Жизнь военной элиты. За фасадом благополучия. 1918—1953 гг.

«ПРИВАТИЗАЦИЯ» БЫЛА ВСЕГДА

Вспомним слова Льва Разгона об элите РККА, о том, как она воспринималась в обыденном сознании граждан страны. Небожители!.. Избранная каста!.. Непогрешимые всегда и во всем!.. Однако, познакомившись с людьми и делами того времени, убеждаешься, что и высокие начальники в повседневной жизни, наряду с благородными поступками, совершали и некрасивые дела, за которые затем им приходилось оправдываться, нести дисциплинарные и партийные взыскания, а то и уголовное наказание. Так было в годы Гражданской войны, так было в межвоенный период, такое случалось во время Великой Отечественной войны и после нее. Приведем несколько примеров из жизни военачальников самого высокого ранга — Маршалов Советского Союза Г.И. Кулика и Г.К. Жукова. Это примеры личного обогащения, стяжательства, использования служебного положения в личных целях.

Григорий Иванович Кулик после Гражданской войны многие годы пользовался благосклонностью власть имущих и прежде всего И.В. Сталина и К.Е. Ворошилова. Истоки этой благосклонности идут от Царицына и Первой Конной армии, в которой Г.И. Кулик занимал должность начальника артиллерии. Его имя называлось наряду с другими прославленными военачальниками — героями Гражданской войны. После войны Г.И. Кулик занимал различные должности в войсках и аппарате Наркомата по военным и морским делам (Наркомате обороны): начальника артиллерии Северо-Кавказского военного округа, начальника Артиллерийского управления РККА, командира Московской Пролетарской стрелковой дивизии и 3-го стрелкового корпуса, начальника Главного Артиллерийского управления РККА, заместителя Наркома обороны СССР. В этой последней должности он и встретил Великую Отечественную войну. Добавим еще, что в 1932 г. Г.И. Кулик окончил Особую группу Военной академии имени М.В. Фрунзе, а в 1937 г. он некоторое время находился в республиканской Испании в качестве военного советника. В 1940 г., после окончания войны с Финляндией, ему было присвоено звание Маршала Советского Союза. Тогда же он получил и звание Героя Советского Союза.

В 1941 г. он был послан в качестве представителя Ставки на Северный Кавказ в район Керчи для принятия мер по недопущению оставления советскими войсками этого города и прилегающих районов. Но Керчь пришлось оставить, и это послужило предметом разбирательства на самом высоком уровне: Кулику поставили данный факт в вину и его серьезно наказали.

Сначала его дело заслушали на Политбюро ЦК, а затем на пленуме ЦК ВКП(б). В постановлении пленума от 24 февраля 1942 г. отмечалось: «Член ЦК ВКП(б) Маршал Советского Союза и зам. наркома обороны Кулик Г.И., являясь уполномоченным ставки Верховного Главного командования по Керченскому направлению, вместо честного и безусловного выполнения приказа Ставки от 7 ноября 1941 г. «Об активной обороне Севастополя и Керченского полуострова всеми силами» и приказа Ставки от 14 ноября 1941 г. «Уцержать Керчь во что бы то ни стало и не дать противнику занять этот район», самовольно, в нарушение приказов ставки и своего воинского долга, отдал 12 ноября 1941 г. преступное распоряжение об эвакуации из Керчи в течение 2 суток всех войск и оставлении Керченского района противнику, в результате чего и была сдана Керчь 15 ноября 1941 г.

Кроме того, ЦК ВКП(б) стали известны также факты, что Кулик во время пребывания на фронте систематически пьянствовал, вел развратный образ жизни и, злоупотребляя званием Маршала Советского Союза и зам. наркома обороны, занимался самоснабжением и расхищением государственной собственности, растрачивая сотни тысяч рублей из средств государства.

В силу всего этого Политбюро ЦК ВКП(б) постановляет:

1. Исключить Кулика Г.И. из состава членов ЦК ВКП(б).

2. Снять Кулика Г.И. с поста заместителя наркома обороны Союза ССР»[97].

Предали Г.И. Кулика и суду, в результате чего он был снижен в воинском звании до генерал-майора и лишен государственных наград. Все это было сделано по приговору суда — Специальное присутствие Верховного суда СССР состоялось 16 февраля 1942 г. под председательством армвоенюриста В.В. Ульриха. Кулику вменили в вину плохую организацию обороны Крыма в районе Керчи, отвод войск с Керченского полуострова и оставление Керчи.

На Северный Кавказ Г.И. Кулик прилетел на специально выделенном ему самолете типа «Дуглас» из состава ГВФ. В ходе судебного заседания вопрос об этом самолете и его использовании прозвучал так:

«Ульрих: Когда вы вылетели из Ростова?

Кулик: 10 ноября, около часу дня.

Ульрих: Когда прибыли в Краснодар?

Кулик: В тот же день.

Ульрих: Сколько пробыли в Краснодаре?

Кулик: В тот же день выехал на авто, так как погода была нелетная.

Ульрих: На каком самолете прилетели?

Кулик: На «Дугласе».

Ульрих: Погода могла измениться. Самолетом скорее можно было добраться. Почему поехали машиной?

Кулик: Погода тогда была нелетная. Самолет я в тот же день послал со своим адъютантом подполковником Валюшкиным в Свердловск за своей женой.

Ульрих: Вам самим разве не мог понадобиться?

Кулик: Он был неисправен.

Ульрих: Посылали какой-либо груз с самолетом?

Кулик: Продовольствие.

Член суда Е.А. Щаденко: До Краснодара могли долететь, а почему не могли лететь дальше сами и не посылать самолет с продуктами за женой?

Кулик: Я прошу этот вопрос не увязывать с общим вопросом.

Щаденко: Почему вы считали, что самолет был годен для полета до Свердловска, когда сами здесь же сказали, что он был неисправен?

