Сети + образы = мобилизация

Наша беседа с Виктором Сергеевым началась с вопроса, вокруг которого построена вся сегодняшняя «тема номера»: есть ли что-нибудь рациональное за сообщениями о методиках целенаправленного воздействия на социальные процессы, основанных на точном компьютерном моделировании? В частности, возможно ли, что сценарий перестройки в СССР, завершающийся распадом страны, был предварительно просчитан (спецслужбами Запада, естественно), а затем ими же успешно реализован?

— Рациональное за этим — очень быстро растущий интерес к теории социальных сетей и представление о том, что именно структура социальных сетей определяет очень многие социальные процессы. Связанная с этим математическая идея предельно проста и заключается в том, что в некоторых обстоятельствах социальные сети имеют структуру «сетей малого мира»[См. «КТ» #529, А. Карпов, "Мир тесен", а также Duncan J. Watts, «Six degrees», Vintage, London, 2003] (small world). В популярной метафоре обитателей такого «мира» отделяют друг от друга лишь несколько рукопожатий. Характерная структура таких сетей — кластеры с плотными графами внутренних связей, эти кластеры сами объединены в кластеры следующего уровня и т. д.

Подобные сети изучались в разных контекстах — в частности, при прогнозировании возможных эпидемий. Дело в том, что в таких структурах болезни распространяются очень быстро. Если инфекция передается по воздуху, то все 150 пассажиров самолета, летящего из Сингапура в Париж, связаны в малый мир. Если у одного из них грипп, заражены будут многие. А вот дальнейшее распространение болезни зависит от того, как устроено общество. Если в нем типичны кластеры из 100—200 тесно общающихся между собой людей и эти кластеры пересекаются друг с другом — получится стремительный волнообразный процесс массового заражения. Если же кластеры очень маленькие — скажем, семья из трех человек, — массовой эпидемии не будет. Точно так же со СПИДом. Он распространяется, захватывая сообщества людей, у которых сексуальные связи сильно пересекаются, образуют малый мир.

Так вот, к сетям социальных связей, имеющим структуру малого мира, как раз и применимы сетевые технологии «массовой мобилизации». Если в такие сети «вбросить» яркие, мобилизующие образы, они будут распространяться там, как эпидемия. При точном выборе образов возникает массовая социальная реакция. Происходит мобилизация (в традиционной советской терминологии — «подъем масс на борьбу во имя идеи») — причем минимальными средствами и в минимальное время.

Для успеха сетевых технологий мобилизации крайне важны две вещи: наличие в обществе мощных социальных сетей «малого мира» и система ярких, мобилизующих образов.

Каковы примеры таких образов и сетей ?

— Вот шокирующий, может быть, пример — исключительно ярким образом стали трагические события «9/11» в Нью-Йорке. С моей точки зрения, эти события имели громадное мобилизующее влияние в ряде стран мусульманского мира, потому что сети для распространения подобных образов были уже готовы: малые миры прихожан мечетей; обширные на Ближнем Востоке сообщества людей, связанных сетевыми отношениями в торговле. Другой пример — разгон войсками митинга в Тбилиси накануне Первого съезда народных депутатов СССР в 1989 году, вызвавший фантастический по силе эффект в малых мирах интеллигенции, которые существовали в академических институтах. В значительной мере этот эффект и послужил основой для политической мобилизации — создания мощного движения «Демократическая Россия». Или вот очень интересный вопрос: что было социальной основой фашизма в Германии? Помните героев Ремарка, братства ветеранов-фронтовиков Первой мировой? Именно эти социальные сети стали основой организаций штурмовиков — в них в основном были люди, вместе сражавшиеся на фронте. Теперь посмотрим, в какой момент начало бурно развиваться фашистское движение. 1929 год, крах мировой экономической системы. Лопнули банки. Безотказно сработал образ, который был «вброшен» в сеть: виноваты во всем еврейские банкиры.

Здесь важно подчеркнуть: уже существующие в обществе сети, независимо от того, как они возникли, прекрасно могут использоваться в новых целях. Если говорить о перестройке в СССР, я не думаю, что в то время кто-то специально строил математические модели этого процесса, вычислял эффективные воздействия, ведущие к краху СССР, хотя на интуитивном уровне ситуация, конечно, анализировалась. Очевидно одно: решающую роль в антикоммунистической мобилизации 1985—91 гг. сыграло наличие готовых сетевых структур со свойствами малого мира, в которые была включена, по сути, вся интеллигенция: и институты Академии наук, и отраслевые институты, и университеты, миллионы людей с очень схожими образами мира. Эти образы усиливались, циркулируя в сетях. А ведь если вы можете вывести на улицы даже полмиллиона человек, то ни армии, ни спецслужбам нечего будет этому противопоставить.

