Регистратура в родильном отделении городской больницы. У окошка с надписью «Справка» стоит импозантный мужчина 35 лет в дорогом черном костюме от Скоттини, в черных модельных ботинках, в черной шелковой рубашке с вызывающе красным галстуком. Только самый кончик носа у него белый. Он переминается с ноги на ногу. Из одной руки в другую он перекладывает букет алых роз. Он не просто томится в ожидании он явно нервничает. Это заметно и по подергиванию его век и по сильному дрожанию его рук.
Проходит несколько минут. Слышно цоканье каблучков по ступенькам лестницы. Наконец появляется медсестра — девушка 23 лет в белом халате. С виноватой улыбкой она держит в руках запеленутое дитя. Мужчина в нетерпении бросается к ней. Медсестра с сожалением протягивает ребенка и получает взамен букет роз.
Мужчина бережно берет его и, поддерживая левой рукой, правой осторожно отворачивает края, но тут же, ошеломленный, отбрасывает его, как будто обнаружил взрывное устройство чеченских террористов. Сестра его ловит.
Мужчина в припадке горя заваливается на пол лицом вниз. Рвет на себе волосы. Отрывает парик — как у Кобзона. Остается в шапочке кардинала — с лысым кружком на затылке. Катается по полу и воет.
Вскакивает и снова бросается к ошеломленной медсестре, стоящей поодаль и наблюдающей за этой жутью. У нее под ногами уже разбросаны алые розы.
Мужчина в пыльном и мятом костюме от Скоттини ступает на них и снова склоняется над свертком. Нервно отворачивает края. Медсестра в ужасе наблюдает за ним и пятится к лестнице.
Мужчина воздевает руки к небу и беззвучно раскрывает рот, будто читает молитву «Отче наш». Медсестра останавливается. Она наблюдает за ним и с недоумением качает головой. А мужчина говорит и говорит, то прикладывая руки ко лбу, то сжимая ими виски. Говорит, хотя ни слова не слышно.
И тогда медсестра не выдерживает и жалеет несчастного родителя. Она еще больше разворачивает пеленки и подносит сверток к самому рту убитого горем отца. Тот непонимающе смотрит то на нее, то на сверток. Смотрит и… молчит.
И медсестра, еле сдерживая слезы, дрожащим голосом поясняет: «Говорите громче! Оно еще и глухое!» И оба рыдают, склонившись над новорожденным ухом.