Кулик: Погода была нелетная...»[98]

В последнем слове подсудимый сказал: «Принял решение на отход сознательно. Я взвесил всю обстановку. Я считал, что противник легко может переправиться на Кавказ. Знал, что там, на Таманском полуострове, фактически наших войск нет. Остатки же 51 -й армии измотаны, часть без оружия, поражены паникой. Такие войска можно было приводить в христианский вид только после отхода на Тамань. Исходя из всего этого, я и решил оставить Керчь и оборонять Таманский полуостров. Если бы у меня была связь с Москвой, то я бы получил на это разрешение Ставки. Доказал бы, что это единственно правильный выход — иначе противник будет на Северном Кавказе.

Первую задачу — оборонять Керчь — не выполнил я. За это меня и судят. Но вторую, не менее важную задачу — остановить армию и оборонять Кавказ с Таманского полуострова — выполнил. Так я по возвращении и доложил товарищу Сталину. Он меня поругал...»[99]

Остановимся на ответах Г.И. Кулика членам суда. Здесь много путаницы и нестыковок, которые не получили развития в ходе судебного заседания. Оно и понятно: главным обвинением подсудимого было оставление советскими войсками г. Керчи и всего полуострова. А остальные вопросы судьям казались незначительными на этом негативном фоне. А между тем сами собой напрашиваются вопросы: как это на одном и том же аэродроме погода может быть нелетной и в то же время летной (самолет отправился же в Свердловск?). Почему это Кулик государственный самолет использует в личных целях, как собственную вещь? Как можно неисправный самолет отправлять в далекий рейс? Что это за груз (продовольствие) был отправлен в Свердловск и на каком основании это было сделано? Из анализа приведенного диалога В.В. Ульриха и Г.И. Кулика однозначно вытекает вывод: последний явно многое недоговаривает, сознательно умалчивает. Попытаемся восполнить этот пробел. Но сначала о жене Г.И. Кулика — Ольге Яковлевне Михайловской, о последней его супруге.

Григорий Иванович Кулик был женат несколько раз. С первой женой своей он порвал сам. Со следующей женой Л.Я. Пауль он развелся в начале 30-х гг. Третьей его женой была К.И. Симонич, женщина праздная и капризная, не обременявшая себя семейными заботами и любившая жить на широкую ногу. Но в 1939 г. она попала в ведомство Л.П. Берии и оттуда уже не вернулась. Горевал Кулик недолго и женился в четвертый раз. На этот раз на школьной подруге своей дочери — на молодой девушке Ольге Михайловской. В октябре 1940 г. сыграли свадьбу. Григорию Ивановичу («молодожену» в то время было пятьдесят лет) и его юной супруге, а также всем гостям эта свадьба запомнилась тем, что ее пожелал посетить сам вождь И.В. Сталин. Иосиф Виссарионович пожелал новобрачным долгой и счастливой семейной жизни и даже провозгласил знаменитое «горько». Это небывалое событие всколыхнуло весь околокремлевский круг и еще долго на все лады обсуждалось в кабинетах и квартирах. Этот визит И.В. Сталина еще раз показал близость жениха к Кремлю и значительно поднял авторитет Г.И. Кулика в высших партийных, светских и военных эшелонах. Вскоре молодая жена маршала родила ему дочь. Все это происходило накануне и в начале Великой Отечественной войны. Осенью 1941 г. жена и дочь Г.И. Кулика были эвакуированы в Свердловск. И неудивительно, что маршал волновался за свою семью (молодую жену и дочь-малютку) и стремился всячески оказать ей помощь. Но какую помощь он ей оказывал и какими способами и средствами это делал? О том и пойдет дальнейший разговор.

Под видом заботы о войсках фронта Г.И. Кулик не забывал и себя. За государственный счет он приобретал для себя и своей семьи дорогостоящие продукты, отправлял их самолетом и железнодорожным транспортом в Свердловск и Москву, причем с сопровождающими лицами из числа его порученцев и адъютантов.

Будучи в Краснодаре (до и после сдачи Керчи), Г.И. Кулик несколько раз встречался с партийным и советским руководством Краснодарского края, в том числе с председателем крайисполкома Тюляевым. Обсуждался ряд насущных вопросов, в том числе и чисто «шкурных». Недаром же с запиской за подписью того же Тюляева в адрес председателя правительства Грузинской ССР направляется начальник Краснодарского отделения Военторга интендант 2-го ранга Н.Н. Санадзе. Записка следующего содержания: «По поручению Маршала Союза Г.И.Кулика посылаю к Вам начальника Краснодарского отделения Военторга СКВО т. Санадзе на самолете ТБ-3.

Прошу оказать содействие в приобретении необходимого для специального назначения Юго-Западного фронта.

О подробности доложит Вам лично т. Санадзе.

С приветом. Председатель Краснодарского крайисполкома, депутат Верховного Совета СССР Тюляев. 26.Х. 1941 года»[100].

Как видно из содержания записки, продукты и продовольствие здесь не именуются своими именами, а проходят под имуществом специального назначения для фронта. Армейская маскировка!.. А «неисправный» самолет курсирует туда-сюда — то в Ростов-на-Дону, то в Москву и обратно...

До Краснодара и Керчи Г.И. Кулик целый месяц (с 11 октября до 10 ноября 1941 г.) находился в Ростове-на-Дону и в войсках Южного фронта. Там он тоже не терял время даром и затоваривался по полной. Это видно из содержания докладной записки упомянутого интенданта 2-го ранга Н.Н. Санадзе тому же Тюляеву: «На основании Вашего личного распоряжения, Маршала Союза Героя Советского Союзатов. Кулик Г.И., мною отпущено продовольственных товаров с отправкой на Южный фронт, в Московский и в район Темрюка отправлены следующие продукты:

1. Ростов-Дон через т. Некрасова 56-й и 9-й армиям на сумму согласно накладной......руб. 13 600—00

2. 26/X — самолетом маршала......руб. 2300—00

3. Самолетом 14/X — через майора Валенщикова в направлении Москвы.....руб. 5976—00

4. Питание Маршала Советского Союза с 9/X по 25/XI, а также его адъютанта........руб. 4500

5. Отправление вагоном Маршала Советского Союза в направлении Москвы груза из Сочи 10/XII.41......руб. 30 775—00.

