Живи и ошибайся 2

Глава 13

— Не удивлюсь, если в Москве уже знают о вояже старца Самарского, — рассуждал Алексей в карете.

Ровно через сутки, как и планировали, мы выехали из Нижнего Новгорода. К нашему обозу присоединилось несколько купцов, но не думаю, что их кони выдержат темп, заданный тяжеловозами.

— Не обидится ли император? — прикидывал я расклад.

— Кто его знает? По идее, старец Самарский никого из дворян не посещал. Причаливал к берегу на пароходе, вещал прямо с пристани, — вставил дед замечание.

Куроедов с батюшкой ехали во второй карете и продолжали свои споры, не обращая внимания на прифигевшего художника. Ксенофонт Данилович пытался доказать отцу Нестору, что тела мертвых младенцев чаще всего остаются нетленными по причине того, что они практически стерильные, не имеют подкожного жира и менее подвержены гниению. Батюшка возражал, втирая про волю Божью и безгрешных детишках.

Второй темой для споров были всё те же нетленные мощи, но уже взрослых людей. Даже я мог припомнить достаточно случаев, когда описывались перезахоронения кого-то из христианских святых, и свидетели уверяли в том, что тела не подверглись усыханию или гниению даже спустя несколько столетий.

Дед успел просветить Куроедова, а он, соответственно, всю нашу группу о том, что это третий редкий вид разложения — омыление. В этом случае тело, напротив, должно быть не худым, а иметь достаточно жира. Это редкое преобразование жиров, которые в ходе гидролиза становятся более жёсткими и набухают, превращаясь в вещество, напоминающее воск.

Процесс этот небыстрый. Не менее полугода требуется для омыления. А ещё нужна сырость. Гидролиз жировой ткани сопровождается ужасным запахом, который исчезает с завершением процесса и затвердеванием жира. С особым наслаждением Куроедов смаковал подробности раскопок в Париже на «Кладбище невинных». Если дед поведал точную информацию, то на этом кладбище хоронили горожан на протяжении восьми веков, накладывая мертвецов поверх нижних трупов.

Кладбище распространяло такое зловоние, что в окрестных кварталах скисало молоко. Буквально полвека назад земля не выдержала и вся масса захороненных рухнула в подвалы прилегающих домов. Пока это дело чистили, собрали несколько тонн трупного воска. Он потом успешно разошелся на изготовление свечей и мыла.

— Дед, а чего ты Куроедову про отпечатки пальцев не рассказал? — задался я вопросом.

— Чтобы ему было чем заняться на обратном пути, — усмехнулся он.

— Так будут у нас проблемы с выступлением отца Нестора или нет? — вернул Лёшка меня к теме беседы.

— Мы в Москве месяц пробудем. Если у Николая I возникнет нужда, сам успеет приехать. По легенде святой старец хочет в Кремлёвских храмах помолиться.

— Проверить нетленные мощи, — хохотнул Алексей.

— Так что насчёт справочника по криминалистике? — поинтересовался я.

— Напишем, наверное, но не в этот год, — ответил дед. — Ты же сейчас собираешься таблицу химических элементов пропагандировать. Не стоит распыляться на всё сразу. Куроедов будет скачками занят, потом Лизину книгу напечатаем. Справочником по криминалистике заниматься некогда.

— Напечатать Лизину книгу несложно, — ответил я. — Проблема с цензурой. Долгий это процесс. Не думаю, что мы успеем получить разрешение на торговлю. А без этого книгу можно только дарить.

— Меня больше беспокоит то, как мы устроим экспозицию, имея запрет на данный вид деятельности, — напомнил Лёшка.

Формально это Куроедов выставляется. Но мы-то знали, что не станет секретом моя причастность к живописным полотнам. Одна надежда на отца Нестора. Слава о старце Самарском бежала впереди него, опережая нас где-то на трое суток. Какие-то курьеры и почтовые чиновники двигались быстрее за счёт того, что меняли лошадей на станциях. Они же и разносили новость о старце.

Народ успевал попасть к нашему прибытию. Иногда даже те, кто жил рядом, а не находился непосредственно на станции, приезжали. Один раз нас догнал помещик, услышавший о старце через сутки, как мы уехали. Скакал верхом, чуть коня не загубил. Пытался развернуть отца Нестора, чтобы тот вылечил сына.

