Жонглёр с тиграми

Один из многих

Почти каждое утро мы с Джорджем проезжали мимо электронного табло на внутренней кольцевой дороге Дели, которое показывало растущее население Индии. Последняя цифра менялась чаще, чем раз в секунду. Я подсчитал, что каждые две недели рождается миллион индийцев. Иными словами, каждые пять месяцев рождается столько человек, сколько живёт во всём Дели. А если бы в Соединённых Штатах, которые втрое больше Индии, была такая же плотность населения, то там жило бы около трёх миллиардов человек.

— Да, сэр, это проблема нашей страны. Тут слишком много народу. Везде люди, люди, люди. А пищи на всех не хватает. И это вторая проблема, — так охарактеризовал ситуацию Джордж.

Я окинул взглядом его немалую фигуру.

— Но ты-то как будто не голодаешь.

— На самом деле, сэр, я совсем пустой внутри. Я только кажусь таким большим.

И население лачуг в джугги вокруг Кум-Кума тоже начало расти в геометрической прогрессии. Каждый день прибывали новые семейства и возводили хибары из досок, фанеры, жести и надежды. Теперь Кум-Кум был окружён с трёх сторон, а иногда и со всех четырёх — когда перед въездом во двор человек двадцать или больше играло в крикет, с воплями и криками — они мечтали когда-нибудь войти в сборную Индии. Некоторые женщины целыми днями стирали, гулко шлёпая скрученным в жгут бельём; а не реже чем раз в неделю растущая община праздновала что-нибудь, веселясь до рассвета. Короче, одиноко мне не было.

Но Джордж воспринимал рост местного населения так, словно это была накапливающая силы вражеская армия.

— От них надо было избавляться с самого начала, — укоризненно говорил он. — А теперь, сэр, они тут повсюду. И по-прежнему воруют ваше электричество, — добавлял он, показывая мне на незаконный кабель, протянувшийся от Кум-Кума в джугги.

Насчёт воровства электричества я не раз говорил с управляющим нашего офиса, но он ничего не предпринимал. Но с другой стороны, я не получал счета за электричество ни одного раза — после того, который так развеселил бывшего чаукидара. Можно было подумать, что электричество я получаю бесплатно — когда, конечно, его не отключают.

— Они не хотят нам ничего дурного, — пытался успокоить я Джорджа.

Джордж покачал головой.

— Нет, сэр, они опасные люди.

— С чего ты взял?

— Вчера только повар рассказал мне, что они угрожали убить его.

— Неужто они попробовали его стряпню?

— Я говорю серьёзно, сэр. Они не любят христиан.

Надо сказать, что повар, его семья и его служанка были, как и Джордж, христианами. Я, кстати, тоже. Во что верит Фредди-чаукидар, я не знал. Может, он поклонник вуду[206]? А мали, вне всякого сомнения, поклонялся Луне.

— Он очень боится, — продолжал Джордж. Что, разумеется, следовало понимать как «я очень боюсь».

— Ничего с нами не случится, не беспокойся, — кажется, в пустыне я заразился от продюсера несколько легкомысленным отношением к жизни. К тому же нас защищал Уилбур, а на крайний случай в запасе была тягучая ударная музыка в неограниченном количестве. Если американское правительство научилось покорять диктаторов при помощи громкой рок-музыки у них под окнами[207], то, несомненно, хорошо растянутые и особо ударные хиты группы «Megadeath» помогут держать в узде любых злоумышленников.

— Нет, сэр, вы не понимаете, что это за люди. А эти люди опасны! — заключил Джордж. Снова, как и в случае с чаукидаром-затворником, слова «эти люди» он произнёс таким тоном, что мне вдруг показалось — сейчас он сдерёт с себя человеческое лицо, а под ним окажутся проводки и мигающие транзисторы. Шофёр с планеты Дрог.

В субботу горластая толпа принялась устанавливать перед самыми воротами Кум-Кума огромный тент, причём они использовали ограду Кум-Кума в качестве опор для растяжек.

— Они говорят, что это на всю ночь, — пожаловался Джордж, явившись ко мне на ногах, полных свежим стрессом.

— Что на всю ночь?

— Свадьба. Возле вашего дома, — Джордж подождал, как я отреагирую, но поскольку реакции с моей стороны не было, он объяснил: — Будет музыка. Очень-очень громкая. И фейерверк.

