Живая очередь

Глава 21

Первое, что услышал Дмитрий Петрович, когда очнулся — были чьи-то голоса. Пока они звучали не слишком отчетливо, как из трубы, но все же нечто неуловимо знакомое в них присутствовало. Старик не знал, где он, и что вообще происходит. Последнее, что он помнил — это острую боль в сердце и холодную асфальтовую дорожку. Все остальное являлось для него полнейшей загадкой. Дмитрий Петрович попробовал пошевелить рукой, и это ему удалось. Нехотя, но рука отозвалась на команду и повиновалась.

— Очнулся, очнулся! — раздались голоса, и над кроватью пациента склонилось несколько человек.

Кто-то гладил его по голове, кто-то ободряюще и в то же время очень осторожно трепал по плечу. Дмитрий Петрович не мог разобрать, кто это был — перед глазами стояла пелена. Но рука, перебирающая его седые волосы, почему-то показалась женской и до боли знакомой. Пенсионер очень хотел открыть глаза и взглянуть на тех, кто стоял рядом. Но он не смог этого сделать — все было как в тумане.

— Так! Освобождаем палату! Больному нужен покой, — послышался строгий голос. И Дмитрий Петрович снова погрузился в небытие.

Когда он очнулся во второй раз, то почувствовал себя уже лучше. Старик с трудом разомкнул тяжелые веки и огляделся. Перед его взором открылась типичная больничная палата, только вот кроме него здесь никого не было. На письменном столе в вазочке находились цветы, на подоконнике лежали фрукты. Дмитрий Петрович попытался приподняться на локтях, но не смог, все-таки он был пока еще слишком слаб. Оставив бесполезные попытки, пенсионер попытался понять, как долго здесь находится. Но сделать это было весьма затруднительно — часов на руке не было, а до газет и журналов, лежащих на столе, старик не мог дотянуться при всем желании. Он хотел было уже позвать медсестру, но в этот момент женщина в белом халате сама вошла к нему в палату и приветливо улыбнулась.

— Ну, как ваше самочувствие, Дмитрий Петрович? — спросила она.

— Слабость.

— В вашем состоянии это вполне нормально.

— А что со мной?

— Инфаркт, Дмитрий Петрович. Еще бы чуть-чуть, и мы не смогли бы ничего сделать. Но, слава Богу, скорая вас быстро к нам доставила.

— А сколько я здесь нахожусь?

— Да уж три дня. Ваши друзья все извелись.

— Друзья? Какие друзья?

— Ну как это какие? Вам видней. Уж сколько я здесь работаю — ни к кому столько не ходят, как к вам. Судя по всему, личность вы знаменитая.

— А где…

— Так, довольно разговоров, вам это сейчас вредно. Отдыхайте, набирайтесь сил. Я сейчас сделаю вам укольчик, а вечерком еще подойду.

— Но мне важно знать…

— Дмитрий Петрович, послушайте моего совета. Сейчас вам вредно волноваться. Скоро вы узнаете все, что хотите, но не сейчас. Сейчас мы будем спать. И не сопротивляйтесь, а то я вас свяжу. Хотите?

Пенсионер улыбнулся, не в силах произнести ни слова. Пожалуй, сейчас он действительно был еще слишком слаб. Позволив медсестре сделать укол, Дмитрий Петрович закрыл глаза и проспал почти целый день…

А на следующее утро он почувствовал себя почти бодрячком. Во всяком случае, у него появился аппетит, и он уже мог слегка приподняться на кровати, чтобы облокотиться на подушку. Вошедшая медсестра, измерив давление и проведя ряд других необходимых процедур, состоянием своего пациента осталась довольна.

— Я вижу, вы идете на поправку, — с улыбкой сказала она.

— Наверное. Я и правда лучше себя чувствую.

— Вот и хорошо, я очень за вас рада.

— Скажите, а друзья, о которых вы говорили, они все еще там?

— Вы знаете, в данный момент там только один ваш друг. Но и он ненадолго отошел.

— Жаль, — сказал заметно погрустневший Дмитрий Петрович. — Я ведь так и не знаю, кто там был…Ну хотя бы скажите, сколько их пришло, как они выглядели.

— Я лучше кое-что другое сделаю. Тот человек, который сейчас отошел, попросил вам одну вещь предать. Утверждал, что вам будет очень приятно, и сказал, что вы все поймете.

