Жизнь и приключения Федюни и Борисыча

Федюнин «Москвичок» чихнул пару раз и вывернул из-за поворота на давным – давно знакомый и любимый нами пригорок.

Отсюда открывался редкой красоты вид на тихий сельский пейзаж, утопающие в зелени деревьев крыши домов, серебром отливающую реку у наших ног.

На приветливой полянке нас приветствовали туго, по – армейски натянутые бока палатки, дымок небольшого жаркого костерка, расстеленная на земле овечья кошма, на которой аккуратно и очень аппетитно была подготовлена немудрёная закуска.

Навстречу шуму двигателя из палатки вышел Борисыч, раскрывая нам навстречу крепкие дружеские обьятия.

– Хо-хо! Ну, здорово, здорово! Как добирались? Заждался вас тут. Располагайтесь поудобнее, будем отдыхать!

Мы завалились на кошму, а Федюня захлопотал, развил бурную деятельность.

Хорошо лежать на толстой овечьей кошме, расстеленной у костра прямо на земле! Федюня у речки проверяет "закидушки", снимает с крючков пойманную рыбу, нанизывает на кукан. Борисыч хлопочет около костра, над которым подвешен видавший виды закопченный котелок с закипающей водой. Ну а мы бездельничаем по праву почётных гостей и старинных друзей, получая удовольствие от дыма костра, красоты природы, которая открывается с этого берега реки нам, городским жителям с особой прелестью.

Федюня плюхнул в речку свой сотовый телефон, и выкарабкивался к нам наверх ругаясь на себя, высоко поднимая одной рукой связку наловленной рыбы, а другой встряхивая бедного утопленника, из которого струилась вода.

– Хихикаете! Смешно вам! Я Таиське что скажу? Она меня и так пилит за мою бестолочь, а тут ещё и телефон накрылся. Оно бы и не так жалко, да это сын подарил. Прислал старику отцу на День рождения.

– Слышь, старик-отец! Хватит плакать, рыбу давай сюда. А сам бутылки неси из речки, да накрывай на стол, – остановил Федюнины причитания Борисыч. – Один хрен у нас в селе твой телефон не работает, зоны обслуживания нет.

– Вот! Слышали? Ни поддержки, ни сочувствия! Очерствели люди! Огрубели!

Федюня, качая головой и сокрушаясь по поводу чёрствости людей, заковылял опять вниз к реке, доставать из укромного места, затенённого склонёнными к воде ветвями громадной ивы охлаждающиеся в воде бутылки со спиртным.

– Да смотри сам в реку не упади! Вот меня наказал Господь дружбаном! – смеясь, качал головой Борисыч. – Ведь мы с Федюней, считай всю жизнь вместе! И всю жизнь глаз, да глаз...

– С шести лет!, – подтвердил сияющий Федюня, выбираясь наверх с бутылками в руках. – Как Борисыч меня со станции до дому довёл, когда я заблудился, так мы и не расставались больше. И в детстве, и в школе, повезло и в армии вместе служить. Да что там, вы то и сами про нас всё знаете!

– Ага, – кивнул головой Борисыч, ловко очищая рыбу от чешуи и потрохов. Нарезав очищенную рыбу кусками, он ссыпал её в кипяток и, продолжая колдовать над котелком, припомнил парочку историй из своего и Федюниного детства.

Мы отдали Федюне и Борисычу наш подарок.

Притихшие мужики посерьёзнев осмотрели флягу, почитали надпись.

– Оттуда, – мотнул головой куда то себе за спину Серёга.

– Ясно, – сказал Борисыч, – значит на третий тост. Спасибо, братухи, серьёзный подарок.

Федюня разлил водку по стаканам, пригласил выпить и закусить в ожидании основного блюда. Сам почтительно поднёс хлопочущему у костра Борисычу стакан и бутерброд с ломтем ветчины, прикрытым веточкой зелени.

Первый тост пили за встречу.

– Ну, со свиданьицем! Дай Бог будем ещё видеться не раз!

Выпили.

– Да, – задумчиво протянул Борисыч, – фляжечка ваша многое напомнила. Всё – таки пройдено немало. Армия сильно меняет человека. А если послужить приходится на войне...

Он махнул рукой, помолчал, но уже через минуту оживившись и лукаво подмигнув нам, предложил:

– Рассказать, как мы с братухой, – кивнул он на Федюню, – начинали свою службу?

– А чо ж, понятно, как-с призыва, – переглянулись мы в ожидании интересной истории.

