Жизнь Дмитрия Медведева

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Днепропетровск. Апрель 1927 года. В кабинете Медведева сидит ответственный секретарь добровольных общественных организаций Днепропетровского окрисполкома Федор Кириллович Сокаль. По просьбе Медведева он пришел рассказать о той обструкции, которую ему устроили в цехе Брянского (в Днепропетровске брянский завод имел филиал) металлургического завода на собрании ячейки Осоавиахима.

— Представляете: старый рабочий, механик, берет слово — и против Осоавиахима! Не понимаю! Рабочий! Сначала, говорит, давай семичасовой рабочий день, а потом Осоавиахим!! И это сейчас, когда Англия рвет торговый договор! Откуда это?

— Типичная троцкистская спекуляция, — усмехнулся Медведев. — Немедленно давай то, что сейчас как раз дать невозможно. Зато потом, когда экономика окрепнет и возможность появится, и партия даст семичасовой день, будут кричать, что выполняется программа Троцкого.

Впервые беседуя с Сокалем, Медведев ловил себя на странном чувстве, что ему как будто знакомы и этот пронзительный из-под лохматых бровей взгляд, и энергичная речь с сильным иностранным акцентом.

— Мне это вдвойне неприятно, — с горечью сказал Сокаль, — ведь рабочие брянского завода приобщили меня к революции!

И тут Медведев вспомнил: 1915 год, Брянск, австрийские военнопленные разбивают слежавшуюся муку в заводской лавке, оброненная листовка…

— А вы помните гимназиста, передавшего вам листовки?

Группа чекистов Днепропетровска. 1929 год. В первом ряду третий слева — Д.Н.Медведев.

Сокаль вдруг вспыхнул, вскочил, порывисто стиснул руку Медведеву.

— Как часто я вспоминал этого гимназиста!

Значит, Федор Кириллович не вернулся на родину? Да, так получилось. В семнадцатом году из Брянска ушел в Красную гвардию. Был трижды ранен. В двадцать втором демобилизовался и пошел на село волорганизатором, потом работал секретарем райпарткома. В партии с девятнадцатого.

Сокаль смотрит на Медведева с нежностью.

— Вы мой… как это говорят в России? Крестник? Нет, крестный отец!

Медведев задумался: а не поможет ли ему Сокаль в одном трудном деле? Недавно стало известно, что одесская подпольная троцкистская фракция по заданию своего харьковского центра собирается направить в Днепропетровск специалиста по стеклографии. К кому? Вот что нужно узнать.

Австриец подумал.

— Среди рабочих такие речи для меня новость. А вот интеллигенция на эту болтовню клюет… Постой, постой-ка!

И рассказал. Не так давно в компании молодых поэтов ему пришлось слышать один разговор. Ребята к литературе способные. Но в политике цыплята и путают отчаянно. Они убеждали Сокаля, что без революции в Австрии социализма в России не построить. О, они так превозносили австрийский рабочий класс: культура! образование! технический прогресс! А у нас что? Лапоть. Темные крестьянские массы. Без Европы не выстоим. Без Европы переродимся в мещанское государство.

— Конечно, они думали, мне, австрийцу, это очень приятно слушать. — Сокаль нахмурился. — Ненавижу национализм! Любой, в том числе и австрийский! Неужели они не понимают, что именно на эту удочку ловили социалистов в мировую войну: национальное превосходство! Главное — уберечь от этой демагогии молодежь. Но как? Ведь не заткнешь всем молодым уши!

Медведев рассмеялся.

— Я думаю, самый верный метод — обратный: открыть им уши. Троцкисты всячески льстят молодежи: вы лучше нас, вы умнее нас, революция — это молодость, старики — консерваторы по природе, старики боятся вас, держатся за власть, не пускают вас к рулю. И тому подобное. Мне думается, мы должны одновременно решать две задачи: раскрыть и обезвредить троцкистское подполье и помочь молодежи убедиться в пустозвонстве и двоедушии оппозиции.

…Сергея опять сорвали с лекции по физике — кто-то там пришел по осоавиахимовским делам. Нелегко учиться в горном институте и быть секретарем комитета комсомола! С товарищем Сокалем Сергей уже не раз встречался. И, хотя в глазах еще плыли бесконечные схемы и контуры, Сергей стал с ходу докладывать о работе кружков и количестве членов…

— А что вы думаете о нашей позиции в китайских событиях? — неожиданно прервал его Сокаль.

И, к удивлению Сергея, начался разговор о международных делах, после чего товарищ Сокаль удовлетворенно хмыкнул, потрепал его по плечу и ушел, так и не дослушав отчета об Осоавиахиме.

На следующий день Сергея опять вызвали с лекции и вручили конверт с коротенькой запиской: его просят немедленно прибыть на Артемовскую, 13, к товарищу Медведеву.

