла, сейчас же запирайте ворота крепко-накрепко, а то как бы опять сюда не ворвался!»

Вышел дед за ворота и забил тревогу; солдат, как услыхал барабанный бой, пустился бежать из ада сломя голову, словно бешеный; всех чертей распугал и выскочил за ворота. Только выскочил, ворота — хлоп! — и заперлись крепко-накрепко. Солдат осмотрелся кругом: никого не видать и тревоги не слыхать; пошел назад и давай стучаться в пекло: «Отворяйте скорее! — кричит во все горло. — Не то ворота сломаю!» — «Нет, брат, не сломаешь! — говорят черти. — Ступай себе куда хочешь, а мы тебя не пустим; мы и так насилу тебя выжили!»

Повесил солдат голову и побрел куда глаза глядят. Шел-шел и повстречал господа. «Куда идешь, служба?» — «И сам не знаю!» — «Ну, куда я тебя дену? Послал в рай — нехорошо! Послал в ад — и там не ужился!» — «Господи, поставь меня у своих дверей на часах». — «Ну, становись!»

Стал солдат на часы. Пришла Смерть. «Куда идешь?» — спрашивает часовой. Смерть отвечает: «Иду к господу за повелением, кого морить мне прикажет». — «Погоди, я пойду спрошу».

Пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» — «Скажи ей, чтоб три года морила самый старый люд».

Солдат думает себе: «Эдак, пожалуй, она отца моего и мать уморит: ведь они старики!» Вышел и говорит Смерти: «Ступай по лесам и три года точи самые старые дубы».

Заплакала Смерть: «За что господь на меня прогневался, посылает дубы точить!» И побрела по лесам, три года точила самые старые дубы; а как изошло время — воротилась опять к богу за повелением. «Зачем притащилась?» — спрашивает солдат. «За повелением, кого морить господь прикажет». — «Погоди, я пойду спрошу».

Опять пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» — «Скажи ей, чтоб три года морила молодой народ».

Солдат думает: «Эдак, пожалуй, она братьев моих уморит!» Вышел и говорит Смерти: «Ступай опять по тем же лесам и целых три года точи молодые дубы; так господь приказал!» — «За что это господь на меня прогневался!»

Заплакала Смерть и пошла по лесам, три года точила все молодые дубы, а как изошло время — идет к богу, едва ноги тащит. «Куда?» — спрашивает солдат. «К господу за повелением, кого морить прикажет». — «Погоди, я пойду спрошу».

Опять пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла: кого морить укажешь?» — «Скажи ей, чтоб три года младенцев морила».

Солдат думает: «У моих братьев есть ребятки: эдак, пожалуй, она их уморит!» Вышел и говорит Смерти: «Ступай опять по тем же лесам и целых три года точи самые малые дубки». — «За что господь меня мучает!» — заплакала Смерть и пошла по лесам, три года глодала самые что ни есть малые дубки; а как изошло время — идет опять к богу, едва ноги передвигает: «Ну, теперь хоть подерусь с солдатом, а сама дойду до господа! За что так девять лет он меня наказывает?»

Солдат увидал Смерть и окликает: «Куда идешь?» Смерть молчит, лезет на крыльцо. Солдат ухватил ее за шиворот, не пускает. И подняли они такой шум, что господь услыхал и вышел: «Что такое?»

Смерть упала в ноги: «Господи, за что на меня прогневался? Мучилась я целых девять лет: все по лесам таскалась, три года точила старые дубы, три года молодые дубы, а три года глодала самые малые дубки… еле ноги таскаю!» — «Это все ты!»— сказал господь солдату. «Виноват, господи!» — «Ну, ступай же, за это носи девять лет Смерть на закортышках».

Засела Смерть на солдата верхом. Солдат — делать нечего, повез ее на себе; вез-вез — и уморился; вытащил рог с табаком и стал нюхать. Смерть увидала, что солдат нюхает, и говорит ему: «Служивый, дай и мне понюхать табачку». — «Вот те на! Полезай в рожок да и нюхай сколько душе угодно!» — «Ну, открой-ка свой рожок!»

Солдат открыл, и только Смерть туда влезла — он в ту же минуту закрыл рожок и заткнул его за голенище. Пришел опять на старое место и стал на часы. Увидал его господь и спрашивает: «А Смерть где?» — «Со мною». — «Где с тобою?» — «Нет, господи, не покажу, пока девять лет не выйдет; шутка ли ее носить на закортышках! Ведь она не легка!» — «Покажи, я тебя прощаю!»

Солдат вытащил рожок и только открыл его, Смерть тотчас села ему на плечи. «Слезай, коли не сумела ездить», — сказал господь. Смерть слезла. «Умори же теперь солдата!» — приказал ей господь и пошел куда знал.

«Ну, солдат! — говорит Смерть. — Слышал: тебя господь велел уморить!» — «Что ж, надо когда-нибудь умирать! Дай только мне исправиться!» — «Ну, исправься!»

Солдат надел чистое белье и притащил гроб. «Готов?» — спрашивает Смерть. «Совсем готов!» — «Ну, ложись в гроб!» Солдат лег спиной кверху. «Не так!» — говорит Смерть. «А как же?» — спрашивает солдат и улегся на бок. «Да все не так!» — «На тебя умереть — и то не угодишь!» — и улегся на другой бок. «Ах, какой ты, право! Разве не видал, как умирают?» — «То-то и есть, что не видал!» — «Пусти, я тебе покажу!»

Солдат выскочил из гроба, а Смерть легла на его место. Тут солдат ухватил крышку, накрыл поскорее гроб и наколотил на него железные обручи — сейчас же поднял гроб на плечи и стащил в реку. Стащил в реку, воротился на прежнее место и стал на часы. Господь увидал его и спрашивает: «Где же Смерть?» — «Я пустил ее в реку».

Господь глянул — а она далеко плывет по воде. Выпустил ее на волю: «Что ж ты солдата не уморила?» — «Вишь, он какой хитрый! С ним ничего не сделаешь!» — «Да ты с ним долго не разговаривай; пойди и умори его!»

Смерть пошла и уморила солдата.

