Журнал «Вокруг Света» №04 за 1994 год

Лейк-Фроумский Кошмар. Часть VI

Окончание. Начало в № 2,3,4,/1994

Повесть

15

С пина болела так, что инспектор не знал, то ли скрючиться дугой, то ли, напротив, вытянуться. Мышцы ныли, наотрез отказываясь принимать участие в каком бы то ни было движении. «Нет, это определенно самый поганый участок на всех Изгородях Австралии!» — удрученно думал Бони.

Три дня он воевал с притащенной ветром колючей травой и листьями, расчищал завалы возле проволочной сетки, перекидывал мусор через Изгородь и наблюдал, как его уносит в глубь Нового Южного Уэльса. Три дня ветер издевался над его хлопотами, принося в ответ на каждую переброшенную охапку новую, еще большую кучу из скатавшейся в шары сухой колючей травы.

Даже ночью завывала над палаткой песчаная буря. Верблюды ворчали, беспокоились, взметенный в воздух мелкий песок назойливо лез им в ноздри, резал глаза. Импульсивного от природы Кошмара донельзя раздражала беспрерывная бомбардировка шарами перекати-поля, и время от времени он, не сдерживая ярости, исторгал дикий утробный рык.

Проскитавшийся полжизни в буше, Бони постарался устроиться как можно удобнее. Палатку он, как всегда, поставил с подветренной стороны самого высокого из окрестных барханов, костер разложил в нескольких метрах к востоку, чтобы не докучали дым и искры. Однако несмотря на все предосторожности, песок был всюду: в хлебе, сахаре и чае, в волосах. Песок скрипел на зубах, налипал на лицо. Бони залез в палатку, поплотнее завернулся в одеяло, — однако и там першило горло от мелкого, назойливого песка. Эх, сидеть бы теперь в Брокен-Хилле за ресторанным столиком, а на нем — жареный цыпленок да холодного пива кружечка...

К утру буйство ветра поутихло, а уже к обеду Бони от усталости едва разгибал спину. Инспектор удалился от лагеря метров на триста, когда его окликнули. Обернувшись, он увидел рысящего на своей лошадке Ньютона.

— Что, все вкалываешь? — спросил смотритель.

— А куда деваться? — пробурчал Бони. — По мне, так провались эта проклятая Изгородь хоть к дьяволу в пекло, а если отыщется какой сумасшедший динго, рискнувший жить в этой анафемской местности, то и пускай себе полакомится разок в Новом Южном Уэльсе молоденьким барашком — ей-Богу, заслужил!

— Не пристали стражу закона этакие речи, — рассмеявшись, попрекнул его Ньютон.

— Стражу закона — возможно, — буркнул Бони. — А вот парню, которому выпал крест вроде моего, так очень даже пристало. Разве ваше начальство и не слыхивало, что для таких работ давно существуют машины?

— Мы не можем их применять, — возразил Ньютон. — Подумайте только, сколько людей осталось бы без работы. Да и вы сами наверняка не хотите, чтобы сюда, в буш, ворвалась автоматизация. Или я ошибаюсь?

— Ладно, будет вам, — примирительно сказал Бони. — Вообще-то, вы очень кстати и можете сделать для меня кое-что полезное. Пойдемте выпьем по кружке чая, и я объясню вам, о чем речь.

Они уселись под пальмой возле палатки.

— Так вот, — начал инспектор, — я бы хотел попросить вас передать это письмо шеф-инспектору в Брокен-Хилле, вручить лично. Никто, кроме вас, не должен знать, что я веду здесь розыск. Иначе, боюсь, вам придется подыскивать нового фэнсера. Можете ли вы найти убедительную причину для поездки в Брокен-Хилл? Вам придется пожить там несколько дней, пока не поступит ответ на запрос. Я никому здесь не доверяю, кроме вас, но без нужной информации расследование дальше не пойдет.

— Положитесь на меня, — сказал Ньютон. — Несколько деньков в Брокен-Хилле мне, ей-Богу, не повредят.

— О"кей, — продолжал Бони. — А я тем временем позабочусь о вашей, чтоб ей пусто было, Изгороди, но, пожалуйста, возвращайтесь как можно скорее.