В этом худощавом, спокойном пареньке, неторопливом, немногословном, была сразу привлекшая Медведева определенность взглядов, вдумчивость, самостоятельность. Родители — старые большевики: отец — с 1903 года, мать — с 1905. Через два дня после рождения Сергея мать попала в тюрьму за попытку освободить политзаключенных, среди которых был и ее муж. Первые четыре года жизни Сергея прошли в тюремной камере. В 1913 году он с матерью отправился в ссылку на Север. После революции мать на партийной работе, он учится — школа, институт, впереди работа инженера…

— Нет, — решительно говорит Медведев. — Впереди работа чекиста!

Сергей ошарашен. Он никогда не думал, у него иные планы, иная профессия…

— Чекистская работа не профессия, а средство, чтобы защитить и построить коммунизм. И передышки нам враги не дают. Ты должен нам помочь в борьбе с троцкистами.

— Неужели троцкисты враги? — искренне удивляется Сергей. — Такие же, как эсеры, меньшевики, националисты? Ведь они с нами в одной партии. Конечно, они ошибаются. Но ведь ошибка еще не преступление.

— Хорошо, Сергей, сперва убедись сам…

В те месяцы троцкисты, нарушая неоднократные решения партии, не только продолжали фракционную деятельность в партии, в Коминтерне, но вели антипартийную агитацию и среди беспартийных. Получая поддержку среди мелкобуржуазной прослойки, а также со стороны некоторой части шатающихся интеллигентов, троцкисты совсем не имели успеха у рабочих. Это тревожило руководство оппозиции. И поэтому в далеко идущих планах оппозиционеров рабочему Днепропетровску уделялось немалое место. Медведеву же еще в Одессе пришлось вплотную столкнуться с деятельностью троцкистской агентуры. Нити этой деятельности и привели его в Днепропетровск.

Начало 1927 года ознаменовалось для нашего государства большими трудностями в связи с обострением советско-английских отношений и с частичным поражением китайской революции. Это немедленно использовала оппозиция, развернув атаку по линии нашей международной политики. Когда перед Советским государством встала реальная угроза войны, Троцкий выступил с обвинением партии в термидорианском перерождении, с заявлением о том, что «опаснейшей из всех опасностей является партийный режим», а это было превосходной услугой врагу, ибо подрывало работу партии по мобилизации масс для отпора империалистам. В мае Троцкий выступает с антипартийной речью на VIII пленуме ИККИ, а Зиновьев — на непартийном собрании, апеллируя к беспартийным против партии и ее руководящих органов. 9 июня — в дни жесточайших атак английского империализма против СССР — Троцкий и Зиновьев совместно организовали антипартийную политическую демонстрацию на Ярославском вокзале.

В августе 1927 года объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) предупредил Троцкого и Зиновьева об исключении их из состава ЦК, объявил им строгий выговор с предупреждением. Они снова — в который раз! — поклялись соблюдать партийную дисциплину и прекратить фракционную борьбу. А тем временем лихорадочно развертывают организацию подпольной сети, нелегальных типографий, создают фракционные группы в зарубежных партиях. В октябре объединенный Пленум ЦК и ЦКК исключил их из состава Центрального Комитета партии и постановил передать вопрос о раскольнической деятельности лидеров троцкистской оппозиции на рассмотрение XV съезда партии…

…По заданию Медведева Федор Кириллович Сокаль познакомил с троцкистствующим поэтом секретаря комитета комсомола горного института. Это было заманчиво для оппозиционеров. И вскоре Сергей получил явку на конспиративное собрание. Все тут было по правилам конспирации: пароль, условный стук.

Потрясенный Сергей потом признавался Медведеву, что только огромным усилием воли заставил себя молча выслушать циничное выступление некоего представителя харьковского центра, который деловым тоном разъяснял, как организовать бойкот подписки на заем, как вести дискредитацию местного партийного руководства, как восстанавливать рабочих против крестьянства якобы для предотвращения перерождения партии в мелкобуржуазную.

— Не понимаю, как можно носить в кармане партийный билет, голосовать на партийных собраниях за линию партии, смотреть в глаза товарищам по партии и за их спиной, тут же произносить такие речи. Это… это… это же предательство!

— Тебе придется еще не раз в жизни столкнуться с человеческой подлостью, — с грустью сказал Медведев. — Не падай духом, Сергей. Порядочных людей куда больше на свете. Подлецы это тоже знают. Поэтому они так тщательно маскируются под порядочных. Чекистам приходится заниматься и этим — срывать маски!

В это самое время, в те же часы, когда троцкисты шептались на конспиративных квартирах, строчили свои прокламации и болтали о революции, рядом, в нескольких десятках километров, торжественно закладывался Днепрогэс. Днепрогэс! Гордость и слава Республики Советов! Пройдут годы. Люди забудут многое. Но первые тачки земли по первой доске, первые удары кирки у днепровских порогов — не забудутся никогда. Нужно было быть слепыми, чтобы не видеть в этом вещественного рождения коммунизма.

Троцкисты лихорадочно готовились сорвать праздник на Днепрострое. Они отпечатали кипы листовок. Снарядили агитаторов. Но теперь днепропетровские чекисты знали о каждом шаге местного троцкистского подполья. Листовки попали на Артемовскую. А агитаторы просидели всю ночь на конспиративной квартире, недоумевая, почему за ними никто не приехал со стройки.