6. Тоже из Краснодара (накладная № 2341)...руб.23 000—00

Всего.........руб. 80 231—00

Указанная сумма числится по дебиторской задолженности. Прошу Вашего указания и распоряжения, за счет каких средств и статей списать указанную сумму...»[101]

Этот документ (докладная записка) о многом говорит и немало уточняет. Например, что в Ростов Г.И. Кулик прибыл не 10 октября, а днем раньше. Или о том, что у Григория Ивановича пропорции между личными интересами и общественными, государственными явно смещены в сторону первых. Судите сами: из докладной Н.Н. Санадзе видно, что первых два пункта вполне относятся к нуждам войск (в сумме это составляло 15 900 руб.). Остальные же позиции докладной напрямую относятся к личным нуждам Г.И. Кулика и его семьи, а в сумме это составило 64 331 руб., т.е. личное у него в четыре раза превышало государственные интересы!.. Вот это и есть в чистом виде злоупотребление своим служебным положением — положением заместителя Наркома обороны, маршала и Героя Советского Союза. Невооруженным взглядом видно, как человек упивается своей властью, нарушает все законы и нормы — правовые, человеческие, морально-этические. Но Григорий Иванович, видимо, считал, что война все спишет, что в условиях военного времени такое допустимо, тем более маршалу и Герою: Пример: прошло несколько дней после прибытия Г.И. Кулика в Ростов, как оттуда курсом на Москву взлетел самолет, загруженный продуктами для его семьи. Война войной, а кушать хочется всегда!..

И еще о самолете и жене маршала. Из показаний старшего адъютанта маршала подполковника Г.А. Валюшкина: «Маршал Кулик вылетел в Ростов из Москвы 11 октября 1941 г. и находился там до 9 ноября, после чего мы полетели в Краснодар... (Здесь видим разночтения: если маршал вылетел из Москвы 11 октября и в тот же день прилетел в Ростов, то почему Н.Н.Санадзе упоминает об организации его питания с 9 октября, т.е. двумя днями раньше? — Н. Ч.). Вместе с председателем облисполкома (так в тексте. — Н. Ч.) Тюляевым и своими адъютантами майором Конашевичем и ст(аршим) лейтенантом Новиковым маршал поехал в Тамань и далее в Керчь, а я 10 ноября по распоряжению Кулика Г.И. на его самолете (который был за ним закреплен из ГВФ еще в Москве и на котором мы летели из Москвы) полетел в Свердловск.

В Свердловске находилась в то время эвакуированной жена маршала и моя семья. Посылая меня в Свердловск, маршал разрешил мне побыть у своей семьи дня три, а потом возвратиться самолетом же в Краснодар и привезти туда жену маршала...

Когда я летел из Краснодара в Свердловск, то маршал просил предоблисполкома Тюляева послать что-нибудь туда своей семье, что Тюляев и сделал. В самолет ко мне было загружено 7 ящиков яблок, ящик колбасы, 2 ящика кефали, мука, крупа, масло, сахар и еще ряд продуктов. Какова была стоимость этих продуктов, я не знаю, не знаю также, платились ли за них деньги. Отправку по указанию Тюляева производил некто Санадзе, какой-то работник военторга...»[102]

С подполковником Валюшкиным все ясно. А чем же занимались В Ростов и Краснодаре другие адъютанты Г.И. Кулика, в частности майор М.Е. Конашевич? Да тем же самым, что и Валюшкин, — добывали, грузили и везли семье маршала продукты — отборные, качественные и в большом количестве.

Кроме самолета, в «хозяйстве» Г.И. Кулика находился и вагон, который использовался по его распоряжению. Из показаний майора М.Е. Конашевича: «Никакихзакупок (выделено мною. —Н.Ч.) продуктов для маршала в Краснодаре я не производил, но знаю, что в бытность там маршал вел разговор с председателем крайисполкома Тюляевым, чтобы он отпустил продуктов для него. Разговора при этом об оплате не шло, на просьбу Кулика Тюляев лишь ответил «организуем», поэтому когда маршал, окончив дела в Краснодаре, улетел в Москву, а я сюда возвратился с вагоном. По распоряжению Тюляева он был для Кулика загружен продуктами: муки белой 3 мешка стандартных, по мешку риса, гречневой крупы, ящиков 40—50 мандарин, свыше 1000 шт. лимонов, орехов 5 мешков, коньяку 200 бутылок, портвейна 100 бут., шампанского 10 бут., колбасы украинской килограммов 40—50, копченой колбасы столько же примерно, сахару мешок. Баранины и свинины точно не знаю, но не меньше 200—250 кг, икры зернистой 18 банок, паюсной — кило 20—25, рыбы кефали 2 ящика, консервов свыше 100 банок, сала более 50 кг. Кроме того, были конфеты, чай. Компоты разных сортов, варенье — килограммов 40 и прочие продукты, в общем вагон был загружен почти полностью...

Я привез их все полностью в Москву, доложил об этом подробно маршалу, и по его указанию продукты перевезены на квартиру к нему и пошли в личное пользование»[103].

Комментарии, как говорится, излишни! Моральная нечистоплотность этого «большого» начальника (член ЦК ВКП(б), депутат Верховного Совета, Маршал Советского Союза, Герой Советского Союза, заместитель Наркома обороны) налицо. А вот что касается степени личной вины Г.И. Кулика в сдаче Керчи, то так ли она велика? Могли он в сложившейся в то время обстановке что-то изменить в лучшую сторону и удержать Керчь и прилегающие районы? Соответствуют ли предъявленные ему обвинения степени тяжести его вины и наказания?

В период реабилитации Г.И. Кулика в середине 50-х годов прошлого века по просьбе Главной военной прокуратуры сотрудники Генерального штаба Вооруженных сил СССР провели анализ Керченской операции и вынесли свое заключение (от 5 ноября 1956 г.), которое в сокращенном виде приводится ниже:

«1. Обстановка и ход событий на Керченском полуострове.

6 ноября 1941 г., т.е. после того, Как противник начал наступление на Севастопольском и Керченском направлениях, командующий войсками Крыма вице-адмирал Левченко и секретарь Крымского обкома партии Булатов доносили о том, что положение в Крыму исключительно тяжелое и даже катастрофическое, особенно на керченском направлении. Они докладывали, что их резервы исчерпаны, винтовок и пулеметов нет, маршевые роты прибыли без вооружения, дивизии, отходившие на керченском направлении, имели по 200—300 человек, в связи с чем решением командования Керченской армейской группы остатки 271, 276 и 156 с(трелковых) д(ивизий) были сведены в одну 156 стрелковую дивизию.