— Не лечу я хворых, — ответил наш батюшка. — Слово целебное говорю для тех, кто хочет услышать. Излечить разом болячку только господу под силу. Ну-ка, лучше купите книжечку по гигиене.

— А сынок? — зарыдал мужчина.

— Помощнику моему обскажи симптомы развития заболевания, — завернул батюшка умную фразу. — Если что-то простое, то соблюдение гигиены поможет.

Мы с Лёшкой послушали симптомы и дружно заверили помещика, что с таким случаем даже господь не справится. Мальчишка месяц назад упал с дерева неудачно на бревно. С тех пор лежит, ноги отнялись. Понятно, что проблемы с позвоночником. При нынешнем уровне медицины определить без рентгена, что именно травмировано, не получится, да и какой смысл?

Какие-то рекомендации мы дали и еще раз повторили, что старец Самарский вообще-то пророк. Видит будущее, а не лечит больных. Хотя батюшка в своих ежедневных проповедях делал именно уклон на здоровье. Отец Нестор не изгалялся, рассудив разумно, что каждый день нам встречаются разные люди, потому он повторял одно и то же. В основном о гигиене рта, зубов, мытье рук и кипячении воды.

Особо настырным, кто как раз хотел про будущее послушать, батюшка сообщал, что, к примеру, 27 ноября состоится битва при Сан-Хуан-де-Улуа между войсками Франции и Мексики. Народ отходил от отца Нестора в задумчивости. В принципе, пророчество услышали, а толку с него?

Меня эти поклонники старца Самарского раздражали неимоверно. Пусть мы и ехали все вместе, но считались почему-то его сопровождением. На станциях найти свободную комнату удавалось с трудом, поскольку все места были заняты. Пару раз ночевали прямо под открытом небом в повозках, подвинув наших охранников. Пробовали спать в каретах, но ничего хорошего не получилось. Ни ноги вытянуть, ни улечься нормально.

Где-то под Владимиром психанул Алексей, когда оказалось, что в наличии есть одна комната, а нам даже места во дворе под кареты и телеги нет.

— Всё! Собираемся и выезжаем. Никаких благословений и проповедей! — громко огласил друг. — Нет места для сопровождения старца Самарского, значит, и он будет в лесочке ночевать.

Возницы, начавшие распрягать лошадей, оглянулись на батюшку. Тот Лешкины слова подтвердил и, подобрав полы своего одеяния, полез обратно в карету.

— Дак как же! — выскочил на крыльцо какой-то господин. — Обчество собралось!

— Вот пусть обчество и дальше сидит, — огрызнулся Алексей, — а мы под берёзками заночуем.

— Стойте! Стойте! — кинулся ещё кто-то, преграждая путь тяжеловозам.

Куроедов тут же высунулся из окна кареты и уточнил, будут ли в наличии четыре комнаты и места на конюшне. Буквально за десять минут всё решили.

«Общество» собрало манатки и дружно переселилось в обеденный зал. Придираться к тому, что нам теперь придётся ужинать в комнатах, а не в зале, никто не стал. Пусть так, а то совсем нас притеснили.

И если раньше я размышлял, как ехать обратно, то теперь твёрдо решил, что на пароходе обязательно отправим батюшку. Двигаться вместе с отцом Нестором никаких нервов не хватит.

Последние шесть дней перед Москвой прошли по схожему сценарию. Мы заворачивали на станцию и не выходя из карет выясняли, сколько комнат нам дадут. Дальше делали вид, что все дружно уезжаем, и тут же находились свободные места.

Повезло, что в Москве батюшка сразу отделился, завернув к кому-то из «своих». Может, сразу к архимандриту или ещё кому из священнослужителей, я несильно вникал. Главное, что от нас отстала толпа страждущих. С отцом Нестором мы договорились о дате, когда будет готова выставка и нам понадобится помощь.

На первом месте, конечно, были скачки. Мы надеялись, что успеем до начала состязаний. К лошадям почти сразу была приставлена дополнительная охрана. Собственно, всей этой системой безопасности я и занимался. Гонял прислугу постоялого двора, где остановились, сам лично проверял воду. Чтобы была колодезная, а не из реки. Колодцев в личном пользовании в Москве не так много, но мы специально искали такое место.

Лёшка с дедом отправились в университет, а Куроедов помчался узнавать всё и сразу. Именно он принёс больше всего новостей и рассказал их за ужином.

— В Феодосии застрелили Пушкина на дуэли, — начал он.