Солдат на том свете

В былое время солдаты служили по двадцать пять лет. Уходил из дому молодой солдат, приходил старый. Но за двадцать пять лет солдат кое- чему учился. Вот одному солдату приходит время идти домой. Говорит солдату офицер: «Ты службу служил верную царю, а теперь вышел срок, есть приказ отпустить тебя домой. Государь тебе дает с собой пустую сумку и двадцать пять копеек денег на дорогу». Солдат думает: «Ну, заслужил за двадцать пять лет двадцать пять копеек и пустую сумку! Что же я по дороге буду делать? Христа ради собирать придется мне».

Получил он документы, двадцать пять копеек и старую-престарую сумку, только бросить ее. Надел ее на себя, положил в свой ранец пару белья и направился в путь-дорогу. Идет день, идет два, идет три — все деньги израсходовал. Что эти деньги — купил табаку, мыльца, и все! «Что, — думает, — теперь делать?» До дома еще далеко. Думал, думал солдат: «Живой человек не пропадет, пойду потихоньку». Где кусочек выпросит, где что и идет неделю, идет вторую.

И вот приходит в одно село, заходит в одну избушку. Там старик со старушкой. Он говорит: «Дедушка, пусти меня, пожалуйста, переночевать!» — «Ох, — говорит старик, — пожалуйста, пожалуйста, родной, ночуй».

Солдат снял сумку, ранец и сел побеседовать со стариком и старухой; поужинали, и он лег на полатях. А старик проснулся ночью и вздумалось ему посмотреть, что у солдата есть в сумке и ранце. Открывает ранец, смотрит — пустой. «Хм, чем же он, — думает, — питается?» Стал открывать пустую сумку. И как только он ее открыл, откуда ни возьмись — выскочил чертенок! «Что, — говорит, — тебе, старик, нужно меня беспокоить? Меня хозяин не беспокоит, идет сколько дней, сколько недель, а ты, — говорит, — какой нашелся, беспокоишь меня!»

Старик прикрыл сумку, лег спать; творит молитву. Дескать, что такое, господи, солдат с чертом знается!

Утром просыпается солдат, встает, умывается, по обыкновению, молится богу. Старик смотрит, что солдат по-христиански молится, спрашивает: «Солдат!» — «Что, дедушка?» — «У тебя что в сумке?» — «Ничего, — говорит, — дедушка. Сумка у меня пустая». — «Ох, врешь, солдат, у тебя в сумке черт!» — «Ну, это тебе только померещилось!» — «Не знаю, но я точно видел черта».

Тут старуха напекла блинов, посадила солдата. Он покушал, надел на себя сумку и отправился в путь. Прошел день, и вот настигла его ночь. Он уж не стал заходить в деревню, а остался ночевать в лесу и вздумал открыть сумку, убедиться, правда ли в ней черт.

Открыл сумку, выскочил чертенок и говорит: «Ну, солдат, ты — мой хозяин, а я твой слуга! Что тебе сейчас желательно?» Солдат говорит: «Принеси мне покушать что-нибудь!»

Чертенок сейчас же, как пуля, бросился в деревню достал ему хлеба, достал мяса, чугунок, ложку, весь припас. Солдат живо костер разложил, начинает варить мясо. Сварилось мясо, он говорит: «Ну, чертенок, кушай!» Сел чертенок, покушал с солдатом. Солдат сумку открыл, чертенок залез, он ее закрыл и лег спать.

Утром рано-прерано открывает солдат сумку, выскочил оттуда чертенок. «Что тебе угодно, солдат?» — «Слушай, — говорит, — чертенок, я умаялся идти пешком, мне надо коня». — «Хорошо, — говорит, — сейчас будет конь».

Побежал в соседнее село к священнику, утащил коня, подводит к солдату: «Садись, солдат!» Солдат сел, объехал это село и едет себе спокойно.

Проехали долго ли, мало ли, остановился и говорит солдат чертенку: «Чертенок, чертенок, мне охота побыть на том свете и попасть в рай!» — «Ну что ж, — говорит чертенок, — ежели тебе охота, сейчас будешь там. Садись на меня!»

Сел солдат на черта; черт поднялся на небо и говорит: «Вон, иди к этим воротам, там архангел, скажи ему, что ты хочешь в рай».

Солдат подходит к воротам, стоит ангел-архангел: «Слушай, архангел, моя душа хочет в рай!»

Ворота открылись, солдат заходит в рай. Смотрит, такая красота, просто куда — цветы, фрукты разные. Солдату понравилось: как хорошо в раю- то! Но побыл дня два-три, и ему так надоело, что просто глядеть уже неохота стало на этот рай. Сел в беседочку и думает: «Да, весело, хорошо, но одно плохо — кабаков здесь нет и табаку нет». Думал, думал и говорит: «Обожди!» Снимает с себя шнур и начинает размерять место. Подходит к нему ангел: «Что ты, — говорит, — солдат, хочешь делать?»— «А вот в вашем царстве хотя и прекрасно, и весело, но я, — говорит, — хочу веселья добавить: в этом месте хочу табаку посеять, в этом месте кабак построить». — «О, солдат, господь услышит, тебя из рая изгонит!»

Но солдат стоит на своем, начал дерева рубить, знай строит. Архангел-ангел пришел к господу богу и говорит: «Господи, я принял одного солдата в рай, а ему не понравилось в нашем раю, он стал строить кабак и посеял табак». Бог рассердился: «Выгнать его из рая и ворота запереть!»

Солдат вышел из рая, а что делать, и не знает. Думает: «Что мне не жилось в раю, куда я теперь пойду?» А чертенок тут как тут с его ранцем и говорит: «Что, солдат, призадумался? А хочешь, солдат, в ад?»

Солдат хотя испугался ада, но все-таки интересно посмотреть. «Желаю», — говорит. «Ну, пойдем со мной».

Пришли к адским воротам, чертенок бросился к Сатане: «Сатана, — говорит, — я привел солдата в ад». — «Ну-ка, приведи мне его сюда!»

Солдата привели. Она осмотрела его: «Ну, ладно, веди его!»