В такой обстановке Военный совет войск Крыма считал, что имеющимися в его распоряжении силами удержать Керчь невозможно, и просил Ставку усилить это направление дополнительно двумя дивизиями или же решить вопрос об эвакуации войск из района Керчи. Однако, независимо от этих донесений командование войсками Крыма в своей директиве № 1/0028 от 8.XI.41 г. требовало от войск прочного удержания керченского и севастопольского плацдармов.

9 ноября 1941 г. под воздействием превосходящих сил противника войска Керченского направления оставили позиции Турецкого вала и продолжали отходить в восточном направлении на Керчь. В этот день командующий Керченской армейской группой генерал-лейтенант Батов по прямому проводу сообщил представителю Генерального штаба генерал-майору Вечному, что из-за недостатка сил войска сплошного фронта не занимали, а удерживали лишь отдельные опорные пункты и узлы дорог. 302-я горнострелковая дивизия, предназначенная для усиления, еще не прибыла, с боеприпасами в войсках плохо, транспорты из Новороссийска подходят медленно, снаряды в район Керчи подвозят на самолетах.

9 ноября 1941г. из Севастополя в Керчь прибыл штаб войск Крыма во главе с вице-адмиралом Левченко для руководства боевыми действиями на Керченском полуострове.

10.XI.41 г. начальник штаба войск Крыма генерал-майор Шишенин доносил в Генеральный штаб по прямому проводу о том, что дивизии керченского направления малочисленны, небоеспособны, деморализованы, измотаны непрерывными боями и что одним полком, прибывающим из Тамани, в данной обстановке восстановить положение и вернуть Турецкий вал — задача явно непосильная.

В течение 11 и 12 ноября противник силами трех пехотных дивизий и одной кавалерийской бригады, в составе которых с учетом возможных потерь могло быть не менее 30—35 тысяч солдат и офицеров и более 1000 орудий и минометов, продолжал теснить наши части и подошел непосредственно к окраине города Керчи. Войска Керченской армейской группы (51-я армия в составе 106,156, 320 сд и 9-й бригады морской пехоты) продолжали отходить на восток к г. Керчь.

По донесениям и докладам командования и штабов войск Крыма и Керченской армейской группы, в перечисленных соединениях, действовавших на керченском направлении, было не более 2000 человек боевого состава. Два стрелковых полка 303-й горнострелковой дивизии, последовательно прибывшие на полуостров и 12 ноября введенные в бой, изменить обстановку не смогли. Резерды вновь были исчерпаны полностью.

Господствующая в воздухе вражеская авиация непрерывно наносила удары по войскам и переправам, осложняя оборону Керчи.

К исходу 12 ноября, т.е. к моменту прибытия Кулика на Тамань, фронт наших войск на Керченском полуострове проходил в непосредственной близости от Керчи... Основные командные высоты, железнодорожные и шоссейные дороги Керченского полуострова находились в руках противника...

13 ноября 1941 г. командующий войсками Крыма вице-адмирал Левченко докладывал в Ставку, что войска Керченского направления понесли большие потери и, не имея достаточного количества автоматического оружия и минометов, потеряли всякое сопротивление и что им принято решение на переправу с Керченского на Таманский полуостров ценной техники, тяжелой артиллерии, спецмашин и излишнего автотранспорта.

2. Прибытие маршала Кулика в район боевых действий на Керченском полуострове.

12 ноября Маршал Советского Союза Кулик, прибыв в г. Керчь и ознакомившись с обстановкой на фронте, санкционировал уже проводившуюся эвакуацию техники на Таманский полуостров.

В донесении от 13 ноября на имя начальника Генерального штаба Кулик сообщал, что на Таманский полуостров усиленными темпами переправляются обозы, артиллерия, техника. В соответствии с наличием переправочных средств, докладывал Кулик, составлен план перевозок армии на два дня и что им принимаются меры сдержать противника на занимаемом рубеже.

Однако в своей ответной телеграмме за № 00482 начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников вновь потребовал удержать город Керчь и его район во что бы то ни стало.

В 2 часа 30 минут 15 ноября Кулик по прямому проводу сообщил генерал-майору Вечному о тяжелом положении войск 51-й армии, о ее низкой боеспособности и малочисленности соединений. Оборонять г. Керчь дальше в данных условиях, когда бои идут на окраинах города, а с юга фактически в городе, Кулик считал нецелесообразным. Противник, продолжал он, разбив 302-ю горнострелковую дивизию, может переправиться на Таманский полуостров, так как необходимых войск для его обороны там нет. Сейчас такое положение, говорил Кулик, что если нам удастся отвести всю технику и вооружение, что мы ставим себе задачей, то это максимум того, что можно потребовать в данный момент от войск и крепко сесть на Таманский полуостров.

К исходу 15 ноября 1941 г. командование войсками Крыма, с санкции Маршала Советского Союза Кулика, приняло решение на отвод войск с Керченского на Таманский полуостров. Начало отхода намечалось на 7.00 11.XI.41 г., о чем было доложено Генеральному штабу генерал-майором Ши-шениным.

Было ли получено разрешение Ставки ВТК на оставление Керченского полуострова, прямых указаний по этому вопросу в архивных документах обнаружить не удалось. Однако известно, что в 16 часов 30 минут 15 ноября в адрес Левченко и Кулика была получена телеграмма начальника Генерального штаба Б.М.Шапошникова, в которой давались указания о порядке вывода войск с Керченского на Таманский полуостров. Содержание этого документа дает косвенные основания предполагать, что Ставка В ГК была вынуждена считаться с создавшимся положением в районе Керчи.

Общий вывод.

Таким образом, изучение имеющихся документов показывает, что в сложившихся условиях командование войсками Керченского направления, а также Маршал Советского Союза Кулик с наличными и притом ослабленными силами и средствами удержать город Керчь и изменить ход боевых действий в нашу пользу не могли»[104].