– Ну, в общем то ясно, что с призыва, – подтвердил Борисыч, – Только у нас без приключений, как без пряников.

Призыв

На краевой сборный пункт нужно было прибыть к шести часам утра.

Все призывники после затяжных проводов, начали стекаться к назначенному времени в назначенное место. Многих сопровождали родители, многие были изрядно навеселе. В военкомат собиралась пёстрая цыганщина, которой предстояло через некоторое время стать единым целым под названием "армия". К краевому сборному пункту потянулись молодые люди, одетые во всё старое. В руках несли кто чемодан, кто рюкзак, кто сумку. Типичный городской осенний призывник наряжен в невообразимо старые джинсы, потёртые до полной потери цвета и формы, с неработающей молнией, вместо которой в гульфик вшиты пуговицы. На ногах его красуются высокие сапоги, с так же вылетевшими к чёртовой матери молниями, но пробитыми дырками для шнуровки. На рубаху одета шерстяная мастерка, сверху куртка модная, но годящаяся только "на выкид". Ну и на голове спортивная шапчонка. С небольшой разницей туда – сюда, примерно так выглядят призывники последние сорок лет. И, понятно, вовсе не потому, что им нечего надеть. Наученные тысячами своих предшественников, они твёрдо знают, что одежду их всё равно выкинут, когда взамен начнут выдавать военное обмундирование. Смысл одевать на себя хорошие вещи? Только семье в убыток!

Вместе с городскими призывниками, примерно к этому же времени, с раннего утра, к КСП начинают подъезжать автобусы от райвоенкоматов всего края. Напялив старые дедовы лапсердаки, и старые пальто, закинув в сидора незаметно от матерей по блоку "Космоса" и паре бутылок вина, сначала в райвоенкомат, а потом на сборный пункт в автобусе вместе с группой призывников прибыли Федюня и Борисыч.

Наученные опытным Доллaром, они вовремя переложили бутылки из сумки в специально сшитые в лапсердаках длинные карманы. И не прогадали. В райвоенкомате перво – наперво, их завели, всех построили в шеренгу, заставили поднять перед собой на вытянутых руках сумки, чемоданы или рюкзаки и разжать пальцы.

Если молодой глупый дурачок держал бутылки со спиртным в своих вещах, то они, ясное дело, разлетались вдребезги, для чего эта процедура и проводилась. Но в основном подобрался народ ушлый, у каждого были свои добрые советчики, которые делились опытом накануне, и поэтому призывников на такой дешевый приём купить было трудно.

Работники краевого сборного пункта обыском личных вещей утруждать себя тоже не хотели. А так как армия вообще не гибкая система, то процедура повторилась и здесь точь – в – точь с подниманием и резким разжиманием пальцев. Те глупцы, которые решили, что после райвоенкомата уже всё позади, и переложили спиртное в сумари, всё – таки пострадали. Рано расслабились, салаги, поэтому бутылки свои всё – таки расхренячили.

Когда идёт получение военных билетов, и после этого дают три минуты на прощание с родными и близкими, вот только тогда весь спиртной запас в сумки и загружается! Но многие знали, что к чему и свои запасы сохранить сумели.

Федюня и Борисыч прошли со всеми вместе во внутренний двор КСП. Они увидели, что по периметру высоченного забора обустроены навесы, под которыми установлены длинные скамьи. На них уже расположился сидящий, лежащий, едящий, курящий, спящий, лялякающий и ещё чего много делающий пёстрый состав призывников. Свободного места было ещё предостаточно, и Федюня с Борисычем, сориентировавшись по солнышку, заняли такие места, где их не сварило бы в обеденное время. Навес навесом, а опыт опытом! Не спеша, степенно сели, посидели. Есть не хочется, делать нечего. К ним постепенно подтянулись сельские ребята, что ехали с ними в автобусе. Стали болтать, и вот, уже кто – то начал "накрывать" общий стол, – на аккуратно разложенной газетке – скатёрке раскладывали домашнюю снедь, заботливо завёрнутую матерями и бабушками. Чего тут только не было! Отборная вкуснятина домашней еды в основном состояла из котлет и курочки, из варёных яиц и сала. Колбасы можно было увидеть невообразимое количество сортов, и уже подвяли нарезанные ломтики сыра. Лук перьевой и лук репчатый, чесночные зубки, ломти самого разнообразного хлебца. Самые всевозможные по форме, размерам и начинке домашние пирожки. Шустрые нетерпеливцы втихаря разливали по стаканам-кружкам-чашкам водку, или винцо. Зорко поглядывая по сторонам, прикрывая друг друга, выпивали, отрывали ногу курицы, очищали от скорлупы варёные куриные яйца и макали их в открытую спичечную коробку с насыпанной туда вместо спичек солью, отхватывали ломоть сала и начинали подкрепляться.

