Живодер

Глава 18. МАНЕКЕНЧИКИ

На железном поле истекали кровью и умирали крохотные воины. Гексахир прибавил увеличение оптических датчиков и продолжил жадно следить за побоищем.

— Посмотри на них, Олеандр. Разве не потрясающе?

Олеандр не ответил. Гексахир нахмурился, но глаз от сражения не оторвал. Он сам вырастил этих воинов из образцов, которые взял у убитых братьев Олеандра. Секретом изготовления манекенчиков владели немногие гемункулы. Сделать громадное чудовище или машину боли — это одно. А вот создать что-то настолько маленькое и сложное — это уже, можно сказать, искусство.

— Крепкие. И от рождения агрессивные. Держу пари, что можно выпустить целую армию таких в башню любого кабала, и они превратят ее в развалины за несколько дней. — Гексахир помолчал, разглядывая изображение. А затем рассмеялся, довольный: — Пожалуй, так и сделаю. Может, Пешигу. Или Салару. Посмотрим, как он справится с врагом, которого не то что ударить, а даже увидеть нельзя.

Он ловко выдернул одного из крохотных воинов с поля боя и бросил в банку для образцов. Закрыл крышку и поднял сосуд. Крошечная фигурка забарабанила по стенке.

— Посмотри-ка на него. Упрямый маленький манекенчик.

— Мы созданы бороться до конца, — сказал Олеандр.

Гексахир взглянул на него:

— Мало кто умеет давать пояснения лучше, чем ты. Твои нервные окончания, должно быть, уже превратились в пепел, а ты все волочишься вперед. Достойно восхищения, и в то же время жалости.

Гемункул поставил банку и взял другую. Одного за другим он собрал уцелевших воинов. Позже он превратит их в кашу, просеет и вырастит заново. Потребуется много поколений, чтобы рафинировать их до пригодного состояния. Он присмотрелся к последнему, глядя, как тот разбивает крохотные кулачки в кровь о стенку банки.

— Они напоминают тератов, — сказал Олеандр.

— Кого? — Гексахир поставил банку на место.

— Это старое терранское слово. Означает «чудовище» или «что-то чудесное». — Олеандр поднял глаза. — Так назывались плоды первых опытов Фабия по манипуляциям с генами. Чокнутые зверюги. Психически и физически нестабильные. Большинство не пережило первой же битвы.

Гексахир фыркнул:

— Занятная байка. Какое она имеет отношение к тебе?

— Иногда мне кажется, что он всегда создавал лишь чудовищ, — ответил Олеандр. — Несмотря на все свои разговоры о новом человечестве, кажется, что создавать он способен только прямо противоположное. Куда бы Фабий ни шел, он оставляет после себя одних монстров.

Гексахир хохотнул:

— Как по-философски. А себя ты в это определение включаешь? Все-таки ведь он и тебя создал.

— Я давно смирился со своей чудовищностью. — Олеандр потеребил края шлема. В последнее время он делал это гораздо чаще. Гексахир решил, что у него, наверное, воспалились контактные узлы. — И что теперь? Мы вернулись в Комморру уже несколько недель назад.

— И вполне можем подождать еще несколько. Меня просили проявить терпение, и я его проявляю.

— Да, но, по-моему, в пассивности тебя не обвинишь.

Гексахир запнулся:

— Это что, подколка?

— Наблюдение. — Олеандр по-прежнему возился со своим шлемом. По жилистым ложбинам его шеи покатились капли крови.

Гексахир нахмурился. Потом вынул болевой жезл и показал Олеандру:

— Кажется, я предупреждал не трогать шлем. Или ты забыл?

— Нет. — Олеандр остановился и взглянул на Гексахира пустыми и голодными глазами. — Ходящая-по-покрову использует тебя.

— А я использую ее. У нас взаимовыгодные отношения, как я уже говорил.

— Разве? Мне кажется, что ты для нее важен не более, чем Пешиг и остальные важны для тебя. — Олеандр хрипло рассмеялся. — Фабий по-прежнему жив. А ты прячешься здесь, дуешься в своей башне из гниющего мяса, потому что твои наймиты повернулись против тебя.

Гексахир опешил от возмущения. Но вместо того, чтобы пропустить через Олеандра разряд боли, спрятал жезл.

— Вот интересно… ты пытаешься взбесить меня, чтобы я тебя убил или чтобы вернулся к охоте?

Олеандр не ответил.