Последующие дни, казалось, не шли, а медленно тащились, и Бони едва сдерживал нетерпение. Один раз он ездил на центральную усадьбу за провиантом, однако говорить с кем-нибудь о деле Мэйдстоуна благоразумно остерегался, ругал только во всеуслышание идиотов, палящих куда ни попадя и едва не угодивших в него. Пользуясь случаем, он еще раз подтвердил, будто убежден — Мэйдстоун тоже пал жертвой одного из этих непутевых стрелков. Да и как не быть несчастным случаям, когда в округе столько людей, вообще не умеющих обращаться с оружием. Кто может поручиться, что один из них не отправился на охоту по недоразумению и не выпалил в Мэйдстоуна? А потом перепугался и полиции не доложил.

На обратном пути к своему лагерю Бони навестил Нуггета и рассказал ему, что и сам едва не погиб от шальной пули. Сверх того Бони намекнул, будто намерен согласиться на предложенную Леввеем работу, потому как трудами у Изгороди сыт по горло. Случись Нуггету встретиться с Леввеем, он может сказать ему об этом.

Нуггет во время разговора усердно полировал верблюжье седло. Услышав последние слова Бони, он оторвался от своего занятия и впервые в это утро взглянул ему в лицо.

— Гм-м, хорошая идея, — осторожно сказал он. — Я передам о вашем согласии Леввею. Он парень что надо и сумеет позаботиться о вас.

Бони уже собирался в дорогу, как в лагерь заявился Каланча Кент.

— Привет, Каланча, ну как, больше не тревожили твой сон угонщики скота? — радостно встретил его Бони.

— Нет, — раздраженно ответил Каланча. — Аи случись даже такое, я не стал бы трезвонить. Особенно перед проклятыми полицейскими ищейками. Впрочем, я слышал, будто и ты тоже из их шатии...

— Ну уж, я попрошу! — возразил Бони. — Кто это, черт побери, рассказал тебе такую несуразицу?

— А-а-а, да и в Квинамби все в этом уверены, — проворчал Кент.

— Почему ты не поговорил с нами в открытую? Зачем ты затесался в нашу среду и ведешь себя, будто ты порядочный работяга? Ни один человек не помогает здесь полиции, особенно если полицейская ищейка переодевается и отнимает рабочее место у других.

— Ты абсолютно неверно оценил меня, приятель, — спокойно возразил Бони. — Тому, кто рассказал тебе этот вздор, надо срочно обратиться к психиатру.

— Может, я заблуждаюсь, а может, и нет, — бухтел Каланча. — Только если ты в самом деле полицейский, то катись-ка ты отсюда поскорее. В нашей округе полицию не очень-то жалуют.

— Благодарю за добрый совет, — ответил Бони. — Имей он отношение ко мне, я бы непременно им воспользовался.

Он резко повернулся к Нуггету и увидел, что тот с непроницаемой ухмылочкой внимательно наблюдает за ним.

— Кстати, Нуггет, — сказал Бони, — что ты сделал с «винчестером», который раньше был у тебя?

— Продал, — лаконично ответил Нуггет. — А ты что же, считаешь, что одного ружья мне мало?

— Нет, не считаю. Просто у меня дома тоже есть «винчестер». Не осталось ли случайно у тебя патронов, ты мог бы мне их продать...

— Нет, не осталось, — сердито ответил Нуггет. — А теперь мне надо к Изгороди, работа не ждет. Ты-то, похоже, целый день готов языком трепать, а мне такое непозволительно. — Он повернулся на каблуках. — Пошли, Каланча, я бы хотел обстоятельно поговорить с тобой, по

ка работаю у Изгороди.

Каланча невнятно пробурчал слова прощания и потащился за Нуггетом.

— Так, Бони, — пробормотал инспектор. — Не очень-то, я вижу, тебя привечают здесь. Кончай-ка ты побыстрее с этим делом и мотай отсюда, так-то лучше будет.

К счастью, Бони не знал, что ожидает его в ближайшие дни.

16

Бони лежал у костра, завернувшись в одеяла, и мечтал уснуть, но сон не шел. Он отлично знал, что среди определенного населения антипатия к полиции очень высока. Многие люди вроде Каланчи Кента относятся к властям прямо как к врагам, которым следует натягивать нос всякий раз, как представится случай. Однако угнетало Бони не это. Куда больше печалило то, что люди способны хладнокровно наблюдать, как полицейский пытается арестовать убийцу, не чувствуя при этом ни малейшего морального долга поддержать стража закона. Нередко случалось видеть, как полицейского при исполнении служебных обязанностей избивали, а люди праздно глазели на это, хотя тот их же защищал от нарушителя порядка.