— Да? И что же это за вещь?

— Это даже не вещь, а еда. Пирожки с капустой.

— Мне, конечно, приятно. Но признаться, я до сих пор так ничего и не понял…

— Ваш друг это предвидел. Поэтому попросил добавить, что попробовав эти чудесные пирожки, вы сразу же догадаетесь, что их могла приготовить только одна женщина на этой планете.

— Ах, — произнес Дмитрий Петрович. — Неужели, Софья… Но как? Каким образом? Ведь она в доме для престарелых…

— Уважаемый больной! Если вы будете так нервничать, я немедленно сделаю вам укол.

— Нет-нет. Я не нервничаю, просто не совсем понимаю. Это ведь невозможно…

— Ладно, не буду вас больше мучить, — с улыбкой сказала женщина. — Этот ваш друг — большой шутник. Сюрприз вам сделать хотел. Он ждет за дверью и просто жаждет с вами пообщаться. Почти не отходил от вас, даже ночевать оставался. Да и другие тоже. Пока не убедились, что вашей жизни ничто не угрожает — не хотели расходиться. Я вам даже завидую. Чтобы иметь таких преданных друзей, нужно быть очень хорошим человеком…

— Эй, там, за дверью, заходите, — крикнула медсестра, и в палату тут же ворвался улыбающийся Степан в красно-синем шарфе ЦСКА.

— Ну как ты, дружище? — воскликнул он. — Ну и напугал ты нас, Димка! Прямо спасу с тобой нет, честное слово!

— Степка! Как я рад тебя видеть! Как ты здесь оказался? Мы тогда расстались и все! Я думал, и не свидимся больше!

— Эх ты! Думал он! Чем ты думал? Уж явно не головой! Тут такие события творятся — не поверишь.

— Ты мне лучше скажи, откуда пирожки? Их ведь Софья приготовила, я знаю. Вы что нашли ее? Как?

— У… это долгая история!

— Рассказывай скорее! Что у вас там творится? Я вообще ни черта не понимаю!

— Так, — вмешалась медсестра. — Больному нельзя волноваться!

— Да поймите вы, — сказал Дмитрий Петрович. — Если я не узнаю, в чем здесь дело, я буду волноваться гораздо больше. Дайте нам часок, а? Ну, пожалуйста! Это очень важно, вы даже не представляете себе!

— Уговорили. В виде исключения даю вам ровно тридцать минут и ни секунды больше! Время пошло. Если что — нажмите вон ту красную кнопочку над вашей кроватью. Я сразу же приду.

— Конечно-конечно. Не сомневайтесь. Если что — я сразу же вас вызову.

— А вы, — обратилась женщина к Степану, — постарайтесь его не волновать. Это ему сейчас противопоказано.

— Что ж я, дурак, что ли! Понимаю!

— Ну все, тогда я вас оставляю.

— Степка, ну не томи ты! Говори давай скорее! Что там с Софьей? Как ты вообще узнал, что я здесь?

— У… сколько ты вопросов-то сразу задаешь! Даже не знаю, с чего начать.

— Степан…

— Ладно. Не буду тебя больше мучить, тем более, это сейчас крайне нежелательно. Начну с самого начала….

— Когда я от вас ушел после похода в ту поликлинику — злой был до ужаса, — начал рассказ Степан. — Все крушить хотелось вокруг и ломать. Нажрался, как скотина. А потом так несколько дней и не просыхал, вообще ничего не соображал. И в голову мне как-то взбрело на футбол рвануть. Ну не знаю почему — захотелось просто. Как в метро садился, как ехал — ничего не помню.

— Подожди. Ну а как же ты без билетов на футбол поехал?

