Жизнь и приключения Федюни и Борисыча

– Го-го-го! Ха-ха-ха! – понеслось над рекой с нашего берега.

– Да, вот это вы на удивление всей Турции в январе купаться съездили!

– А чо, водичка и правда тёпленькая была, – посмеялся вместе с нами Федюня. – Вот где любовь к Родине просыпается, я вам доложу! На чужбине!

Доедены продукты, выпита норма спиртного, и уже в опускающихся сумерках далеко слышно, как уютно перебрёхиваются собаки в селе. Борисыч заваривает крепкий душистый чай в котелке и рассказывает о том, как потопом чуть не половину села снесло вот совсем не так давно.

– После тех событий и предложили мне наши мужики в выборах поучаствовать. Я до этого потопа на России уже и крест поставил. Думал, не поднимется никогда. Молодёжь не та, новые богачи о земле не думают… А вот когда беда пришла, понял я, не сломать нас. Нам только в стороне стоять нельзя, надо вернуть себе нашу землю, да по-новому её обустроить.

Потоп

На взгорке красовался десяток коттеджей, сложенных из красного кирпича. Они укрепились на фундаменте и заложенной природой монолитной каменной плите.

Испокон веку там сельчане не строились. Ни огорода вскопать, ни колодца пробить. Лопата снимает тонкий верхний слой земли, а потом только дзинькает, аж искры сыплются. А вот теперь там понастроили теремки новые скороспелые богачи. Им огороды и колодцы до лампочки. Они не огородами живут. Гранит пробили глубоко, метра по три высотой подвалы получили, и под землёй обустроили для себя бильярдные, бани, гаражи. Ограда вокруг домов, не менее чем на метр вкопанная в грунт из штучного, в три кирпича материала. Ну и сами коттеджи по три этажа вверх. Навезли много стройматериалов, обустраивались прочно, надёжно, надолго.

На этой стройке половина села зарабатывала себе на хлеб, и злилась, потому что другой хорошей работы в селе не было по вине в том числе и этих заказчиков. Плевались, ругались, но семьи кормить было нужно. От тех, кто работал на стройке и были известны такие подробности, какой марки и сколько цемента было потрачено, какое расположение и количество комнат, какие чудеса прячутся в подвалах новых домов.

Там же работали и Федюня с Борисычем, удивляясь возможностям больших денег, сокрушаясь, что такие дома никто и никогда не построит для простых людей, понимая, что стройка идёт в основном не на те деньги, что честно заработаны горбом.

Уже многие привыкли, что пройдохе и вору губернатору дела нет до того, как выживает сегодня село. От него никто не ожидал ни помощи, ни поддержки. Боялись, как бы он не разрешил скороспелым богачам у села отнять последнее.

Хозяйства разрушены или переданы почти даром ловкачам за хорошие взятки. Обманом выманены земельные паи. Денег на строительство дорог, ремонт моста, расчистку русла реки, водопровод и газ село не видело с момента прихода к власти губернатора, который сумел продержаться два срока и готовился пробиваться на третий.

Поэтому грустно было на душе у селян. Обсуждая ситуацию, матерились сорокалетние мужики Федюня и Борисыч. Вспоминали прежнее, процветающее, богатое село, хоть и кривую, но искреннюю заботу старого, теперь несуществующего государства. Очень жалели и сокрушались о том, как сильно разрушена армия.

– А пацаны! Ты видел, кого призывают? Он на ногах от недоедания не стоит. Служат те, кто откупиться не смог… Автомат тяжелее, чем сам призывник! – горячился Федюня, укладывая финскую керамическую плитку на пол невероятной по красоте сауны. – Его не то что враг, его дождь наповал убьёт! Армия, мля… А Чечня! В Чечне что творится!

– Да, братуха, хреново. Если чо, помощи ждать неоткуда, – соглашался Борисыч. – Только не они виноваты, что им самим сейчас помощь нужна. А мне так хочется хотя бы на пару недель попасть опять в ту, нашу, настоящую армию!

– И мне, – подхватил Федюня. – Может и не на два года службы, может и не стоять на тумбочке, а просто пробежать, как в рейде, плечо в плечо, с автоматом и полной выкладкой, к общей цели, всем вместе! Только чтобы опять были всё те же, наши пацаны.