Бони лежал на спине и, глядя на звезды, размышлял о странном поведении добропорядочных вроде граждан, считающих нарушителя закона своим, а полицию — частью ненавистной государственной машины. Но горе, если они сами становятся жертвами преступления! Он вздохнул и закрыл глаза. «Надо делать свое дело, и все тут», -подумал он.

Философические эти раздумья навели его на мысль о брокенхильском шеф-инспекторе. Письмо, переданное ему с Ньютоном, конечно, его успокоило. Шеф полиции Брокен-Хилла ломает голову, что отвечать вышестоящим инстанциям, затребуй они справку о ходе расследования. Наконец Бони заснул.

На следующее утро Бони совсем уже было отправился к Изгороди, как вдруг, к своему изумлению, увидел Каланчу Кента. Тощий фэнсер ехал к нему. За верховым верблюдом шел в поводу второй, нагруженный вьюками с постелью, провиантом и инструментом.

— Привет, Эд, — сказал он, ни словом ни обмолвившись о вчерашнем своем поведении.

— Добрый день, Каланча, — ответил Бони. — Что ты здесь делаешь?

— Возвращаясь к себе, я получил весть от Ньютона, — объяснил Каланча своим тоненьким голоском. — Похоже, заболел парень на участке к северу от меня. Аппендицит, что ли. Ньютон хочет, чтобы мы с тобой выручили его. Два дня нам придется наводить там порядок.

Бони не поверил Каланче. Ньютон ни о чем подобном не упоминал, и Бони не мог представить, чтобы в такой момент смотритель взял да и перевел его вдруг на другой участок Изгороди. Однако, если он откажется ехать, Каланча только укрепится в подозрениях, что Бони — переодетый рабочим полицейский. Нет, если хочешь убедительно сыграть роль фэнсера противиться распоряжениям Ньютона никак нельзя. Но нельзя и упускать из виду, что Каланча вполне мог быть замешан в убийстве, а возможно, и одним из угонщиков скота. Тогда цель его визита не просто сманить «Эда Бониея» с его участка, но и расправиться с ним в каком-нибудь подходящем местечке. Так или иначе, надо рисковать, ничего другого тут не придумаешь.

— О"кей, Каланча. Я только упакуюсь. А как с инструментом?

— Можешь с собой не брать, — ответил долговязый фэнсер. — У меня есть несколько граблей, и еще топор может, столбы понадобятся. Возьми только провианта на два дня да пару одеял.

Бони погрузил на Кошмара нужные вещи и напоил Джорджа и Рози, которых оставлял пастись возле лагеря.

— И куда ж мы теперь? — спросил он, направляя верблюда вслед за Каланчой.

— Примерно за двадцать миль севернее ворот у «Колодца 10». Во второй половине дня доберемся. Поедем вдоль Изгороди, по восточной стороне.

До ворот ехали молча, но понемногу Каланча разговорился.

— Наверное, скоро возьму отпуск, на юг подамся. Ты сам знаешь, как эта клятая одинокая жизнь действует на нервы. Мне очень жаль, что вчера я нес такую околесицу.

— Ну и отлично, — сказал Бони. — Конечно, кому приятно, когда кто-то всюду сует свой нос. Но если ты меня держишь за шпика, то явно попал не по адресу.

— Ньютон считает, что мы должны принять весь инвентарь и проверить, что там наворочал этот парень.

— Ничего не имею против, — рассмеялся Бони. — А скажи-ка, Каланча, чем ты, собственно, занимался, пока не стал фэнсером?

— Я был стригалем. На овечьей ферме между Уорреном и Бурком. Когда мы расчищали луга от репейника, руки у меня до самых локтей были расцарапаны, не оставалось живого места. Там, правда, зарабатывают хорошие деньги, но я все же завязал с этим, пока кожа не обвисла лохмотьями.

— А на скотоводческой ферме работать не приходилось?

— Как же, приходилось! Здесь, в буше, я умею практически все: о какой работе ни спроси — всем я занимался.

«Так и запомним! — подумал Бони. — Выходит, Кент умеет обращаться со скотом».

