Живи, пусть умирают другие

19. Долина теней

Бонда сразу же потянуло ко дну — к груди у него была надежно прикреплена липкой лентой мина-присоска, вокруг талии затянут свинцовый пояс, чтобы удерживать на плаву компрессоры.

Он не позволил себе и секундной передышки, напротив, сразу же энергично заработал руками и ногами, чтобы побыстрее миновать первые пятьдесят ярдов, где на дне лежал лишь чистый песок. Если бы не все, что было на нем навешено, да еще и ружье в придачу, он с помощью длинных ласт плыл бы вдвое быстрее, чем теперь. Впрочем, и так он двигался довольно проворно и уже через минуту остановился отдохнуть в тени гигантского коралла.

Он попробовал проанализировать свои ощущения. В резиновом костюме было тепло, теплее, чем если бы он плавал днем при ярком свете солнца. Движения свободны, и дышится легко, если только поддерживать ровный темп и не сбиваться. Он посмотрел, как по стенкам коралла фонтаном серебристых жемчужин поднимаются предательские пузырьки, понадеялся, что благодаря легкому волнению на поверхности моря никто ничего не заметит. Видимость была отличной. Струился мягкий молочный свет, который, пробившись сквозь морскую поверхность, расчерчивал дно, словно шашечную доску. Однако его было недостаточно, а у рифа залегли глубокие и густые тени.

Бонд рискнул на мгновение включить ручной фонарик, и тут же ожило гигантское брюхо буроватого коралла. Розовые актинии наставили на Бонда свои бархатные усики, целая колония морских ежей распрямила, готовая к бою, свои стальные шипы, а волосатая морская сороконожка замерла, вопросительно задрав безглазую голову. В песке, у самого основания коралла, мягко втянул свою отвратительную бородавчатую головку фахак, а несколько цветоподобных морских червей живо свернулись, сделавшись совершенно незаметными. Стая нарядно раскрашенных рыб-бабочек и ангельских рыб потянулась к свету, и еще Бонд заметил плоский панцирь морской звезды.

Бонд выключил фонарик и засунул его за пояс.

Сверху, прямо над ним, море переливалось ртутью. Оно мягко потрескивало, словно блин на сковороде. Луна бросала свет на глубокую, изгибающуюся долину, уходившую вперед и вниз, — этим путем и предстояло ему следовать. Бонд выплыл из защитной тени коралла и двинулся вперед. Теперь плыть стало труднее. Свет колебался, прерывался, и в застывшем коралловом лесу было полно разного рода тупиков и заманчивых, но никуда не ведущих тропинок.

Иногда ему приходилось, чтобы выбраться из коралловых зарослей, подниматься почти к самой поверхности, и тогда он сверял направление по луне, которая, пробивая изломанную поверхность моря, бледно мерцала, подобная удаляющейся ракете. Иногда ему удавалось, пользуясь каким-нибудь прикрытием, отдохнуть немного, зная, что тонкая струйка поднимающихся пузырьков сольется с легкой зыбью на поверхности. И тогда он замечал фосфоресцирующие следы деловой ночной жизни под водой — целые колонии и популяции занимались своими мельчайшими заботами.

Больших рыб не было видно, но из нор выползло множество лобстеров. Их гигантские стеблевидные красноватые глаза вперились в Бонда, а спинные хрящи-антенны длиною с фут как бы спрашивали пароль. Иногда они быстро-быстро, поднимая мощными ударами хвоста песок со дна, отползали на своих мохнатых ножках назад в щели и замирали там в ожидании, когда опасность минует. Однажды совсем близко проплыла стая крупных боевых «португалок». Они едва не задели Бонда, и тот вспомнил, как в Манати-Бэй его обожгла своими усиками одна из таких рыбешек. Если ожог придется в область сердца, он может стать смертельным. Попалось несколько зеленых и пятнистых муррен — они извивались в песке, как большие темно-желтые змеи, а зеленые, спрятавшись где-нибудь в расселине скалы, разевали пасти, затем — голубые рыбки, на вид напоминающие коричневых сов с огромными бледно-зелеными глазами. Бонд наставил ружье, и рыбка немедленно раздулась до размеров футбольного мяча, ощетинившись всеми своими белесыми иглами. Нередко в местах, куда не достигал свет луны, раздавался тяжелый всплеск, возникало какое-то движение, загорался и тут же гас взгляд чьих-то огромных глаз. Тогда Бонд разворачивался, положив палец на курок ружья, и вглядывался во тьму. Но пока он продирался сквозь острия гигантского рифа, стрелять ему так и не пришлось, ибо никто на него не нападал.