И.В. Сталин не дал своего согласия на арест Г.И. Кулика. Почему он поступил так, а не иначе — этого уже никто и никогда не узнает. Ведь не пожалел же он маршалов М.Н. Тухачевского, А.И. Егорова и В.К. Блюхера, к которым тоже некоторое время благоволил. А вот Григория Кулика пожалел, хотя в военном отношении он был значительно менее ценен, чем упомянутые маршалы. Неисповедимы пути господни и вождей народа!..

Спущенный с армейского Олимпа Г.И. Кулик некоторое время выполнял отдельные поручения ставки и Наркома обороны. В 1943 г. его назначили командующим 24-й армией и присвоили звание генерал-лейтенанта. Но полководца из Григория Ивановича не получилось, и его опять снизили в звании до генерал-майора. Почти до конца войны (до апреля 1945 г.) он работал в должности заместителя начальника Главного управления формирований Красной Армии. Конечно, был не удовлетворен своим служебным положением, о чем неоднократно высказывался в различных аудиториях слушателей. За антипартийные разговоры и суждения, за бытовое разложение был исключен из рядов ВКП(б). В июне 1945 г. назначен за пределы Москвы — заместителем командующего войсками Приволжского военного округа.

Аресту Г. И. Кулик подвергся 11 января 1947 г. Под следствием находился более трех лет. Военной коллегией Верховного суда СССР 24 августа 1945 г. по обвинению в организации заговорщической группы для борьбы с Советской властью приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 11 апреля 1956 г. реабилитирован. Его посмертно восстановили в звании Маршала Советского Союза, в правах на все государственные награды.

О другом Маршале Советского Союза, о котором пойдет дальше речь, писать негативное как-то трудно поднимается рука. Ведь это же Георгий Жуков, маршал Победы!.. А раз так, то и руку поднимать на него вроде бы неэтично и пятнать его биографию какими-то там хозяйственными мелочами совершенно не стоит. Подумаешь, прибрал крукам какие-то вещи в Германии, так ведь это же на правах победителя! А победителей не судят! Так можно рассуждать, и так некоторые военачальники Красной Армии рассуждали, оправдывая свои действия и поступки на земле поверженного врага. Но перед законом все — от малого до великого начальника — должны быть равны и подсудны. К тому же есть законы совести, морали, чести и достоинства человека, гражданина. Поэтому пусть свидетельствуют документы — эти бесстрастные свидетели эпохи.

«Товарищу Сталину

В Ягодинской таможне (вблизи г. Ковеля) задержано 7 вагонов, в которых находилось 85 ящиков с мебелью.

При проверке документации выяснилось, что мебель принадлежит маршалу Жукову.

Установлено, что и.о. начальника тыла Группы советских оккупационных войск в Германии для провоза мебели была выдана такая справка: «Выдана Маршалу Советского Союза тов. Жукову Г.К. в том, что нижепоименованная мебель, им лично заказанная на мебельной фабрике в Германии «Альбин Май», приобретена за наличный расчет и Военным советом Группы СОВ в Германии разрешен вывоз в Советский Союз. Указанная мебель направлена в Одесский военный округ с сопровождающим капитаном тов. Ягельским. Транспорт № 152/8431».

Вагоны с мебелью 19 августа из Ягодино отправлены в Одессу.

Одесской таможне дано указание этой мебели не выдавать до получения специального указания.

Опись мебели, находящейся в осмотренных вагонах, прилагается.

Булганин

23 августа 1946 года»[105].

Что же это за мебель, на перевозку которой потребовалось целых семь железнодорожных вагонов? А там действительно было чем восхититься — размах здесь был истинно маршальский: «25 предметов—для гостиной городской квартиры (девять ящиков); 39 предметов — для столовой городской квартиры; 25 предметов — для гостиной дачи (девять ящиков); 35 предметов—для столовой дачи (двенадцать ящиков); 23 предмета — для кабинета (одиннадцать ящиков); 18 предметов — для спальни дачи (одиннадцать ящиков); 14 предметов —для девичьей комнаты (десять ящиков); 18 предметов — для детской комнаты (семь ящиков). Всего предметов 194»[106].

Допустим, что Г.К. Жуков действительно купил все это богатство за свои деньги и оформил покупку надлежащим образом. Но возникает резонный вопрос: откуда у него такое барство и потребительство в разоренной дотла стране? Почему напоказ выпирается желание выделиться среди остальных, жить с размахом, шикарно? Зачем, спрашивается, для казенной государственной дачи, как правило небольшой по размерам, такое обилие предметов мебели? Понятно, что такой выбор был сделан Г.К. Жуковым по настоянию жены, но к чему такая роскошь?

Зачем выпячивать эту роскошь напоказ? И все эти вопросы относятся к выходцу из самых низов народа, к типичному представителю рабочих и крестьян. Вопросы, вопросы...

Откуда появилось такое стяжательство, желание самообогащения, стремление жить богато, в довольстве? Читатель может возразить. Что это обусловлено естественным желанием сегодня жить лучше, чем вчера, и это не противоречит нормам морали и нравственности. Но человек, тем более большой руководитель, каким являлся Г.К. Жуков, жил в советском обществе, и бросать вызов этому обществу было не в его же собственных интересах. Здесь напрашивается не очень хороший вывод — как быстро часть командиров Красной Армии восприняла черты, обычаи и привычки той самой буржуазии, с которой они так отчаянно боролись на заре Советской власти. И маршал Г.К. Жуков здесь не был одиночкой. А что касается денежных средств, потраченных Г.К. Жуковым на предметы роскоши, то не лучше было бы ему направить их на восстановление колхоза в родном селе, на оказание помощи вдовам и детям погибших на фронте односельчан. Но Жуков поступил так, как поступил. Вопросы, вопросы... Частично на них Г.К. Жуков ответил в своей объяснительной записке на имя секретаря ЦК ВКП(б) А.А. Жданова от 12 января 1948 г. Но другая часть вопросов так и осталась без ответа...

Но приведем еще документы, касающиеся стяжательства и обогащения в семье Г. К. Жукова.