Чертенок ведет его по аду. Солдат смотрит: кто за язык повешен, кто в котле кипит. Солдату страшно стало: «Ох, как бы мне на горячей сковороде танцевать не пришлось». И говорит чертенку: «Слушай, чертенок, давай сейчас же созывай всех чертей!»

Собрались все черти. Солдат говорит чертям: «Вы — мои подчиненные, а я над вами старший!» Построил всех чертей и говорит: «Я буду вами командовать, а вы выполняйте!»

Черти согласились, он скомандовал: «Направо!» Они не поворачиваются направо. Солдат схватил дубинку и давай их дубинкой бить: «Что вы командира слово не признаете и не слушаете команду!» Черти завыли. Чертенок подскочил к нему: «Слушай, солдат, перестань их бить, они направо не будут поворачиваться, им нельзя, а ты командуй им налево!»

Он скомандовал им налево, они повернулись и шагом марш! И давай их гонять. Гонял, гонял, они уж до того устали, стали умолять солдата:- «Солдат, пусти нас, мы сильно устали!» — «Ну ладно, — говорит, — идите, до завтрашнего утра отдыхайте».

Солдат прожил еще несколько дней в аду, все увидел и стал думать, как освободить людей от такой муки. И гоняет чертей каждый день: «Ну что, вам нравится?» — «Ох, солдат, надоело это нам все!» — «Вот что я вам скажу». — «Говори!» — «А вы будете выполнять?» — «Будем, только не гоняй нас!» — «Идите к Сатане и скажите, что солдат просит Сатану освободить всех грешников из ада. Вот тогда я вас гонять не буду. А ежели, — говорит, — она этого не выполнит, то я сейчас же поставлю здесь церковь».

Черти бегут наперегонки к Сатане. Прибегают и говорят: «Ой, Сатана, Сатана, какой к нам солдат попал! Никакого покоя не дает никому! Мы пришли просить тебя, чтобы ты освободила всех грешников из ада!» Сатана и говорит: «Нельзя такого дела сделать! С кем мы останемся?» Черти и говорят ей: «Он тогда построит церковь в аду». Сатана испугалась: «Ладно, — говорит, — пусть он забирает весь свой народ и уводит!»

Получил солдат такое распоряжение, отворил адские двери и начинает звать: «Весь грешный народ, выходи из ада!»

И тут все повалили, друг дружку мнут, обрадовались, что выпустили из ада. Все до одного вышли.

Ад опустел, солдат вышел из ада и задумался: «Что теперь делать? Как мне попасть на землю, домой?» Думал, думал и пошел к Сатане. «Сатана, — говорит, — как бы мне попасть на землю? Мне хочется побывать дома!» Сатана и говорит ему: «У меня ты нисколько народу не оставил! Дай мне хоть сколько-нибудь, тогда я тебя отправлю на землю».

Солдат задумался: каждого человека ему жалко, каждый человек дорог. Сел и думает. Глядит: идет монах, за ним идет поп. «А! Это, — говорит, — лишний народ!» И отправил их в ад. Сатана и этому рада, послала к нему чертенка, тот отправил его на землю, домой.

И стал солдат жить и поживать дома.

Солдат женился

Жили-были царь да царица. У них была маленькая дочурка. Царица по утрам стряпала, а девочка вокруг нее крутилась да мешала стряпать. Мать раз и говорит: «Возьми тебя водяник!» Девочка как пошла к реке, водяник ее и захватил. Мать как узнала, стала жалеть да богу молиться, всем странникам деньги давать.

А у царя были солдаты, один солдат назавтра именинником должен быть, а у него денег нет ни копейки. Пошел он в церковь богу молиться.

Молится он Миколе Многомилостивому и говорит: «Господи! Хоть бы мне где-нибудь полтинник найти! Завтра хоть в день рождения солдат угостить».

Идет он из церкви, голову повесил. Навстречу ему старичок (от ветра шатает) и говорит: «Что, служивый, задумался?» Солдат отвечает: «А вот, дедушка, завтра именины, а денег ни копейки нет. Ищу денег». «Приходи ко мне: я тебе дам ведро вина да пирог на закуску. Только женись на дочери у водяника». — «Ладно, — отвечает солдат, — подумаю».

Пришел солдат в казарму и всю ночь не спит, думает. И вздумал он жениться на дочери водяника. Утром пришел к дедушке, тот ему ведро вина да пирог на закуску дал. Солдат в казарму вернулся и всех солдат допьяна напоил и угостил. Солдаты пьют, едят да дивуются: откуда он столько вина взял?

На другой день солдат говорит царю: «Дай мне благословение! Я поеду к водянику жениться на его дочери». Царь отвечает: «Да что ты! Не с ума ли сошел? Ведь тебе живому не бывать!» А царица говорит: «Пускай едет жениться! Тебе солдат хватит».

Солдат собрался да и поехал с дедушкой к водянику. Приехали они к берегу: берег высокий- превысокий… Дедушка говорит солдату: «Падай в воду!»

Солдат пал, а дедушка вслед за ним. И пали они на дорогу и пошли по ней. Пришли к водянику в избу да говорят ему: «Не отдадите ли дочь замуж?» — «Милости просим», — отвечает тот.

Нарядил водяник всех дочерей своих и посадил на стулья. Они сидят. Одна же сидит бледна-бледнешенька. Дедушка солдату и говорит: «Скажи, что это твоя богосуженная».

Солдат и сказал. Водянику хоть и жалко ее отдавать, да уж надо было. Стал водяник приданое справлять. Дал тройку лошадей, карету, драгоценные каменья. Дедушка с солдатом посадили невесту в карету, взяли драгоценные каменья и поехали.

Подъехали они к берегу, дедушка взял да девицу и разрезал на три куска. Солдат смотрит да думает: «Вот беда!»

Дедушка же обмыл девицу мертвой водой, потом — живой, и она сделалась жива, да такая красавица, как раньше у матери была.

Вот едут они по улице, все смотрят в окна да дивуются. Говорят: «Солдат какую-то богачиху везет!»

Повенчался солдат с девицей, и приехали они к царю во дворец. Стали пировать. Царица подносит им чарки да как посмотрит на невесту и вскричала: «Охти! Совсем будто моя дочь! Где ты взял ее?» — спрашивает. А солдат отвечает: «У водяника».

