Жизнь во имя любви

Глава 7

Проснулась я от взрыва, разметавшего в щепы дверь в мои покои. На пороге стоял хмурый Константин Васильевич, а разгневанная Прасковья пыталась оттолкнуть его, чтобы добраться до моей тушки.

– Добивать пришли? – простонала я, приподняв голову.

Во рту царила безводная пустыня, язык как наждачная бумага царапал нёбо, горло саднило, будто у меня началась ангина. Вдобавок ко всему голову безжалостно стискивал венец мученицы. Дотронулась до виска – показалось.

– Болит? – участливо спросила подруга.

Сдуру я кивнула и от резкой боли, прострелившей череп, повалилась на подушки. Это сколько же я вчера бренди выпила?

– Держи! – главная целительница всея гиримского полуострова протянула мне грубую керамическую чашку с горячим питьём. – Постарайся запах не вдыхать, а то вывернет. А так хорошо помогает. Говорят.

– Испытание на крысах проводила? – опасливо поглядывая на лекарство, уточнила я.

– На добровольцах.

Питьё помогло. Через полчаса я добралась до ванной, потом до гардеробной. И через час после этого была готова покинуть дворец. Константин, открыв дверь самым доступным ему способом, ушёл сразу. Прасковья наблюдала за моими сборами молча. Но когда я объявила ей, что готова, она спросила:

– Ну и куда ты теперь?

Я только плечами пожала:

– В поместье. Уехать с полуострова я не могу – обязанности Хранительницы с меня никто не снимал. Источник опять же…

Подруга внимательно смотрела на меня, словно раздумывала о чём-то, вот только спросить не решалась.

– Роксана, скажи, Таир в курсе, что ты Хранительница земли гиримской, что у тебя под опекой сильнейший Источник Силы и что духи стихий слушаются тебя, как мать родную?

– Не знаю. У нас никогда с ним такого разговора не было. Думаю, Константин Васильевич по долгу службы давно уже доложил, – поправляя перед зеркалом чалму, ответила я.

– Нет, Константин в ваши дела семейные не лезет. Это я точно знаю, – всё так же задумчиво рассматривая меня, продолжила Прасковья. – Так почему ты не поставила мужа в известность о своём статусе?

– К слову не пришлось. Да и не интересовался он никогда. Не буду же я с плакатом ходить: «Люди, я Хранительница!»

– Теперь понятно… – вздохнула подруга.

– Да что тебе понятно? – не выдержала я полунамёков.

– Кажется, ты мне говорила, что короля делает свита. Ты очень мудро поступила тогда, после покушения, окружив Таира правильными людьми. Ведь большинство из них до сих пор вам служат. А благодаря твоему дару заговорщики никогда дело до конца не доводят: то предатель в их рядах заведётся, то сами где случайно ошибутся радикально, а то и вовсе друг дружку перестреляют. – Прасковья усмехнулась. – Никак не забуду, как вы подслушали барона Залеского со товарищем.

– Презабавно получилось, – согласилась я. – И обошлась ликвидация заговора малой кровью. Барон, помнится, вместо трюфелей иных грибочков поел, а дружок его картавый так и сгинул невесть где. И чего его на охоту в горы понесло?

– Говорят, в ту осень не только этих двоих недосчитались. Человек десять, кажется, с жизнью распростилось, – едва сдерживая ехидную улыбку, вымолвила целительница.

– Жизнь – штука опасная. Особливо когда лезешь куда не надо, – решительно закончила я эту тему. – Вот только не пойму я, подруга, к чему ты этот разговор начала?

– К тому, дорогая, что надо тебе с ханом откровенно поговорить.

– Хватит! Поговорила уже. Едва ли не межмирной шпионкой назначил и чудовищем объявил. Всего-то хотела предостеречь, а получилось… – я махнула рукой, отвернулась, скрывая слёзы. – Как думаешь, позволит с детьми проститься?

– Кто тебе запретить посмеет? – удивлённо вскинула брови подруга. – Только я бы посоветовала не торопиться. Таир вспыльчив, но отходчив. Помиритесь ещё.

– А я с ним не ссорилась… – начала было я, когда в комнату через дверной пролом заглянул Фарух.

Мужчина запыхался, едва переводил дыхание, рукой за грудь держался, но выдавил:

– Госпожа, эфенди плохо…

Я было дёрнулась к двери между нашими спальнями, но поняла, что навряд ли слуга на таком незначительном расстоянии так бы запыхался.

– Где он? – бросилась я к Фаруху.