Появился такой удивительный дух единства и братства, такое прекрасное настроение и состояние души, подогретое алкоголем и вкусной едой, что возник риск и великий соблазн "нажраться в лохмотья". Но от этого соблазна удерживала необходимость внимательно слушать объявления по громкоговорящей связи, которые передавали каждые пятнадцать – двадцать минут. Хриплый мужской голос называл номер команды и читал списки, вызывая по фамилиям тех, кто попал в эту команду.

Поэтому Федюня с Борисычем выпили по стаканчику слабого домашнего винца и больше не стали. Уплетая копчёную курочку, они внимательно слушали объявления, помня поучения дяди Вити. Если пропустишь раз, тебя назовут попозже и во второй и в третий. Но могут и забыть, отложив личное дело "на потом". Тут же им рассказали об одном призывнике, который вот так вот сидел на КСП две недели, а когда все переполошились и начали его искать, оказалось, что он почти ничего не слышит, и ему объявления по громкоговорящей связи "по Петру". Его таки забрали служить в непрестижный стройбат.

Когда солнце покатилось к закату, на вечер, многие уже спали, напившись допьяна под навесами на лавочках. В одном из углов двора возникла пьяная разборка и потасовка, Федюня с Борисычем скучали и говорили о доме.

Дядя Витя рассказывал, как и где они будут спать, поэтому друзья не удивились, когда в двадцать один ноль ноль всех заставили перейти из двора в кирпичное двухэтажное здание КСП. – Федюнь, Доллaр рассказывал, что и на первом и на втором этаже одинаково. Чего нам переться на второй? Останемся здесь? – предложил Борисыч.

Они увидели огромные кубрики с трёхъярусными кроватями, с основой как у обычных металлических кроватей, только вместо панцыря-сетки были положены плотно подогнанные доски. Ни матрасов, ни подушек. И Федюня с Борисычем позже поняли почему. С гвалтом, с гомоном, молодой народ рассыпался по кубрику, занимая места на кроватях. Им было всё равно на чём спать. Молодые, да выпившие, перед сном они развлекались, как могли.

Зашёл какой то офицер:

– Отбой!

Со всех нар посыпалось:

– Да иди ты на ...!

– Кто сказал?

– А тебе оно надо?

– Ну, заразы, завтра конец вам!

– Да иди ты на ...!

– Кто сказал?

Перебранка утомляет обе стороны. Офицер плюёт, понимая, что в таком бедламе он не найдёт обидчиков, выключает свет и уходит. Свет немедленно включается, и снова вынужденно приходит офицер.

– Отбой!

– Да иди ты на ...!

– Кто сказал?

– А тебе оно надо?

– Ну, заразы, конец вам!

– Да иди ты на ...!

– Кто сказал?

И такую процедуру Федюня с Борисычем наблюдали раза три. Потом офицеру всё это до смерти надоело. Он вспомнил о том, что, у дежурных, которые хорошо пограбили призывников, и жратва есть, и выпивона море, и ушёл.

Много чего насмотрелись Федюня с Борисычем.

Видели, как некоторые городские исхитрились сбежать с КСП уже на вторую ночь, ночевали у подруг или дома, но, правда, в шесть утра, как ни в чём ни бывало, уже были под навесами, на лавочках вместе со всеми.

Сельских парней смутила такая вольница, да им и некуда было сбегать на ночь в город.

Утром наступила очередь офицеров отыграться за ночные обиды.

По команде "подъём" все должны были вылетать на улицу. Те трое, кто задержались и выходили последними, попали в лапы к офицерам, и занялись уборкой помещений, в которых призывники за ночь оставили и объедки, и блевотину, и ...другой большой беспорядок, хотя на улице и был туалет, очков на десять.