Тут царь с царицей узнали свою дочь, поцеловали ее да солдата и поставили солдата царем на царство, государем на государство…

И сказка вся.

Старухина молитва

Одна старуха скупа была; и была у нее икона большая, она каждый день этой иконе молилась. И работник был — парень молодой. Вот старуха встала утром, а он уже спрятался за икону; она и молится: «Пресвятая ты богородица, сохрани и помилуй!» А парень говорит: «Не помилую! Зачем худо работника кормишь!» Старуха опять молится: «Очисти мою душу грешную!» Парень и говорит: «Очищу, очищу». — «И мужа очисти!» — «Очищу, очищу». — «И зятя моего очисти!» — «Успею, так и того очищу».

Старуха ушла, работник старухины деньги, сколько было, обрал и у мужа обрал. А зять в другом доме жил, к тому не сходил. Старуха схватилась — денег нет. «Ах, это, верно, меня господь очистил: ему, доброхоту, занадобилось!»

И стала работника кормить хорошо.

Как бражник в рай попал

Умер один пьяница, и стала его душа стучаться в райские ворота. Подошел к вратам Петр-апостол и спрашивает: «Кто стучится?» — «Я, бражник, желаю с вами в раю жить. А ты кто?» — «Я — Петр-апостол, который имеет ключи от сего царствия славы. Отойди отсюда, здесь бражники не водворяются, ибо им уготована мука вечная». — «А помнишь ли ты, Петр, когда Иисуса Христа на судилище привели, ты трижды от него отрекся? И все-таки ты в раю».

Услышал Петр и отошел в смущении.

Пьяница снова стучится. Пришел к вратам пророк Давид и опять говорит, что бражников сюда не пускают. А тот отвечает: «Помнишь ли, Давид, как ты слугу своего, Урию, на войну услал и там смерти предать повелел, а жену его к себе на прелюбодеяние взял? И все-таки ты в раю».

Отошел и Давид в смущении.

Бражник же в третий раз стучится. Пришел Иоанн Богослов и опять отгоняет: «Иоанн Богослов! — закричал бражник. — Не сам ли ты написал в Евангелии: „Любите друг друга?“ А ныне меня ненавидишь. Либо пусти меня, либо отрекись от того, что написал».

Отошел и Иоанн в сильном смущении. А тут вокруг любопытные души столпились, ждут, чем кончится.

Иоанну неловко, советуется он с Петром и Давидом. И решили они пустить бражника в рай, не то еще больше наговорит о них правды.

Нестёрка

Жил-был Нестерка. У него была детей шестерка. Воровать боялся, милостыню просить стыдился. А раньше барщина была. Три дня в неделю надо было барину работать со своими харчами. Жил Нестерка только своим праведным трудом. От барина никогда без спросу не уходил. Все добросовестно делал.

Задумался Нестерка: «Каким ремеслом прикажет мне бог жить?» Взял в котомочку хлеба и пошел. Идет дорогою лесной, и едет навстречу ему Егорий Храбрый. На сивой лошади, золотые стремена. Нестерка издалека шапочку снял и говорит: «Здравствуй, Егорий Храбрый, золотые стремена!» — «Здравствуй, Нестерка!» — «Куда едешь, Егорий Храбрый?» — «К господу богу». — «Вспомяни у бога меня. Я — Нестерка, у меня детей шестерка, воровать боюсь, милостыню просить стыжусь. А барину надо три дня работать. Чем, скажет бог, каким ремеслом жить?» — «Ладно, — говорит Егорий, — вспомяну!»

Пошел Нестерка назад. Видит — Егорий Храбрый опять едет. Нестерка издалека шапочку снял: «Егорий Храбрый, — говорит, — каким приказал господь ремеслом жить?» — «Забыл, — говорит Егорий Храбрый, — вспомнить». — «Я, — говорит Нестерка, — знаю, что святые о бедных не заботятся, как и богатые… Дай мне тогда свое золотое стремя от коня. Будешь на коня садиться, увидишь— стремени нет, — и вспомнишь обо мне!»

Егорий поехал, поговорил с господом богом, а вспомнить о Нестерке опять забыл. Подходит к лошади, видит — одно стремя, а второе — у Нестерки. Воротился он: «Господи, — говорит, — есть Нестерка, у него детей шестерка, воровать боится, милостыню просить стыдится. Каким ремеслом жить ему дадите?» Бог и говорит: «Кого обманет — его; без свидетелей возьмет — его!»

Едет Егорий Храбрый назад. Одна нога в стремени, другой ногой машет. А Нестерка давно шапочку снял: «Каким ремеслом бог велел жить?» Егорий говорит: «Кого обманешь — твое, без свидетелей возьмешь — твое. Давай, Нестерка, стремя!» — «А ты когда давал? Кто видел?» Засмеялся Егорий Храбрый. Драться не будешь! Уехал.

После этого Нестерка скрывался целый месяц. К барину на барщину не ходил. В одно прекрасное время пошел в баню. Сейчас же доложили соседи барину: «Нестерка в бане!» Барин посылает кучера Ивана: «Ты скажи Нестерке, чтоб явился к барину в воскресенье, в первом часу, когда барин придет с обедни…»

Приходит кучер Иван: «Здравствуй, Нестерка!» — «Здравствуй, Иванушка!» Доложил кучер, чтоб завтра пришел Нестерка к барину. И ушел домой.

Барин спрашивает: «Доложил?» — «Да, я сказал, чтобы в первом часу явился». — «Погоди, — говорит барин, — ужо я ему, мошеннику, вграблю!» — «Вот, — думает Нестерка, — в первом-то я часу не пойду. Когда человек поевши, подобрее будет».

Он и пошел во втором часу. Святое стремя в полотенце завернуто. «Доложите барину!» Вошел в комнату. Барыня говорит барину: «Надо толком расспросить, где Нестерка проживал. Месяц гулять — не шутовое дело!» А барин: «Запорю! — говорит. — Ты где, мошенник, скрывался до сего времени?» — «Барин, батюшка. Вот я! Был в столичном городе. Лил стремена. Серьги, кольца, цепочки — все умею! Только золота мне, а работа моя». Барин говорит: «А мне такие сольешь стремена?» — «Солью. Дай фунтов тридцать золота и получите золотые стремена. А дай еще фунтов сорок серебра — и серебряные солью. Только сроку надо семь месяцев».