— Так говорю, пьяный был. Я даже не был уверен, что ЦСКА именно в этот день играет, на обум махнул. Ну чего с пьяного человека взять? Но суть не в этом. До стадиона я так и не добрался. Вышел из подземки, огляделся, да побрел Бог знает куда. Вдруг слышу крики «Дядя Степан! Дядя Степан!» Стою — ничего не понимаю. Кто меня, думаю, зовет? А тут парнишка подбегает молодой, а вместе с ним еще человек пятьдесят — почти все в шарфах, в атрибутике (видишь, даже мне один подарили). И здоровые, как лоси. Я уж испугался, что бить будут. Ну, ничего, думаю, уж двоих уложу, а дальше как получится. А парнишка мне и говорит: «Вы что, дядя Степан, не узнаете?». А я ж пьяный. Пригляделся — вроде рожа-то знакомая, а где его видел — не помню. Ну, он заметил, что я растерялся, и говорит: «Дядя Степан, я Крейзи. Помните, мы с вами на ЦСКА-Бавария ходили. Вы еще тогда песню пели, и мы победили 3:2». Тут-то я его и вспомнил. Обнялись мы с ним, расцеловались, а парень этот еще своим говорит — смотрите, мол, это про него я вам рассказывал. Ну, эта орава на меня так уважительно посмотрела, головами закивала. Я аж покраснел, наверное. Хотя рожа в тот момент у меня и без того, как спелый помидор была

— Да ты не отвлекайся. По делу говори.

— Так я и говорю, не перебивай. Видит он, что я не в самом лучшем состоянии нахожусь. Спрашивает, что стряслось. А у меня так погано на душе, так муторно. «Долгая эта история, — говорю. — Ты ведь, наверное, на игру опаздываешь». А он мне — да Бог с ней, с игрой, какой матч может быть, коль другу плохо? «А мы разве друзья?» — спрашиваю. А он мне «А то! Я ж говорил, мы своих никогда не бросаем. Рассказывай, дядя Степан, что стряслось». Шоблу-то свою на футбол отпустил и отвел меня куда-то в тихий дворик, от чужих взглядов подальше. Ну я и выложил ему все, как на духу. И про нашу поликлинику, и про тебя, и про Андрюху, да про всех нас. А потом про главного врача, про все его пакости, и как мы втроем остались, и как я от вас потом ушел…

— А он? Он-то что сказал?

— Да он с каждой минутой хмурился все больше. А потом еще долго ругался, что я раньше его не нашел. Я его спрашиваю «Ну а ты чем нам мог помочь? У тебя и самого, небось, забот хватает». А он мне «Да я, дядя Степан, ради вас и ваших друзей в лепешку расшибусь. Вы ж мои кореша! И ребята мои за вас горой. Я ж им про вас столько всего рассказывал, вы у нас настоящие герои. Серьезно. Ни один клуб такими болельщиками похвастаться не может. Вы же сами говорили, что у вас правило главное в поликлинике, что все друг другу помогать должны. Так в этом мы похожи, у нас точно такой же кодекс действует. Да даже если б вы за другой клуб болели — это все неважно. Мы же люди, а люди должны друг другу добро делать. Иначе зачем вообще жить»?

— Ну а дальше-то что? Он ведь простой парень. Это же смешно, что он мог как-то реально помочь! У него ж ни связей, ни влияния нет. Он же простой болельщик!

— Ну, это ты зря, дальше слушай. Мы с ним долго еще болтали о том о сем, ребят его дождались с футбола. Крейзи их в сторонку отвел, да о чем-то шептаться начал. А я вижу, ребята-то серьезные. Здоровые, как на подбор. Крейзи средь них и не видно, однако, уважают его там. Он у них лидер. Ну, поболтали они о чем-то, и Крейзи ко мне подходит. «Ведите, дядя Степан, — говорит, — нас в свою поликлинику. Мы сейчас власть там менять будем».

— Что, прямо так и сказал? Во дает!

— Да я сам удивился. Говорю: «Там охранников — человек десять». А он мне — «Да мои ребята с этими шкафами на раз-два-три разберутся. Нас тут не меньше пятидесяти. Мы знаете в каком авторитете? Хулиганы из других клубов против нас только имея трехкратное преимущество выходить решаются, и то в итоге бегут. А вы нас какими-то охранниками пугаете. Смешно»! Ну, чего делать? Я на этого главного врача и сам зол был дальше некуда. Думаю, а почему б не рискнуть, ничего ведь не теряем. Ну, пацаны-то шарфики свои попрятали, чтоб внимание не привлекать, да вместе со мной в метро зашли, и к нам в поликлинику поехали.

— Ничего ж себе! Даже поверить трудно!

