– Ну вот, правда, за что? – засмеялся Федюня, припомнив крепкий подзатыльник Борисыча. – Я ж как лучше хотел!
– Мог ты этому дураку Мерзликину тушенки пообещать? Или сгущёнки? Хрен с ним, нашли бы, перебились бы как-нибудь. Ладно, даже кишмишёвки, но отдал бы вечером, чтобы он где – нибудь за модулями или в ангаре нажрался бы! Так что не бухти, – правильно заработал по шее!
– Ладно, дело прошлое. Хотя, конечно, если бы курилка уцелела, то на проверке мы не планшеты бы рисовали, а стояли навытяжку и похвалы принимали.
– Ох, ты б лучше не вспоминал про те планшеты, – сморщился, как от зубной боли Борисыч.
– А что, что там такое было? – заинтересовались мы.
– Да вот, ожидали мы проверку и готовились к ней. Всё было бы хорошо, да... Ну, расскажу по порядку.
Проверка.... Это слово повергло весь полк в бурную созидательно – хозяйственную деятельность. Забегали все, от командира полка до самого зачуханного солдата, вечно сопливого Алимки Теймуразова! Ещё бы, из самого ТуркВО понаедут генералы! Суровые и неприступные, они будут шерстить и строить, соваться всюду, порядок наводить и за непорядок «гривы сшибать» всем подряд! Так лучше же предусмотрительно прибрать, навести порядок, и приукрасить всё, что только можно!
Два дня "причёсывали" прилегающие к самой взлётной полосе пески. Этими же самыми пыльными песками засыпали остатки взорванной курилки. Под страхом "губы" вминали окурки в землю и затаптывали. Стало почище, поаккуратнее, надо признать! Мало этого было для приёма комиссии! Крайне мало. А чем-то надо отличиться, выделиться. Ну что тут покажешь?! Выгоревшие палатки, плац, в своё время укатанный минным тралом и залитый водой, после чего солнце спекло подготовленную поверхность до твёрдости бетона. Хороший способ, что-то вроде катка получается. Кое-где в Афгане так строили даже взлётки для самолётов! Правда, на этом плацу редко строили личный состав. Даже перед рейдами полк становился вдоль палаток.
Замполит Губарев маялся, места себе не находил. С кого будут спрашивать за политическую подготовку личного состава, как не с него? А блеснуть то нечем!
– Вот же, твою мать! – матерился майор, беспомощно размышляя, чем-таки удивить комиссию. Не, не варит голова. Чем ты их удивишь в пустыне? Не фонтан же для них построить! Он морщился от головной боли и уходил в столовую, где ему становилось легче при виде солдат, битым стеклом обдирающих до сахарного блеска столы и скамейки.
У входа в палатку пищеблока столкнулся с командиром. Полюбовались вместе заблиставшими предметами быта, покурили, поскребли в затылках. Замполит попросил совета.
– Слушай, Семёныч, – задумался полковник, – а ты бы какие-нибудь стенды сделал, что ли. Там для постройки ДОСов* фанера есть, возьми, сколько надо, и напишите что-нибудь такое, знаешь...
– Есть! – возликовал майор и заспешил к складам, сожалея на ходу, что не дошла до него такая простая мысль. Засохли мозги к чёртовой матери на этой войне!
Ну конечно, стенды! Наглядная агитация! Придумались майору какие-то яркие плакаты с лозунгами, выписками из уставов, суворовскими поучениями и маршрутом славного боевого пути полка. Правда, Губарева смущало, что до проверки оставалось всего три дня, а ещё даже фанера по размерам не была разрезана, но он себя подбадривал.
– Ничего, ничего, – не давал поглотить подступающей тоске радость находки, – Художников со всего полка соберу, сутками рисовать будут. Пусть в полку сидят, в рейд не пущу! – соображал майор. Он указал солдатам и начальнику склада, какие листы фанеры вытаскивать и как их резать. И стоял над душой у исполнителей, пока не убедился, что всё сделано правильно. Можно было начинать рисовать, но...
... Увы! Художников в полку не нашлось вообще никаких.... Маляры, плотники – это – пожалуйста! С нашим глубоким уважением! А вот рисовать некому! Отчаялся замполит, затосковал больше прежнего. Но времени терять не стал. Решил сам рисовать, копировать по квадратикам. Достал учебники "Два мира – две системы", "Боевая и политическая подготовка солдат" и прочие и стал расчерчивать понравившиеся рисунки....
Федюня с Борисычем получили задание подготовить к рисованию, – загрунтовать фанеру. В водоэмульсионную краску добавляли гуашь, тщательно размешивали и Федюня старательно покрывал равномерным слоем будущий шедевр армейского искусства. Потом, на подсохших листах, Борисыч расчерчивал простым карандашом увеличенные квадраты в тех местах, где замполит собирался живописать. Двое суток не покладая рук, с короткими перерывами на сон и еду, друзья набивали через целлулоидный трафарет тексты густой гуашью, вытирали и подкрашивали грунтовкой те места, где поролоновый тампон выходил за края трафарета, выверяли оттиснутое с оригиналом – чтобы, не дай бог, ошибки не случилось.
