ила-была на свете одна симпатичная девочка. Была она и добрая, и веселая, и отзывчивая, только вот всего боялась. Ей даже прозвище во дворе дали — «девочка Боюсь».
Боялась, что сделает что-нибудь не так, и ее заругают. Боялась, что ошибку совершит, и все смеяться станут. Боялась, что забудет что-нибудь, а от этого какой-нибудь ужас случится. Боялась что-то начинать — а вдруг не получится? Боялась с кем-то познакомиться — а вдруг отвергнут? Боялась, что обидит кого-нибудь и ее любить не будут. В общем, получается, жить боялась! Но разве можно целую жизнь прожить, не совершив ни одной ошибки???
— Пойдем на речку купаться? — звали ее подружки.
— Ой, нет, я водоворотов боюсь и быстрого течения тоже! — отвечала она.
— Давай ты в школьном спектакле роль Джульетты сыграешь? — предлагали ей.
— Да ну, вы что, боюсь! А вдруг слова забуду?
— Надо бы тебе в Москву ехать, там в институт поступать, ты ж отличница!
— Ой, ни за что, боюсь, баллов не доберу!
Так вот и жила она, выбирая уголок потемнее да переулок потише, чтобы не страшно. Она была талантливая девочка, и у нее это получалось. Ничего яркого в ее жизни не происходило: фейерверки не вспыхивали, водопады не журчали, ветер перемен не свистел — так, болотце, зато теплое и спокойное. Так бы она и просидела в своем болотце до самой пенсии, если бы не явилась к ней однажды… сама Жизнь!
Жизнь ее, между прочим, очень хотела быть полноценной. Она от природы удалась яркой, интересной и творческой. У нее столько сюрпризов для девочки было припасено! А девочка ей никак развернуться не давала. И вот однажды Жизнь взяла — и обиделась. «Чем так жить, лучше вообще никак!» — решила она и отправилась к девочке — отношения выяснять.
Девочка Боюсь, когда увидела перед собой изможденную фигуру, зябко кутающуюся в лохмотья, по привычке испугалась — уж не маньяк ли?
— Сама ты маньяк, — словно подслушав ее мысли, обиженно пробурчала фигура. — Жизнь я твоя, вот я кто!
— Да не может быть! — ахнула девочка. — Такая… страшненькая?
— А какой мне еще быть, если ты мне воли не даешь? — спросила Жизнь. — Мне ж свободно проистекать надо, а ты меня все время ограничиваешь! И зачем, спрашивается?
— Ну так это… Осторожная я, — объяснила девочка. — В тебе столько опасностей…
— Это во мне столько опасностей? — возмутилась Жизнь. — С чего это ты взяла? Да во мне столько возможностей!!! А ты почти ни одну и не использовала! Правильно тебя девочкой Боюсь прозвали…
— Да боюсь я! А вдруг я права не имею…
— Если я твоя Жизнь, так и все права твои! Вот смотри, в договоре написано! У тебя есть право быть лучшей, воспитывать детей, прыгать с парашютом, разводить кактусы, сердиться, смеяться, ну тут много чего еще… За всю жизнь не прочитаешь!
— А что, и договор есть? — вытаращила глаза девочка.
— А как же! Каждому при рождении вместе с Жизнью выдается. Все мои обязательства перед тобой в нем изложены!
— А у Жизни разве обязательства есть? — робко спросила девочка. — Я думала, это у меня — обязательства…
— Так договор же — двусторонний! — с жаром заявила Жизнь. — Я тебе, ты мне…
— А кто кому что должен? — робко спросила девочка.
— Я тебе — события, встречи, подарки, сюрпризы! А ты мне радоваться жизни, то есть мне, и не препятствовать моему напору, поняла? А то я у тебя видишь какая хилая…
— Ага! А вдруг неприятности какие? Я все равно боюсь!
— А я неприятностей не подсовываю! Это ты мои подарки неприятностями объявляешь! Ты одно правило запомни: «Все, что ни делается, — к лучшему!» Как в это поверишь — так оно и будет. А если будешь меня бояться…
— И что тогда будет?
— Что, что… Иссякну я, вот что! Так и помрем с тобою, радости не изведав! Чтоб ты знала, где страх — там радости нету! Ну что, принимаешь меня?
— Да я бы и рада! — пригорюнилась девочка. — Только не знаю, как мне бояться перестать. Страхи же без спроса приходят, так и вешаются на меня! Я их гоню-гоню, а они еще больше прилипают.
— Это потому, что им самим страшно. А ты их не гони, а успокой! — посоветовала жизнь.
— А как?
— Ну, как испуганных детишек успокаивают? Колыбельную им спой, что ли…
— Боюсь, не получится, — засомневалась девочка.
— А не сомневайся! Глаза боятся — руки делают! Это я, Жизнь, тебе говорю! Я смелых люблю!
— Ладно! Я попробую! — решилась Девочка Боюсь. — Убаюкаю их, может, отстанут!
— И еще поиграть с ними можно, — добавила Жизнь. — Я вообще люблю, когда в меня играют! Я и сама игривая! Говоришь, страхи нападают? А ты не жди — сама на них нападай первая! Вот увидишь, как весело будет!
— Играть я люблю, — согласилась девочка. — Мне такая игра уже нравится!
— Давай-давай! А то годы идут, а я все еще не реализовалась! — строго сказала Жизнь. — Ладно, я пошла сюрпризы готовить, а ты мне зеленую улицу обеспечь!
И поскакала на одной ножке прочь — потешно так. Она вообще выдумщица была и озорница, эта Жизнь.
А девочка села о жизни подумать. И получилось, что Жизнь кругом права: девочка своими страхами Жизни просто на горло наступила и дышать не дает, не то уж чтобы там течь свободно! Нехорошо как-то получается…
И девочка Боюсь твердо решила: с утра — в новую жизнь!