— Да я сам мало что понимал, пьяный был в стельку. «И чего, думаю, он за нас вступился. Может, перед своими бахвалится? А потом найдет предлог да назад повернет». Но нет — не повернул. Мы когда на место подошли, охранника на входе чуть кондрашка не хватила. В милицию звонить побежал — да не успел. Бугай какой-то к нему подскочил, да с одного удара вырубил. Крейзи мне потом сказал, что этот парень — бывший боксер, еще никто после его удара на ногах устоять не мог. Ну и вошли мы в поликлинику. А народу там, нам на радость, почти никого. Врачи как увидели такую ораву — по кабинетам попрятались. Ребята на них даже внимания не обратили — прут как танки. Подошли мы к кабинету главного врача, а там охранники — пять или шесть человек. Но они как увидели нас — сразу все поняли. Даже лезть к нам не стали — бесполезно, расступились боязливо и все. А Крейзи с десяток своих бойцов с ними оставил, дабы в милицию не обратились. А мы все к Алексею Филипповичу заглянули.

— Ну а он-то что? Испугался, небось?

— Не то слово. Сначала разорался, кто в его кабинет без стука зайти посмел, а затем нас увидел — и притих. Я не сдержался. Подбежал к этому ублюдку, да в рыло от души заехал. Со всего размаха! Он через свой стол и перелетел.

— Ну ты даешь!

— Да я даже по трезвой башке ему бы двинул. А тут пьяный — мне и море по колено. А затем Крейзи к нему побежал и такими словами крыть начал — даже мне не по себе пришлось. А этот вшивый интеллигент как осинка трясется, да сопли по лицу размазывает. Ну, Крейзи ему дал для порядка по ушам пару раз, тот совсем оробел. По полу валяться начал, прощения просить. А Крейзи ему «Ты, гад, не у меня прощенья проси, а у стариков, которых обидел. Я тебе за них шею сверну, понял?». Тот башкой, как китайский болванчик кивает. Понял, мол все — только не троньте.

— Ага! Так я и поверил в его искренность. Небось дождался, когда ребята уйдут, да еще больше зверствовать начал.

— Ну уж нет! Ты дальше слушай. В общем, всего он Крейзи наобещал: и порядки былые восстановить, и библиотеку, и о всяких направлениях к врачам забыть начисто. В общем — все, чего мы и добивались.

— Так я ж говорю! С главным врачом все эти штучки бесполезны. Он согласится со всем, чтоб его в покое оставили, а потом опять за свое возьмется. Так уже было. Помнишь?

— Дай до конца все рассказать. Что ж ты встреваешь все время?

— Ладно, извини. Говори.

— Ну так вот. Крейзи ему пощечин несколько дал, чтоб в чувство привести, и как заорет: «Говори, сволота, свои полные ФИО». А когда он их назвал, Крейзи мобильник достал да номер чей-то набрал. А потом и говорит в трубку: «Саня, данные мне кое-какие пробить надо, скажи-ка, где перец с такими инициалами проживает»? А закончив разговор, наклоняется к Филиппычу нашему и в самое ушко его домашний адрес называет. Тот еще больше затрясся. «Родных, — говорит, только не трогайте». А тот ему: «Да на хрен они мне сдались? Я ж не такая падла, как ты. Это я тебе для того сказал, чтоб ты, сволота, не думал мне мозги полоскать. Все мне о тебе известно, и если кинуть меня вздумаешь — из-под земли достанем».

— Ничего ж себе! Это кому он, интересно, звонил?

— А другу своему. Тот то ли хакер, то ли еще кто. В общем, спец по таким вещам. У него базы какие-то компьютерные на всех людей Москвы имеются.

— До чего дошел прогресс!

— Это точно. Ну ты дальше слушай. В общем, Филлипыч наш совсем сломался — хнычет, как баба. «Отпустите, — говорит. — Клянусь, все сделаю, как вы скажите». Тут я опять к нему подхожу и требую, чтоб он Софью нашу обратно вернул. А тот как начнет скулить и в ногах моих ползать. «Не могу, — говорит. — Для этого согласие ее родственников нужно». Крейзи как ему даст по уху и снова кричит: «Согласие мы обеспечим. Ты сделай по своей линии все, как положено». Ну, тот снова кивает своей башкой, да слезы льет. Все, мол, сделаю. А Крейзи к нему вновь наклоняется и шепчет: «И запомни, за этими людьми я стою. И если ты, выродок, хоть пальцем их тронешь, хоть раз не так на кого-нибудь из них посмотришь, я тебя завалю, и труп твой свиньям на корм отдам».

