Живи и ошибайся 2

Глава 21

В первые дни весны от деда пришла посылка. Купцы привезли с Урала письмо, лезвия для станка и детали пресса. Лёшка читал пояснения и ржал. Я тоже несколько раз хмыкнул. Инструкция к той куче железа была потрясающей. Типа сами слепите чего-нибудь. Правда, валики для нанесения клея я отыскал, упакованы они были достойно. Где бы ещё взять механика это всё собрать?

Иноземцев, высунулся узнать причину всеобщего веселья и не разделил его. Ординарный профессор-хирург сообщил, что непременно напишет письма своим знакомым в университете.

— Только не тем, которые чахоткой страдают, — внёс я пожелание.

Сколько за зиму к нам приехало туберкулёзников — не передать словами! А ещё прибывали с любострастными болезнями и прочие заразные из числа интеллигенции и «уважаемых людей». Впору было запаниковать и закрыть всех в изоляторе. В Александровке гостиницу временно перепрофилировали под этот заразный, но состоятельный контингент. Отец Нестор с крестьянами провёл ликбез. И поскольку приезжали господа обычно на санях по реке, то в Александровке всех встречали с инструкциями, мылом и карантином.

Батюшка в удобной карете на полозьях, запряжённой тяжеловозами, сновал из одной деревни в другую со скоростью экспресса. Всем с туберкулёзом он вещал, что помочь им может сухой, жаркий климат, кумыс и молитвы, конечно.

С теми, кто имел «любострастные» болячки, дела обстояли не так просто. Лёшке приходилось лично ездить и консультировать. Иноземцев не отставал и вскоре тоже неплохо раздавал указания. В первой половине девятнадцатого века тот же сифилис ещё не имел устрашающих масштабов распространения. В основном им страдали офицеры, их семьи и небольшая часть рядового состава.

От князя Голицына пришло письмо отцу Нестору с просьбой попытаться локализовать эту болячку. Батюшка, умница, и без наших советов отреагировал правильно, послав князя… В смысле написал, что это вообще-то грех и наказаны люди по заслугам. В переводе на простой язык: «Идите, уважаемый, на фиг». Тему соответствующих проповедей батюшка читал с середины зимы, налегая всё больше на гигиену.

Неожиданно пригодились фанатики, такие как Фёдор. С ними не только отец Нестор, но и Алексей подробно беседовал. Убедившись, что «санитары» чётко запомнили симптомы заболеваний и кого в Перовку категорически не пускать, я немного успокоился. Оказалось, зря.

Вам когда-нибудь доводилось встречать истинных фанатов? Не поп-звезды, а кого-то более значимого? Нет? Я сейчас поясню, что это такое. В двух словах — полный звиздец! Мало того что они безоговорочно верят своему кумиру, они ещё и корректируют любого, кто не соответствует «нужному калибру».

— Бля… бля-я-я… — выразил Лёшка своё мнение насчёт того же Фёдора.

А ведь этому фанатику ещё вторила группа крестьян во главе со Степаном. Ладно, у нас с десяток гостей неожиданно провалились под лёд Самарки, но и после стали находить «внезапно умерших».

— Фёдор, ты совсем ополоумел?! — рычал я на этого недоумка. — Хочешь, чтобы здесь Третье отделение прописалось?!

— Грехи… — бубнил этот ненормальный.

— Словом божьим вразумляй! Словом! — орал я, не забывая хлестать веником Фёдора. — Отправляй всех с любострастыми болезнями обратно и не вздумай никого душить!

Фёдор буркнул что-то неразборчивое. Помогло или нет, не знаю. В Александровке я ещё раз напомнил гостям, что батюшка от любострастной заразы не лечит. Впрочем, как и от большинства других. Пророк он, пророк!

На самом деле какие-то простые болезни удавалось лечить при помощи травяной аптеки. Зимой в школе провели несколько уроков по лекарственным растениям и как их применять. Новое поколение моих крестьян было вполне адекватным. Эти сами ходили, собирали и сушили травы, затем сами их применяли и успешно сбывали пришлым, получая неплохую для крепостных прибыль.

Именно в Александровке крестьяне первыми начали выкупаться. Цену я не задирал, брал по пятьдесят рублей за мужика. Столько же за дом, но дом продавал в рассрочку. Аренда земли обходилась деревенским всего рубль в год. Меня вполне устраивало наличие свободных крестьян. За исключением стариков, в Александровке все работали если не на заводиках, то при гостинице или на другом обслуживании гостей.

Пахотных земель здесь, считай, и не было. С огородами привычно справлялись бабы. По этой причине я не видел резона удерживать крестьян в крепостных. Они же никуда не уходили, зато стали свободными, что было мне выгодно.