Утром, едва раскрыв глаза, сразу стала со страхами игры затевать. Они еще и проснуться толком не успели, как она на них первая напала.
Пошла умываться и говорит:
— Ой, боюсь! А вдруг зубную щетку проглочу?
Стала чайник ставить, приговаривает:
— Ой, боюсь! А вдруг носик отломится?
Начала кашу варить, причитает:
— Ой, боюсь! А вдруг пересолю, а вдруг недосолю, а вдруг соль со стиральным порошком перепутаю?
Вот так девочка развлекается, и сама смеется. Страхи растерялись, не понимают, когда им нападать, если от нее отбиваться не успевают. Так за целый день и не сумели напасть!
Вечером девочка спать ложится, а сама веселится теперь:
— Ой, боюсь, а вдруг какой страх ненароком массой придавлю?
Потом вспомнила, что страхи баюкать надо, и стала им колыбельную петь: «Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут!» Под такую колыбельную страхи не то что заснули, а просто в кому впали — от переживаний!
В общем, жизнь теперь пошла совсем другая! Сплошные сюрпризы и приятные неожиданности. Страхи куда-то попрятались — кому понравится, если на них с утра до вечера нападают, да еще смеются над ними??? Зато по вечерам все собирались колыбельные послушать. Особенно страхам полюбилось про вихри враждебные, прямо притихали все!
А девочка наша решила: раз она теперь никого не боится и жизнь у нее теперь другая, то пора и имя сменить! Так девочка Боюсь стала… Баюсей!
— Девочка Баюся — это гораздо лучше! — сказала она страхам. — Даром я вас, что ли, баюкаю? И звучит, по-моему, очень уютно, да?
Страхи не возражали. Им новая жизнь очень даже понравилась: она очень изменилась, такая яркая стала, красивая, победительная! Столько от нее впечатлений, что прямо глазенки разбегаются! И туда они с Баюсей, и сюда! И на аттракционы, и на речку, и в отпуск за рубеж! Жизнь бьет ключом, а Баюся хохочет все время, все ей нравится, все ее веселит!
И еще она повесила в своей спальне плакатик: «Глаза боятся — руки делают!», чтобы никогда не забывать, что Жизнь смелых любит! Это за то, что смелые выбирают Жизнь!
— Вот, Вадик, я дарю вам эту сказку! А вместе с ней и Послания!
♦ Жизнь неприятностей не подсовывает.
♦ Глаза боятся — руки делают.
♦ Страхами надо заниматься: можно поиграть или убаюкать их.
♦ Смех прогоняет страхи.
♦ Жизнь любит смелых.
♦ Все, что ни делается, — к лучшему!
— Боже мой! Вы Сказочница, да? — почтительно спросил совершенно очарованный Вадик.
— Нет, что вы! — удивилась Лика. — Я сама иду к Сказочнице! Чтобы она мне сказку переписала, а то она у меня больно уж страшная!
— Не может быть, — не поверил Вадик. — Чтобы у вас, да страшная? Или вы специально такую сочинили?
— Да нет, конечно, не специально. Нечаянно. Это потому что я никогда не задумывалась, кто сочиняет людям сказки. Мне казалось, сказка меня несет, как река, а я плыву по течению, и от меня ничего не зависит.
— А как на самом деле? — спросил ужасно заинтересованный Вадик. — Погодите-ка, я сейчас отсюда слезу, а то мне вас тоже плохо видно!
Когда Вадик спустился с наблюдательного пункта, он оказался вовсе даже не таким маленьким, как снизу виделось. Вполне симпатичный мужчина, хотя и щупленький. «Но не всем же быть как братья Кличко?» — подумала Лика. А вслух сказала:
— На самом деле я теперь хорошо понимаю, что и Застойные Болота, и глубокие норы в непроходимой чаше, и высокие стены, и непреодолимые препятствия мы себе создаем сами. То счастье куем, то от любви прячемся. Все мы сказочники! Все себе Сказку Жизни пишем! Так кто же мешает хорошую написать? Чтобы выжженные пустоши вновь засеивались, Амурчики летали и райские птицы пели на все голоса? А все вокруг было засеяно Семенами Счастья?
— Но не все же умеют сказки сочинять! — жалобно сказал Вадик.
— Все! — категорически объявило Вдохновенное Перышко. — Я давно летаю по свету и не раз убеждалось, что люди просто не знают своих талантов. А уж талант сказочника у каждого от природы заложен. Лика правду говорит: каждый с самого рождения и до самой смерти свою сказку слагает!
— Я тоже пытался, — тяжело вздохнул Вадик. — Только мама все время меня критиковала. Она хотела, чтобы я в ее сказке оставался. Маленьким таким, как Мальчик-с-Пальчик.
— Ну так теперь мамы рядом нет, а вы все еще Вадик, — заметила Лика. — Вы уже взрослейте! Хотя бы в собственных глазах!
А то так и просидите всю жизнь здесь, в лесу, в Убежище, в плетеной люльке! Вас как по отчеству?
— Меня??? Сергеевич… — растерялся Вадик.
— Так вот, Вадим Сергеевич, раньше мама о вас заботилась, а теперь пора и вам о маме позаботиться. Сочините для нее сказку! Где она чем-нибудь важным занята, и ей не до вас.
— Но у мамы никого, кроме меня, нет… Ей больше просто заняться нечем! — с отчаянием воскликнул Вадим Сергеевич. — К тому же она уже немолодая пенсионерка…
— Пожалуй, я знаю, чем вам помочь! — хихикнуло Перышко. — Я подарю вам одну сказку, а уж вы передайте ее своей мамочке. Очень замечательная сказка! Вам понравится!