Путь в сто ярдов через коралловый лес занял у него четверть часа. Наконец Бонд присел передохнуть на большой круглый голыш и с облегчением подумал, что теперь у него впереди только сто ярдов чуть замутненной воды. Он все еще был совершенно бодр, а таблетка анаболика придавала мыслям ясность и четкость; в то же время рискованное путешествие отняло у него немало сил и к тому же Бонду все время приходилось смотреть, как бы не порвалось его резиновое облачение. Теперь лес острых, подобно бритве, кораллов остался позади, но вместо этого Бонда ждали акулы и барракуды, а может, и внезапный взрыв динамитной шашки, брошенной в центр воронки, образованной пузырьками воздуха на поверхности воды.

Сидя на корточках, Бонд разрабатывал план дальнейших действий, когда внезапно почувствовал, как на обеих щиколотках ног сомкнулись щупальца осьминога, приковывая его к основанию большого кораллового дерева. Еще не успев толком понять, — что произошло, разведчик заметил, как вокруг левой ноги начинают обвиваться — одно за другим — красноватые в тусклом свете щупальца.

Подавив страх и отвращение, Бонд вскочил, попытавшись резким рывком освободиться. Но осьминог не уступил ни дюйма, более того, судорожные движения жертвы дали ему возможность крепче прижать ноги Бонда к выступу округлой скалы. Хватка этой твари была на удивление сильной, и Бонд почувствовал, что еще минута — и ляжет лицом на дно, и тогда с этой чертовой миной на груди и цилиндром на спине он будет совершенно бессилен что-либо предпринять.

Бонд вытащил из-под пояса нож и ударил, целясь куда-то между ног; но движения его стеснял отвес скалы и к тому же он боялся пропороть себе резиновый костюм. Неожиданно что-то облепило его сверху и прижало ко дну. Ноги потащило в широкую расселину. Пальцы заскребли по песку, Бонд попытался развернуться и поднять выпавший из рук нож. Но мешала мина, прикрепленная к груди. Охваченный паникой, Бонд вспомнил про ружье. Раньше он отказывался от мысли воспользоваться им из-за слишком малого расстояния до цели, но теперь другого выхода не 6ыло. Ружье лежало на дне, где он оставил его. Разведчик потянулся к нему и снял с предохранителя. Мина мешала как следует прицелиться. Он протолкнул ствол между ног и прикоснулся им к ступням, стараясь отыскать безопасную щель между ними. К стволу немедленно потянулись щупальца, затягивая его вниз. Ружье скользнуло между его скованными ногами, и тут Бонд спустил курок, стреляя наугад.

Вязкая, тягучая масса чернильного цвета облепила ему лицо. Но одна нога освободилась, а затем и другая. Бонд выпрямился, и ему удалось ухватиться за трехфутовый стержень гарпуна, ушедшего куда-то под скалу. Он изо всех сил, сдирая на ладонях кожу, тащил его, пока, наконец, гарпун полностью не вышел из черной тучи, повисшей над входом в пещеру. Тяжело дыша, Бонд поднялся и отступил от скалы. Под маской пот струями стекал у него по лицу. Наверху скопились предательские пузырьки, и Бонд молча выругался по адресу жуткого черного осьминога, засевшего у себя в логове и накинувшегося на него.

Впрочем, на переживания не было времени. Бонд перезарядил ружье и двинулся вперед. Луна оставалась справа от него.

Теперь разведчик быстро двигался во взбаламученной воде, стараясь плыть как можно ближе ко дну и держать голову так, чтобы не отклониться в сторону. Боковым зрением он заметил ската величиной с пинг-понговый стол; кончики его больших пятнистых крыльев трепетали, как у птицы, длинный рогоподобный хвост хищно извивался. Но Бонд не обратил на него внимания, помня о том, что говорил Куоррел: «Скаты никогда не нападают, только защищаются». Он решил, что скат, скорее всего, вылез, чтобы отложить яйца или «русалочьи кошельки», как говорят местные рыболовы, имея в виду форму этих яиц: на песчаном дне они напоминают подушки с крепко перевязанными на всех четырех уголках узлами.