— Что и требовалось доказать, — прокомментировал я, покосившись на Алексея.

— Скачки первого августа, а рысистые испытания на Ходынском поле пятого в воскресенье, — сообщил Куроедов. — Но главное! — аж задохнулся от избытка чувств сосед. — Главное, что государь император прибудет послушать старца Самарского!

— Бог в помощь, — нейтрально ответил я, не зная, хорошо это или плохо для нас. — Ксенофонт Данилович, а нельзя ли поточнее дату узнать?

— Мимо нас не проскочит, — усмехнулся дед. — Отец Нестор обязательно на открытие выставки придёт. Будет линчевать современных художников и Петербургскую академию.

— Услышим, когда император приедет. Такое событие народ не пропустит, — подтвердил Лёшка и продолжил, обращаясь к Куроедову: — Вы заявку на участие в скачках подали?

Оказалось, Куроедов заявку подал, взнос заплатил, а также выяснил, что жокею положена форма и картуз. Последнее нужно успеть пошить за оставшиеся дни. Цвет картуза и формы оговаривается отдельно. Можно поменять коня, жену (шучу), но не расцветку камзола. Она даётся один раз и на всю жизнь. Вот такие правила.

Как и было запланировано, дед выступит на скачках, а управлять конём на бегах Куроедов поручит своему крепостному Митьке Рыжему. Вроде пообещал тому вольную, если первым к финишу придёт. Насчёт первого места я сильно сомневался. Мы же ни разу не видели, как здесь скачки и бега проходят. Наверняка имеются нюансы и подводные камни. Куроедов лошадей тренировал хорошо. Мы помогали советами. Кони не должны пугаться ни громких звуков, ни аплодисментов, ни хлопушек и чего-то подобного. Но кто его знает, какие еще могут возникнуть сюрпризы? В общем, решили все оставшиеся десять дней заниматься разведкой, расспрашивать всех, кто видел соревнования раньше.

В идеале мы хотя бы на бегах хотели ещё устроить тотализатор. Не было подобного развлечения в это время. Кажется, русский люд всегда любил биться об заклад, но по какой-то причине на московских скачках и бегах ставок не делали. Вообще. Ни легально, ни подпольно. Предположу, что кто-то мог поспорить друг с другом, но глобального вложения денег на результаты заезда не было.

— Жаль, Голицын в Петербурге. С ним бы обговорить этот вопрос, — сокрушался Лёшка. — А если письмо с предложением написать?

— Напиши, — пожал я плечами. — И не забудь, как всё в это время медленно решается. В лучшем случае ставки официально начнут устраивать на следующий год.

— Поспорю с кем-нибудь, — оптимистично пообещал Куроедов. — А ежели выиграю, то пятьсот рублей дадут.

Далее мы перешли к обсуждению выставки в университете. Ректор нас помнил и не возражал, правда, наплыва посетителей не обещал. В отпусках студенты и преподаватели. Главное, что нам место выделили и денег много не взяли. Про то, что император мне запретил такого рода деятельность, мы деликатно промолчали.

Немного поволноваться пришлось через несколько дней, когда узнали о прибытии Николая I в Москву.

— Неужели к нашему батюшке? — не мог поверить я. — Или у государя какие-то свои здесь дела?

— Это мы с тобой циничные люди двадцать первого века. А народ в это время верит и чтит церковь, — ответил Лёшка. — Тем более пророчеств отец Нестор выдал с лихвой. У него репутация! Это, друг мой, наш самый роялистый рояль. За ним уже и кустов не видно.

Насчёт репутации батюшки я не спорил. Меня больше возмущало, что чиновники не просто записывали слова отца Нестора, но проверки устраивали и при этом бездействовали. Хотя дед считал, что некоторые события элементарно не могли предотвратить. Я же отцу Нестору тоже выдавал информацию скупо. К примеру, у нас было записано: «пожар в Зимнем дворце 17 декабря 1837 года» И всё! Кто же знал, что нам понадобятся подробности?

Предположу, что какие-то меры были приняты, но пожар случился. Дворец больше суток горел. Как потом разузнал Куроедов именно 17 декабря почуяли запах гари, нагнали народ, воду стали подавать, пожарный наряд дежурил. Все щели в подозрительном месте залили водой, и основной причиной пожара стало заполнение дымовых труб сажей.