Как я уже говорил, к этому времени я часто ощущал фейерверк в собственной голове. Возможно, для разнообразия стоит полюбоваться обыкновенным.

— Это будет ужасно, — пообещал Джордж.

— Если будет чересчур ужасно, уедем куда-нибудь.

— Но они займут всю дорогу, мы не сможем выехать. Если ехать, то сейчас.

— Не то чтобы я очень хотел куда-то ехать сейчас, но если мы всё-таки поедем, то куда?

— Может быть, ко мне в гости, сэр? — Джордж посмотрел на меня умоляюще. — Сегодня у моего младшего сына день рождения.

Мимо нас прошёл повар. Я спросил, что будет на ужин.

— Рыба, сэр.

Я решил ехать.

Джордж жил на окраине западной части Дели. Пока мы добирались до его дома, я наконец осознал, насколько же выросла столица. Если в 1947 году в Дели жило восемьсот тысяч жителей, то теперь население столицы превышало десять миллионов. Подобно Лос-Анджелесу, город расползся, как пятно нефти по воде; но в отличие от Лос-Анджелеса, у него не было такой геометрической структуры и нормальной городской инфраструктуры. Здания строились там, где казалось удобнее, а дороги и улицы прокладывались потом, как получится. Некоторые «улицы», для которых не нашлось выхода, неожиданно обрывались у чьего-то порога, а затем продолжались по другую сторону дома. В нумерации домов не было никакой логики и последовательности. Ещё когда я разыскивал Кум-Кум, я выяснил, что дома нумеровались в порядке приобретения земельных участков, и номер 54, к примеру, мог оказаться зажатым между 19 и 92.

— Как ты добираешься по вечерам домой? — спросил я примерно через час езды. Каков вопрос, таков и ответ:

— С трудом, сэр.

Но я подставился со своим вопросом. Джордж продолжил:

— Мне приходится ехать на нескольких автобусах, сэр. Иногда следующий автобус приходится долго ждать — тогда дорога занимает больше двух часов. Если бы у меня был мотороллер… — с надеждой добавил он.

— Увы, Джордж, — поспешил перебить его я, — в жизни так много этих «если бы»!..

Наконец мы приехали. Дом Джорджа — лачуга примерно три на четыре метра — стоял в узком и грязном тупике; при домике был дворик с засохшей пальмой в большом глиняном горшке и верёвками, на которых безвольно висело сохнущее бельё. Ветхая занавеска с напечатанными на ней зверушками из «Сказок матушки Гусыни»[208] скрывала уборную в углу.

— Добро пожаловать, сэр, — торжественно пригласил Джордж. Его семья высыпала встречать нас. — Это миссис Джордж, — представил он свою супругу и, пропустив старшего сына и двух дочерей, указал на младшего: — А это Августин. Ну, Августин, скажи дяде, сколько тебе сегодня исполнилось!

Вместо ответа юный Августин громко заплакал. Вероятно, ему не понравился свежеиспечённый родственник-европеец.

— Тише, тише, не надо плакать, — попыталась успокоить его миссис Джордж. — В день рождения надо веселиться!

Мальчик продолжал плакать.

— Ему пять, — сказала мне мать.

— Зайдите в дом, сэр, — предложил Джордж. Он посадил всхлипывающего сынишку на плечи и первым вошёл в дверь.

После яркого света на улице тут было темно, как в желудке. Когда мои глаза привыкли к сумраку, я разглядел, что стены увешаны литографированными иконами, включая кричаще яркий, но потрёпанный плакат, изображающий распятие Христа. Из мебели были только какие-то ящики и несколько подушек. На небольшой печке[209] что-то варилось в горшке.

Джордж велел одной из дочерей принести стул, она откуда-то его принесла, поставила в самом центре комнаты и Джордж пригласил меня сесть. Я уселся, став центром внимания в самом буквальном смысле. Джордж выволок из угла старый жестяной сундучок, открыл и принялся гордо показывать мне поблекшие фотографии времён его службы в армии, короткой карьеры боксёра и работы бригадиром на стройке в Ираке.

— Надо было мне остаться там, сэр, — вздохнул он, разглядывая карточку. — Платили хорошо, очень хорошо. А водитель — это не моё…

— Джордж! — остерегла его жена.