Насколько типично возникновение социальных сетей малого мира?

— Это зависит от многих факторов. Для Европы в целом не характерно существование малых миров большого размера (порядка ста человек). В Швеции, например, не образуются локальные коммьюнити такой численности. А вот иммигранты, которые туда попадают, — иранские, иорданские, балканские, — образуют малые миры из нескольких сот человек, постоянно общающихся друг с другом. Нечто вроде колонии эмигрантов из СССР на Брайтон-Бич в Нью-Йорке, — почти замкнутая среда, где многие по-прежнему говорят только по-русски.

Сообщества, связанные с религиозными организациями, тоже очень различны. Насколько я могу судить, прихожане православного храма часто даже не знакомы друг с другом. В то же время в исламском мире мечеть — центр социальной жизни района, она консолидирует тот самый малый мир, через который легко осуществить мобилизацию, что иногда и происходит. Вспомните радикальные движения в исламе в средние века, и даже в XIX веке, — например, периодически случавшиеся в Иране бунты, в результате одного из которых был убит Грибоедов. Проповедник что-то произносил в мечети, бросал призыв — и толпа тут же шла громить российское посольство. Причем в случае с Грибоедовым инициатором событий был, по-видимому, английский агент. Тогда такие вещи активно использовались — понимающими людьми, что называется.

А какое новое качество возникло в сфере таких операций с появлением компьютерных моделей общества? Можно ли прогнозировать последствия, гоняя модель на суперкомпьютере?

— Просчитать можно многое, но я не верю, что для этого нужны суперкомпьютеры. Все, что обеспечивают формализованные сетевые модели, можно просчитать на любом PС. Например, с помощью этих моделей можно оценить затраты, которые нужны для мобилизации.

Можно ли создать мобилизующие сети искусственно?

— Теоретически — да, но, как правило, затраты будут неприемлемы. Ведь нужно не просто перезнакомить людей друг с другом — нужно их чем-то связать. Связи в малых мирах фундаментально неидеологические. Это миры совместного проживания, миры повседневности. Группа мигрантов во враждебном окружении. Люди, работающие на одном предприятии и каждый вечер пьющие вместе пиво в соседнем кабаке. Или — каждый вечер проводящие вместе на каких-нибудь вечеринках, как это было в академических институтах в СССР. Таким миром может быть даже двор в городском доме (но сейчас дворов почти не осталось).

Впрочем, примеры искусственного создания сетей для политической мобилизации есть. Идея объединенной Европы — вы думаете, она сама возникла и сама захватила всех? Были заинтересованные люди, разработка и распространение идеи финансировались. В результате внутри политической элиты возникла критическая масса людей, приверженных этой идее. И вот после полутора веков непрерывных войн между Германией и Францией, в том числе двух мировых, они вдруг договорились об объединении экономических активов. Это же поразительно. А ведь в этих странах были острейшие проблемы на пути таких проектов — представьте себе отношение французского общества в 1950 году к Германии.

Однако типичный сценарий сетевой мобилизации иной. Он опирается на, условно говоря, дешевую сеть (скелет этой мобилизационной структуры, первичную сеть людей-хабов, которые имеют большое количество личных связей и могут организовать распространение нужных образов), надстроенную над уже существующей структурой малых миров. Так действовали и Ленин, и Муссолини, и многие другие. Как возникло, например, международное рабочее движение?

Капиталистические предприятия в то время были готовыми малыми мирами. Оставалось их использовать. Успех марксизма был в том, что его основатели поняли, какие образы надо «вбросить» в малые миры, чтобы спаять из них сеть. «Коммунистический манифест» — это текст, создающий замечательные образы: «Призрак бродит по Европе…». Но сейчас нет рабочих малых миров — и все! Закончилось рабочее движение.

А посмотрите, с какими трудами в России осуществляется политическая мобилизация.

В чем причина? Нет самих сетей или нет мобилизующих образов?

— И в том и в другом. Необходимо и то и другое. Но образы, я думаю, всегда можно найти. В конце концов, их можно создать. Создать же сети несравненно труднее.

Академических сетей больше не существует. Институты РАН практически распались, они очень малочисленны, внутри нет взаимодействия. Их сотрудники часто даже не знают друг друга, не ведут никаких совместных работ, у каждого свои системы финансирования. В России малых миров сегодня не видно. За последние пятнадцать лет было сделано все, чтобы такие миры уничтожить. Общество атомизировано. И пока оно атомизировано, таких событий, как на Украине, не будет.