Они устроили привал в тени мульгового дерева, вскипятили чай и слегка перекусили. Неожиданно оказалось, что Каланча не так уж и спешит. Он закурил и болтал без умолку. Бони охватило неприятное чувство: очень уж подозрительными становились внезапная общительность Кента и стремление подальше увести «Эда» от его участка. Наконец, после третьей кружки чая, Каланча объявил, что езды до места около часа и надо сейчас же отправляться в путь.

В три пополудни Кент сказал, что они уже на месте и должны начинать расчистку Изгороди. В проволочной сетке были дыры, столбы подгнили, ветром под Изгородь нанесло кучи сорной травы. Два столба пришлось заменить новыми, и, когда зашло солнце, Бони и Каланча управились лишь с двумя милями.

Оба фэнсера стреножили верблюдов, вскипятили чай и достали из провизионных мешков хлеб и мясо.

— Если завтра вовремя начнем, должны и остальные три мили осилить. А теперь — спать! — сказал Каланча, заворачиваясь в одеяла и пристраиваясь поближе к огню.

Завернулся в свое одеяло и Бони, но не лег, а остался сидеть, прислонясь спиной к дереву. Усталость брала свое, но прежде чем позволить себе немного вздремнуть, он хотел убедиться, что Каланча и в самом деле крепко спит. Задумчиво глядя на огненно-красный жар костра, он снова и снова спрашивал себя, с чего бы это еще вчера выказывающий неприкрытую враждебность Каланча сделался вдруг таким любезным и общительным. «Этому есть лишь одно объяснение, — думал Бони. — Кент зачем-то специально сманил меня с моего участка!»

Бони свернул сигарету, закурил, выжидая, пока Каланча как следует заснет. Но и его так разморило, что глаза слипались. Нет, нет, спать нельзя! Он встал, подошел к костру и подбросил в огонь еще несколько веток.

Каланча не шевельнулся. Бони прислушался к его ровному дыханию и снова уселся, прислонившись к стволу пальмы. Решив бодрствовать до утра, он все же уснул. После долгой езды и тяжелой работы у Изгороди он так утомился, что не в силах был даже держать открытыми глаза.

Вдруг он испуганно встряхнулся. Пепел костра остыл. Едва брезжил рассвет, серенький, холодный. Бони сразу уловил, что не все в порядке. Он бросил взгляд на место, где должен был лежать Каланча, но фэнсер исчез вместе со своим верховым верблюдом. Впрочем, вьючный верблюд Кента и Кошмар были здесь, рядом, и, стреноженные, мирно щипали травку. Инспектор Наполеон Бонапарт встал, ругательски ругая себя за то, что уснул.

Он привязал вьючного верблюда к седлу Кошмара и помчался что есть духу вдоль Изгороди обратно к своему участку. Возле лагеря Каланчи не было и в помине. Бони поехал дальше. Может, фэнсер в хижине у Нуггета, если, конечно, тот еще не покинул ее.

Добравшись до ворот у «Колодца 10», Бони слез с седла и принялся высматривать следы. Он прошел через ворота и, не отрывая взгляда от земли, двинулся вдоль Изгороди. Может, Каланча тоже прошел через ворота? Однако и признаков его следов Бони не заметил. Зато обнаружил другие: отпечатки копыт одной лошади и еще следы, при виде которых у него невольно вырвалось богохульное проклятие. Их оставило целое стадо скота! Бони пошел по следам и увидел, что они совсем свежие.

Вот оно, доказательство! Выходит, его пребывание в этой округе было не по вкусу угонщикам скота. Они долго не отваживались прогонять здесь скот, потому как не знали, когда Бони находится в том или ином месте участка. А Каланча? Не исключено, что он и сам входит в шайку, а может, его подкупили выманить на время Бони с его участка. Недаром Бони сразу заподозрил, что за внезапной общительностью тощего фэнсера кроется какая-то махинация.

Нуггет сидел у своей хижины в окружении жены и детей.

— Здорово, Нуггет! Каланчу не видел? — спросил Бони.

— Нет. И мою сестру — тоже нет. С сегодняшнего утра. Если этот ненормальный Каланча удрал с ней, я с него шкуру спущу. Это уж точно.

