Журнал «Посев» № 1 (1588) - январь 2010

Наталья Елисеева. Кризисный 1989. Из истории Советского Союза

Последним реформаторским проектом в истории некогда огромного государства – СССР (площадью в 1/6 часть суши земного шара с населением в 288 млн. человек, в состав которого входили 15 республик, ныне – самостоятельных государств) – стала Перестройка. Она была осуществлена Генеральным секретарем правящей коммунистической партии в ходе реформ 1985–1991 гг. Задуманная первоначально как «совершенствование социализма», Перестройка вывела ее авторов на реформу политической системы. Эта реформа, одобренная XIX Всесоюзной партийной конференцией летом 1988 г., изменила характер советской избирательной системы: выборы в органы власти становились альтернативными (выбор из двух или более кандидатов в депутаты). И, хотя первоначально новый принцип действовал в рамках однопартийности, его применение повлекло за собой рождение партий, оппозиции, экономической и политической суверенизации, что, в конечном счете, привело к распаду СССР.

1989 год стал рубежным между социализмом, который советские политические лидеры пытались реформировать, и капитализмом, который еще не был обозначен как перспектива, но объективно уже вызревал.

В течение 4 перестроечных лет советская экономика сокращала темпы экономического развития. Об экономических итогах 1988 г. Госкомстат сообщил: «В развитии общественного производства не достигнуты необходимые динамизм и эффективность». Ставка на государственное предприятие, сделанная в связи с вводом в действие Закона о государственном предприятии (объединении) (1988 г.), себя не оправдала. Экономическая предприимчивость не заработала, система госзаказа только укрепила принцип плановости. Председатель совета министров СССР Н.И. Рыжков признал, что «госзаказ оказался отданным на откуп министерствам и ведомствам, и был превращен ими в новую упаковку традиционных методов адресного директивного планирования». Официальная статистика публично признала снижение объема промышленного производства и дефицит бюджета в 100 млрд. рублей. За два года после 1988 г. государственный долг СССР достиг невероятной (по меркам прежних времен) цифры – 70 млрд. долл.

Власть столкнулась с крупнейшей со времени начала реформ проблемой покрытия бюджетного дефицита. В немалой степени это было связано с падением мировых цен на нефть, экспорт которой для Советского Союза был чрезвычайно важен. С 1985 года цены на нефть упали на 65%, и СССР потерял на этом 20 млрд. долларов. Доходы СССР резко сократились, что привело к образованию отрицательного сальдо внешней торговли. СССР оказался на пороге финансового кризиса. Проблему не решили даже взятые на Западе коммерческие кредиты. Ситуацию мог бы спасти стабилизационный фонд, но у СССР его не было. Отрицательную роль для бюджета сыграла антиалкогольная кампания, начатая в мае 1985 г. Только за три года (1985–1987 гг.) государство недобрало по этой статье 37 млрд. рублей. (В литературе называются цифры в 67 млрд. рублей и 200 млрд. рублей).

В марте советское руководство заявило об одностороннем снижении расходов на оборону и сокращении своих вооруженных сил. Верховный Совет СССР принял указ, в соответствие с которым, в течение 1989–1991 гг. предполагалось сократить численность Советской армии на 500 тыс. человек, а оборонные расходы – более чем на 14%.

Эти акции были восприняты Западом как вынужденные, усилили его сомнения в платежеспособности СССР, еще более усложнили процедуры предоставления финансовых кредитов советскому правительству. Ситуация нарастания экономического кризиса не переломилась.

Играли свою роль и непредвиденные расходы, связанные с различными природными и социальными катаклизмами. Серьезный урон бюджету нанесла Чернобыльская авария (апрель 1986 г.). Сокращение армии, вывод советских войск из стран-союзников, ликвидация Среднеазиатского военного округа вели к нарастанию проблем жилья, трудоустройства, дестабилизации социальной сферы. Летом 1988 г. произошло крупнейшее землетрясение в Армении. Были полностью разрушены города Спитак, Ленинокан, Кировокан. Погибли более 24 тысяч человек. Материальные потери для бюджета СССР в связи с ликвидаций последствий этой катастрофы исчислялись миллионами долларов.

Экономическая дестабилизация, дефицит товаров, рост преступности проходили на фоне политической активизации массовых неформальных организаций. Возникшие на базе экологических, культурных, обновленческих идей Перестройки, к началу 1989 года они трансформировались в политически сориентированные движения под руководством преимущественно национальной интеллигенции – в воинственные «Народные фронты». Эти движения при огромном разнообразии целеполагающих идей их программ, были едины в своем недовольстве политикой союзной власти и сконцентрированы на решении собственных региональных проблем.

В этих условиях началась реализация реформы политической системы. Ее суть состояла в создании нового органа власти – Съезда народных депутатов СССР, взамен Верховного Совета СССР – путем альтернативных выборов депутатов. Съезд был более многочисленным (2250 депутатов), сложным по структуре, с широкими полномочиями.

Съезд народных депутатов СССР по сути был советским вариантом парламента, беспрецедентного по гласности в период его рождения – в начале 1989 года^[1].