– В кабинете…

Рабочий кабинет наместника располагался в другом крыле дворца, и прямого пути к нему не было. Прежде надо было спуститься в приёмный холл и только оттуда подняться на второй этаж, где и находились рабочие кабинеты ведущих ханских чиновников. Слишком долго. Невесть что произошло с Таиром. Вдруг инсульт или инфаркт? Каждая секунда на счету.

– Духи, откройте проход к мужу! – взмолилась я.

– Чем заплатишь? – почти мгновенно отозвался кто-то.

– Цена любая, – не задумываясь, ответила я.

Но тут в договор вмешалась Прасковья. Она хоть и не была ведуньей, но целительство и сопутствующие знания очень близки к силам природы. Должно быть, это и позволило услышать мой ответ.

– Нет! – безапелляционно заявила она, отодвигая меня за спину. – Так нельзя. Назначь цену.

– Запретные земли… – прошелестело многоголосие. – Место, куда входа людям не будет.

– За одноразовый проход?! – фыркнула целительница.

– Не только… – ответ не был конкретным, но, главное, проход открылся.

Без моего обещания, без дополнительных условий. Похоже, духи тоже понимали, что медлить нельзя.

Таир лежал на ковре у подножия рабочего стола. Бледный, глаза закрыты, синюшные губы плотно сжаты. Сюртук расстёгнут, шейный платок развязан – кажется, хотели дыхание облегчить. Стоящий на коленях рядом с наместником дворцовый целитель не то причитал по-тихому, не то шептал заклинания.

– Отойти, – коленом отодвинула мужчину Прасковья и опустилась на его место.

Просканировала взглядом тело, распростёртое перед ней, положила руку на голову, что-то неслышно пробормотала, другую руку положила на грудь на область сердца. Кивнула самой себе, словно соглашаясь с поставленным диагнозом.

– Что делал? – резко спросила целителя, всё ещё сидящего рядом на ковре.

– А… ну… – начал было тот, но Прасковья его не слушала.

– Ты мне нужна, – распорядилась она и взглядом указала место по другую сторону Таира. Потом подняла голову и, увидев толпящихся у входа придворных, приказала: – Все вон!

Ждать, когда выполнят приказ, не стала. Рванула сорочку на груди хана, чтобы добраться до обнажённой кожи.

– Что с ним? – не удержалась я, хоть и понимала, что лучше не отвлекать разговорами.

– Сердце остановилось. Причины пока не знаю, но, чтобы вытащить твоего муженька из-за грани, сил понадобится много. Проси помощь у Источника. Он поделится с тобой, ты со мной. А я уже господина нашего наместника исцелять буду. Работаем!

Истинным зрением я видела, что делает Прасковья. Оперируя силой как тончайшим инструментом, она восстанавливала артерии сердца для нормального кровотока, растворяя и выводя невесть откуда взявшиеся сгустки. И все манипуляции на закрытом сердце, без разрезов и кровопотери.

Вдруг Прасковья покачнулась:

– Всё. Теперь ты подпитай живой. Магию ему нельзя. Только ведовство твоё поможет. По капельке вливай.

Последние слова она говорила, свалившись на ковёр, подтянув к животу руки и ноги и закрыв глаза.

Краем глаза я увидела, что так и не покинувший кабинет дворцовый целитель подтолкнул под голову Прасковьи подушечку с дивана, укутал пледом, проверил пульс и облегчённо выдохнул:

– Истощения нет, но устала до крайности.

Я тоже устала. Конечно, не так, как подруга – всего-то магическим трансформатором поработала, но спина затекла и колени ныли. Не отрывая пальцев от обнажённой груди мужа, осторожно сменила позу на более удобную и обратилась к замершему в нерешительности целителю:

– Прикажите горячего чая. В чайничке с носиком. Иначе вы меня напоить не сможете.

Обрадовавшись тому, что может хоть чем-то быть полезен, мужчина метнулся к двери.

Оставшись одна, я смотрела на мужа, вернувшегося к жизни. Рассматривала его лицо, волосы, кожу на груди. Постарел мой Таир. Нелегко ему наместничество даётся. Толковые помощники – это хорошо, но есть у хана привычка переживать обо всём. Старается не показывать этого, сохраняя невозмутимость, но живя с человеком больше двадцати лет, владея ведовством и истинным зрением, не заметить такое невозможно.

Одно непонятно – как я сердечный приступ прозевала.

Но тут муж открыл глаза, растерянно осмотрелся, сфокусировал на мне взгляд и и хрипло попросил:

– Прости меня, Ксаночка...