Бони колебался. Рассказать Нуггету о происшедшем ночью или умолчать? Нет, лучше все же рассказать — простой фэнсер и вести себя должен по-простому.

— Вчера мы работали вместе с Каланчой у Изгороди, а к утру он вдруг куда-то пропал, как испарился. Я проснулся, а его нет. И ничего не оставил. Хоть бы записку какую — так, мол, и так...

Нуггет рассмеялся, но смех его был невеселым.

— Я удивляюсь, как это он вам глотку не перерезал, прежде чем смыться, и откуда у него такая ненависть к полицейским! Вы, можно сказать, счастливо отделались.

Эка беда — Каланча слинял! Черт с ним, когда бы он один смотал удочки... А то ведь и сестры моей нет. Поймаю их вместе — и эх и задам я ему, небо с овчинку покажется!

На шпильку Нуггета насчет полиции Бони счел за лучшее не реагировать. Взрыв его ярости был явно наигранным: черный, похоже, отлично знал, где обретаются Каланча и его сестра, но выдавать этого ни в коем случае не собирался. Впрочем, Бони и расспрашивать-то особенно дотоплю не мог, ибо причастность свою к полиции старался пока не обнаруживать.

— Ну, это уж твои заботы, — пробурчал он. — А я ни чем помочь не могу — разве дождаться возвращения Ньютона и рассказать ему о случившемся.

— Да уж, что говорить, — деланно вздохнул Нуггет. — А может, Каланча встретился наверху с Чокнутым Питом?

— Ну, ладно, — сказал Бони, — буду сегодня работать около своего лагеря. Может, Каланча еще объявится. А завтра вроде бы должен проезжать Ньютон. Скажи ему, что мне очень хотелось бы поговорить с ним.

Знать о том, что Ньютон был в Брокен-Хилле, Нуггету было незачем.

— Вряд ли он завтра появится, — возразил Нуггет. — Но, если увижу, скажу.

— Спасибо, — Бони повернул своего верблюда, но, сделав несколько шагов, снова остановился.

— Да, совсем забыл,— как бы между прочим сказал он, — с Квинамби, похоже, гнали скот на юг. Они что, всегда по этой дороге гоняют скот на продажу?

— Почему вы так решили? — крикнул Нуггет.

— Вдоль Изгороди идут следы, — ответил Бони.

— Возможно, — пробурчал Нуггет. — На скотоводческих фермах постоянно обновляют поголовье.

Бони был убежден, что следы остались от краденого скота. Для чего иначе Каланче сманивать «Эда» с его участка? Ничего не поделаешь: получается, что Каланча Кент участвует в угонах скота, а может, замешан и в убийстве Мэйд стоуна.

На следующее утро Бони посетил неожиданный визитер. Кого-кого, а этого элегантного всадника он здесь не ждал. Это был коммандер Джонс, хозяин Квинамби-Стейшн. Седло, сбруя, костюм для верховой езды, галстук — все выглядело безукоризненно. Только самого Джонса, казалось, обуяла тяжелая забота.

— Должен признать, что все это время я прятал голову в песок, как страус, — начал он безо всяких предисловий. — До сих пор я никак не хотел верить, что у нас еще не перевелись угонщики скота. Однако, как ни прискорбно, мне пришлось в этом убедиться самому, и я тотчас же вскочил в седло, чтобы сообщить вам. На одном из пастбищ у меня было сто пятьдесят бычков, все в лучшем виде, готовые к продаже. Вчера неожиданно явился покупатель, и мы поехали с ним на это пастбище, но бычков там не оказалось. Пока я еще не рассказывал об этом ни одному человеку. Вы — первый, Боннэй. Это даже не воровство, а форменный разбой. Этак я по миру пойду. Мне нужен ваш совет. Что бы вы сделали на моем месте?

Коммандер просто кипел от ярости — как это кто-то осмелился его обокрасть!

— Прежде всего, надо постараться, чтобы воры ничего о вашем открытии не узнали, — строго ответил Бони. — Езжайте назад и не говорите о вашем открытии ни с кем ни слова и, прежде всего, с вашим управляющим. А еще важнее вот что: попадутся вам навстречу Нуггет или Каланча Кент — ни в коем случае даже не упоминайте о своих бедах. А поинтересуется кто, зачем вы ко мне приезжали, ответьте, что Фред Ньютон говорил с вами по радио и просил передать, что очередной проверки на этой неделе не будет. О стадах же своих вы знать ничего не знаете. Не знаете даже, сколько голов скота в хозяйстве, а значит, и недостачи заметить не могли. Все ясно?