М-да-аа-аа.... Чудо, а не планшеты получились! Третьяковская галерея! Весь полк к ним как на экскурсию ходил, когда выставили их вдоль палаток на просушку. Замполит ликовал, а Федюня с Борисычем ревниво охраняли дело своих рук, никого не подпускали ближе чем на три метра, чтобы не запылили! А некоторые особо одарённые, дай волю, – ещё могут и руками залапать!
Губарев торжествовал, а довольный командир полка пообещал подумать об отпусках для "художников" и награде для замполита. Правда, после проверки и если она пройдёт нормально.
Чтобы драгоценные планшеты не пострадали от неизвестных опасностей, на ночь перед днём прилёта генералов, майор Губарев распорядился занести их в палатку, из которой выселили всю роту на улицу. Охранять драгоценную наглядную агитацию остались единственные люди, которым замполит мог их доверить – Федюня и Борисыч. Для этих доверенных лиц майор из своих запасов выделил пару банок тушёнки и вкусного итальянского томатного сока, перчёного и подсоленного, который можно было купить только в "Берёзке". Заслужили бойцы, что уж тут сказать!
На плацу солдаты красили нитрокраской рамы, чтобы раненько утречком выставить в них планшеты по всему периметру.
Борисыч улёгся на койку и задремал. Федюня сидел у буржуйки, таращился, вглядываясь в освещаемые бликами огня силуэты кривобоких солдат, косоватых самолётов и танков, изображённых неумелыми руками. Любовался! Думал даже, не податься ли после службы в художественное училище.
Захотелось есть, и Федюня представил, как в консервной баночке, положенной в угли, свинина доводится до кипения и прижаривается к стеночкам, создавая неповторимую аппетитную корочку. Потянулся, зевнул громко и забросил тушёнку в угли буржуйки. Представил себе, как они с Борисычем сейчас поедят. А с томатиком! Чудо!
Зашёл замполит, зачем-то в тридцатый раз пересчитал планшеты, сверился с планом, как их завтра крепить, угостил "родопиной" Федюню и оставил ещё одну сигарету для Борисыча. Полюбовался на планшеты, потёр ладонями уставшее лицо и ушёл. Федюня выкурил болгарскую сигарету до фильтра, поставил котелок с водой для чая на печку и пошёл будить Борисыча. Ужинать пора.
Борисыч никак не хотел просыпаться, бурчал что-то, отпихивал Федюню локтями, потом сел, не понимая, где он и что от него хотят.
А Федюня уже с кочергой в руках лез в буржуйку. С ужасом он увидел, что банки не по – доброму раздулись. Заторопился, подцепил железной загогулиной одну, вторую, и потянул к себе. Именно в это время и хлопнуло. Шпок!..Один раз. Шпок!..Второй.... Кусочки мяса, брызги жирного сока, завихрения пепла, выхлестнулись из печки и, ошпарив, обдали Федюню с головы до ног. Да и хрен бы с ним, с Федюней! Самая страшная беда случилась из-за того, что два верхних планшета из общего числа стопок попали как раз под поток фонтана горячей тушёнки.
– Ак..., – всхлипнул Борисыч и кинулся к планшетам. Федюня, совершенно обалдевший, стоял и смотрел на весь кошмар, который свершился по его вине. Трясущимися жирными руками, с которых стекала остывающая тушенка, он взял банку с томатным соком и потянул язычок крышки на себя. Банка выскользнула и упала, предательски окропив и без этого сильно пострадавшие планшеты.
Всю ночь Борисыч с Федюней трясущимися руками подкрашивали поплывшие буквы. Грунтовали пострадавшие места при свете той самой буржуйки. Но, ...увы! Жировые пятна выступали на "Боевом пути полка", а томатные капли никак не хотели закрашиваться, только чуть поблекли.
Ранним утром пришли солдаты, закрепили планшеты в рамах. Замполит только издалека видел, что все в порядке. Так и не успел поближе рассмотреть. Некогда было. Генералы прилетели в шесть утра, с явными признаками вчерашних посиделок в Кабуле на суровых, неприступных лицах.
Быстро прошли в штаб, потом в офицерскую столовую, а после нее, уже подобревшие, размягченные, не торопясь двинулись осматривать территорию полка.
Федюня с Борисычем, приседая, прятались за палатками, ожидали неминуемой жестокой расплаты за загубленные надежды замполита. Не находили себе места, всё ожидали грозного окрика. Полдня протомились в страхе. Курили бесконечно, не замечая крепости и вонючести "Гуцульских", мучались от жажды, но не смели покинуть своего укрытия. Однако все было тихо....
Бесконечно прятаться и трястись от страха нельзя. В конце концов, голод, жажда и остальные естественные потребности выгнали вандалов из укрытия. Ничего, всё спокойно...
В итоге всё обошлось. Отпуск, конечно, Федюня с Борисычем не получили, так же, впрочем, как и замполит свою награду, но не было и взыскания!
Уже через день после отъезда проверяющих, замполит рассказал, что главному из них особенно понравилась художественная находка, изображённая на планшете "Боевой путь полка". Он похвалил художника, который искусно отобразил в память о павших, подобие бурых пятен крови на камуфлированном фоне планшета!
*ДОСы – дословно: дом офицерского состава. На самом деле, в Афганистане строились такие дома-бараки, где жили офицеры. Сплошная фанера. Позже даже стали разделять на комнатушки той же самой фанерой, вонючей, от выступающего на жаре клея и ярко блестевшей.