Чувствуя возникшее напряжение, я сменил тему, спросив, где они все спят. Вместо ответа мне немедленно продемонстрировали — где. Словно из ниоткуда возникли матрасы из кокосового волокна, их разложили по полу так, что они покрыли его целиком. Вышла одна огромная общая кровать. Джордж и его семейство улеглись, вытянувшись бок о бок, точно оловянные солдатики в коробке.

— Только он храпит, — пожаловался на отца маленький Августин, который уже не плакал.

— Да, мы все плохо спим, потому что папа очень громко храпит! — в один голос закричали остальные ребятишки.

— Папа наш всю ночь храпел, нам ужасно надоел! — пропела одна из девочек.

— Прекратите! — сердито оборвал их Джордж. — Сэр, может быть, вы хотели бы выпить?

— С удовольствием, — согласился я. — Спасибо.

Мне было интересно, чем он меня угостит: ведь по его словам, сам он не пил. К моему ужасу, Джордж достал бутылку «Тандерболта», вылил половину в стакан и вручил его мне. После нескольких глотков я почувствовал, что готов хоть сейчас сесть за руль грузовика с луком и гнать его в Джайпур.

— Сэр, у вас паспорт с собой? — неожиданно спросил Джордж.

— В машине, в кейсе. А что?

Может быть, он хочет, чтобы мы все немедленно сбежали из Индии?

— Дети любят разглядывать паспорта, — объяснил Джордж и добавил патетически: — Возможно, это единственное, что будет в их жизни как-то напоминать поездку за границу…

Принесли кейс, я вручил Августину свой паспорт. Его брат, сёстры и даже мать столпились вокруг.

— «…просит и требует… именем Её Величества… позволять предъявителю сего свободно… и беспрепятственно…» — прочитал вслух старший мальчик «Обращение», напечатанное на внутренней стороне корочки паспорта. Как-то в Танжере, где некий арабский клептоман украл мои деньги и авиабилет, я предъявил сей ультиматум марокканскому полицейскому, торжественно зачитав его и особо подчеркнув голосом слова «предоставляя предъявителю сего необходимую помощь и защиту». В ответ полицейский только засмеялся — и выдрал из паспорта страничку с моей фотографией, в результате чего паспорт стал недействителен. Это стоило мне нескольких дней хождений по бюрократам.

— Гонконг… Австралия… Новая Зеландия… Япония… Таиланд… США… Малайзия… Египет… — возбуждённо выкрикивали дети, рассматривая визы и печати по мере того, как миссис Джордж медленно листала страницы.

— Дядя, ваш паспорт почти кончился! Когда он кончится, вам больше нельзя будет никуда ездить! — объявил старший сын Джорджа. Августин снова заплакал — видимо, от жалости ко мне.

— Не плачь, ведь сегодня у тебя день рождения, — сказал я. — Я куплю тебе подарок. Что ты хочешь?

Мальчуган немедленно успокоился.

— Хлопушки! — возбуждённо закричал он.

— Есть тут поблизости магазин? — спросил я Джорджа.

— Да, сэр. Десять минут на машине.

Вместе со мной и Джорджем в машину забрались четверо его детей, два их друга и огромная кукла.

— Газировки взять? — спросил Джордж жену.

— Да, только у мистера Хана не покупайте. У него прохладительные напитки всегда тёплые! — ответила та.

Экспедиция стартовала под звуки любимой кассеты Джорджа — «Лучшие песни Джима Ривза[210]», которая была не только растянута, но и, из-за пыли, которая забивала автомагнитолу, по звучанию напоминала туманную сирену, пытающуюся сыграть музыку. Ритм разобрать было невозможно, но Джордж принялся с энтузиазмом подпевать.

— Говорят, я похож на Джима Ривза, сэр, — самоуверенно сообщил о мне. Я на всякий случай оглядел его, но не заметил ни малейшего сходства.

— Кстати, Джим Ривз поёт совсем не так, — заметил я. — Твоя кассета здорово растянута. И запилена.

— Вы хотите сказать, что звук должен быть другой? — разочарованно спросил Джордж.

— Папа, это отвратительная музыка! — пропищала одна из его дочек. — Поставь «Апач Индиан»[211]!

— Нет, Майкла Джексона[212]! — закричала другая.

— Дядя, а сколько хлопушек вы мне купите? — спросил Августин.

— Дядя купит столько хлопушек, сколько сочтёт нужным, — ответил за меня Джордж и вернулся к немелодичному пению.

Джордж сказал, что до магазина, где продаются фейерверки, десять минут, а я поверил. А ведь казалось бы, я достаточно прожил в Индии, чтобы понять, что не следует чересчур буквально воспринимать упоминания о времени.