В десятую годовщину Октября Днепропетровский окружной исполнительный комитет постановил «наградить за особо преданную, энергичную и честную работу по борьбе с контрреволюцией, бандитизмом и обеспечению революционного порядка на территории Днепропетровского округа» группу сотрудников ГПУ. Почетной грамотой и именными часами был награжден и Дмитрий Николаевич Медведев.

В декабре 1927 года XV съезд партии одобрил постановление ЦК и ЦКК от 14 ноября об исключении Троцкого и Зиновьева из рядов ВКП(б) и исключил из партии 75 активных деятелей троцкистской оппозиции.

Днепропетровские оппозиционеры решили срочно направить в Москву связного за инструкциями. Выбор пал на Сергея как представителя молодежи.

Сергей получил промежуточную явку в Харькове. Из длительной беседы с членами «украинского центра» Сергею стало ясно, что на Украине фактически сформирован второй, подпольный ЦК, создан подпольный партийный аппарат с разъездными агентами. Ему удалось произвести благоприятное впечатление на харьковских деятелей, и он получил явку в Москве для встречи на самом высоком уровне.

В конце декабря Сергей уже в Москве.

Поздним вечером после тройной передачи от одного связного к другому его привели в квартиру, расположенную в большом сером доме у Мясницких ворот. Последний провожатый, оставляя Сергея в пустой, почти без мебели, комнате, сказал многозначительно:

— Будете разговаривать с Седовым!

Сергей прождал около часа. В квартире шла какая-то странная, почти неслышная жизнь. За стеной редко-редко прошаркали шаги. Потом совсем рядом кто-то коротко, сдавленно засмеялся. И опять надолго — тишина.

Седов вошел стремительно и бесшумно. Сунул деревянную руку, отдернул. Сел, как сломался. Задрал подбородок.

— Настроение в Днепропетровске?

Сергей начал рассказывать, незаметно присматриваясь. Лицо аскета. Неприятное, злое выражение. Высокомерная складка рта.

Седов нетерпеливо постукивал пальцами. В самом неподходящем месте саркастически улыбнулся своим мыслям. Прервал на полуслове. Заговорил резким, высоким голосом, безапелляционно:

— Организационные задачи: конспирация и дисциплина. За выдачу наказывать жесточайше. Физически! Наблюдать за ГПУ. Неусыпно! Для финансов создать мастерские, артели. И свои типографии. Политическая задача — поднять молодежь. Вы наша надежда. Молодость — это свобода от традиций, от денег, от имущества. Молодость — это решительность и прогресс. Берите в свои руки все: заводы, школы, вузы, партию, революцию!

Он говорил час. Без передышки. Одно и то же. И это было ужасно — за этим была пустота.

Кончил внезапно, как начал.

— Все! — Встал. — Литературу получите завтра. Немного — нет бумаги. Перепечатывайте у себя. Желаю успеха.

Ткнул руку и исчез.

Чемодан литературы, полученный на конспиративной квартире, Сергей прямо с вокзала отвез Медведеву. Ему удалось выявить один из источников финансирования днепропетровских троцкистов — то была мастерская по ремонту примусов, в которой работал знакомый ему днепропетровский поэт. Кроме того, Сергей кое-что выяснил о подпольной типографии, организованной на подмосковной даче.

— Жалкое зрелище, Дмитрий Николаевич! — говорил Сергей. — Напыщенная болтовня. От имени народа! От имени партии! Поучения. И с таким видом, будто вот сейчас шевельнет пальцем — и миллионы двинутся за ним. И все слова, слова… Демагогия! Мне казалось, я среди сумасшедших. Наверняка весь этот троцкизм сам лопнет, как мыльный пузырь.

— Ты тысячу раз не прав, Сергей! — воскликнул Медведев. — Если его не разоблачить, не разгромить теоретически и политически, он будет возрождаться и туманить головы всякий раз, когда возникнет трудный поворот в истории. И демагогия будет казаться самым легким способом разрешить все трудности. Когда империализм начнет войну против нас, а это неизбежно, эти проповедники станут кричать, что самое главное не бороться с врагом, а насаждать чистую демократию и личную свободу и все прочее, что они кричат сейчас, когда на нас лезет вся империалистическая Европа!

Вскоре в областной газете появляются одно за другим заявления об отказе от троцкистской платформы, о признании генеральной линии партии, подписанные рядовыми участниками троцкистского подполья. А 24 февраля 1929 года газета «Звезда» печатает заявление бывшего руководителя днепропетровских троцкистов, раскрывающее неприглядную картину «деятельности» троцкистского подполья, осуждающее его контрреволюционную, авантюристическую, мелкобуржуазную сущность. Это был конец троцкизма на Днепропетровщине. Бесславный конец.

Через несколько дней Дмитрий Николаевич Медведев уезжает в Херсон: новое назначение, новые задачи.