Гексахир фыркнул и ушел в другой конец комнаты, туда, где стояли клонировальные чаны. Внутри каждого плавала едва сформированная копия Фабия, добытая из ограбленного схрона. Большинство клонов были мертвы или нежизнеспособны как-то иначе. Но один или два еще функционировали на базовом нейронном уровне. Гексахир стер конденсат с одного резервуара и всмотрелся в лицо за стеклом.

— Зачем он арлекинам?

— Не знаю.

— Думаю, ты лжешь. — Гексахир повернулся.

— Не лгу. Я действительно не знаю.

— Но, подозреваю, у тебя есть предположения.

Олеандр помолчал:

— Думаю, они нуждаются в нем.

— И зачем же им понадобилось такое создание?

— Видимо, он собирается что-то сделать. Сыграть роль в какой-то их грядущей драме. Какова бы ни была причина, они очень постарались, чтобы удержать его на выбранном ими пути. И в этом они не одиноки.

— Наш Фабий всегда так популярен. — Гексахир постучал по стеклу. — Я-то надеялся, что смогу синтезировать что-то полезное из этих полутварей, но в них чего-то не хватает. Какой-то детали, которую нельзя воспроизвести. — Он глянул на Олеандра. — А знаешь, этот его недуг не совсем биологический. Болезнь не только телесная, но и духовная. Слияние реального и гипотетического.

— Какой-то демон, — предположил Олеандр.

— В некотором смысле. Но если и так, то примитивный. Диомона как-то предположила, что Фабий — всего лишь ходячий кокон для своей болезни. Что на самом деле это вовсе не болезнь, а скорее зародыш гиперпространственного организма. Она думает, что в конце концов Фабий лопнет, а из его склизкого нутра выйдет нечто новое и ужасное. Возможно, бог во плоти.

— Патер Мутатис, — буркнул Олеандр.

— Да. Так они его называют? Вера — любопытная штука.

Он уставился на клона, желая, чтобы тот открыл глаза. Но ничего не случилось. В этом куске мяса не было сознания. Все, чем Фабий был, все, чем он мог стать, было заперто в его жутком и чудесном разуме.

— Наверное, я его все-таки не убью. Пожалуй, выгоднее будет сохранить ему жизнь — выкормить то, что растет в нем. И когда-нибудь мы обязательно узнаем, что это такое.

— Результат может тебе не понравиться.

— Таков риск любого исследования. Цена знаний часто бывает очень высока, и в итоге ее всегда приходится платить. Что твоему учителю не мешало бы крепко запомнить. — Гексахир повернулся. — Ты не попытался бежать, когда Диомона привезла тебя обратно. Почему?

Олеандр отвел взгляд:

— Я не дурак.

— Если бы. Мог бы избавить меня от лишних хлопот. Она пошла против меня, маленькая негодница.

Диомона уже несколько недель втихую баламутила членов синода, перескакивая от одного жадного уха к другому, преисполненная решимости призвать его к ответу, причем самым нудным и утомительным способом. Разве это так много — попросить молодое поколение проявить хоть каплю инициативы? Пожалуй, он ошибался насчет нее в качестве преемницы.

— Bce это на самом деле очень печально, — произнес он.

— Да, — отозвался Олеандр.

Гексахир внимательно посмотрел на раба. С тех пор как они вернулись, Олеандр вел себя необычно сдержанно.

— И это все, что ты можешь сказать? Надеюсь, ты понимаешь, что твоя судьба напрямую зависит от моей? Если свалят меня, ты отправишься следом.

Олеандр поднял глаза:

— Пожалуй, это лучше, чем жить твоей игрушкой.

Прежде чем Гексахир успел ответить, прозвучал резкий сигнал. Гемункул поднял голову и крикнул:

— Я же велел, чтобы меня не беспокоили!

Его рука поползла к осколковому пистолету, спрятанному под одеждой. Может, это Диомона все-таки решила заняться чем-то поинтереснее?

В ответ раздался хор невнятных голосов — у развалин не было языков, и им приходилось общаться как получалось. Гексахир хрипло рассмеялся:

— Ну, чудеса все не прекращаются. Похоже, прибыл докучливый архонт Пешиг, и без охраны. Что говорит либо о монументальном высокомерии, либо…

— Либо он под чьей-то защитой, — подсказал Олеандр. — Попробуй его убить, тогда хоть узнаем, под чьей.

Гексахир фыркнул:

— Тебе бы очень этого хотелось, да? Нет уж. Стань там и злись про себя. И не суй свой нос, когда не просят. — Он снова повернулся ко входу: — Ведите! И не спускайте с него глаз!

Створки разошлись в стороны, открыв взору стройную фигуру Пешига в окружении троих развалин. Архонта проводили внутрь. Пешиг радостно улыбался.