Дал срок барин— работай! Насыпал ему тридцать фунтов золота и сорок серебра. И бумагу сделал для памяти себе: «Две пары стремян серебряных, одну — золотую. Остальное за работу пойдет».

Проходит лето. Нестерка семян купил, сошку справил, борону справил, купил коровушку, лошадку купил. Соседи дивуются, где это Нестерка денег берет; ребят одел, обул, рубашек накупил! Уздечку — надо, хомуток — надо, лемех — надо, веревочки — и те справить надо! Подковки отвалятся — тоже справить надо! Все надо!

Нестерка песни поет…

Прошло семь месяцев, восемь стало. Ноябрь. Дождик. Грязь, а где и снег бывает… Посылает Ивана-кучера барин: «Может, хоть одна готова?»

Приходит Иван-кучер: «Здравствуй, Нестерка!» — «Здравствуй, Иванушка!» — «Барин спрашивает, стремена ты слил — две пары серебряных, третью — золотые? Тридцать фунтов золота давал и сорок серебра!» — «А ты видал? Барин-то не дурак, в соломенную крышу не поверит такие деньги! А я не брал!..»

Приходит Иван-кучер к барину: «Нестерка говорит: „Я не брал; барин не дурак, в соломенную крышу не поверит такие деньги! А я не брал!“».

Барин кричит: «Я его на суд! В тюрьму забрякаю!»

Приходит Иван опять к Нестерке: «Тебя на суд зовут. В восемь утра приходи!»

Хорошо. Опоясался утром Нестерка. Лапотки надел. Мужик как мужик. Приходит на кухню. «Доложите барину, что я пришел!» Вышел барин: «На суд едем, собирайся!» — «Что же, — говорит Нестерка, — мне пешком не дойти. Одели бы меня. Кто поверит, что вы мне дали такую сумму — тридцать фунтов золота и сорок фунтов серебра?»

Стали его одевать господином. Цилиндр дали, зонтик. Настоящим помещиком одели. А Нестерка говорит: «Дай мне, барин, кучера». — «Василий-работник поедет». — «Барин, Василий — мой кучер?» — «Твой, твой!» — «Ты слышишь, Василий? Чей ты кучер?» — «Твой, Нестерка!»

Василию дали лошадей с рабочей конюшни; поехали. Барин говорит: «Не отставай от меня, Нестерка!» Барин вперед поскакал, Нестерка сзади догоняет — не догнать.

Приехали. Барин к прокурору пошел. Пустили его — барин! Со всеми за ручку здоровается. А Нестерка сзади ходит. Стал у порога. Подает барин записку: «Так и так, — говорит прокурору, — а куда он деньги дел? Ни стремян, ни денег».

Прокурор прочитал: «Тридцать фунтов золота, сорок фунтов серебра взято от такого-то помещика, такого-то месяца». Прокурор и говорит: «Нестерка, ты брал?» — «Никак нет, господин прокурор! Он скажет, что и пальто на мне его!» — «Мое!» — барин кричит. «И сапоги его?»— «Мои!» — «И кони его?» — «Мои!» — «И цилиндр его?» — «Мой!» — «Он скажет — и кучер его!» — «Мой!»

Прокурор — в окно: «Нестеркин кучер, сюда! Ты чей кучер?» — «Нестеркин».

И постановили: барин в разуме помешался!

А Нестерку оправдали, лошадей за ним оставили. На тех лошадях он и домой приехал.

Пряха

Спрашивает муж жену: «Что ты, баба, прядево не прядешь?» А она говорит: «Что ты, нынче праздник!» — «Какой?» — «Саввы-преосвященного».

Ну, мужик оставил ее в покое, не стал ее неволить.

Прошло несколько времени, опять ее муж спрашивает: «Что ты, баба, холсты не ткешь? Вот и Савва прошел». А она ему опять и говорит: «Нельзя нынче работать: нынче святая Варвара».

И вдруг его жена захворала, через три дня померла. Мужику покрыть-то ее оказалось и нечем. Взял он непряденую пряжу и обмотал ею жену.

Вот поп пришел отпевать и спрашивает мужика: «Что это она у тебя вся пряжей обмотана?» А муж и говорит: «Батюшка, она на этом свете вся просаввилась да проварварилась. Вот голая на тот свет и отправилась!»

Мужик на небе

Пустил мужик петуха в подвал; петух там нашел горошинку и стал кур скликать. Мужик услыхал про находку, прогнал петуха, а горошинку полил водою. Вот она и начала расти; росла, росла — выросла до полу. Мужик пол прорубил, горошинка опять начала расти; росла, росла — доросла до крыши. Мужик и крышу разобрал, стала горошинка еще выше расти; росла, росла — доросла до небушка. Вот мужик и говорит жене: «Жена, а жена! Полезу я на небушко, посмотрю, что там деется? Там и сахару и меду — всего вдоволь!» — «Полезай, коли хочешь!»

Мужик и полез на небушко; лез, лез, насилу влез. Входит в хоромы: везде такое загляденье, что он чуть глаза не проглядел! Середи хором стоит печка, в печке и гусятины, и поросятины, и пирогов — видимо-невидимо! Одно слово сказать — чего только душа хочет, все есть! А сторожит ту печку коза о семи глазах. Мужик догадался, что надобно делать, и стал про себя приговаривать: «Засни, глазок, засни, глазок!» Один глаз у козы заснул. Мужик стал приговаривать погромче: «Засни другой, засни другой!» И другой глаз заснул. Так шесть глаз у козы заснули, а седьмого глаза, который был у козы на спине, мужик не приметил и не заговорил. Недолго он думал, полез в печку, напился, наелся, насахарился; вылез оттуда и лег на лавочку отдохнуть. Пришел хозяин, а коза про все ему и рассказала: она все видела седьмым глазком. Хозяин осердился, кликнул своих слуг, и прогнали мужика взашей.