Итоги выборов по стране были противоречивы. С одной стороны, 85% депутатов составили члены КПСС. С другой стороны, были забаллотированы 32 первых секретаря обкомов партии из 160. В Ленинграде не был избран ни один партийный и советский руководитель города и области, ни один член бюро обкома, включая первого секретаря и даже командующего военным округом. В Москве партийные работники также в основном потерпели поражение. Потерпели поражение партийные работники и во многих крупных промышленных и научных центрах Поволжья, Урала, Сибири и Дальнего Востока, Юга и Востока Украины, в Прибалтике, Армении, в Грузии. Относительно благополучными для партии результаты выборов оказались в областях Центрально-Черноземного и Северо-Кавказского регионов, Белоруссии, Казахстана и Средней Азии.

Парадокс ситуации состоял в том, что, несмотря на то, что эти выборы были подконтрольны и спонсированы КПСС, выиграли в них политические конкуренты, которые до того момента не имели реальных инструментов политической борьбы. В первую очередь, это касалось Б.Н. Ельцина, который, несмотря на растущую популярность, именно в ходе этой политической кампании приобрел статус легального лидера оппозиции, а в 1990 г., благодаря институту выборов, смог занять доминирующую позицию на российской политической сцене. Новая политическая система начала служить средством для формирования новой политической элиты, противопоставившей себя старой партийной элите. При всей переходности ситуации, эти выборы ознаменовали собой разрыв с прошлым и новый поворот в советской политической жизни.

Подводя итоги выборов на заседании Политбюро ЦК, большинство его членов признали опасность ситуации для правящей партии. Особенно досталось СМИ, которые «безответственно выступают на стороне критиков ЦК». Е.К. Лигачев заметил: «Мы должны помнить, что в Чехословакии и в Венгрии (1956 и 1968 годах) все начиналось со СМИ». На апрельском Пленуме ЦК тревожные настроения партийной номенклатуры выразились в полной мере. Прозвучали обвинения в адрес М.С. Горбачева. Это было, по существу, массированное выступление консервативных сил в партии против горбачевского руководства, против Перестройки.

Намечался раскол КПСС. Это была не та КПСС, которая стояла у власти в 1985 г. После ХХVII партийного съезда (март-февраль 1986 г.) трижды сменился состав райкомов и горкомов, почти полностью обновились советские органы. После январского Пленума ЦК 1987 г. произошла смена первых секретарей, многие были отправлены на пенсию.

Со всей очевидностью раскол «в верхах» проявился на майском пленуме ЦК КПСС (22 мая 1989 г.). В адрес Горбачева сыпались обвинения: «Политика международная – блестящая, везде она признана… но внутри – и ошибки, и просчеты в экономике».

«Вы – председатель Совета обороны. Беспокоит: кто же, как не вы, должен защищать нашу армию? Из-за океана вас одобряют, по плечу похлопывают и делают свое. Армию это беспокоит». (В. Карпов. Союз писателей).

I Съезд народных депутатов СССР (май-июнь 1989 г.) был реальным практическим результатом реформы политической системы СССР. На Съезде были избраны постоянно действующий двухпалатный Верховный Совет СССР, его председатель – Горбачев и первый заместитель председателя – А.И. Лукьянов. В центре внимания работы Съезда стали острейшие вопросы экономического развития страны, продолжения реформы политической системы, национальные проблемы.

В течение 16 дней продолжался этот политический марафон. Нарушив традицию советских форумов действовать по заранее подготовленному сценарию, Съезд предельно политизировал текущую обстановку в стране, во многом лишая реформаторское крыло власти конструктивного диалога с народными избранниками, среди которых не было согласия по большинству вопросов дальнейшего развития. Одним из первых постановлений Съезда было решение о трансляции всех заседаний по телевидению. История парламентов не имела такого прецедента. Миллионы людей проводили свое время перед экранами, благодаря телевидению с молниеносной быстротой рождалась публичная политика. Поскольку на этом съезде еще не было партийных фракций, возникали только многообразные партийные эмбрионы, дискуссии носили скорее вечевой, чем парламентский, в современном понимании этих слов, характер.

А.Д. Сахаров потребовал изменить повестку. Дискуссии по всем вопросам моментально переводились в политическую плоскость.

Депутаты разделились на два различных в количественном соотношении крыла: умеренное большинство, которое поддерживало Горбачева (большинство среди депутатов съезда составляли сторонники партийной номенклатуры), и демократическое меньшинство (впоследствии за ними закрепилось определение «демократы»). Именно между ними и шла полемика по основным вопросам. Демократы заявили о провале экономических реформ и неэффективности министерской системы управления. Они же выдвинули лозунг отмены 6-й статьи Конституции о руководящей роли КПСС в политической системе СССР. Этот вопрос имел принципиальный характер. Если для Горбачева и его сторонников реформа политической системы казалась завершенной, и оставалось только закрепить контроль над правительством и партией, то для оппозиции – реформа требовала продолжения в направлении создания многопартийности как гарантии дальнейшей демократизации власти.