С этим связана и проблема «русской идеи». Можно, конечно, внедрить «русскую идею» — что бы под этим ни понималось, — но только если у вас есть достаточное количество малых миров. Однако их нет! В этом же и главная проблема российских политических партий. Ни одна партия, за исключением, может быть, коммунистов и в какой-то степени нацболов, не обладает социальными сетями, которые способны отмобилизовать людей.

Интересна, кстати, роль Интернета: только через него сейчас в России — предположительно! — идет основная мобилизация людей либеральных взглядов.

Кого бы вы назвали в качестве классиков, изучавших эту проблематику?

— Очень долго и с очень нетривиальными выводами этими вопросами занимался Роберт Аксельрод (Robert axelrod), один из крупнейших американских политологов, автор знаменитой книги «Эволюция кооперации» («Evolution of Cooperation», 1984)[См. также ее продолжение, «Сложность кооперации» («The complexity of cooperation», 1997), и софт к ней. — Л.Л.-М]. Начал он с когнитивных карт (он один из авторов этой концепции), потом занимался теорией игр, дилеммой заключенных (оказалось, что эта дилемма может стать основой кооперации только при многократной повторяемости). В 1987 году я был у него в Мичиганском университете, и он тогда как раз пытался получить очень большой грант на моделирование социальных сетей с помощью суперкомпьютеров (смеется) — то, о чем вы говорили в начале разговора. Ему тогда грант не дали, но позже кое-что получить удалось, Аксельрод долго работал в этой области и написал несколько книг о связи теории сложности и социальной структуры. Понятия малого мира у него не было, но идеи такого рода он использовал. Из теоретиков можно назвать Фукуяму с книжкой «Траст», которая, между прочим, оказала гораздо большее влияние, чем знаменитый «Конец истории».

Пожалуйста, два слова о ваших работах в этой области.

— Я занимаюсь близкими вопросами уже лет пятнадцать, как раз со времен перестройки. Сейчас пишу книжку о том, как влияют социальные сети на формирование новых социальных институтов. Что нужно сделать, чтобы возник новый социальный институт? Даже если вы придумали нечто новое и способное радикально улучшить ситуацию в обществе, это не значит, что удастся в парламенте протолкнуть необходимые решения. Замечательный пример — мы все знаем, что в России (как и в СССР когда-то) передача научных достижений в экономику поставлена из рук вон плохо. В военной сфере с помощью специфических механизмов в СССР еще как-то удавалось это делать. Сейчас дело обстоит… просто никак. Причем уже много лет идет разговор о национальной инновационной системе. Все понимают, что такая система для России — вопрос жизни или смерти. Удастся ее сделать — и Россия будет в числе развитых стран. Если нет — то нет. Все говорят об этом, я и сам не раз выступал в Министерстве науки, на слушаниях в Госдуме — и что? Ничего. А почему? Потому что те люди, которые должны это делать, просто не понимают, что это такое.

Необходим малый мир людей где-то в правительстве, в Думе, которые понимают, что это такое?

— Да, малый мир людей, которые в состоянии эту идею оприходовать и потом распространять. Но его, видимо, не существует. Вот вам пример того, как образ, который пытаются растиражировать, не срабатывает. Не порождает лавинообразную реакцию. Есть десяток человек в России, которые понимают, что это такое. Мы периодически встречаемся, в Центре стратегических разработок было несколько семинаров. Но больше ничего не происходит. Почему? Потому что для запуска этой системы нужно покрыть транзакционные издержки, очень большие в данном случае.

В последние два года (с перерывами) я работал в Институте сложных систем в Санта-Фе над проблемами математического описания социальных сетей. Начал развивать обширную программу исследований на основе термодинамического формализма — сходный аппарат я уже использовал в своей книге «Пределы рациональности»[Изд-во «Фазис», М., 1999] в применении к экономике. Потенциально этот подход позволяет прогнозировать динамику, оценивать степень стабильности в обществе.

Кстати, ЦРУ действительно финансирует такие исследования?

— Не знаю, хотя вполне возможно. Как известно, военные в США часто финансируют исследования по самым неожиданным направлениям: а вдруг что-то выйдет? Расходы-то по их меркам копеечные.

Можно ли сейчас сказать, с некоторым пафосом, что человечество овладело методами целенаправленного воздействия на ход социального развития?

— До какой-то степени, конечно, овладело. Коммунистическое движение, фашизм, исламский радикализм — это все примеры успешного использования социальных технологий. Причем использования абсолютно сознательного.

Не слишком вдохновляющие примеры.

— Любые социальные манипуляции — не слишком вдохновляющая вещь. Социальная манипуляция — приведение общества в неестественное, неравновесное состояние. Оно может оказаться, как говорят физики, метастабильным и существовать достаточно долго. Но когда метастабильное состояние распадается — знаете, что бывает? Выделяется сразу много энергии. Могут быть большие неприятности.

Загрузка...