«Совет Министров СССР

товарищу Сталину И.В.

В соответствии с Вашим указанием, 5 января с.г. на квартире Жукова в Москве был произведен негласный обыск.

Задача заключалась в том, чтобы разыскать и изъять на квартире Жукова чемодан и шкатулку с золотом, бриллиантами и другими драгоценностями.

В процессе обыска чемодан обнаружен не был, а шкатулка находилась в сейфе, стоящем в спальной комнате.

В шкатулке оказалось:

— часов — 24 шт., в том числе: золотых — 17 и с драгоценными камнями — 3;

— золотых кулонов и колец — 15 шт., из них 8 с драгоценными камнями;

— золотой брелок с большим количеством драгоценных камней;

—другие золотые изделия (портсигар, цепочки и браслеты, серьги с драгоценными камнями и пр.).

В связи с тем, что чемодана в квартире не оказалось, было решено все ценности, находящиеся в сейфе, сфотографировать, уложить обратно так, как было раньше, и произведенному обыску на квартире не придавать гласности...

В ночь с 8 на 9 января был произведен негласный обыск на даче Жукова, находящейся в поселке Рублево, под Москвой.

В результате обыска обнаружено, что две комнаты дачи превращены в склад, где хранится огромное количество различного рода товаров и ценностей.

Например:

— шерстяных тканей, шелка, парчи, пан-бархата и других материалов — всего свыше 4000 метров;

— мехов — собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых, каракулевых — всего 323 шкуры;

— шевро высшего качества — 35 кож;

— дорогостоящих ковров и гобеленов больших размеров, вывезенных из Потсдамского и др(угих) дворцов и домов Германии — всего 44 штуки, часть которых разложена и развешана по комнатам, а остальные лежат на складе...

— ценных картин классической живописи в художественных рамках — всего 55 штук, развешанных по комнатам дачи и частично хранящихся на складе;

— дорогостоящих сервизов столовой и чайной посуды (фарфор с художественной отделкой, хрусталь) — 7 больших ящиков;

— серебряных гарнитуров столовых и чайных приборов — 2 ящика;

— аккордеонов с богатой художественной отделкой — 8 штук;

— уникальных охотничьих ружей фирмы Голанд-Голанд и других — всего 20 штук.

Это имущество хранится в 51 сундуке и чемодане, а также лежит навалом.

Кроме того, во всех комнатах дачи, на окнах, этажерках, столиках и тумбочках расставлены в большом количестве бронзовые и фарфоровые вазы и статуэтки художественной работы, а также всякого рода безделушки иностранного происхождения.

Заслуживает внимание заявление работников, проводивших обыск, о том, что дача Жукова представляет собой, по существу, антикварный магазин или музей, обвешанный внутри различными дорогостоящими художественными картонами, причем их так много, что 4 картины висят даже на кухне. Дело дошло до того, что в спальне Жукова над кроватью висит огромная картина с изображением двух обнаженных женщин.

Есть настолько ценные картины, которые никак не подходят к квартире, а должны быть переданы в государственный фонд и находиться в музее.

Свыше двух десятков больших ковров покрывают полы почти всех комнат.

Вся обстановка, начиная от мебели, ковров, посуды, украшений и кончая занавесками на окнах — заграничная, главным образом немецкая. На даче буквально нет ни одной вещи советского происхождения, за исключением дорожек, лежащих при входе в дачу.

На даче нет ни одной советской книги, но зато в книжных шкафах стоит большое количество книг в прекрасных переплетах с золотым тиснением, исключительно на немецком языке.

Зайдя в дом, трудно себе представить, что находишься под Москвой, а не в Германии...

В Одессу направлена группа оперативных работников МГБ СССР для производства негласного обыска в квартире Жукова (в это время Г. К. Жуков командовал войсками Одесского военного округа и жил в Одессе. — Н. Ч.). О результатах этой операции доложу Вам дополнительно.

Что касается не обнаруженного на московской квартире Жукова чемодана с драгоценностями..., то проверкой выяснилось, что этот чемодан все время держит при себе жена Жукова и при поездках берет его с собой.

Сегодня, когда Жуков вместе с женой прибыл из Одессы в Москву, указанный чемодан вновь появился у него в квартире, где и находится в настоящее время.

Видимо, следует напрямик потребовать у Жукова сдачи этого чемодана с драгоценностями...

Абакумов.

10 января 1948 года»[107].

Сталин прочитал докладную записку Абакумова и распорядился изъять у Г.К. Жукова ценности, как незаконно им приобретенные. Все ценности изъяли и вначале передали на хранение на базу государственных фондов. Произошло это в том же январе 1948 г. Но затем Сталин распорядился передать все имущество Управлению делами Совета Министров СССР, и в начале февраля 1948 г. это было сделано.

АКТ

О передаче Управлению делами Совета Министров Союза ССР изъятого Министерством государственной безопасности СССР у Маршала Советского Союза Г. К. Жукова незаконно приобретенного и присвоенного им трофейного имущества, ценностей и других предметов.

1

Кулоны и броши золотые (в том числе один платиновый) с драгоценными камнями — 13 штук Часы золотые — 9 штук

Кольца золотые с драгоценными камнями — 16 штук Серьги золотые с бриллиантами — 2 пары Другие золотые изделия (браслеты, цепочки и др.) — 9 штук

Украшения из серебра, в том числе под золото — 5 штук

Металлические украшения (имитация под золото и серебро) с драгоценными камнями (кулоны, цепочки, кольца) — 14 штук

Столовое серебро (ножи, вилки, ложки и другие предметы) — 713 штук

Серебряная посуда (вазы, кувшины, сахарницы, подносы и др.) — 14 штук

Металлические столовые изделия под серебро (ножи, вилки, ложки и др.) — 71 штука

Шерстяные ткани, шелка, парча, бархат, фланель и другие ткани — 3420 метров

Меха — скунса, норка, выдра, нутрии, черно-бурые лисы, каракульча и другие — 323 штуки

Шевро и хром — 32 кожи

Дорогостоящие ковры и дорожки больших размеров — 31 штука

Гобелены больших размеров художественной выделки — 5 штук

Художественные картины в золоченых рамах, часть из них представляет музейную ценность — 60 штук

Дворцовый золоченый художественно выполненный гарнитур гостиной мебели — 10 предметов

Художественно выполненные антикварные вазы с инкрустациями — 22 штуки

Бронзовые статуи и статуэтки художественной работы — 29 штук

Часы каминные антикварные и напольные — 9 штук

Дорогостоящие сервизы столовой и чайной посуды (частью некомплектные) — 820 предм.