Куроедов правда пытался рассказать, как я не прав. В ответ показал ему цифры. Зачем мне барщина, когда с наёмного работника я получаю в результате больше. А ещё напрягало то, что раз в два года приходилось выбирать крестьян для отправки в солдаты. Поверьте, морально очень трудно решать так кардинально чью-то судьбу. Потому чем меньше у меня будет крепостных, тем меньше я должен отдавать мужиков в солдаты. Тем более моя земля так и оставалась моей.

К концу весны 1840 года в Александровке остались только пожилые крепостные крестьяне. Этих я как хозяин должен был поддерживать и формально содержать. На самом деле за ними деревенское общество приглядывало. Да там и не было одиноких стариков. К тому же я для всех находил посильную работу, приносящую не только мне доход.

Наконец-то в наших местах наступило временное затишье. Мы с Лёшкой смогли вздохнуть и уделить время стройкам. Мой друг сменил статус холостяка и временно поселился с молодой женой в Скворцовке. Гундоровы выразили неудовольствие по этому поводу, но уступили под напором фактов. Алексей обещал, что отстроит достойное поместье для семьи. Вот прямо только выберется из кровати новобрачной и побежит лично дом строить.

Подробно про свадьбу не рассказываю, так как был сильно разочарован, поскольку планировал погулять, вина испить… Но венчание же отец Нестор проводил. Думаю, пояснять не нужно, во что превратилась обычная свадьба помещика. Лёшка самым натуральным образом молился, чтобы это мероприятие, на котором присутствовало всего (!) пятьсот гостей, побыстрее завершилось.

Не дождавшись, пока все уедут, Алексей позорно сбежал через неделю, оставив жену разбираться с теми гостями, которых Гундоровы пригласили. Молодожён заявил, что поехал воплощать идею старца по строительству пароходов, а на самом деле сосредоточился на том, что у нас строилось возле конезавода. Совместно с мастером он решал, как будет выглядеть печь, чтобы в ней размещался пресс для фанеры. Придумали подавать внутрь эту конструкцию на полозьях, предварительно закрепив струбцинами слоеный бутерброд из шпона.

Я был настроен скептически. Идеально ровного куска металла такого размера дед найти не смог. Предполагалось, что закрывать шпон вначале сверху будет ошкуренный щит и этот якобы пресс будет фиксироваться струбцинами. Щиты стопроцентно через три-четыре месяца придётся менять. Но хоть так. Возможно, со временем раздобудем более достойный вариант.

Никаких инженеров или мастеров к нам так и не приехало. Бывшего плотника Алексашку я подключил к созданию станка для нанесения клея. Он довольно толково сумел установить валики на основу. Попробовали лить клей на шпон. Так-то неплохо, но этого клея требовалось очень много. Изготовили партию фанеры без прогрева в печи и пришли к выводу, что для домашних поделок годится.

Кузьма подал идею вести в школе уроки по маркетри (в зимний период) или просто бросить клич, собрав всех желающих работать на фанерном заводе. Молодое поколение моих крестьян пахать на полях не особо рвалось. Большинство из них давно сообразило, что есть много чего более выгодного и интересного, чем трудоёмкое выращивание зерновых.

В любом случае того, что выращивалось, было недостаточно. Деревеньки давно не обеспечивали продуктами питания тех, кто приезжал, приходил или приплывал. Ну и зачем попусту тратить человеческие ресурсы? Хватит того, что крестьяне выращивали сахарную свеклу, картофель, кукурузу, а в последнее время сажали много подсолнечника. Эта культура набирала популярность не только на моих землях. Все соседи взялись выращивать солнечные цветы. Не самый удачный, конечно, для них климат, но то, что вырастало, вызывало восторг у местных.

Летом особенно красиво смотрелось. Специально для популяризации подсолнечника, я велел сажать его «для красоты» вдоль дорог. Когда он начинал цвести, казалось, что дороги украшены крупными цветами. Потом-то это всё разворовывалось и съедалось непонятно кем, но я считал такие потери допустимыми. Кто-то унесёт с собой, посадит и подсолнечник начнёт распространяться дальше по России.

К тому же не забываем, что наши растения значительно отличались от имеющихся в лучшую сторону. Подобных сортов томатов, перца, моркови, свеклы не существовало нигде в мире. А какие у нас арбузы! Наконец-то их оценили по достоинству. В прошлом году купцы баржами вывозили такой необычный продукт, для крестьян совершенно ненужный.

С витаминами и тем, чем питались крестьяне, стало гораздо лучше. Тут, безусловно, огромный поклон отцу Нестору. Умел он популяризировать продукты питания и лечебные травы. Хотя основной его «специализацией» по-прежнему считались предсказания.