— Привет, Гексахир! Давно не виделись.

Гемункул сложил руки на груди и поднялся повыше на своих спинных щупальцах.

— Назови хоть одну вескую причину, чтобы я не разобрал тебя на запчасти прямо сейчас.

Улыбка Пешига ни на миллиметр не убавилась.

— Значит, можно предположить, что кто-то проболтался? — Архонт покачал головой в притворном разочаровании. — Держу пари, что Аурелия. Эта женщина еще не встречала спины, в которую не воткнула бы нож.

Гексахир даже не улыбнулся:

— Зачем ты пришел, Пешиг? Только быстро.

— Я пришел молить тебя о прощении. И предложить свою помощь.

— Помочь? В чем?

— В осаде.

— В осаде? Какой осаде?

— Ну как же, в осаде базы Фабия Байла в старушечьем мире, который мон-кеи называют Велиал IV! — Пешиг весело махнул рукой. — И поздравляю с ее обнаружением за время этих долгих недель добровольной изоляции.

Гексахир заколебался. Затем его кожаная маска медленно расплылась в гадкой улыбке:

— Ты ведь на самом деле не Пешиг?

Архонт нахмурился.

А потом вдруг Пешига не стало. Его место заняла ярко одетая фигура в зеркальной маске и с посохом в руке. Гексахир рассмеялся и одобрительно похлопал, в то время как развалины в смятении отпрянули.

— О, как чудесно! — хихикнул гемункул. — То-то мне показалось, что я уловил дуновение искажающего поля, просто не был уверен. — Гексахир обернулся: — Посмотри, кто к нам пришел, Олеандр! Наша старая знакомая, Ходящая-по-покрову. Наконец-то решила навестить нас. — Маска на его лице скривилась во что-то напоминающее приветливость: — А где же настоящий Пешиг, осмелюсь спросить?

— Мертв, — просто ответила Силандри. — Оплакивать его никто не станет. И даже знать не будут, пока я не решу бросить этот маскарад. Кстати, не за что.

Гексахир нахмурился:

— Не то чтобы я не был благодарен, но зачем его убивать?

— Потому что он собирался помешать их плану, — вставил Олеандр.

Гексахир повернулся к нему и рявкнул:

— Ты об этом что-то знаешь?

— Больше, чем ты. — Силандри вскинула посох на плечо. — Роль Пешига в этой истории подошла к концу. Сам того не желая, он пытался увести повествование от намеченного нами финала. Поэтому мы вычеркнули его из произведения.

— Тогда к чему этот… фарс? Зачем надевать его лицо?

— Я сказала, что мы вычеркнули Пешига из нашей истории, а не его роль. Тебе понадобятся его войска, даже такие жалкие. Так же, как тебе понадобятся войска Салара и Авары. Мы позаботимся, чтобы ты получил их для того, что должно быть сделано.

Гексахир уставился на арлекина:

— И чего же ты от меня хочешь?

Силандри рассмеялась.

— То, что ты все равно сделал бы. — Она нацелила на него свой посох. — Наконец пришло время Фабию Байлу умереть. И ты, Гексахир Ультилиад, должен стать орудием его смерти.

Олеандр не остался, чтобы дослушать. У него сложилось впечатление, что ему там будут не рады. Вместо этого он прошел вдоль хребта ограждения и выбрался на внешнюю кожу башни. Он крался вдоль цепких корней мышечной ткани, поглядывая на темные глубины внизу. Бездна из круглых витков, похожих на раковины огромных моллюсков, слепленных вместе и сложенных в одну непрерывную окружность, падающую вниз и наружу.

Время от времени он ловил блеск фонарей траулеров, что бороздили глубины, соскребая грибные споры со стенок Паутины. Некоторые проходы заросли джунглями, а в некоторых расположились споровые фермы, где трудились отчаявшиеся и безумцы. Лишь тот, у кого не осталось иного выбора, станет жить — сможет жить — в недрах Паутины.

Олеандр выпрямился во весь рост, раздумывая. Падение с такой высоты почти наверняка убьет его. А если и не убьет, то как минимум серьезно покалечит. Только вряд ли Гексахир станет его разыскивать. Особенно теперь, когда получил от арлекинов все, что хотел.

Как долго он продержится там внизу, в темноте? Сколько пройдет времени, прежде чем, переломанный и мутирующий, он заползет в какую-нибудь дыру или трещину и высохнет там в мумию? Или превратится в очередное чудовище и будет питаться заблудшими и проклятыми среди споровых ферм и портовых лачуг, которых хватало в самых дальних уголках Темного города?