Отец Нестор вещал прогнозы именно в таком виде, без указания причин, но с абсолютно точной датой. И пусть он свои пророческие способности полностью подтвердил, а толку с этого, считай, не было. Зато верили старцу Самарскому безоговорочно. Удачно мы такого авантюриста встретили и «прикормили» информацией. Об источнике своих предвидений отец Нестор умалчивал. Надеюсь, русские политики используют полученные данные, если не дураки.

Сотрудничество с батюшкой у нас было взаимовыгодное. Вот и на открытие выставки он должен прийти, тем самым делая её популярной. Я надеялся, что придёт не пара калек, а чуть больше народа. Заодно поторгуем. Куроедов договорился поставить на улице перед входом небольшой павильон с красками, спичками и теми справочниками, что у нас остались с прошлого года. Мою периодическую систему ещё печатали, а книгу Лизы только начали набирать. Этими источниками знаний вероятнее всего не успеем поторговать. К тому же скачки скоро, некогда будет отвлекаться.

Открыть выставку решили в воскресенье. Батюшка обещал подойти к двум часам пополудни. Вернее, подъехать. Куроедов доложил, что охраны у отца Нестора не меньше, чем у императора. Слишком много народа хочет получить благословение или услышать СЛОВО.

— Ой-ёй, будут у нас проблемы с возвращением домой, — покачал головой Лёшка, узнав, как охраняют отца Нестора.

— Главное, чтобы старец Самарский в Москве не остался, — обеспокоился Куроедов.

— Не должен, — кратко ответил я, полностью уверенный в этом, умолчав о том, что у батюшки нет информации о событиях 1839 года.

Я же ему выдавал это в виде своих снов и не всё сразу, дозированно. Так что в сотрудничестве новоявленный пророк заинтересован больше нас. Вернётся, никуда не денется, если хочет и дальше почивать на лаврах славы и известности. Ну вот как в нём это всё сочетается? Гордыня — один из грехов христианских, но отец Нестор делал вид, что его грех не коснулся и помогает он бескорыстно.

— Не забудет, точно приедет? — тоже начал волноваться Крендовский с утра в воскресенье.

Выставка выглядела печально, неудивительно, что художник переживал. Безусловно, картины мы развесили, часть закрепили на стендах по центру зала. Всё было приготовлено, объявление дано в газетах заранее, ещё плакатик перед университетом извещал об этом событии. Но толку было ноль. Даже ректор университета не стал смотреть, что там мы выставили.

Из профессоров приехал один Павлов и только по той причине, что мы лично прислали уведомление. Михаил Григорьевич с удивлением оглядел чистенький без посетителей зал и вежливо прошествовал к картинам.

— Старец Самарский прибудет освятить, — без особой надежды в голосе сообщил наш художник Павлову.

— А вы что же без учеников? — спросил я профессора.

— Так лето же, — ответил Павлов, подразумевая, что всё ученики разъехались. — Это чьи такие лошадки? — переключился он непосредственно на живопись.

Отца Нестора мы ждали и надеялись, что он за собой приведёт публику. И каково же было наше удивление, когда вначале в зал вошли военные. Не обращая на нас внимания, бравые хлопцы под руководством командира рассредоточились по залу. Офицер подошёл лично к нам, уточнил имена, сверил у себя со списком и выдал:

— Государь император прибудет в течение часа. Господин Павлов, вас нет в записи, покиньте зал.

Профессор, ошеломлённый внезапным появлением военных, безропотно вышел за дверь.

— Эх… — издал Куроедов невнятный звук.

— Мы, как порядочные попаданцы, по закону жанра должны с императором познакомиться, — прошипел я Лёшке на ухо.

— А старец? — не забыл дед спросить у офицера.

— Старец Самарский отправится из Кремля.

Кто там и за кем — я не понял, главное, будут посетители высочайшего уровня.

Этот час до прибытия Николая I и отца Нестора был заполнен суетой и беготнёй. Народа прибывало всё больше и больше. Нас оттеснили к окнам и мы потерялись окончательно на фоне публики. Какие-то разнаряженные дамы и господа всё заходили и заходили в зал. Стало душно от запаха потных тел, духов и начищенных сапог военных.

Я даже начал переживать, что императору места не останется. Как оказалось, там был кто-то не менее бдительный, и публику стали тормозить в коридоре. Наконец-то раздались крики: «Император! Император!»