— А он смельчак, этот Крейзи. Не думал…

— Да я сам не думал. Но это еще что! Видел бы ты, как Софьин зять перед ним ползал. И жена его вся присмирела, как шелковая ходила. Оба обещали клятвенно, что немедленно Софушку нашу из дома для престарелых заберут да хранить ее будут, как зеницу ока. Каждую пылинку сдувать!

— Ну и как оно дальше-то повернулось? Вернули Софушку, аль наврали все?

— Вернули! Прямо на следующий день! Филиппыч постарался — через своих каких-то знакомых все провернул, чтоб формальности все уладить скорее. Крейзи за ней на машине приехал, да меня с собой взял. Ох, и обрадовалась она. Плачет — не понимает ничего. А потом, когда чуток отошла, пирожков своих фирменных испекла. Причем не только на нас с Крейзи, но и на всю ораву фанатов. А ребятки — то, как угощения ее отведали, так зауважали еще похлеще, чем меня. Всю ее заобнимали, зацеловали. А Софьюшка — простая душа — настоящими комсомольцами их назвала и почаще заходить попросила. Она ж даже не знала, кем они нам с Крейзи приходятся. Мы ей сказали, что, мол, просто люди хорошие, этого и достаточно было. Все-таки она баба мировая!

— Ну а дальше-то что было? Не томи, Степка.

— А дальше про тебя мы новость узнали. Хотели сообщить про Софушку, а нам соседка сказала, что тебя в больницу увезли. Она из окна видела, как ты упал, и сразу же в скорую позвонила. Перепугались все жутко! Мало ли что с тобой. Ох, и напугал ты нас, Димка! Ох и напугал!

— Да ладно! Все со мной в порядке! Слушай, а скажи мне…

— Так, — сказал медсестра, входя в палату. — Ваше время истекло, больному пора спать.

— Ну дайте мне еще пять минуток, — взмолился Дмитрий Петрович.

— Никаких минуток, я и так все инструкции нарушила. В следующий раз поговорите.

— Ладно, Димка, она права, — сказал Степан. — Ты и правда еще не окреп. Отдыхай, мы к тебе еще придем.

— Ты хоть скажи, кто мы? Мне и сестричка сказала, что много народу приходило, а кто я и не знаю. Это так важно…

— Ох, Димка! Да все наши и приходили. Я, Андрюха, Илья, Кирилл, Софья, куча других людей, с которыми мы в поликлинике общались. Я даже по именам не всех знаю. И Крейзи со своими здесь побывал, и даже некоторые врачи из нашей поликлиники!

— Серьезно? Неужели стольких людей моя жизнь волновала?

— Спрашиваешь еще? Да ты даже не представляешь, как все мы тебя любим! Как ты всем нам нужен, друг! Поправляйся скорее. Я обязательно еще зайду.

— А вот всех я сюда не пущу, — строго сказала медсестра. — У нас тут больница, а не дом советов.

— Да ладно, тебе, — ответил Степан. — Не серчай на нас. Нам, старикам, и послабления некоторые положены.

— А то я их вам не делаю?

— Шучу. Спасибо, лапонька, что поговорить нам с другом позволила. Давай, Димка, до встречи!

— Пока, Степка! Приходи скорее!

— Конечно, приду! Не болей!

Дмитрий Петрович еще долго не мог заснуть. «Неужели это все правда? — думал он. — Даже поверить в это не могу. После стольких бед, стольких разочарований, неужели и на нашу улочку праздник пришел? Как хорошо, если так! Ну и дает этот Крейзи! Ай да парень! Побольше бы таких, глядишь, и жизнь на земле лучше станет…» С этими мыслями Дмитрий Петрович и уснул — сказывалось действие лекарства, да и слабость все еще давала о себе знать. Несмотря на то, что пенсионер всячески бодрился, до полного выздоровления было еще далеко.

Проснулся он ближе к вечеру. Огляделся по сторонам да заулыбался. Цветов-то на журнальном столике значительно прибавилось. Да и продуктов тоже — они даже в холодильник все не вмещались. Значит, любят его, значит, ждут. И так приятно стало от этих мыслей, так радостно, что с кровати вскочить захотелось да в пляс пуститься. Давно уже старик таким довольным не был!