Партийная тема на съезде переплеталась с текущей политикой, существенно осложненной ростом сепаратизма и национализма в республиках союзного государства. В ночь на 4 июня 1989 г. вблизи перегона железной дороги Челябинск – Уфа в результате аварии произошла утечка сжиженного газа. При прохождении двух встречных поездов прогремел взрыв страшной силы, было много человеческих жертв. Событие это потрясло всю страну, продемонстрировало некомпетентность, безответственность должностных лиц на местах. Еще раз эта катастрофа напомнила о тревожной экологической обстановке.

Съезд не только не консолидировал общество вокруг «перестроечного» руководства КПСС, но, наоборот, развел депутатов на непримиримых сторонников и противников КПСС и Советского Союза в существовавшем тогда виде, придав публичность вопросам незаконности монополии КПСС на управление страной, и поставив под сомнение федеративное устройство самого СССР.

После Съезда политический процесс в стране начал развиваться по конфронтационному сценарию борьбы между радикально настроенными демократами и Горбачевым за лидерство.

Организационно демократы оформились в Межрегиональную депутатскую группу народных депутатов (МДГ). Она насчитывала около 300 человек. Был создан Координационный совет в количестве двадцати с лишним человек, и избрано пять его сопредседателей: Б.Н. Ельцин, Ю.Н. Афанасьев, Г.Х. Попов, А.Д. Сахаров и В.А. Пальм.

Летом 1989 года демократы получили нового союзника в своей борьбе с горбачевцами. Это были шахтеры Кузбасса, Донбасса, Воркуты и Караганды. Шахтеры создавали стачечные комитеты, учредили Союз стачечных комитетов Донбасса и требовали от власти решения давно накопившихся проблем. Объективной основой для этого союза была неприязнь к центральным властным структурам.

В сентябре 1989 г. МДГ сформулировала свою политическую программу в «Тезисах к платформе МДГ». Ключевым требованием группы была отмена 6-й статьи Конституции СССР. После скоропостижной смерти А.Д. Сахарова 14 декабря 1989 г. лидером МДГ стал Б.Н. Ельцин. У демократов была репутация противников партократов, к которым сами демократы относили и реформаторов во главе с М.С. Горбачевым и консерваторов. Позже по отношению к демократам стал употребляться термин «радикалы» – сторонники полного изменения общественного строя в СССР.

На общем фоне дефицита продовольствия и иных товаров, в условиях гласности и непрекращающейся полемики в СМИ расширялись зоны национальных конфликтов, политических митингов, забастовок.

В Узбекистане в результате конфликта на национальной почве погибло 100 турок-месхетинцев, в Абхазии начались вооруженные столкновения между грузинами и абхазцами. Верховный Совет Азербайджанской ССР принял закон о суверенитете республики. Демонстрация в Кишиневе вылилась в беспорядки.

Под давлением всё ухудшающегося положения дел, в правительстве возобладал подход к плавному, эволюционному реформированию хозяйственной системы. Летом 1989 г. Заместителем премьер-министра был утвержден академик Л.А. Абалкин – сторонник именно такого подхода. Однако все попытки правительства стабилизировать обстановку не удавались. Бюджетный голод, сокращение импорта продовольствия и товаров, падение производства и структурная ломка экономического пространства вызвали сокращение товарных запасов, что вело к дефициту даже товаров первой необходимости. На колхозном рынке цены превышали государственные розничные цены уже в 3 раза. Давление избыточной денежной массы стало сказываться и на уровне государственных цен. Несмотря на сохранявшийся еще государственный контроль за ценами, все явственнее стала проявляться инфляция.

Политика правительства подверглась резкой критике теперь уже не только по экономическому, но и политическому реформированию и по внешнеполитическому курсу Горбачева.

С осени 1989 г. процесс политической дестабилизации вступил в новую фазу. В рамках самой партии он выразился в том, что партия фактически раскололась не только по идеологическим признакам – сталинисты, ленинцы, марксисты, реформисты, но и по национально-республиканскому.

В начале декабря 1989 г. Верховные Советы прибалтийских республик отменили 6 статью Конституции СССР. Между Арменией и Азербайджаном до предела обострились отношения из-за Нагорного Карабаха. Если в начале года союзные власти ввели там прямое союзное управление, надеясь таким образом разрешить проблемы, то в конце года вернули Нагорный Карабах под юрисдикцию Азербайджана. Верховный Совет Армении ответил на это принятием резолюции об объединении Нагорного Карабаха с Арменией. Конфликт из-за Нагорного Карабаха перерос в полномасштабную войну между военными формированиями Азербайджана и Карабаха, при активной поддержке последнего Арменией.

К концу года, в результате достигнутой экономической самостоятельности Литвы, Латвии и Эстонии, начался выход местных коммунистов из состава КПСС. Все эти акции дополнялись идеями выхода прибалтийских республик из состава СССР на основании незаконности их присоединения к СССР в 1940 году.