Побрел он к тому самому месту, где была горошинка: глянул — нет горошинки. Что будешь делать? Начал собирать паутину, что летает летом по воздуху; собрал паутину и свил веревочку; зацепил эту веревочку за край неба и стал спускаться. Спускался, спускался, хвать — веревочка вся, а до земли еще далеко-далеко; он перекрестился— и бух!.. Летел, летел и упал в болото. Долго ли, коротко ли сидел он в болоте (а сидел он в болоте по самую шею), только вздумалось утке на его голове гнездо свить; свила гнездо и положила яйца. А мужик ухитрился, подкараулил утку и поймал ее за хвост. Утка билась, билась и вытащила-таки мужика из болота! Он взял и утку, и яйца, принес домой и рассказал про все жене.

Не любо — не слушай

Как у нас на селе подралась попадья с дьяконицей; маленько поноровя, черт треснул пономаря; поп затужил и обедни не служил. Собирались сельские, деревенские, городские, посадские, собралось семьдесят семь нищих, плели они лычной колокол о сто пудов, повесили на крапивный сук, ударили в соборе не рано, услыхало людей не мало: Филька да Илька, Савка да Ванька. Приносили они нищим пищу: куричьи сливки, свиные рожки, бараньи крылья. Пошел Ванька в кладь, взял кусок железа, сковал себе топор: ни мал, ни велик — с комарье плечо. Пошел он с ним во чистое поле пресвятое дерево — рябину рубить. Впервые тюкнул — пошатнулася, вдругорядь тюкнул— повалилась. Он рубил, рубил, ничего не срубил, только у себя ногу отсек. День лежал и ночь лежал, никто не спознал; спознали комар да муха, зеленое брюхо; посадили его на колёски — повезли на небёски.

На небёсках стоит церковь— из пирогов складена, шаньгой покрыта, калачом заложена. Ванька хитер бывал: взял калач, переломил да и двери отворил. А в церкви-то все не по-нашему: паникадило репяное, свечи морковные, образа — пряничные; стоит поп железный, пономарь оловянный, жестяная просвирня. Он у них спросил: «Когда у вас бывает репное заговенье?»

Они ничего ему на то не сказали, он осерчал, по щелчку им дал да с неба упал.

Солдат, черт и Смерть

Служил солдат богу и великому государю целых двадцать пять лет, выслужил три сухаря и пошел домой на родину. Шел-шел и крепко задумался: «Служил я царю двадцать пять лет, был сыт и одет; а теперь до чего дожил? И голоден, и холоден; только и есть что три сухаря». А навстречу ему убогий нищий и просит милостинку. Солдат отдал нищему один сухарь, а себе оставил два. Пошел дальше; немного погодя попадается ему другой нищий, кланяется и просит милостинку. Солдат и этому сухарь, и остался у него один. Пошел дальше своей дорогою и повстречал третьего нищего; кланяется ему старец и просит милостинку. Вынул солдат последний сухарь и думает: «Целый дать — самому не останется, половину дать — пожалуй, сойдется этот старец с прежними нищими, увидит у них по целому сухарю и обидится; лучше отдам ему весь, а сам обойдусь кое- как!»

Отдал последний сухарь и остался ни при чем. Вот старец и спрашивает его: «Скажи, добрый человек, чего желаешь, в чем нуждаешься? Я тебе помогу». — «Бог с тобой! — отвечает солдат, — с тебя, старичок, взять нечего: ты сам человек убогий». — «Да ты не смотри на мое убожество, только скажи, чего желаешь, а я уж награжу тебя за твою добродетель». — «Мне ничего не надо, а коли есть у тебя карты, так подари на память». Старец вынул из-за пазухи карты и дает солдату: «Возьми, — говорит, — с кем ни станешь играть в эти карты — всякого обыграешь; да вот на тебе и торбу: что ни встретишь на дороге, зверя ли, птицу ли, и захочешь поймать, только распахни торбу и скажи: „Полезай сюда, зверь али птица!“ — и все сделается по-твоему». — «Спасибо», — сказал солдат, взял карты и торбу и поплелся в путь-дорогу.

Шел близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли и пришел к озеру, а на том озере плавают три диких гуся. Солдат и вздумал: «Дай-ка я торбу свою попробую!» Вынул ее, распахнул и говорит: «Эй, вы, дикие гуси! Полезайте в мою торбу». И только выговорил эти слова, как снялись гуси с озера и залетели прямо в торбу. Солдат завязал торбу, поднял на плечи и пустился в дорогу.

Шел-шел и пришел в город. Забрался в трактир и говорит хозяину: «Возьми этого гуся и зажарь мне к ужину, а другого гуся отдаю тебе за хлопоты, а третьего променяй мне на водку».

Вот солдат сидит себе в трактире да угощается: выпьет винца да гусем и закусит. И вздумалось ему посмотреть в окошко: стоит на другой стороне большой дворец, только во всем дворце нет ни одного стекла целого. «Послушай, — спрашивает он хозяина, — что это за дворец и отчего пустой стоит?» — «Да, — говорит хозяин, — царь наш выстроил себе этот дворец, только жить-то в нем нельзя; вот уж семь лет пустеет, всех нечистая сила выгоняет! Каждую ночь собирается там чертовское сонмище, шумит, пляшет, в карты играет и всякие скверны творит!»

Пошел солдат к царю: «Ваше царское величество, позволь, — говорит, — мне в твоем порожнем дворце одну ночь переночевать». — «Что ты, служба! — говорит ему царь, — уж были такие смельчаки, брались переночевать в этом дворце, да ни один живой нс вернулся!» — «Не бойся, русский солдат ни в воде не тонет, ни в огне не горит. Служил я богу и великому государю двадцать пять лет, да не умер; а то за одну ночь у тебя помру!» — «Я ж тебе говорю: пойдет туда с вечера живой человек, а утром одни косточки найдут!» Солдат стоит на своем: пусти да пусти его во дворец. «Ну, — говорит царь, — ступай с богом, ночуй, коли хочешь; я с тебя воли не снимаю».