Хрусталь в изделиях (вазы, подносы, бокалы, кувшины и другие) — 45 предм.

Охотничьи ружья заграничных фирм — 15 штук Баяны и аккордеоны художественной выделки — 7 штук

Пианино, рояль, радиоприемники, фарфоровая и глиняная посуда и другие предметы, согласно прилагаемых поштучных описей.

Всего прилагается 14 описей.

Сдали; Заместитель Министра госбезопасности СССР генерал-лейтенант Блинов А.С.

Начальник отдела «А» МГБ СССР генерал-майор Герцовский А.Я.

Приняли: Управляющий делами Совета Министров СССР Чадаев Я.Е.

Зам. Управделами Совета Министров Союза ССР Опарин И.Е.»[108]

А теперь о сведениях, сообщенных ЕК. Жуковым в объяснительной записке на имя А. А. Жданова, написанной 12 января 1948 г. Даем этот документ с сокращениями

«Объявленное мне в ЦК ВКП(б) письменное заявление бывшего моего адъютанта Семочкина по своему замыслу и главным вопросам является явно клеветническим.

...Третье. О моей алчности и стремлении к присвоению трофейных ценностей.

Я признаю серьезной ошибкой то, что много накупил для семьи и своих родственников материала, за который платил деньги, полученные мною как зарплату. Я купил в Лейпциге за наличный расчет:

1) на пальто норки 160 шт.,

2) на пальто обезьяны 40—50 шт.,

3) на пальто котика (искусств.) 50—60 шт., и еще что-то, не помню, для детей. За все это я заплатил 30 тысяч марок.

Метров 500—600 было куплено фланели и обойного шелку для обивки мебели и различных штор, т.к. дача, которую я получил во временное пользование от госбезопасности, не имела оборудования.

Кроме того, т. Власик просил меня купить для какого-то особого объекта метров 500. Но так как Власик был снят с работы, этот материал остался лежать на даче.

Мне сказали, что на даче и в других местах обнаружено более 4-х тысяч метров различной мануфактуры, я такой цифры не знаю. Прошу разрешить составить акт фактическому состоянию. Я считаю это неверным.

Картины и ковры, а также люстры действительно были взяты в брошенных особняках и замках и отправлены для оборудования дачи МГБ, которой я пользовался. 4 люстры были переданы в МГБ комендантом, 3 люстры даны на оборудование кабинета Главкома. Тоже самое и с коврами. Ковры частично были использованы для служебных кабинетов, для дачи, часть для квартиры.

Я считал, что все это поступает в фонд МГБ, т.к. дача и квартира являются в ведении МГБ. Все это перевозилось и использовалось командой МГБ, которая меня обслуживает 6 лет. Я не знаю, бралось ли все это в расчет, т.к. я полтора года отсутствую и моя вина, что я не поинтересовался, где, что состоит на учете.

Относительно золотых вещей и часов заявляю, что главное — это подарки от различных организаций, а различные кольца и другие дамские безделушки приобретены семьей за длительный период и являются подарками подруг в день рождения и другие праздники, в том числе несколько ценностей, подаренных моей дочери дочерью Молотова — Светланой. Остальные вещи в большинстве из искусственного золота и не имеют никакой ценности.

О сервизах. Эти сервизы я купил за 9200 марок, каждой дочери по сервизу. На покупку я могу предъявить документы, и может подтвердить т. Серов, через кого и покупались сервизы, т.к. он ведал всеми экономическими вопросами.

...Серебряные ложки, ножи и вилки присланы поляками в честь освобождения Варшавы и на ящиках имеется надпись, свидетельствующая о подарке. Часть тарелок и еще что-то было прислано как подарок от солдат армии Горбатова.

Все это валялось в кладовой, и я не думал на этом строить свое какое-то накопление.

Я признаю себя очень виноватым в том, что не сдал все это ненужное мне барахло куда-либо на склад, надеясь на то, что оно никому не нужно.

О гобеленах я давал указание т. Агееву из МГБ сдать их куда-либо в музей, но он ушел из команды, не сдав их.

Четвертое. Обвинение меня в том, что соревновался в барахольстве с Телегиным (генерал-лейтенант К.Ф. Телегин — член Военного совета фронта, которым командовал Г.К. Жуков, а затем Группы советских оккупационных войск в Германии. — Н.Ч.),— является клеветой. Я ничего сказать о Телегине не могу. Я считаю, что он неправильно приобрел обстановку в Лейпциге. Об этом я ему лично говорил. Куда он ее дел, я не знаю.

Пятое. Охотничьи ружья. 6—7 штук у меня было до войны, 5—6 штук я купил в Германии, остальные были присланы как подарки. Из всех ружей охотилась команда, часть штуцеров, присланных в подарок, я собирался передать куда-либо. Признаю вину в том, что зря я держал такое количество ружей. Допустил я ошибку потому, что, как охотнику, было жаль передавать хорошие ружья...

В заключение я заявляю со всей ответственностью:

1. Семочкин явно клевещет на меня...

2....

3. Прошу Центральный Комитет партии учесть то, что некоторые ошибки во время войны я наделал без злого умысла и на деле никогда не был плохим слугою партии, Родине и великому Сталину.

Я всегда честно и добросовестно выполнял все поручения т. Сталина.

Я даю крепкую клятву большевика — не допускать подобных ошибок и глупостей.

Я уверен, что я еще нужен буду Родине, великому вождю т. Сталину и партии.

Прошу оставить меня в партии. Я исправлю допущенные ошибки и не позволю замарать высокое звание члена Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков).

Член ВКП(б) Жуков»[109]

Безусловно, любое заявление должностного лица должно быть подкреплено убедительными доказательствами. Весомыми и убедительными! А вот в случае с Г.К. Жуковым такой убедительности не наблюдается.