Дмитрий Петрович нажал на красную кнопку, расположенную над кроватью. Медсестра не заставила себя долго ждать — мгновенно примчалась.

— Случилось что? — взволнованным голосом спросила женщина.

— Конечно, случилось, — с улыбкой ответил старик. — А жизнь-то налаживается!

— Ах вы, шутник! Впрочем, вовремя вы проснулись. Там вас еще один гость дожидается.

— А кто? Не Степан?

— Нет. Парень какой-то молодой. Взгляд у него странный очень, а в волосах седина. Если хотите, я могу его не пускать, скажу, что вам покой нужен.

— Ну уж нет. Этого парня я знаю, он мой друг. Если б не он — даже не знаю, что со всеми нами было. Пусть он зайдет, я очень хочу его увидеть.

— Ну, дело ваше. Только вам покушать надо.

— После, деточка. Я пока не голоден.

— Ну смотрите! После того, как ваш гость уйдет, хотите — не хотите, а есть придется.

— Договорились.

— Здравствуйте, Дмитрий Петрович, — сказал Крейзи, входя в палату.

— И тебе привет! Спаситель ты наш!

— Да какой я вам спаситель! Скажете тоже! Просто люблю, чтоб все по-справедливости было, по-честному.

— Ты вроде парень-то совсем молодой, а мыслишь, как взрослый мужик. И поступаешь соответственно. Откуда у тебя это? Никогда не думал, что средь нашей распущенной молодежи такие люди встречаются! Столько читал всего про фанатов — так никто о них доброго слова не сказал.

— Дмитрий Петрович, люди все разные. В том числе и среди молодежи. А насчет взрослости вы правы. Рано мне мужиком стать пришлось. Я ж детдомовский, а там, если постоять за себя не можешь — не выжить. Однажды набросилась на меня толпа старших пацанов. Я за друга своего вступился. «Не справедливо, — говорю, — что вас семеро, а он один». Пинали меня, пока не устали, а один из них потом подходит ко мне, бесчувственному, и говорит «Думаешь, есть на свете справедливость? Нет ее ни хрена. И ты это скоро поймешь». Я хоть и не соображал почти ничего — эти слова запомнил, а потом по одиночке их отловил да наказал, как следует. А того парня, что про справедливость со мной рассуждал, я последним нашел. Настучал ему по башке, а потом, к самому уху наклонившись, прошептал: «Есть она, справедливость. Yfcnexfk tve Просто не надеяться на нее надо, а самому добиваться». Ну ладно, чего об этом вспоминать. Давайте о более приятном поболтаем. Знаете, что ваши друзья сейчас делают?

— Нет. Даже не представляю.

— Они такую бурную деятельность развели, что даже мои ребята удивляются, откуда ж у них в таком возрасте столько сил. Представляете, раздобыли список адресов всех людей, которые к поликлинике приписаны, а затем всех стариков по этому списку обходить начали. Фронт работ разделили, чтоб побыстрее управиться.

— А зачем они все это делают?

— Ну, как зачем? Чтоб сообщить людям, что все наладилось, как прежде стало. Чтоб старики в поликлинику вернулись, а не дома чахли.

— Откуда ж они адреса раздобыли? Главный врач их в тайне держал.

— Ну, он теперь как шелковый ходит. Все, что ни попроси — все сделает!

— Ну и как там обстановка? Многие возвращаются?

— Да почти все. Ваши друзья людей уже второй день обходят, посменно работают. Я уж им помощь свою предложил. «Что вы, — говорю, — маяться будете. Давайте мы с ребятами всех обойдем». А они ни в какую, говорят, что незнакомым людям никто не поверит. Ну, может и так. В общем, агитируют по полной программе, во всяком случае, народу в поликлинике день ото дня все больше становится. Почувствовал народ перемены — пошел. И вы скорее выздоравливайте. Старики говорят, без вас совсем не то, соскучились!

- Да я боюсь, ненадолго это. Главный врач — хитрый черт. Да и врачи многие с ним заодно были. Как же мы им теперь в глаза смотреть будем?

— Мы и эту проблему решили. Филиппыч этот ваш по струнке ходит, за него можете не волноваться. Мы со всех сторон его обложили — не продохнуть. Мы ж ребята бывалые. Знаете, на каких людей страх наводили, а здесь какая-то замухрышка! А что касается врачей, то многие из них поувольнялись, как переменами повеяло.