Пришел солдат во дворец и расположился в самой большой комнате; снял с себя торбу и саблю, торбу поставил в уголок, а саблю на гвоздик повесил; сел за стол, вынул кисет с табаком, набил трубку — и покуривает себе. Вот ровно в двенадцать часов — откуда что взялось! — набежало во дворец чертей видимо-невидимо; поднялся гам, крик, пляс. «А, и ты, служивый, здесь! — закричали черти. — Зачем пожаловал? Не хочешь ли поиграть с нами в карты?» — «Отчего не хотеть! Только, чур, играть моими картами». Сейчас же вынул свои карты и ну сдавать.

Стали играть; раз сыграли — солдат выиграл, в другой — опять солдат выиграл; сколько ни ухитрялись черти, а все деньги спустили солдату: он знай себе загребает! «Постой, служивый, — говорят черти, — есть у нас еще шестьдесят четвериков серебра да сорок золота, давай-ка играть с тобой на это серебро и золото!» — и посылают они малого чертенка таскать серебро. Стали снова играть, солдат все обыгрывает: уж чертенок таскал- таскал, все серебро перетаскал и говорит старому дьяволу: «Дедушка, больше нет!» — «Таскай, пострел, золото!» Вот он таскал-таскал золото, целый угол завалил, а толку все нету, все солдат обыгрывает.

Жалко стало чертям своих денег, они и давай приступать к солдату, да как заревут: «Разорвем его, братцы! Съедим его!» — «Еще посмотрим, кто кого съест!» — говорит солдат, схватил торбу, распахнул и спрашивает: «А это что?» — «Торба», — говорят черти. «А ну, полезайте в торбу!» Только сказал — и полезли черти в торбу; да и много ж набралось их, чуть ни давят друг дружку! Солдат завязал торбу покрепче и повесил на стенку, на гвоздь, а сам улегся спать.

Поутру посылает царь своих людей: «Ступайте, проведайте — что с солдатом деется? Коли пропал от нечистой силы, так приберите его косточки!»

Пошли; приходят во дворец — а солдат весело по горницам похаживает да трубочку покуривает. «Здорово, служивый! Не чаяли увидать тебя живого! Ну, как ночевал, как с чертями поладил?» — «Что черти! Вы посмотрите-ка, сколько я серебра да золота у них выиграл, вон какие кучи!» Посмотрели царские люди и вздивовались, а солдат им наказывает: «Приведите, братцы, да поживее, двух кузнецов, да чтоб захватили с собой железную плиту и молоты». Те бегом бросились в кузницу и живо справили дело.

Пришли кузнецы с железной плитою, с тяжелыми молотами. «Ну-ка, — говорит солдат, — снимите эту торбу да приударьте ее по-кузнечному». Стали кузнецы снимать торбу и говорят: «Ишь какая тяжелая! Черти, что ли, в ней напиханы!» А черти откликаются: «Мы, батюшка! Мы, родимый!»

Сейчас же положили кузнецы торбу на железную плиту и давай молотами постукивать, словно железо куют. Жутко пришлось чертям, невмоготу стало терпеть: «Смилуйся! — заорали, — выпусти, служивый, на вольный свет; век тебя не забудем! А уж в этот дворец ни один черт ни ногой, всем закажем, за сто верст от него будем бегать!» Солдат остановил кузнецов и только развязал торбу — черти так и прыснули из нее и пустились без оглядки в тартарары — в преисподнюю. А солдат не промах, ухватил одного старого черта, разрезал ему лапу до крови: «Подавай, — говорит, — расписку, что будешь мне верно служить!» Нечистый написал ему в том расписку своею кровью, отдал и навострил лыжи.

Прибежали черти в пекло, переполошили всю нечистую силу — и старых, и малых; сейчас расставили кругом пекла часовых и крепко-накрепко приказали караулить, чтоб как-нибудь не пробрался солдат с торбою.

Пришел солдат к царю. «Так и так, — говорит, — очистил дворец от дьявольского наваждения!» — «Спасибо, — говорит ему царь, — оставайся жить у меня, стану тебя заместо брата почитать».

Остался солдат при царе жить; всего у него вдоволь, денег куры не клюют, и задумал он жениться. Оженился, а через год после того дал ему бог сына. Вот и приключилась этому мальчику хворь, да такая — не может никто вылечить; уж сколько лекарей перебывало, а толку нет ни на грош. И вспомнил солдат про того старого черта, что дал ему расписку, а в расписке написал: вечно-де буду тебе верным слугою; вспомнил и говорит: «Куда-то мой старый черт девался?» Вдруг явился перед ним тот самый черт и спрашивает: «Что твоей милости угодно?» — «А вот что: захворал у меня сынишка, не знаешь ли, как его вылечить?» Черт вытащил из кармана стакан, налил его холодной водою, поставил хворому в головах и говорил солдату: «Поди-ка, посмотри на воду». Солдат смотрит на воду, а черт его спрашивает: «Ну, что видишь?» — «Я вижу: в ногах у моего сына стоит Смерть». — «Ну, коли в ногах стоит, то будет здоров; а если бы Смерть в головах стояла, то непременно бы помер!» Потом берет черт стакан с водою и брызнул на солдатского сына, и в ту же минуту он здоров сделался. «Подари мне этот стакан, — говорит солдат, — и больше ничего от тебя не надо!» Черт подарил ему стакан, а солдат вернул назад расписку.

Сделался солдат знахарем, стал лечить и бояр, и генералов; только посмотрит в стакан — и сейчас скажет: кому помереть, кому выздороветь.

Случилось самому царю захворать; призвали солдата. Вот он налил в стакан холодной воды, поставил царю в головах, поглядел и видит, что Смерть тут уж, в головах, стоит. И говорит солдат: «Ваше царское величество! Никто тебя не сможет вылечить, Смерть в головах уж стоит: всего- навсего только три часа и осталось тебе жить!» Царь услыхал эти речи и сильно на солдата озлобился: «Как так? — закричал на него. — Ты многих бояр и генералов вылечивал, а меня не хочешь? Сейчас прикажу казнить тебя смертью!» Солдат думал-думал, что ему делать, и начал просить Смерть: «Отдай, — говорит, царю мой век, а меня умори; все равно придется мне помереть — так уж лучше помереть своею смертью, чем лютую казнь претерпеть!» Посмотрел в стакан и видит, что Смерть стоит у царя в ногах. Тут солдат взял воду и сбрызнул царя: стал он совершенно здоров.