Джонс внимательно смотрел на Бони. Он явно был шокирован категоричностью инспектора, однако в правоте его нисколько не сомневался И не уважать за это просто не мог.

— Да, мне все ясно, — сдержанно сказал он. — Но, надеюсь, вам тоже ясно, какова стоимость полутораста первоклассных упитанных бычков!

— Это мне известно абсолютно точно, — вежливым тоном ответил Бони. — Полицейское начальство в Брокен-Хилле ставит меня на четыре кости, ваши аборигены играют со мной в свои чародейские штучки, наставляя колдовские косточки. Сверх того, в меня еще и стреляют, а напоследок я же рискую остаться в дураках. А еще я работаю у проволочной Изгороди: зной, песок, мухи — все двадцать четыре удовольствия! И тем не менее меня все еще страшно интересует это преступление. Я здесь, чтобы раскрыть его. А потому не кручиньтесь, коммандер. Далеко ваш скот не угонят. Даю вам слово.

Джонс удовлетворенно кивнул и поскакал прочь.

17

День спустя после визита Джонса Бони почувствовал себя увереннее, чем когда-либо. После рассказа коммандера о краже скота странное поведение Каланчи стало более чем ясным. Все новыми и новыми камешками Бони теперь пополнял свою мозаику-головоломку. Угонщиков скота скоро возьмут за шиворот, и, возможно, они не только воры, но еще и убийцы Мэйдстоуна. Инспектор был убежден, что Ньютон привезет из Брокен-Хилла недостающую информацию. И тогда Бони сможет действовать решительно.

Однако прошла неделя, а Ньютона все не было, и Бони уже понемногу терял надежду, что тот вообще когда-нибудь вернется, и даже во сне видел себя приговоренным на пожизненный рабский труд у этой окаянной Изгороди. День шел за днем, а о смотрителе не было ни слуху ни духу. Инспектор швырял охапки колючего бурьяна через Изгородь, и мысли его были мрачны, как у невинно сосланного в рудники каторжанина. Он познакомился с этими несчастными в кино, куда после долгих уговоров жене удалось-таки однажды его вытащить. И когда он уже был близок к отчаянию, к лагерю подскакал Ньютон. Смотрителя сопровождал какой-то незнакомый мужчина.

— Шеф брокенхильской полиции не доверил мне документы, которые ты просил, — криво улыбнулся

смотритель, увидев обалделое лицо Бони. — Он специально вызвал из Сиднея этого человека, чтобы он изобразил фельдъегеря.

— Инспектор Уэллс, — представился незнакомец. — Я рад представившемуся наконец случаю лично познакомиться с нашим знаменитым инспектором Наполеоном Бонапартом. Когда пришел ваш запрос, шеф сразу же учинил нам изрядную встряску. До нас уже доходили слухи, а ваша информация убедила, что дважды два действительно четыре. Поэтому шеф и отправил меня поскорее в Брокен-Хилл.

— Меня, вижу, в государственные секреты посвящать не собираются, — весело сказал Ньютон, глядя, как оба полицейских чина не обращают на него ни малейшего внимания.

— Вы не ошиблись, — улыбаясь, ответил Бони. — Однако кое с чем я все же хотел бы ознакомить вас, сэр. Вам придется потрудиться, чтобы подыскать замену Каланче. Он дал тягу. Правда, я представляю, где его можно найти, если окажется, что парня надо арестовать.

Бони рассказал обо всем случившемся в отсутствие смотрителя. Ньютон и инспектор Уэллс внимательно слушали.

— Нет, надо же! — воскликнул под конец Ньютон. — Ну и что теперь?

— Я бы предложил вот что: мы с Уэллсом немного прогуляемся вдоль Изгороди, — сверкнул зубами Бони. — Мне хочется показать ему, каким неслыханным истязаниям подвергали вы несчастного инспектора уголовной полиции в течение нескольких недель. А вы пока приготовьте еду.

— Как же, разбежался! — нарочито недовольно пробурчал Ньютон. — Кто здесь, в конце концов, смотритель, а кто обходчик? Да ладно уж, для вас я на все готов.