Эта проблема стала предметом обсуждения на II Съезде народных депутатов СССР, который проходил с 12 по 24 декабря. Договор между СССР и Германией, известный как пакт Молотова-Риббентропа от 23 августа 1939 г., подвергся переоценке в контексте общей переоценки советской истории. Для части политической элиты Прибалтики интерпретация этого договора (и секретного протокола к нему) как сговора двух агрессоров – СССР и Германии – послужила в качестве национальной идеи и обоснования выхода из состава СССР. Еще с 1987 года общественное мнение по поводу этого договора формировалось в республиканской прессе. Теперь оценку этого документа и сами события предвоенной истории СССР предлагалось дать на союзном уровне. В этом депутаты из Прибалтики нашли поддержку у российских демократов. В конечном итоге, Съезд осудил не только сам документ, но и признал его юридическую несостоятельность, чем обеспечил юридическое обоснование выхода республик из Союза. Фактически была легализована сама проблематика сепаратизма как некой естественной составляющей общедемократического процесса Перестройки.

Поставив под сомнение правовую сторону существования СССР, депутаты обеспечили бесспорный аргумент для сепаратизма остальных республик.

По накалу страстей, митинговой активности депутатов II Съезд мало отличался от I. Он принял Закон об изменениях и дополнениях Конституции по вопросам избирательной системы в связи с предстоящими выборами народных депутатов в республиках и на местах, Закон о конституционном надзоре СССР и образовал соответствующий комитет.

Тон на Съезде задавали радикалы. В публичную политику были введены новые идеи, противоречившие всей стратегии советского реформаторства – об отмене 6-й статьи Конституции СССР, о руководящей роли КПСС, демонтаже унитарного государства СССР. И в этом контексте – о переходе экономики к свободному рынку.

На внеочередном Пленуме ЦК КПСС (25–26 декабря 1989 г.) по итогам II Съезда Горбачев еще утверждал, что Литва – неотъемлемая часть СССР, что «второго Тбилиси» не повторится, что запрещать «Саюдис», исключать из партии Бразаускаса и пр. он не намерен. Но реальная обстановка на Пленуме свидетельствовала о том, что Горбачев терял власть. Около 200 высших партийных функционеров высказывали реплики с мест, «захлопывали» выступления членов Политбюро – сторонников генерального секретаря. В КПСС нарастала консервативная волна.

Деятельность первых съездов народных депутатов во многом демонстрировала незавершенность реформы политической системы. Об этом уже тогда говорили сторонники продолжения политической реформы, определяя сущностное предназначение съездов, как предшественников полноценного демократического парламента, способного выявлять действительную волю избирателей, вести текущую законодательную политику, учитывать баланс интересов и осуществлять контроль за исполнением законов.

Перенос центра власти из кабинетов ЦК в Кремлевский Дворец, таким образом, оказался не только географическим и политическим фактом советской истории, но и началом парламентаризма российской постсоветской истории. Сам 1989 год стал тем временем, когда в общественной жизни приобрели необратимый характер процессы политизации, вылившиеся в создание различных движений и организаций, составивших основу для формирования протопартий, вобравших в себя огромный спектр идеологических воззрений. Часть этих движений и организаций объединялась на идеях антикоммунизма, антисоветизма, национализма и либерализма – антиподных союзному реформаторскому проекту. КПСС вступила в фазу открытого раскола и создания различных идейных платформ и фракций, что привело, в конечном счете, к массовому выходу из ее рядов с лета 1989 г. по лето 1991 г. 2 млн. человек, или более 10% общего состава.

Наконец, с этого времени начали формироваться программы преобразований, основанные на либерально-капиталистических идеях. В первую очередь – это национальные проекты России и республик Прибалтики.

27 октября 1989 г. были внесены изменения в Конституцию РСФСР и приняты новые законы РСФСР о выборах, что открывало дорогу уже российскому парламентаризму. Именно в конце этого года начался стремительный взлет политической карьеры Б. Ельцина, когда он принял решение баллотироваться в российский парламент с намерением стать его председателем.

Следует отметить, что экономическое реформирование страны, как и политическое, в 1989 году приобретало все более конфронтационный характер.

На социалистическом полюсе попытки привить рыночные механизмы к советской экономике рассматривались как губительные. В кругах экономистов этой идеологической направленности было убеждение, что распространенные в то время взгляды на теневую экономику, как следствие функционирования административно-командной, не состоятельны. Многие из них относились отрицательно к кооперации и к малой приватизации, начавшейся в 1988 году. Дискуссии эти, естественно, касались проблемы собственности.

Тем не менее, к концу года Программа постепенных рыночных реформ была принята реформаторами за основу. Ее разработчики в Государственной комиссии по экономической реформе Совета министров СССР под руководством академика АН СССР Л.И. Абалкина – Е.Г. Ясин и Г.А. Явлинский – отстояли признание на официальном уровне многообразия форм хозяйствования и собственности. План постепенной или умеренно-радикальной реформы противопоставлялся двум другим сценариям – консервативному (сохранению, в основном, старой системы) и радикальному (быстрому переходу к рыночной системе). В конце 1989 г. Г.А. Явлинский стал сторонником радикального варианта. Е.Г. Ясин был склонен к умерено-радикальному.