«Ну, Смерть! — говорит солдат. — Дай мне сроку хоть на три часа, только домой сходить да с женой и сыном проститься». — «Ступай!» — отвечает Смерть. Пришел солдат домой, лег на кровать и крепко разболелся. А Смерть уж около него стоит: «Ну, служивый! Прощайся скорее, всего три минуты осталось тебе жить на свете». Солдат потянулся, достал из-под головы торбу, распахнул и спрашивает: «Что это?» Смерть отвечает: «Торба». — «Ну, коли торба, так полезай в нее!» Смерть прямо в торбу и заскочила. Солдат — куда и хворь девалась! — вскочил с постели, завязал торбу крепко-накрепко, взвалил ее на плечи и пошел в леса брянские, дремучие. Пришел и повесил эту торбу на горькой осине, на самой вершине, а сам воротился домой.

С той поры не стал народ помирать: рождаться — рождается, а не помирает! Вот прошло много лет, солдат все торбы не снимает. И случилось ему идти по городу. Идет, а навстречу ему древняя старушка: в которую сторону подует ветер, в ту сторону и валится. «Вишь, какая старуха! — сказал солдат. — Чай, давно уж помирать пора!» — «Да, батюшка, — отвечает старушка, — мне давно помереть пора; еще в то время, как посадил ты Смерть в торбу, оставалось всего житья моего на белом свете один только час. Я бы и рада на покой, да без Смерти земля не принимает, и тебе, служивый, за это от бога непрощеный грех! Ведь не одна душа на свете так же, как я, мучится!» Вот солдат и стал думать: «Видно, надобно выпустить Смерть; уж пускай уморит меня… И без того на мне грехов много, так лучше теперь, пока еще силен, отмучаюсь на том свете; а как сделаюсь крепко стар, тогда хуже будет мучиться».

Собрался и пошел в брянские леса. Подходит к осине и видит: висит торба высоко-высоко и качает ее ветром в разные стороны. «А что, Смерть, жива?» — спрашивает солдат. Она из торбы едва голос подает: «Жива, батюшка!» Снял солдат торбу, пришел домой, развязал ее и выпустил Смерть, а сам лег на кровать, прощается с женою и сыном и просит Смерть, чтоб уморила его. А она бегом за двери да давай бог ноги: «Пускай, — кричит, — тебя черти уморят, а я тебя морить не стану!»

Остался солдат жив и здоров и вздумал: «Пойду-ка я прямо в пекло; пускай меня черти бросят в кипучую смолу и варят до тех пор, покуда на мне грехов не будет». Простился со всеми, и пошел с торбою в руках прямо в пекло. Шел он близко ли, далеко, низко ли, высоко, мелко ли, глубоко и пришел-таки в преисподнюю. Смотрит, а кругом пекла стоят часовые. Только он к воротам, а черт спрашивает: «Кто идет?» — «Грешная душа к вам на мучение». — «А это что у тебя?» — «Торба». Заорал черт во все горло, ударили тревогу, сбежалась вся нечистая сила, давай запирать все ворота, двери и окна крепкими запорами. Ходит солдат вокруг пекла и кричит князю пекла, главному черту: «Пусти, пожалуйста, меня в пекло; я пришел к вам за свои грехи мучиться». — «Нет, не пущу! Ступай куда знаешь; здесь тебе места нет!» — «Ну, коли не пускаешь меня мучиться, то дай мне двести грешных душ; я поведу их к богу, может, господь и простит меня за это!» Князь пекла отвечает: «Я тебе еще от себя прибавлю душ пятьдесят, только уходи отсюда!»

Сейчас же велел отсчитать двести пятьдесят душ и вывести в задние ворота. Сказано, сделано. Забрал солдат грешные души и повел их к самому раю. Апостолы увидали и доложили господу: «Такой-то солдат двести пятьдесят душ из пекла привел». — «Примите их в рай, а солдата не пускайте». Только солдат отдал одной грешной душе свою торбу и приказал: «Смотри, как войдешь в райские двери — сейчас скажи: „Полезай, солдат, в торбу!“» Вот райские двери отворились, стали входить туда души, вошла и грешная душа с торбою, да о солдате от радости и забыла.

И солдат остался, ни в одно место не угодил. И долго после того он жил на белом свете да вот только на днях помер.

Аника-воин и Смерть

Ездил Аника-воин по чистым полям, по темным лесам, ни на кого не наезжал, не с кем силы попробовать. «С кем бы мне побиться? — думает Аника-воин. — Хоть бы Смерть пришла». Глядь — идет к нему страшная гостья: тощая, сухая, кости голые! И несет в руках серп, косу, грабли и заступ. «Что это за чудище! — говорит Аника-воин, — царь ли ты, царевич, король ли, королевич?» — «Я не царь, царевич, не король, королевич, я твоя Смерть — за тобою пришла!» — «Не больно страшна: я мизинным пальцем поведу — тебя раздавлю!» — «Не хвались, прежде богу помолись! Сколько ни было на белом свете храбрых могучих богатырей — я всех одолела. Сколько побил ты народу на своем веку! — и то не твоя была сила, то я тебе помогала!»

Рассердился Аника-воин, напускает на Смерть своего борзого коня, хочет поднять ее на копье булатное, но рука не двигается. Напал на него великий страх, и говорит Аника-воин: «Смерть моя, Смерточка! Дай мне сроку на один год». Отвечает Смерть: «Нет тебе сроку и на полгода». — «Смерть моя, Смерточка! Дай мне сроку хоть на три месяца». — «Нет тебе сроку и на три недели». — «Смерть моя, Смерточка! Дай сроку хоть на три дня». — «Нет тебе сроку и на три часа». И говорит Аника-воин: «Много есть у меня и серебра, и золота, и каменья драгоценного; дай сроку хоть на один час — я бы раздал нищим все свое имение». Отвечает Смерть: «Как жил ты на вольном свете, для чего тогда не раздавал своего имения нищим? Нет тебе сроку и на единую минуту!»

Замахнулась Смерть острою косою и подкосила Анику-воина. Свалился он с коня и упал мертвый.