Мы до его прибытия время провели с пользой. Один из чиновников успел нас натаскать в правильном приветствии государя. Речевой этикет мы знали хорошо, а вот все эти оттенки поклонов ранее доводилось применять только в среде помещиков. Лично я паниковал вполне обоснованно. Вдруг не так согнусь, не под тем углом, не так поприветствую?

— Смотрим и повторяем за тем господином, — быстрее всех сориентировался Куроедов и показал на кого смотреть.

Как потом оказалось, мы могли вообще все эти «ку» не изображать. В зале столпилось столько людей, что нас, прижатых к окну, и не заметно было. Повезло, что и я, и Лёшка были выше основной публики, а то б и императора не увидели.

Он зашёл в зал со свитой, что-то спросил. Из-за гула голосов ничего не было слышно. И тут же пошла волна шепотков: «Старец Самарский, старец Самарский…»

Батюшка появился в дверях со смиренной миной на лице в сопровождении четырёх священников. Отец Нестор был в той же потрёпанной одёжке серого цвета, с простым посохом, но причёсанный и точно чистый. Бородёнку он сто процентов расчесал непосредственно перед выходом в люди.

В зале стихло. Отец Нестор благословил присутствующих жестом. Императору отвесил поклон и заговорил. Тишина стала оглушительной, все внимали пророку.

— Мы русские люди, христиане… — начал батюшка проповедь.

Говорил он недолго. Десяти минут ему хватило, чтобы обвинить академических художников и задать направление в «правильном» развитии искусства.

— И пусть покарает господь поклонников многобожия! Тьфу на них! Англицкие лорды совсем стыд потеряли. Вижу дождь в Лондоне из тварей. Лягвы посыпятся на их головы! — батюшка выдержал паузу и сообщил: — Завтра. Завтра упадёт дождь на отступников веры Христа и поработителей. А в среду восстанет народ далёкой Ямайки и освободится от цепей англицких.

«Эк он завернул!» — невольно восхитился я виртуозности пророчества отца Нестора, сумевшего соединить в одной фразе имеющуюся у меня информацию на этот период времени.

Закончив пафосное выступление, батюшка предложил присутствующим ознакомиться с художеством обычных русских людей. Император ещё ничего не видел и проявил вежливость. Почти сразу он тормознулся возле картины с конём, задал вопрос сопровождению. О чём там шла речь, мне не было слышно. Николай I разглядывал изображение русской легкоупряжной. Гул голосов стих в очередной раз, все прислушивались к пояснениям батюшки.

— Бега… устроить… чтобы, значится… — не мог я внятно разобрать, что наш старец втирает императору. Предположил, что приглашает посмотреть скачки и бега.

Как потом оказалось, я недооценил прыть Куроедова и практичность батюшки. Эти двое ещё раньше сожалели, что нет официального тотализатора. Так вот отец Нестор умудрился не только озвучить эту идею императору, но и подать как богоугодное дело. При условии, что половина дохода от выигрыша будет пущена на эти самые дела, а именно на постройку нового парохода, который отец Нестор скромно заберёт себе для путешествий и проповедей.

Лёшка вечером ржал не сдерживаясь.

— Нет, ну какой шельмец! — ухохатывался друг. — Кто бы ни выиграл, половину денег отдадут нам.

— Не нам, а старцу Самарскому, — поправил я.

— Император хотел денег дать, а он отказался, — наябедничал Куроедов.

— И без этого в прибыли будем, — отмахнулся я. — Картины уже все выкупили. Да и краски со спичками разобрали.

О такой рекламе мы и мечтать не могли. Выставка будет продолжаться до конца месяца, но у всех картин уже имелись хозяева, о чем извещали таблички на каждом полотне. Одну картину с изображением тяжеловоза сам император купил за пять тысяч. Ладно бы картину. Он и живых лошадей захотел. И ведь не откажешь. В принципе, обратно мы думали идти налегке, без груза. Парой тяжеловозов можно было пожертвовать. Но жалко же! Пусть и получили по восемь тысяч за каждого коня, но вопрос не в деньгах, а в том, что у нас в перспективе конезавод и каждая лошадь на счету.

— Нормально, не жмотничай, — успокаивал меня Лёшка. — Радуйся, что император остался в Москве посмотреть на скачки. Есть вероятность, что судить будут честно и у нас есть шанс отличиться.

— Куда уж больше, — вздохнул я, прикидывая перспективы.