Несмотря на относительно умеренный характер предложенной осенью 1989 г. программы, наиболее проницательные государственные деятели и хозяйственники, не говоря уже об ученых, правильно поняли ее конечный общественный смысл. Так, директор ленинградского приборостроительного завода «Светлана» Г. Хижа заявил на всесоюзном совещании по обсуждению этой программы: «Нам предлагается отказ от социализма».

Примечательно, что в этот период рождался и конструктивный (либерально-капиталистический) проект экономического реформирования. Летом 1988 года в ответ на просьбу советского посла в США Ю. Дубинина подсказать «что мы сами можем сделать», известный американский финансист Дж. Сорос и его научные консультанты (среди них – известный американский советолог Э. Хьюитт, английский советолог Ф. Хансен, один из основателей МВФ Я. Младек и венгерский экономист М. Тардош) разработали концепцию открытого сектора, который можно имплантировать в тело централизованной плановой экономики. В 1990 году этот проект разрабатывался как альтернатива социал-демократическому проекту Абалкина-Рыжкова. Позднее он разовьется в программах Е.Т. Гайдара и «младореформаторов» в рамках российского суверенитета конца 1990–1991 гг. и позже.

К концу 1989 года Горбачев, наконец, признал, что социалистическая доктрина, имевшая ограничительные рецепты реформ, безнадежно отставала от вызовов политического процесса. Были приняты решения, призванные придать легитимный характер новой идеологии. Был намечен созыв очередного съезда партии, было признано необходимым пересмотреть отношения к социалистической собственности.

Смысл и предназначение Перестройки были обозначены как переход к новому, обновленному социализму, отличному от того, что строили (командно-административной системы) и от того, что полностью опрокидывает выбор Октября – капитализма. Во многом это был социал-демократический проект. Но запоздавшие по времени идеи для внутреннего реформирования уже не играли особой роли. 1990 год был отмечен массой разрушительных для социал-демократического проекта событий. Центральными из них стали раскол реформаторских сил, оформление республиканских национальных реформаторских программ, формирование идей радикального решения экономического вопроса.

События 1989 года сыграли исключительно важную роль в политической истории российского государства. Идеи многопартийности, правового государства «нового мышления для мира», общечеловеческих ценностей вырабатывалась в жарких и драматичных спорах еще на советской парламентской сцене.

Сергей Маркедонов. Горячий август 1999 года: цена, итоги и уроки

7 августа 2009 года исполнилось 10 лет с начала вооруженного нападения отрядов боевиков под предводительством Шамиля Басаева и Хаттаба на Ботлихский и Цумадинский районы Дагестана. После захвата нескольких сел командиры «Исламской миротворческой бригады» (так были названы группы нападавших) объявили о начале операции «Имам Гази-Магомед». Таким весьма специфическим способом предводители боевиков попытались увековечить память первого имама Дагестана и Чечни (убитого 17 октября 1832 года во время штурма русскими войсками аула Гимры). Между тем, такое название демонстрировало и определенную историко-политологическую эклектику во взглядах «исламских миротворцев». Будучи сторонниками салафитской версии ислама (которая жестко критикует сторонников суфизма и поддерживаемую им систему этических и общественных представлений), они апеллировали к имени видного теоретика северокавказского мюридизма (то есть одного из направлений в суфизме). Впрочем, целью Басаева и Хаттабы было не достижение совершенства в богословских диспутах, а вытеснение России из Северного Кавказа и создание исламистского проекта на территории не одной лишь Чечни, а всех северокавказских республик. Сами командиры «исламских миротворцев» рассматривали себя в качестве «практиков», охотно предоставляя другим выполнять за них идеологическую работу. Идеологи же кавказского «освободительного движения» в это время еще не сделали окончательного выбора в пользу радикального исламизма, пытаясь диалектически сочетать чеченский этнический национализм и идеи «чистого ислама».

Однако события десятилетней давности по своему значению вышли далеко за пределы Чечни и Дагестана. Жесткая и бескомпромиссная позиция по отношению к боевикам Владимира Путина, ставшего 9 августа 1999 года премьер-министром и официальным преемником Бориса Ельцина, открыла ему путь на российский политический Олимп. Эта жесткость легитимировала факт передачи политической власти по наследству. Практически легитимность всего «первого срока» Путина была обеспечена Северным Кавказом. Это не могло не сказаться на внутриполитической динамике в России в целом. Философия военно-политического менеджмента десять лет назад стала во многом определять умонастроения российского служилого класса. Будучи вынужденным, с первого же дня своей работы действовать в режиме «черно-белых оценок» (оправданных в случае басаевского рейда), Владимир Путин впоследствии не смог до конца преодолеть эту стилистику даже там, где она была неуместной. В этом смысле мы можем говорить о негативном влиянии атаки боевиков на российский внутриполитический процесс в целом. Повторимся еще раз, в августе 1999 года на земле Дагестана призыв «мочить в сортире террористов» был оправдан, поскольку речь шла о выживании государства и его элементарной жизнеспособности. Но автоматический перенос данной методики на другие сферы (взаимоотношения власти и бизнеса, Кремля и оппозиции, государства и гражданского общества, выстраивание политики в других субъектах Северного Кавказа и региональной политики вообще, взаимоотношение исполнительной власти и парламента) отбросил Россию назад. Государство, которое в чрезвычайно жестких условиях формирования постимперской политической нации, когда «окна возможностей» для демократизации лишь незначительно открыты, добилось больших успехов по этой части (в сравнении с соседними постсоветскими образованиями), десять лет назад начало движение в обратном направлении. Допустимые в совершенно конкретных условиях авторитарные методы не были свернуты после того, как победа в Дагестане была одержана, а Чечня стала возвращаться под российскую юрисдикцию. Именно здесь надо искать причины последующей отмены выборов регионального управленческого корпуса, формирования ручных палат Федерального собрания, популизм, как главный ресурс для доказательства собственной правоты, а также маркирования любых оппонентов (даже выступающих с патриотических позиций), как оппонентов не власти, но едва ли не врагов страны в целом.