— А Лизка, эта змеюка подколодная, тоже ушла?

— Она — самая первая

— А кто ж нас лечить тогда будет? К кому в очередь вставать?

— Дмитрий Петрович, ну что же вы нас все время недооцениваете? Девчонка у меня есть хорошая — она в этом году Медицинский закончила. Я с ней переговорил и с друзьями ее. Так что все путем. Они всей компанией к вам в поликлинику и перейдут на освободившиеся ставки. А с ними — не пропадете. Ребята они хорошие, как на подбор. Как узнали про вашу ситуацию, то даже не думали — почти сразу согласие дали. К тому же, и зарплатой их не обидят, Филиппыч им хорошие бабки платить будет. Не то, что в других лечебницах.

— Даже не знаю, как тебя благодарить! Столько всего ты для нас сделал! Столько стариков осчастливил! Всем на нас плевать было. А ты, вроде бы не депутат, не чиновник, не бизнесмен, а просто молодой детдомовский парень…

— Может, именно потому мне и не насрать на все, как остальным? — с улыбкой сказал Крейзи.

— Что ж, может и так.

Неожиданно послышалась какая-то веселая мелодия. «Простите, — сказал Крейзи, — это мобильник». Отойдя к окну, он достал телефон и с кем-то заговорил. То, что отвечал его собеседник, Дмитрий Петрович не знал, а вот слова Крейзи различал отчетливо:

— Ну что, Гера, есть какие-нибудь новости?

— Нашел! Серьезно?

— Гера, с меня бутылка!

— Что? А… Ну не знаю. Горилка с перцем устроит?

— Метаксу тебе? Впрочем, ладно, заслужил.

— Ладно, вези ее сюда.

— Ну и что, подумаешь двести километров!

— Ну так ты отдохни и вези!

— Заметано, к завтрашнему утру жду. Спасибо тебе!

— Да понял я, что спасибо на хлеб не намажешь. И Метакса будет!

— Удачи!

— Ну вот, — сказал Крейзи, с улыбкой подходя к старику. — Еще один сюрприз для вас приготовили.

— Какой сюрприз? — удивился он.

— Обещаете не волноваться?

— Обещаю. Но ты не томи, говори скорее.

— Вам имя Екатерина Сергеевна р чем-нибудь говорит?

— Катенька! — воскликнул старик. — А она-то здесь причем? Что с ней?

— Ничего плохого, не волнуйтесь. Ребята ее мои нашли и завтра с утра к вам доставят.

— Нашли? Серьезно? Но как?

— Ну вот, Дмитрий Петрович, обещали не волноваться, а у самого глаза на мокром месте! А нашли примерно так же, как и адрес вашего Филиппыча. Я со многими дружу. Любовь к ЦСКА она, знаете ли, объединяет. Пробили мы вашу Екатерину Сергеевну по всем направлениям, вычислили, где у нее деревня. Ну я и направил туда своих пацанов.

— Спасибо тебе, парень! — сказал Дмитрий Петрович, смахивая слезы. — Что б я без тебя делал? Как же мне тебе отблагодарить?

— Да ничего не нужно. Просто пригласите меня как-нибудь в свою поликлинику. Мне Степан столько всего про вашу жизнь рассказывал, что мне своими глазами увидеть захотелось. Сейчас же там все только оживать начинает, а мне конечный результат увидеть хочется.

— Господи! Да хоть каждый день заходи, мы тебе всегда рады будем!

— Ну вот и договорились! Выздоравливайте скорее! А я пойду. Там за дверью, небось, уже целая толпа собралась, все вас увидеть хотят!

И правда! Не успел Крейзи открыть дверь, как в кабинет целая орава влетела. Степан, Андрей, Софья, Кирилл, Илья, и даже люди, которых Дмитрий Петрович почти не знал, а только несколько раз видел в поликлинике. И напрасно медсестра всех выгнать пыталась под тем предлогом, что больному кушать пора, а затем и спать. Долго народ не расходился, каждый Дмитрию Петровичу здоровья пожелать хотел. Чтоб поправлялся он быстрее, да в поликлинику возвращался. Ведь там теперь все совсем по-другому будет. Еще лучше, чем в былые времена!