Лёшка заверял, что мы не достигли и половины той самой славы. Аргументировал он это тем, что иностранных гостей, как это ни странно, не было. Из Европы никто не приезжал, что сильно печалило Куроедова. Он даже попенял нам, что медицинский справочник нужно было не на французский язык, а на немецкий переводить, и предложил моим немцам такую работу.

— Приедут, этим летом точно приедут иностранцы, — прогнозировал Алексей.

— Знать бы кого принесёт. Больные нам без надобности, — не удержался я от комментария.

— И здоровые шпионы тоже, — поддакнул друг.

— Церковников точно прибавится, — продолжил и я давать прогнозы.

Известие о том, что умер Харьковский архиепископ Мелетий, уже дошло до нас. Старец Самарский это предрекал и дату точно называл. Мол, заболеет архиепископ ровно на день именин императора и ежели не приедет лечиться, то умрёт двадцать девятого февраля. Предположу, что так далеко вера в предсказания нашего старца не распространилась. Ему в очередной раз не поверили. Хорошо, что так случилось. Чем бы мы лечили того архиепископа?

Кстати, Гундоровы стали наседать с просьбами как раз о лечении теперь уже Лёшкиной родни. Даже предприняли попытку поселить кого-то в Скворцовке, откуда их вежливо выставили крепкие хлопцы новой охраны. Алексей и разбираться не стал, кто и чем болеет. На всех желающих своего здоровья не хватит. Под будущую клинику место только начали расчищать, оборудовали причал. Пару изб для работников поставили. Иноземцев обещал пригласить врачей, но когда они приедут! Напомню, что передвигаться по России весной и осенью затруднительно.

Строительных работ в течение всего лета предполагалось очень много. Небольшая яма с глиной в районе Перовки уже давно превратилась в большой карьер. Я еще и возле Херосимовки устроил кирпичный заводик. Глины и песка на моих землях хватало с лихвой. Лёшка нацелился ещё и гипс разрабатывать в той деревеньке, которая шла как приданое жены.

По поводу самой Софьи всё было неоднозначно. Молодой супруге Алексея было чуть больше семнадцати лет. Совсем взрослая барышня по местным меркам.

— Мозгов как у курицы! — высказался Лёшка в сердцах, когда я спросил, отчего он редко посещает супругу. — Ничего ей не интересно, ничего не нужно. Дворовых девок может погонять, но проследить, что они делают, уже не желает.

— Типичная помещица, — не увидел я ничего необычного в подведении Софьи.

— Повезло тебе с Лизой, — немного позавидовал друг и переключился на другие темы.

Похоже, он и сам не верил, что брак будет успешным. Главное, приличия соблюдены, барин женился, а всё остальное вторично.

Для нас же в целом наступила некая рутина. Те же паломники уже не так раздражали. К тому же отец Нестор умело переправлял их на «богоугодные дела». Как я выяснил, пришлые не только работали, но и щедро делились деньгами. С последними проблем вообще не было.

Чуть просохли дороги, стала судоходной Самарка, и начали прибывать торгаши. Причём через одного со скандалами. Они бы и драки устраивали, но я удачно подписал заранее документы, выделив тех, кому даётся разрешение скупать красящие пигменты. Вот уж не знаю, дошло ли что-то до столичных художников? Купцы эти пигменты совсем в других областях применять стали.

Если вспомнить, с чего мы начинали, то диву даёшься переменчивой судьбе. Несколько лет назад для меня продать тот же сахар или спички считалось удачей. Теперь же эти заводики казались больше причудой, чем серьёзным бизнесом. Не останавливали работу на спичечном заводе по той причине, что там отрабатывались примитивные технологии. Фабрику музыкальных инструментов мы обязательно построим, но фанера будет востребована во многих других областях. Я бы только ею и занимался.

Аналогов нет нигде в мире. И не спорьте! Конечно, фанеру делают и знают мастера. Но! И такое серьёзное «но» в малых объёмах, создаваемых кустарным способом не для продажи на сторону. Никому и в голову не приходило поставить на поток изготовление фанеры. А ведь это очень востребованный материал.

И тут сразу встал вопрос о сохранении секретов. Их там немного. Я и сам сильно недоумевал, когда слушал Лёшку, рассуждающего о важности нанесения клея ровным слоем. Повезло, что с лесом для шпона проблем нет. Мы продолжали его закупать в огромных объёмах. Это был чуть ли не единственный стройматериал, который легко доставался.

Основная проблема времени, в котором мы жили, — транспорт. Точнее, практически полное отсутствие чего-то более продвинутого, чем конная тяга. Баржи по Волге против течения двигались со скоростью пешехода.

— Только пароходы выведут наш регион в разряд развитых, — в очередной раз вещал Алексей Куроедову. — Доставка грузов и пассажиров должна стать быстрой. Чтобы от Астрахани до Самары за три дня доходили.