События десятилетней давности многие эксперты, политики, правозащитники называют (с разных позиций) «прологом» ко второй «чеченской войне». Думается, что такой вывод все же является упрощением. С одной стороны нападение 7 августа предопределило будущую вторую чеченскую кампанию. За полтора месяца боев в Дагестане погибло более полутора тысяч боевиков, 280 российских военнослужащих (около тысячи было ранено). Отразив непосредственную агрессию Хаттаба и Басаева, российские военные и внутренние войска начали «зачищать» т.н. «Кадарскую зону», созданную также в августе (поистине роковой месяц!) 1998 года в селах Карамахи, Чабанмахи, Кадар Буйнакского района.

Но в то же самое время «вторая чеченская» была предопределена задолго до «горячего августа» 1999 года. Еще за год до нападения Басаева и Хаттаба в трех селах Дагестана исламские радикалы заявили об отказе подчиняться официальным властям Дагестана и о создании «Отдельной исламской территории», внутри которой произошла ликвидация официальной власти силовых структур, введение шариатского судопроизводства и вооруженных постов по защите «суверенитета» данной территории. По своей сути «Отдельная исламская территория» стала вторым после Ичкерии де-факто государством на российском Северном Кавказе. Ликвидировав «Отдельную исламскую территорию» 12 сентября 1999 года, Москва взялась за свою главную головную боль 1990-х – Чеченскую Республику Ичкерия.

Сегодня, спустя десять лет, политическая турбулентность на Северном Кавказе не преодолена. И в том, что именно 7 августа на Старопромысловском шоссе Грозного прогремел взрыв, в результате которого погиб один и было ранено два милиционера, можно увидеть недобрый знак. В этой связи необходимо и в 2009 году актуальными остаются ответы на два вопроса. Во-первых, какие причины привели к атаке, значение которой вышло далеко за пределы Дагестана и Чечни, Во-вторых, насколько адекватными и оправданными были действия всей российской государственной машины на Кавказе десять лет назад?

Отбросим сходы конспирологические теории о хитром заговоре Кремля для получения дополнительных голосов на президентских выборах преемника Бориса Ельцина. Российская бюрократия не склонна к таким неоправданным рискам. Кто мог просчитать реакцию местного дагестанского населения, предсказать поведение российских граждан (занявших в период первой чеченской кампании отстраненную позицию). Тем более, что серия террористических атак против жилых домов в российских городах (Буйнакск, Волгодонск, Москва) случилась 4-16 сентября 1999 года, когда операция в Дагестане входила в свою завершающую фазу и всем кроме упертых «общечеловеков» было понятно, что без ликвидации «федерации полевых командиров» в Ичкерии обеспечить безопасность Дагестана и всего Северного Кавказа не получится. Иначе ситуация 7 августа 1999 года повторится рано или поздно. Остановимся на системных предпосылках «горячего августа» десятилетней давности.

«Чеченский вопрос» (так же, как и другие этнополитические конфликты на постсоветском пространстве) стал следствием обвального распада СССР и формированием на его основе новых наций-государств. В этой связи искренне верить, что такой распад пройдет по границам союзных республик (нарисованным не общественным мнением, а волей партийных чиновников) мог только неисправимый оптимист. «Бунт автономий», начавшийся в конце 1980-х гг., привел после распада Союза ССР к разным результатам. С одной стороны здесь были Карабах, Чечня и Абхазия, Горный Бадахшан, а с другой – Татарстан, Башкирия, Крым или Аджария. В начале 1990-х гг. в Чечне к власти пришли сторонники светского этнического национализма, создания независимого от РФ национального государства. Реализация этого проекта не увенчалась успехом, поскольку спровоцировала внутреннюю нестабильность и гражданские конфликты. Более того, войдя в жесткое противостояние с Российским государством, де-факто Чеченская Республика Ичкерия обрекла себя на кровопролитную войну. Ее завершение в августе (снова август) 1996 года дало этому проекту новый шанс. Хасавюртовские соглашения, оглашенные 31 августа 1996 года, предполагали «отложенный статус» Чечни до 31 декабря 2001 года. Это, конечно же, не было ни признанием независимости, ни договором между двумя субъектами международного права. На эту тему совершенно определенно высказался Конституционный суд РФ, реагируя на запрос группы депутатов Госдумы на предмет конституционности Хасавюртовских соглашений. Высшая судебная инстанция России определила этот документ, как рамочное соглашение политического характера, в котором определены некоторые направления для дальнейшей разработки и реализации программы действий по обеспечению процесса мирного урегулирования в Чеченской Республике». Однако, ни в Карабахе, ни в Абхазии ничего даже близкого не было. Россия оказалась готовой к максимальному компромиссу со своей сепаратистской окраиной.