Очков в туалете десять, а призывников не меньше двухсот. Федюню с непривычного режима жизни крепко подпёрла большая нужда. Но ему уже рассказали ребята, что как только ты присядешь справить нужду, тут же какой нибудь прапорщик подойдёт к двери и заорёт: "всем покинуть помещение, последние двое – убирают сортир". И что же было делать бедному Федюне, когда так и произошло, а у него процесс был в самом разгаре? Чо, выбегать не прекращая процесса? Досидел спокойно, докурил, подтёрся, оделся и пошёл на выход. А на выходе его встретил торжествующий прапор, и с ним рядом такой же, как и Федюня, бедолага в ожидании помощника.

У Федюни хватило ума спокойно выйти и идти мимо, чтобы прапорщик схватил его за плечо, и поинтересовался, "а куда, собссно, он направляется".

Тут главное не нервничать и не "качать права". Федюня, мысленно возблагодарив Небо и Доллaра ответил, что идёт за вёдрами и мётлами. Просиявший "прапор" кивнул головой:

– Ага, молодец, давай, тока побыстрее!

Ща-а-а-с! Федюня пошёл, вымыл руки после туалета, подсел к Борисычу под навес и начал завтракать.

Надежды прапорщика на помощь понятливого послушного Федюни зиждились на песке. Кроме того, он не запомнил в лицо такого дерзкого призывника, потому что они все были на одно лицо. Что же, прапор посуетился, посуетился, разыскивая "штрафника", пару раз проходил мимо друзей, а пока он ходил и искал Федюню, хватило ума смыться у того, кого "прапор" поймал первым. Так что для уборки туалета пришлось устраивать новую облаву.

Тем временем понемногу стало известно, что идёт формирование целого эшелона в Прибалтику. Эшелон – это много, а мест оказалось мало. Кроме того, на КСП начали подвозить "азиатские" группы из республик Кавказа и Закавказья. Лежачих мест стало не хватать. Под навесами ночевать в ноябре, – можно и дуба врезать. Работники КСП сделали попытку разместить всех на нарах по кубрикам, по два человека на нары...

Доброго согласия не получилось, и вместо размещения началось крупное побоище. Драка была славная! Все били всех, и офицеров, и друг друга!

Побоище прекратить удалось, но напряжение между группами осталось.

Днём под навесом появлялись "покупатели", – офицеры, которые отбирали для своих частей будущих солдат.

Ознакомившись с личными делами, они выходили посмотреть на самих фигурантов. Федюня и Борисыч, по Доллaровой науке не ждали, пока их "подберёт" кто попало, и успели походить и поклянчить за "погранцами", за "морпехами", за "десантурой", за "танкистами". Но поняли, что из клянчащих как правило, не брали никого.

Обычно офицеры подходили, спрашивали фамилию, имя, отчество, заглядывали в свои записи и говорили, чтобы с вещами шёл за ними. Всё!

Так Федюня с Борисычем просидели на КСП почти трое суток.

На плац вышел пьяный в дрободан прапорщик в десантной форме, выкрикнул:

– А ну, кто, хочет в десантуру?

К нему ринулся весь состав призывников, и Борисыч с трудом удержал рвущегося в "десантуру" Федюню.

– Что – то тут не так. Обожди. В десанты так не набирают.

Пьяный прапорщик отобрал себе десятка три человек, скомандовал, чтобы захватили шмотки, взял в штабе документы. Пацаны подождали, пока моментально протрезвевший "прапорщик" переоденется в свою форму капитана с бульдозерами на петлицах, и поехали с ним в ...стройбат.

А на плацу тем временем морские офицеры отбирали себе кандидатов в подводный флот. Они проявили морскую сообразительность, и, прибили перекладину у выхода из помещения на высоте один метр семьдесят шесть сантиметров. Выбегающие призывники стукались головами о перекладину и матерились, а флотские набирали себе призывников из тех, кто не пригибаясь проходил под рейкой. Так и набрали свою команду.

Как знать, куда попали бы служить Федюня и Борисыч, если бы вечером не случилась очередная серьёзная драка с кавказцами, в которой на Борисыча кинулся с визгом один из них, выставив перед собою длинный нож.

Федюня успел извернуться и стопой плашмя ударить в лицо нападающего. Это остановило его, но не отрезвило. Кинувшись теперь уже на Федюню, он получил в пах ужасный удар носком сапога от Борисыча.

Наутро пришёл офицер, который сказал, что Федюня и Борисыч виноваты в том, что у кавказца пах пробит, и что эти сведения подтвердили несколько призывников.

Друзья не стали отнекиваться, признали, что так и было, и их "от греха" отправили в тот же день с командой Љ 30, которую "купил" майор Найденко из учебной бригады расположенной в Прибалтике.