Жизнь идет

4. «Ничего интересного нет»

Пашину ногу осматривал сам профессор. Осматривал долго и при этом так сердито кашлял и кряхтел, что Паше стало не по себе. У нее так и вертелся на языке вопрос, не останется ли она хромой, но задать его профессору она не решилась. Кашлянув в последний раз, он выпрямился во весь рост и серьезно спросил:

— Под Первое мая у вас в клубе торжественное заседание бывает?

— Бывает, — растерянно ответила Паша.

— А после заседания — художественная часть?

— Обязательно!

— Потом танцы?

Паша недоумевала, куда клонит суровый профессор.

— И танцы бывают… — робко сказала она.

— Покупай туфли. Плясать пойдешь. — И взял Пашу двумя пальцами за подбородок. — Поняла, попрыгунья-стрекоза? Как мячик скакать будешь.

Паше стало ясно, что профессор только кажется строгим, а на самом деле славный и добрый. Посмотрев на него внимательно, она нашла даже, что без очков он походил бы на дедушку Прохора, весельчака и балагура. От этой мысли ей стало так весело, что она засмеялась.

И вместе с ней засмеялось все: и белые стены перевязочной, и солнечные блики на полу, даже сердитые никелированные инструменты за стеклом и те улыбнулись.

Паша хотела поделиться счастьем с Ольгой Николаевной и бабушкой, но что-то остановило ее. Это «что-то» было жалостью к тяжело больной Ольге Николаевне. Перед лицом чужого горя радость казалась неуместной.

«Ни за что не скажу, что говорил профессор», — решила Паша, когда ее несли в палату.

Но, должно быть, улыбка еще не успела сбежать с круглого Пашиного лица или, может быть, ее выдал блеск глаз, но Ольга Николаевна догадалась.

— Что сказал тебе профессор? Скоро поправишься?

И Паша сейчас же рассказала все. Но рассказ не опечалил Ольгу Николаевну.

— Очень рада за тебя, Паша! Очень рада! Какое это счастье — быть молодой и здоровой!

Паше стало стыдно за свое счастье.

— Но я еще только через два месяца от вас выпишусь, Ольга Николаевна, — сказала она.

Ольга Николаевна некоторое время молчала. Оказалось, однако, она думала не о себе, а о Паше.

— Расскажи мне, Паша, как ты училась, как работаешь, что думаешь делать?

Эта просьба смутила девушку.

— Что же мне рассказывать, Ольга Николаевна? Жизнь у меня самая обыкновенная… Кончила семилетку, год на свекле работала, потом на курсы трактористов поступила. Послали в мастерскую на практику, а тут это с ящиком и получилось. Вот и все.

— Нет, не все, Паша… Ты любишь свой колхоз? Вот расскажи о нем.

— Колхоз люблю… Он, правда, средний считается, но только я его люблю! — горячо сказала Паша. — Очень хорошо у нас. В прошлом году засуха была, а у нашей звеньевой Марии Егоровны урожай свеклы получился триста восемьдесят центнеров.

— Ты в ее звене работала?

— Нет, в другом. У нас свое, комсомольское. Мы с ней соревновались, только она перегнала: у нее — триста восемьдесят, у нас — триста двадцать.

— Почему так вышло?

— Она и золы и помета больше собрала, ну и с прополкой опередила. За ней не угонишься. Дотошная она и смелая: нужен, скажем, транспорт или еще что, она так возьмет председателя в работу, что он не знает, куда деваться! А мы не умеем так. Попросим, а он «завтра» да «завтра». Я раз с ним поспорила. Говорю: «Вы, Михаил Семенович, авторитет комсомольской организации подрываете», а он на меня: «Тебе сколько лет?» — «Семнадцать». — «Ну так вот, говорит, поживи еще столько, авторитет наживи, а потом со мной разговаривай».

Паша оживилась. Ольга Николаевна не перебивала ее, только изредка вскользь задавала вопросы. И получилось так, что за вечер Паша рассказала и о колхозе, и о подругах, и о самой себе.

— Очень я читать люблю! — сказала она наконец.

— Что же ты больше всего читать любишь? — поинтересовалась Ольга Николаевна.

— Историческое. Про старину. Про рыцарей, например, как они сражались. — Паша вдруг спохватилась. — Чего это я разболталась? Вам это неинтересно, Ольга Николаевна. Вы учительница, с высшим образованием, историю преподаете. История — это дело большое. А что интересного в свекле? Тут зола, помет, прополка, шаровка. Ничего интересного!

— У свеклы есть история, Паша.

Большие глаза Ольги Николаевны глядели на Пашу серьезно.

На пороге палаты появилась дежурный врач Надежда Ивановна.

— Больные, что вы делаете? — укоризненно сказала она. — Уже половина одиннадцатого, спать пора… А потом, Паша, пожалуйста, не утомляй Ольгу Николаевну.

Надежда Ивановна щелкнула выключателем.

— Мы поговорим завтра, — сказала в потемках Ольга Николаевна, а Пелагея Дмитриевна, весь вечер молча слушавшая разговор, вздохнула:

— Все интересно, по-моему: и историю учить интересно, и дома строить, и свеклу садить, и коровку доить — все занятно… А самое интересное, интереснее чего нету, — что бы вы думали? — Бабушка замолчала, ожидая ответа.

Паша не выдержала:

— Что самое интересное, бабушка?

— Ребятенков родить да воспитывать.