Между тем, этот компромисс был воспринят в Грозном, как поражение «империи». Как справедливо полагает политолог Тимур Музаев, «чеченская сторона стал толковать подписание Принципов определения основ взаимоотношений, как «признание независимости Чечни»». Со всеми вытекающими последствиями. Таким образом, август 1999 года был предопределен августом 1996. Наверное, если бы у чеченской национальной элиты хватило бы сил и ресурсов для того, чтобы консолидировать власть и общество, побороть диктат полевых командиров, сегодня геополитическая ситуация на Большом Кавказе была бы иной. Но эта цель оказалась недостижимой. Внутри Чечни после 1996 года открылся конфликт между светскими националистами и сторонниками исламистской общественно-политической модели (чьи военные формирования к концу 1996 года оказались наиболее сильными). А потому вся президентская деятельность Масхадова (был избран в январе 1997 года) свелась к постепенным уступкам радикалам, поставившим в качестве своей приоритетной цели развязывание уже северокавказской религиозной войны против России. Именно они стояли у истоков создания Конгресса «Исламская нация» (24 августа 1997), Конгресса народов Ичкерии и Дагестана (26 апреля 1998). Сделав ставку на исламизм, они попытались раздуть большой пожар уже не только в Чечне, но и на всем Кавказе. Мишенью была избрана самая многонаселенная и крупная республика Северного Кавказа.

Десять лет назад их попытка оказалась провальной. И в этом, пожалуй, главный успех российской власти десятилетней давности, который даже сегодня не утратил своего значения. В августе 1999 года у элиты РФ хватило сил и воли для того, чтобы не только удержать Дагестан, но и вернуть под свой контроль утраченную в 1990-е гг. Чечню, остановить расползание сепаратистской угрозы. Однако, как говорил в свое время Фома Аквинский, «средства ведения войны должны быть адекватны ее конечной цели». С этим у Москвы и тогда, и сейчас серьезные проблемы. Во-первых, «горячий август» 1999 года ликвидировал вооруженную опасность для единства РФ. Но никакие системные уроки из этих событий не были извлечены. Власть и силовики посчитали, что все угрозы, исходящие с Северного Кавказа, могут быть решены исключительно в рамках «силовой парадигмы». Непонятыми остались предпосылки популярности радикального исламизма в обществе. Вне системного анализа оказались провалы и просчеты федеральной и региональной власти (клановое управление, невмешательство центра в политические процессы, приватизация не только собственности, но и власти). Каков результат? Сопротивление российской власти не только в восточной части Кавказа, но в западной стало более активным. Российское государство утратило ту легитимность, которой оно, бесспорно, обладало в 1999 году. Вспомним хотя бы массовую поддержку России дагестанским населением (простыми людьми из сел, записывавшимися в ополченцы и рисковавшими своими жизнями, не думая о социальных благах и гарантиях Кремля). Спустя 10 лет, такая поддержка у России еще осталась, но нельзя не заметить и активного «омоложения» тех, кто ищет свою реализацию в джамаатах и «эмиратах».

Более того, как мы уже писали выше, ликвидация последствий «горячего августа»-1999 создало представление у высшей власти, что жесткий антикризисный менеджмент является самым лучшим способом общественно-политического проектирования. Как следствие, использование жестких методов там, где это не всегда оправдано, и выстраивание черно-белой картинки восприятия внутренней и внешней политики. В этом смысле нападение боевиков, совершенное десять лет назад, имело определенный успех. Они добились от российской власти упрощения управленческого инструментария. Посчитав, что причиной экстремистской деятельности является излишняя свобода и демократия, федеральная власть начала «закручивание гаек», которое в свою очередь отдалило власть от общества, а значит и чиновника от социальной действительности. Между тем, причины тогдашней и нынешней политической турбулентности на Северном Кавказе кроются не столько в излишней свободе, сколько в отсутствие адекватного представления о происходящих в регионе процессах. Обеспечить же такое представление в «закрытом режиме» крайне сложно. Таким образом, и сегодня, спустя 10 лет после дерзкого рейда боевиков на Дагестан перед властью и обществом России стоит задача перехода от запоздалого реагирования к системной кавказской политике. Между тем, такой переход стал бы лучшим памятником тех, кто в августе 1999 года защитил единство страны.