Челюсть Куроедова при таких словах заметно отвисла. Даже он при всех его прогрессивных взглядах не мог представить себе подобных «космических» скоростей. Восемьсот вёрст — это приличное расстояние. Тут я вмешался и поспорил с другом, напомнив, что ночью наши пароходы не будут двигаться. Пусть рассчитывает дней на восемь пути.

— Одна-а-ако… — задумался Куроедов.

Алексей продолжил рассказ, как всё изменится с появлением железных дорог. Я скептически скривился. Достаточную сумму на её постройку не сможет даже государь выделить. На данном этапе развития России только речной транспорт и только пароходы! Как следствие, встаёт вопрос насчёт топлива для них.

— Потом посадим старца Самарского на пароход и пустим по реке, — в очередной раз размечтался Лёшка.

На это и я сильно надеялся. Плюсов будет много. Не только паломники рассредоточатся, не зная, куда бежать и где ловить пророка, главное, в глазах простых людей пароходы перестанут быть дьявольскими машинами.

Совсем сократить поток страждущих не получится. К зиме батюшка будет возвращаться домой. Зато в зимний период к нам приезжают только состоятельные люди. Для них и заложили клинику. Пока у нас ни врачей, ни специального персонала нет. С врачами Иноземцев обещал помочь. Какую-то хирургическую практику он уже устроил.

Ничего серьёзного и достойного внимания. Обычные травмы людей при неосторожном обращении с колюще-режущими предметами. Один раз привезли двух молодцев после дуэли. Там даже Лёшка подключился. Ну и я ассистировал, конечно. Мне удалось произвести немного хлороформа. Новый препарат для наркоза был высоко оценен Иноземцевым. Скрепя сердце он написал статью, где пальму первенства использования данного анестетика приписал Алексею Михайловичу Данилову.

Сам Лёшка на этом не настаивал, но я был непреклонен. Мало ли какие рычаги нам понадобятся в будущем? Лишний авторитет не помешает. К тому же я в очередной раз убедился, насколько образование ветеринара двадцать первого века превосходит то, что имели местные профессора.

Иноземцев отправил несколько писем коллегам и одну статью в журнал. С моей подачи он и с Пироговым связался. Насколько я понял, к этому хирургу Фёдор Иванович дружеских чувств не испытывал, а написал письмо исключительно из желания прихвастнуть.

Лёшка припомнил, что Пирогов наработает практику во время войны. Известный факт, что война двигатель прогресса. Попаданцы в нашем лице внесли коррективы в этот естественный процесс.

Вообще-то «корректировщиков» оказалось и без нас предостаточно. Ладно, Куроедов, но и наш ушлый батюшка уже сумел изменить экономику целого региона. Некогда отсталый провинциальный район неожиданно стал популярным. Изменились маршруты купеческих караванов, произошло перераспределение ресурсов, закупок и цен.

Про народные массы, устремившиеся к нам, я промолчу, иначе печатными останутся одни предлоги. Правда, крестьяне были всем довольны. Нехитрые сувениры и поделки, освященные старцем Самарским, сбывались втридорога. К тому же деревенские брали на постой приезжих и неплохо на этом наваривались. Правда, случались и конфликты.

А тут снова произошёл несчастный случай. Пропал какой-то дворянин. Коляска, слуги и возница, доставивший господина, на месте, а он исчез «чудесным» образом.

Слуги спохватились дня через три. Хотя панику особо не поднимали. Потом стали искать, расспрашивать. Через неделю информация дошла и до меня. Первым делом я уточнил, от чего именно планировал лечиться господин и какие проповеди желал послушать. Узнав, что это отставной офицер с букетом любострастных болезней, я моментально понял, кого нужно спрашивать.

— Фёдор, зараза, б…ь! — не удержался от восклицания. — Клялся, божился, что будет добрым словом наставлять.

Отпираться фанатик не стал. Он давно сообразил, что я предпочитаю «сор из избы не выносить». Если предыдущие исчезновения людей прошли без последствий, то он резонно рассудил, что и в этом случае прокатит. На мои возмущения бубнил что-то про молодую девку, которую тот мужчина пытался затащить к себе в постель. Подробностями Фёдор не делился, но и без того было понятно, что господин исчез безвозвратно.

— Ты дурак, неужели не понимаешь, какие могут возникнуть проблемы?! — возмущался я. — Найдут тело, устроят расследование!

— Не найдут. Раки поди доели уже, — пробасил в ответ Фёдор.

Была у меня надежда, что поисками внезапно пропавшего господина никто не станет заниматься, но тут прискакал курьер с сообщением, что на днях прибывает граф Орлов, представитель Третьего отделения.