Ах! Глянули друг на друга – у каждого молодой блеск в глазах, щёки зарумянились. Эх…. Не будет больше никогда той армии и той страны…

Матерились, плевались, и… продолжали работать на строительстве у новых богачей, чтобы хоть как-то прокормить семьи.

– Я не против богатых, – кивал на фантастическую сантехнику Федюня, – я хочу, чтобы не было бедных. Ведь наворовано же! – разводил руки в стороны, как бы стараясь показать в подвале особняка, как много наворовано.

– Ну не все, кто сейчас разворачиваются воры. Хотя эти, – кивал он наверх, – эти, да. Этими – точно, у нас и украдено, я тебе даже могу сказать, где именно. А ты думал? – соглашался с другом Борисыч. – Ты понимаешь, не так бы было обидно и страшно, если бы они делились, – кивнул головой наверх, имея в виду и хозяев стройки, и вообще всех новых богачей. – Хотя бы отдавали деньги на армию.

– Да… Держи карман…

За пару недель работы Федюня и Борисыч вместе с бригадой поставили мощную дамбу, укрепили бережок. Так, чтобы коттеджи устояли в любой стихии. Да только новые селяне, соблюдая свои интересы, этой дамбой наделали беды. Речка не особо спокойная, журчит на перекатах, новый путь себе пробивает и подтачивает потихонечку высокий берег, от которого до домов простых людей метров пятьдесят осталось.

Где тонко, там и рвётся. И порвалось. Порвалось там, где годами не решались вопросы и накапливались проблемы.

Дожди лупили нещадно две недели подряд. Из-за того, что русло не чистили уже лет десять, на дне накопилось много всякой дряни, которую несёт со своими водами любая река. Уровень воды из-за этого препятствия поднялся неимоверно. А полную беду сотворила вода, которая из водохранилищ выше по руслу перехлестнула через плотину, сломала укрепления и ринулась вниз огромной волной. Вот этой волной почти мгновенно и смыло нижний берег села. Те дома, что покрепче, держались ещё несколько суток. Стояли покосившиеся, зачерневшие нанесённым илом и сползли-таки ночью в реку, в несущуюся бешеную воду.

Как игрушечный был в секунду снесён старый деревянный мост. Закрутила, завертела его бешеная вода и разорвала в щепки.

И село оказалось отрезанным от внешнего мира.

Дождь не утихал. Вода нашла себе ещё один путь, и большой участок земли с пригорком стал островом.

На острове метались пойманные в ловушку стихии люди, дома которых пожрала вода. Ни перебраться на «большую землю», ни защитить себя на «острове» они не могли.

С берега односельчане пытались два раза отправить смельчаков в лодках, но первую лодку перевернул, а вторую разбил бешеный удар бурно несущейся воды. Больше рисковать не стали, решили ждать, пока поток станет не таким стремительным.

Из центра села по связи просили помощи у кого только могли, рассказывали, в какую беду попало село.

Ничего… Вторые сутки уже пошли, а ничего. Только «держитесь, держитесь, держитесь».

А как тем бедолагам на острове держаться? Да и в самом селе… Особых запасов продовольствия в сельпо никогда не было. По мосту перебрались бы в сухие районы, продержались бы, а без моста – никак. Беда!

Не знали отрезанные водой сельчане, что в такую же беду попали два десятка сёл и три города, что главный российский спасатель вставил знатных драндюлей дураку – губернатору, на что тот ужасно обиделся и начал вякать что – то про: «барин вот приедет, барин нас рассудит». Но когда сам президент лично облетел место бедствия на вертолёте, увидел масштабы трагедии и выслушал доклад об их причинах, то драндюлей от себя лично губернатору добавил.

Знали только, что движутся на помощь военные из близ расположенных частей и гонят уже сутки специальную спасательную тяжёлую технику.

Люди защищались, как могли. Около островка пострадальцев установили круглосуточное дежурство. Наготове держали лодки, друг друга через полсуток сменяли по десять человек. Постоянно держали наготове костёр, запасы одеял и продовольствия, улучая момент, когда можно было бы двинуться на помощь. Время от времени кричали слова поддержки в самодельные рупоры, но что им отвечали с острова, не слышали – шум большой страшной воды заглушал крики.