Над песком, под лунным светом скользили тени рыб, иные были длиною с Бонда. Одна из них увязалась за ним и плыла с минуту десятью футами выше. Подняв взгляд, Бонд увидел акулье брюхо, напоминающее белесый, сужающийся по концам дирижабль. Отесанный нос акулы пытливо следовал за струйкой воздушных пузырьков. Широкая серповидная пасть напоминала ссохшийся шрам. Акула отклонилась немного в сторону, повела на разведчика тяжелым розоватым глазом, а затем ударила о воду огромным, похожим на косу хвостом и медленно скрылась в сером тумане. Бонд вспугнул семейство головоногих, от крупных — футов на шесть, до крошечных — весом в несколько унций. Эти тихие, светящиеся существа висели в воде почти вертикально, образуя утончающийся книзу ряд. Они тут же вы правили строй и рванули в сторону со скоростью ракеты.

Бонд еще раз остановился немного отдохнуть, а затем двинулся дальше. Появились барракуды, крупные, до двадцати фунтов весом. Выглядели они так же устрашающе, как и те, что уже попадались Бонду. И сам разведчик, и поднимающиеся от его баллона пузырьки воздуха привлекали их внимание, поэтому они скользили тесным строем прямо над ним, словно серебристые подлодки или стая волков, злобно следя за человеком своими хищными глазами.

К тому моменту, когда Бонд достиг первых коралловых отростков — а это означало близость острова — рыб набралось штук двадцать.

Бонд весь сжался под резиновой шкурой, но ничего поделать было нельзя, и он сосредоточился на своей цели.

Внезапно где-то прямо над ним показалось длинное металлическое тело; сразу за ним виднелся круто уходящий вверх выступ.

Это был киль «Секатура». У Бонда екнуло сердце.

Он посмотрел на часы. Три минуты двенадцатого. Из набора мин, которые были у него с собой. Бонд выбрал заведенную на семь часов и вставил ее в соответствующее отделение своего костюма. Остальные зарыл в песок, чтобы не выдать себя, если попадется.

Продвигаясь вперед с миной в руках, он все время ощущал позади сильное волнение воды. Вплотную к нему, едва не задев, проплыла барракуда; пасть ее была полуоткрыта, глаза вперились в человека. Но Бонда сейчас интересовал только киль яхты и в особенности точка в трех футах выше центра.

Последние несколько футов мина буквально тащила его за собой, влекомая страстным зовом металлического корпуса. Бонд приложил немалые усилия, чтобы приладить ее осторожно, без шума. А потом, когда он освободился от груза, пришлось изрядно поработать, чтобы поскорее уйти вглубь, подальше от поверхности.

Разворачиваясь в сторону укрытия в скале, разведчик неожиданно почувствовал, что позади происходит нечто страшное.

Целая стая барракуд, казалось, сошла с ума. Они вертелись и подпрыгивали в воде, как бешеные псы. К ним присоединились три акулы и тоже пустились в яростный танец, только движения их были более неуклюжи. Вода буквально кишела жуткими рыбинами. Бонда что-то ударило в лицо и отбросило на несколько ярдов. В любой момент ему могли порвать и резиновую, и собственную кожу, а там уж на него накинется и вся стая.

«Эффект толпы в экстремальных условиях», — в сознании мелькнула фраза из доклада министерства морского флота. Вот когда ему могла бы помочь эта противоакулья смесь. А без нее ему жить осталось всего несколько минут.

Разведчик отчаянно замолотил руками и ногами; ружье было всего лишь игрушкой перед лицом этих взбесившихся морских каннибалов. Бонд сразу же заметил ряд острых сверкающих зубов, так как пасти рыб были приоткрыты.

Наконец разведчику удалось спрятаться за небольшой выступ подводной скалы. Грудь тяжело вздымалась, язык от страха прилип к гортани, а глаза расширились при виде этого жуткого представления.

Хищницы метались вокруг коричневого облачка, ползущего вниз с поверхности моря. Неожиданно рядом с ним одна из барракуд на мгновение застыла, ухватила зубами что-то коричневое и блестящее и, сделав мощный глоток, рванулась назад, в самую гущу своих соплеменниц.

В тот же самый момент все вокруг стремительно потемнело. Разведчик поднял взгляд и, уже догадываясь, в чем тут дело, увидел, что серебристая поверхность моря постепенно принимает устрашающе алый оттенок.

Рядом с ним потянулись какие-то нити. Бонд подцепил их стволом ружья и подтянул прямо к стеклянной маске.

Сомнений не оставалось.

Кто-то наверху поливал море кровавой струей и сбрасывал требуху.