— Это так заканчивается моя история? — спросил он вслух.

— Зависит от того, как ты ее прочитаешь.

Олеандр обернулся. Силандри Ходящая-по-покрову стояла у него за спиной, лениво подбрасывая плечом свой посох. Как всегда, в ее маске он не увидел ничего, кроме собственного отражения, и это его взбесило. Прежде он получил бы бесконечное удовольствие, но то было другое время и другой Олеандр, а с тех пор он уже изменился.

— А я все думал, станешь ли ты меня разыскивать.

— Почему бы и нет?

— Я решил, что ты со мной закончила. Гексахир во всеоружии, ты рассказала ему все, что он хотел знать. — Олеандр заколебался. — Он отправил тебя сюда, чтобы разобраться со мной?

— Нет. Солнечному Графу предстоит сделать еще многое, прежде чем он сбежит. — Силандри присела рядом, не дожидаясь приглашения. Она уставилась в темноту, и у Олеандра мелькнула мысль попробовать столкнуть ее. Упадет она или повиснет в воздухе?

— Я сделал все, что ты просила.

Арлекин рассмеялась:

— Но под принуждением и в скверном духе.

— Прости, а Солнечный Граф обязан вершить предательство с улыбкой?

— Он — нет, а ты — да. Это одна из тех вещей, которые нам нравятся в тебе, Олеандр. — Силандри хлопнула его посохом по плечу. — Ты идеальная пешка, готовая ходить в любую сторону, лишь бы задержаться на доске еще чуточку дольше.

— А может, мне надоело быть пешкой?

— А может, игра уже подходит к концу? — Силандри подняла взгляд на черные раздутые пики и ущелья Комморры, простиравшиеся высоко наверху. — По крайней мере, эта игра. Но есть еще столько других — часто трудно уследить.

— Я не привык, чтобы ты говорила так откровенно.

Силандри взглянула на него:

— Теперь мы в другой истории.

Олеандр на мгновение замолчал, потом спросил:

— Зачем вы послали его сюда?

— Чтобы он мог получить столь необходимые ему уроки.

— Включая и этот?

Теперь настала очередь Силандри замолчать. Олеандр внимательно посмотрел на нее:

— Все эти игры, эти истории — все ради того, чтобы заставить его стать тем, кем вы хотите его видеть. Стать таким человеком, который вам нужен, чтобы будущие истории развивались так, как хотите вы. Вы хоть раз подумали, что он может воспротивиться?

— Если бы он не противился, история не была бы и вполовину такой интересной.

— А что будет, если он умрет?

— Тогда понадобится другой, — ответила она и прижала два пальца к его груди. — Когда падет Царь Перьев, за меч должен взяться Солнечный Граф. — Она отвела взгляд. — Но только в некоторых версиях этой истории. Иногда он вставляет устройство из призрачной кости тебе в голову и убегает в тебя, когда захлопывается наша ловушка. В других случаях Гексахир хирургическим путем придает тебе новый облик ради собственного печального развлечения, а ты убегаешь, приняв имя и одежды своего павшего учителя.

— А в этот раз?

Она пожала плечами:

— Истории — они как звери. Выживает сильнейший. Характер этой истории еще только задается. Может быть, это сказка о спящем короле, восставшем снова? Или о трагическом герое, взявшемся за меч во имя своего павшего повелителя? А может, ничего из этого. Может быть, мы все ошибаемся, и это история о любви ребенка к родителю. — Она постучала посохом себя по подбородку. — Как бы то ни было, эта история не про раба тьмы. Не про воина, продающего душу за нечто столь эфемерное, как власть. И это радует Цегораха.

Идущая-под-пеленой поднялась на ноги, и Олеандра вновь поразила ее нечеловеческая грация. Как бы ни хотелось ему переломить эту хворостинку пополам, он не мог не восхищаться холодной красотой ее движений.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

— Потому что это может помочь тебе разобраться в таких вещах. Или помешает ей. — Ходящая-по-покрову крутанула посохом. — И то и другое, пожалуй. Мы мешаем ей, а она в это время пытается мешать нам. — Силандри рассмеялась. — Я часто думаю, что было бы, приведи мы ее куда-нибудь в безопасное место вместо гнезда Феникса.

— Что?

Но Ходящая-по-покрову не ответила. Она пошла прочь, и ее фигура словно расплывалась и таяла, пока не слилась с длинными тенями. Олеандр посмотрел ей вслед. А потом снова глянул вниз. Но вместо того, чтобы прыгнуть, он вздохнул и полез обратно тем же путем, каким пришел. По крайней мере, в одном Силандри права.

Выживает сильнейший.