Заступили на дежурство Федюня, Борисыч, школьный учитель, сын почтарки, конюх, агроном. Дрова для поддержания костра пошли заготовить два механизатора, конторский работник и сельский бухгалтер.

Дело шло к вечеру. Затянутое чёрными тучами небо немного прояснилось. Мужики попивали горячий чай, сваренный в котелке над огнём костра, постоянно поглядывая на бурный поток воды.

– Да, несладко им там, – кивнул в сторону острова Борисыч.

– Что уж там… Всего лишились люди… – поддержал разговор Федюня. – Оттуда бы ещё исхитриться и как-то их вытащить… Зато у этих полный порядок, – он злобно мотнул головой в сторону засветившихся тёплым электрическим светом окон коттеджей. – Я ведь ходил к ним, звал, чтобы подежурили.

– Да? Ну и как?

– А никак… Собак выпустили во двор и всему разговору конец. Наша беда их не касается. Да и вообще, не наши они…

– Ну, ничего, придёт время… – начал Борисыч и сам оборвал себя. – Ты ничего не слышишь?

– Вроде шум какой-то…

– А ну, тихо, мужики!

Откуда-то с севера донёсся явно слышный рёв моторов тяжёлой техники.

– К нам?

И уже уверенно – радостно:

– К нам! Да вон они! Мужики! Помощь пришла! Наши!

Из-за поворота вывернули армейские машины, показались люди. Много людей. Замелькала военная форма и яркие куртки спасателей.

Подъехали и, сообразив, какая сложилась ситуация, начали быстро действовать.

Вот уже полетели в воду и развернулись первые понтоны, вот уже установлены первые палатки для оказания медицинской и другой необходимой помощи.

Разом помолодевшие, сбросившие два десятка лет, Федюня и Борисыч были опять вместе с армией, были среди своих. Они опять были солдатами, такими как в учебке в Прибалтике, такими, как позже, в Афганистане. Они слышали слова команды, и отзывались:

– Есть!

Торопились выполнить её, как если бы они опять были солдатами срочной службы.

Они вместе с понтонёрами наводили переправу: связывали, тянули, крутили гайки. На берегу раскладывали полотно палаток, вбивали колышки, носили одеяла.

Плечо к плечу с крепкими рослыми солдатами несли брёвна, доски, проворно изготавливали настилы.

И вода уже была не страшной, исчезло чувство брошенности, ненужности, беззащитности. Вместе, единой командой, помогая перебираться со злополучного острова, несли на руках замёрзших мокрых детей, передавали их на руки медикам, и опять, вместе с парнями в армейской форме бегом выполняли команды, которые своевременно, продуманно и чётко отдавал моложавый майор.

Уже стемнело, когда по освещённой фарами военных машин переправе двинулись в обе стороны люди и техника. Село было спасено.

Около догорающего костерка Федюня и Борисыч выжимали мокрые рубахи, торопливо одевали их на разгорячённые тела, выливали воду из сапог, собирались идти домой.

– Смотри-ка, Борисыч! Мы отстали с тобой! Всё меняется. У нас опять неплохая армия сегодня! Я как будто опять вместе со своими побывал! – блестел глазами улыбающийся, помолодевший Федюня.

– Почему «как будто со своими»? А кто же они? Сынки! Свои и есть! – улыбался Борисыч. – Вот эти, – кивнул Борисыч в сторону притихших коттеджей, – и губернаторы, приходят и уходят, а народ остаётся. Был и будет! И мы с ним тоже! Навсегда!

* *

Мы слушали истории из жизни Федюни и Борисыча, смеялись, грустили, задумывались, спорили. Но, как бы не было прекрасно сидеть и болтать, пора укладываться, клонит в сон. Собираемся спать, сворачиваем кошму, и Сергей вдруг говорит:

– Да, братцы, хватало у вас в жизни приключений. На целую книгу набралось бы!

– А то! – подтверждает Федюня. – Да только какой дурак возьмётся такую книжку про сельских мужиков написать? Такую покупать и читать не станут. Это ж не про секс, и не про бандитов. Это ж никому не интересно. Не, – вздохнул Федюня, – таких дураков, чтобы про нашу с Борисычем жизнь книжку написать нет! Мы с Сергеем подтолкнули друг друга локтями и перемигнулись.

Г. Ставрополь, 2001 – 2006 г. г.