Сергей Маркедонов, заместитель директора Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук, доцент РГГУ.

Борис Бедросьян. Продолжение следует

Впубликациях «Посева» о Николаевском Антониевом монастыре в статье «Храм» (№ 8, 2004 г.) и в публикации «Краснохолмский Николаевский Антониев монастырь» (№ 9, 2009 г.), изложенной на краеведческих чтениях, была рассмотрена духовно-историческая связь судьбы монастыря и региона, значение его восстановления, как нравственной и социальной опоры общества.

В последнее время и в самом Краснохолмском районе активизировался интерес к своей истории, что нашло отражение в публикациях районной газеты «Сельская новь» и в издании сборника «Край Краснохолмский».

При поддержке районной администрации 17 июля 2009 года в Красном Холме в краеведческом музее прошли чтения, посвященные краеведению и монастырю. В этом же году 27 ноября в Доме народного творчества была проведена конференция на тему «Краснохолмский Николаевский Антониев монастырь: история и будущее».

В этих мероприятиях, прошедших при большом скоплении жителей, принимали участие местные краеведы, ученые-историки, искусствоведы и реставраторы, специалисты государственных, музейных и местных архивов, иноки, представители печати, прибывшие на эти мероприятия из Твери, Санкт-Петербурга и Москвы. Увы, не состоялось участие представителей Тверской епархии, давшей конференции благословение владыки.

С надеждой на конференции прозвучали слова главы района:

– Историю повернуть мы не можем, но изменить будущее – в наших силах!

Выступившими на конференции видными учеными и специалистами была выражена серьезная обеспокоенность состоянием монастыря. В особенности Никольского собора, возникшего в XV веке, как важная духовная составляющая, и доселе являющегося единственным в стране примером столь равнодушного отношения к своей истории и культуре. Удивительный памятник архитектуры разрушается у всех на глазах.

Дельными были предложения о неотложных организационных мерах. Учитывая, что по Федеральному законодательству проведение работ по сохранению должен проводить собственник или пользователь объекта, Тверская епархия его бы взяла. Но пользование объектом сейчас практически невозможно. А его восстановление потребует такого объема затрат, с которым епархия сама не справиться. Поэтому, с одной стороны, необходимо создание фонда, который мог бы концентрировать поступающие внешние средства от пожертвований, что помогло восстановлению Старицкого монастыря Тверской области. С другой – необходимо обратиться к губернатору Тверской области о включении монастыря в мероприятия областных программ и к министру культуры РФ о включении объекта в федеральные программы и заявлении проекта в Федеральную программу «Культура России». Очень будет нужна, особенно на ранних этапах, помощь населения в проведении простых работ. На конференции была названа примерная цифра в 1 миллиард рублей на восстановление монастыря.

В финале конференции прозвучал иноческий призыв:

– Воскресение монастыря должно начаться в сердце каждого из нас!

Осмысливая все сказанное, выделим главное. При воссоздании храмовых объектов, конечно, важен внешний, соответствующий историческому архитектурному воплощению и благолепию, без излишнего блеска и китча, образ. Но и без, внутреннего духовного содержания, это будет не храм. А нравственное оздоровление народа без сакрального смысла покаяния невозможно. Поэтому и то, и другое потребует сопричастности мирян, вносящих посильную лепту, в том числе своим трудом там, где требуется деликатность рук. Ведь известно, что мы любим то, и дорожим тем, во что вложили свою любовь и свой труд. Возможно, что кто-то войдет в монастырскую общину, а кто-то активней займется сельским хозяйством или другими полезными промыслами.

Безусловно, создание фонда и включение Николаевского Антониева монастыря в федеральные и региональные программы давно назрели и требуют деятельного совместного участия администрации, Церкви и общественности, учитывая коллизию между федеральным значением объекта и его региональным пользованием. Поэтому, к решению этих проблем необходимо привлечь внимание центральной власти. Для нас привычно, что все должно начинаться по команде из Центра. Власть у нас, конечно, много чего может. Вот сегодня, в трудные времена, опять много говорят об излишествах. А не излишество ли, настаивать на весьма дорогом, эстетически сомнительном, с точки зрения места, исполненном гордыни проекте очередной вавилонской башни, с неудобопроизносимыми фрейдистскими ассоциациями в исторически вполне мужественном городе? И это несмотря на возражения деятелей культуры, жителей города и угрозу ЮНЕСКО лишить Санкт-Петербург статуса города, обладающего всемирным культурным и архитектурным наследием. Неужели недостаточно опыта Москвы? Ну, а если госкорпорация очень хочет сильно потратиться, то она может, наконец, не корыстно газифицировать небогатую Центральную Россию – Красный Холм, например. А также, заняться финансированием воссоздания таких национальных духовно-культурных объектов, как Николаевский Антониев монастырь, судьбой которого обеспокоены ученые и специалисты, пастыри и администраторы, словом граждане – православная интеллигенция различных регионов и народ России.

Заверяем наших читателей, что судьба Николаевского Антониева монастыря постоянно находится в нашем поле зрения. И мы будем ее освещать на своих страницах.