Чем дольше мы ехали, тем сильнее ёрзал на сиденье малыш Августин, и когда Джордж резко повернул за угол, его сильно стошнило.

— Его всегда тошнит в машине, — весело объяснил Джордж. — Поэтому он никогда не будет шофёром.

— Кто знает! — возразил я. — Мне приходилось встречать моряков, страдающих морской болезнью.

Мне не хотелось лишать мальчика надежд на будущую карьеру.

— Я не хочу быть шофёром! — закричал Августин, готовый снова разреветься.

— И правильно! — вмешался его братишка. — Шофёрам мало платят! И ещё придётся врать про свои сверхурочные, как папе!

Индийские фейерверки — это настоящие боеприпасы. За несколько рупий можно купить бомбу, мину, гранату, связку взрывчатки или крылатую ракету SCUD в миниатюре[213]. В основном фейерверки покупают и взрывают во время дивали[214] — красочного и очень шумного праздника, отмечающего возвращение Рамы из добровольного изгнания, но более или менее отдалённые взрывы фейерверков могут разорвать ночь в любое время года.

Арсенал, куда мы в конце концов прибыли, принадлежал старцу с сильно поношенной бородой и аллергией на что-то — может быть, на детей, — поскольку он не переставая чихал. Нашу просьбу насчёт фейерверков он воспринял так, словно мы были явной бандой террористов, но потом всё же достал из-под прилавка драную картонную коробку, и дети немедленно принялись рыться в ней. Я взял одну из коробочек с фейерверками и прочёл, что в ней находится «ВОЛШЕБНЫЙ ФОНТАН МОГУЧИЙ АТОМ». Инструкция гласила: «1. ХЛОПУШКА БЕРЁТСЯ ЗА ТУПОЙ КОНЕЦ. 2. ЗАЖИГАЕТСЯ ДРУГОЙ КОНЕЦ. 3. РУКА ОТРЫВАЕТСЯ». Я, пожалуй, поставил бы слово «тупой» в конец первого предложения, как обращение. Судя по размерам, «Могучий атом» и впрямь мог оторвать руку.

— Вот эти сильно бабахают! — заявил Августин, протягивая мне какие-то штуковины вроде завёрнутых в фольгу шоколадных батончиков. Фитиль, на мой взгляд, был слишком коротким. Тем не менее я купил две коробки. Одна из сестричек Августина уцепила пригоршню ракет, а сам Августин попросил бомбы. Джордж взял коробку шоколадных конфет — или это тоже были бомбы? А про газировку мы забыли.

Дома дети восторженно показали маме свои приобретения; Джордж хвастать не спешил.

— Что это у тебя, Джордж? — спросила миссис Джордж мужа, который попытался украдкой спрятать коробку в свой жестяной сундучок.

— Шоколад, — пробормотал Джордж еле слышно и неразборчиво — вышло похоже скорее на «шакал».

— Дядя купил папе большую коробку шоколадок! — выдал его старший сын.

— Это очень любезно с вашей стороны, сэр, — сказала миссис Джордж мне, а супругу заметила: — Только не забудь всех угостить, Джордж. Тебе надо худеть.

— Нет, не надо! — возмущённо возразил Джордж. — Еда даёт мне силу!

— Тогда ты бы должен был быть самым сильным человеком в Индии, — улыбнулась жена.

— Можно взорвать хлопушки? Ну пожалуйста! Пожалуйста! — закричал Августин.

— Но ещё не стемнело, — возразил его отец.

— Всё равно хочу хлопушки!

— Ладно, но только штучку или две, — сдалась миссис Джордж.

Штучка или две стали парой десятков. Это был форменный артналёт. А в окружённом стенами дворике взрывы звучали просто оглушающе. Но зато это наконец были взрывы не внутри моей головы, а снаружи. С первым же взрывом над оградой показались любопытные лица, вскоре каждый новый взрыв приветствовала восторженная толпа из тридцати-сорока человек.

Джордж с досадой посмотрел на своих соседей.

— Вот видите, сэр! В Индии повсюду слишком много людей. Пойду в дом. Приготовлю чаю.

Примерно через полчаса малыш Августин с плачем выбежал из дома.

— Дядя! Дядя! — плакал он.

— В чём дело, Августин? — спросил я.

— Па… папа съел весь шоколад!..