Из показаний арестованного А.М. Сиднева, бывшего начальника оперативного сектора МВД в Берлине, генерал-майора (показания от 6 февраля 1948 г.): «Как известно, частями Советской Армии, овладевшими Берлином, были захвачены большие трофеи. В разных частях города то и дело обнаруживались хранилища золотых вещей, серебра, бриллиантов и других ценностей. Одновременно было найдено несколько огромных хранилищ, в которых находились дорогостоящие меха, шубы, разные сорта материи, лучшее белье и много другого имущества. О таких вещах, как столовые приборы и сервизы, я уже не говорю, их было бесчисленное множество. Эти ценности и товары различными лицами разворовывались...

...Серов (генерал-полковник И.А. Серов, в Германии — заместитель Г. К. Жукова по делам гражданской администрации) и Жуков часто бывали друг у друга, ездили на охоту и оказывали взаимные услуги. В частности, мне пришлось по поручению Серова передавать на подчиненные мне авторемонтные мастерские присланные Жуковым для переделки три кинжала, принадлежавшие в прошлом каким-то немецким баронам.

Несколько позже ко мне была прислана от Жукова корона, принадлежавшая по всем признакам супруге немецкого кайзера. С этой короны было снято золото для отделки стэка, который Жуков хотел преподнести своей дочери в день ее рождения»[110].

«Грешили» с трофейным имуществом и другие генералы Красной Армии. Из показаний генерал-лейтенанта В.В. Крюкова, бывшего командира 2-го гвардейского кавалерийского корпуса (показания от 25 апреля 1953 г.): «...Виновен ли я в присвоении трофейного имущества? Да, виновен, но не такого количества, как это фигурирует в деле...

И уж, конечно, я категорически отвергаю присвоение различных ценностей (золото, бриллианты и проч.), которое приписывают мне и моей жене. Я подхожу строго к себе. Дело не в том, в каком количестве я присвоил трофейное имущество, дело в самом факте присвоения. Не к лицу коммунисту и советскому генералу заниматься подобными делами и этим самым позорить и то и другое. Я заслужил наказание, но за эти «тряпки», какие, как говорят, и выеденного яйца не стоят», меня лишили доверия партии и правительства, лишили свободы на 25 лет (а это значит пожизненно, ибо мне уже 56 лет). Меня лишили семьи, звания и наград, кровью заработанных на поле брани...»[111]

О том, что наши генералы и маршалы имели слабость ко всему заграничному, свидетельствуют архивные документы, рассказы участников войны. Так, один из маршалов посчитал, что победителям все дозволено, приказал демонтировать и переправить в Подмосковье роскошную виллу Германа Геринга[112].

Обвинения в стяжательстве, барахольстве и самообогащении не раз звучали в адрес командиров Красной Армии еще в годы Гражданской войны. И не всегда эти обвинения были беспочвенны. Хорошо, если тому или другому командиру удавалось доказать свою невиновность и непричастность к грабежу и хищениям. Как это было в «Бухарском деле» с Иваном Панфиловичем Беловым в 1920 г.

Белов И.П. — унтер-офицер старой армии. В 1916 г. за оскорбление офицера приговорен к четырем с половиной годам дисциплинарного батальона. Освобожденный после Февральской революции 1917 г., был членом Ташкентского совета рабочих и солдатских депутатов, председателем полкового комитета и выборным командиром 1-го Сибирского запасного полка. В 1918 г. — комендант крепости Ташкент и начальник гарнизона города. В 1919 г. — главком Туркестанской республики. В 1920 г. — начальник 3-й Туркестанской стрелковой дивизии, командующий Бухарской группой войск. Блестяще провел операцию против бухарского эмира. За бои при взятии Старой Бухары награжден орденом Красного Знамени.

Обратимся к архивно-следственному делу под названием «Бухарские события 1920 г.», по которому проходило более ста человек, в том числе и командующий Бухарской группой войск И.П. Белов. Из материалов дела видно, что после взятия Бухары, бойцы и красноармейцы группы занялись разграблением богатств и ценностей эмира, в том числе золота, шелка, сукна и др. В таких грабежах приняли участие адъютант Белова Ерискин и один из приближенных к нему командиров — Авербух. Сам же Белов обвинялся в том, что он, как командующий группой, не предотвратил грабежи и мародерство, а также в том, что пытался отвести от наказания упомянутых Ерискина и Авербуха.

Дело получило широкую огласку. После окончания расследования оно рассматривалось в декабре 1920 г. на коллегии особого отдела Туркестанского фронта, которая, учитывая общественную значимость дела, направила его на рассмотрение в Особый отдел ВЧК. Самого же арестованного И.П. Белова коллегия особого отдела фронта, как имеющего большие революционные заслуги, постановила из-под стражи освободить с правом занятия ответственных должностей, но с обязательством явки по первому требованию органов правосудия.

О том, что пережил Иван Панфилович Белов за это время, частично можно узнать из его докладной записки начальнику Штаба РККА. В ней, в частности, говорится: «...По приезду в Москву я поступил в Академию Генерального штаба... Однако систематически заниматься я не мог, ибо мое дело только недавно закончилось, кроме того, я принимал участие в Кронштадтской операции (март 1921 г. — Н.Ч.). Мое моральное состояние было до моего оправдания угнетено — вследствие чего текущий учебный год для меня пропал, приступить к нормальным занятиям я могу лишь с будущего года...»

Доверие тогда к И.П. Белову было восстановлено и он последовательно занимал ответственные должности: командира 2-й Донской и 22-й Краснодарской стрелковых дивизий, командира 9-го и 2-го стрелковых корпусов, помощника командующего войсками Московского и СевероКавказского военных округов, командующего войсками Северо-Кавказского, Ленинградского, Московского и Белорусского военных округов. Командарм 1-го ранга. Член Специального судебного присутствия, судившего группу военачальников Красной Армии во главе с М.Н. Тухачевским в июне 1937 г.

Арестован 7 января 1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 29 июля 1938 г. по обвинению в участии в контрреволюционной организации и шпионаже приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 26 ноября 1955 г. реабилитирован.