Жизнь идет

2. Добрая бабушка

По утрам в окно палаты заглядывало холодное оранжевое солнце. Потом появлялась сестра с термометрами. Приносили лекарства. Приходили доктора…

Дни казались одинаковыми, но каждый из них обязательно приносил Паше что-нибудь новое, впервые узнанное и такое интересное, что, засыпая, она непременно думала об этом.

Хотя бы это знакомство с доброй старушкой, которая первая заговорила с Пашей…

По истории болезни значилась она Пелагеей Дмитриевной, но решительно все в больнице, начиная с профессора, звали ее «бабушкой».

Непоседливость занесла Пелагею Дмитриевну в Черноземье из далеких таежных дебрей. В больницу ее привезли со станции, где она, проездом в Ростов, по собственным ее словам, «поторопилась да с вагона и обронилась». Теперь, надолго прикованная к больничной койке, подвижная по натуре старушка нетерпеливо ожидала, когда срастутся поломанные ребра и она сможет продолжать прерванную поездку к внукам.

Говорила она певуче, растягивая слова, и странное дело — Паше эта необычная речь (ей все казалось, что это катится на колесиках маленькая тележка) очень нравилась.

Рассказы свои Пелагея Дмитриевна вела по вечерам, причем начинала их неожиданно, точно продолжала давнишний, забытый соседками разговор. Иногда невозможно было понять, правду ли она приукрашивает или сказку на новый лад переделывает. И место назовет, где дело происходило, и фамилии обозначит, а потом возьмет и вплетет в свой рассказ либо бабу-ягу, либо Кащея, либо птиц с железными клювами, либо еще что-нибудь страшное, а под конец снова так повернет, что опять на правду похоже.

Паша охотно слушала эти рассказы. Нравились они и Ольге Николаевне. Когда бабушка начинала свое «вот и хорошо, вот и ладно», она клала книгу на грудь и, повернув голову, внимательно слушала. И не раз Паша замечала, как худое, почти безжизненное лицо Ольги Николаевны освещалось задумчивой улыбкой.

— А то вот так было, — говорила бабушка. — Жил у нас форменный передовик лесхоза, знаменитый лесоруб Василий Сазонович Лямкин… Вот и ладно… Пошел это Лямкин как-то с бригадой в лес да там со смертью сустретился! Стал сосну валить, а сосна на него, не хуже, как на тебя ящик, и повалилась. А в хорошей сосне знаешь сколько пудов? Ужас сколько!.. Вот ладно… Помирает Лямкин, а смерть у него в головах стоит и радуется… Но только получилось так, что рано она радоваться-то стала. В ту самую пору приехала в лес машина с инженерами. Увидели они такое дело, уложили Лямкина в машину и — в город. А смерти с Лямкиным расставаться дюже неохота, разлакомилась она (ей человеческие мучения видеть — что тебе в кино сходить). Чего ей, смерти, делать? Скинулась она серым волком и пустилась за машиной вдогонку. Запыхалась, пока догоняла… Вот ладно!.. А инженеры тем временем по телефону самолет заказали: Лямкина в Москву везти. Прибежала смерть и видит: улетает Лямкин. Обернулась она совой — и за ним. Крылья обтрепала все, пока летела, а не догнала. Прилетела в Москву, а Лямкина уже вниз спускают, чтобы в метре́ везти. Метро едет, а смерть червецом стала и рядом землю копает. Только где червецу за метро́м угнаться! Вылезла она из земли, а Василий Лямкин в главной больнице лежит, ему уже полную операцию сделали, вокруг него двенадцать профессоров в белых халатах стоят, и нету смерти никакого к нему подступу. Вот и хорошо. Заплакала смерть от досады и домой подалась.

— Лямкин жив остался?

— Здоровее прежнего обратно приехал! А тут ему еще из лесхоза путевку — езжай в дом отдыха. Сейчас он медаль за трудовое отличие имеет.

Выслушав рассказ, Паша недоумевает:

— Да ведь не бывает так…

— Чего не бывает? Чтобы доктора от смерти людей спасали? Если не веришь, давай Ольгу Николаевну спросим. Ольга Николаевна, бывает так?

— Очень часто! — совсем тихо, чуть улыбаясь, отвечает Ольга Николаевна.

— Вот видишь! — торжествует бабушка. — Еще и не так бывает! Есть около нас село Самохвалово… Вот и ладно…

Горит в палате лампочка, тускло светят звезды сквозь морозное стекло, и катятся по гладкой дороге маленькие колесики певучего сказа.

В семнадцать лет сон приходит скоро. Засыпает Паша, а засыпая, успевает подумать: «Про смерть бабушка врет, а про Лямкина и профессоров верно».

В один из дней бабушка открыла Паше большую человеческую мудрость.

Вернувшись из перевязочной, Паша принесла оттуда случайно услышанное, непонятное, но показавшееся ей очень звонким слово.

— Бабушка! Ольга Николаевна! Что такое «канцер»?

Бабушка пожевала губами и созналась:

— Не знаю, Пашуха, никакого такого канцера. Немецкое фамилие, может?

Ольга Николаевна, лежавшая с книгой, посмотрела на Пашу и тихо сказала;

— Канцер, Паша, — это медицинское название ракового заболевания. На латинском языке «канцер» означает «рак».

Сказала и снова погрузилась в чтение.

Примерно через час, когда Ольгу Николаевну положили на тележку и увезли для какого-то облучения, Пелагея Дмитриевна повернулась к Паше, с укоризной на нее посмотрела и сказала:

— Эк тебя угораздило давеча этакое слово сказать! Взяла да брякнула!

— Чего же здесь особенного?

— А то особенное, — с сердцем сказала Пелагея Дмитриевна, — что ты умирающему человеку его страшную болезнь напомнила. Рак у нее, у Ольги Николаевны.

— Я же не знала, бабушка!

— А кабы знала да такое сказала, я бы тебя бессовестной дурехой обозвала!

Паша поняла, что и впрямь вышло как-то нехорошо. Подумав, она спросила:

— А почему же она так спокойно мне объяснила?

— Потому, что выдержка в человеке есть. Она все понимает и держит себя как должно. Она такая… Ты посмотри на нее, да подумай, да поучись.

Пелагея Дмитриевна затруднилась что-то объяснить Паше и долго обдумывала следующую фразу. И фраза эта прозвучала поэтому неожиданно и резко:

— Из одной такой… тысячу таких, как я, сделать можно… вот какой человек. Одно слово — учительница!