Он подбросил в огонь несколько сучьев.

— Но предупреждаю, — крикнул он вслед успевшим отойти инспекторам, — во гневе я страшен. Не расскажете мне первому обо всем, когда дело выяснится, — пеняйте на себя.

Бони и Уэллс выбрали у Изгороди открытое со всех сторон местечко, чтобы издалека видеть любого, кто попытался бы приблизиться. Здесь Уэллс передал Бони привезенный пакет. Усевшись на корточки, Бони внимательно изучил его содержимое, потом поднял взгляд на Уэллса. Его синие глаза светились радостью.

— Это может стать недостающим звеном в цепи. Должно стать!

— Мы-то, во всяком случае, просто убеждены в этом, — сказал Уэллс. — Что вы собираетесь теперь предпринять, Бонапарт?

— Прежде всего, — задумчиво сказал Бони, все еще сидя на корточках, — я оповещу Ньютона о своей отставке. Потом пойду к Леввею и поговорю о работе, которую он мне предлагал. Я убежден, что интересующее меня лицо находится на Лейк-Фроум-Стейшн, а не в Квинамби и не у Изгороди. Я позабочусь, чтобы мое намерение стало известно повсюду, и те, кто боится, как бы я до чего не докопался, сами выпорхнули на меня, как мотылек на огонь свечи. Ну а там — видно будет. Во всяком случае, сидеть сложа руки и ждать у моря погоды я себе позволить не могу — очень уж это будет бросаться в глаза каждому.

Он рывком поднялся.

— А теперь, Уэллс, мне хотелось бы, чтобы вы сделали для меня вот что...

Когда они снова пришли в лагерь, Уэллс сообщил, что после обеда должен уезжать и, пожалуй, будет лучше, если Ньютон последует его примеру.

— Заметь кто-нибудь случайно, что у вас визитеры, и все может поломаться, — сказал Уэллс, прощаясь с Бони. — Особенно, если увидят меня. Могут решить, будто я — ваш начальник.

— О"кей, — кивнул Бони.

Ньютон допил чай и вопросительно взглянул на Бони.

— Полагаю, вряд ли имеет смысл спрашивать, что должна означать вся эта таинственность?

— Уж это точно — никакого смысла, — рассмеялся Бони, глядя как оба садятся на коней. — Но, пользуясь присутствием свидетеля, я хотел бы заявить вам, что с этого момента я больше не фэнсер у этой, чтоб ей ни дна, ни покрышки, Изгороди. Мне очень жаль, что я слишком сократил срок подачи такого заявления, зато, с другой стороны, я ведь не прошу вас о выдаче аттестации. (В Австралии (и вообще на Западе) при намерении уйти с работы наемный рабочий заявляет о своем желании заблаговременно и обязательно в присутствии свидетеля. Так, моряк должен сделать это не позже, чем за сутки перед приходом в порт.)

— Еще чего! — заворчал Ньютон. — Бросает меня на произвол судьбы и еще имеет нахальство упоминать об аттестации! И о чем вы только думаете? А налети вдруг на нас снова песчаная буря?

— Выше голову! — невозмутимо сказал Бони. — В конце концов все утрясется и придет в порядок. Слушайте, Фред: когда все кончится, приглашаю вас в Брокен-Хилл на кружку пива, и тогда я расскажу вам всю эту историю, как есть.

Он долго смотрел вслед обоим всадникам, и его снова охватило тоскливое чувство одиночества. Сколько еще рискованных шагов предстоит сделать, сколько опасностей преодолеть, прежде чем преступление будет окончательно распутано и будет можно брать убийц.

На другой день Бони посетил Нуггета.

— Ну вот, я таки выложил Ньютону все, что думаю, побросал всю его амуницию и не останусь больше ни одной минуты у этой клятой Изгороди, — объяснил он. — У меня накопилось целое ведро всяких обид и жалоб, а уж Каланча своим побегом прямо-таки переполнил его. Плевать я теперь хотел на эту Изгородь!

— Хорошая идея, Эд, — сказал Нуггет. — Признаться, я никогда не мог понять, что тебя здесь держит. Это же самый дерьмовый участок на всей Изгороди. На кой дьявол она сдалась такому человеку, как ты?

Нуггет, похоже, был в отличном настроении.

— Да, работенка была не из прелестных. И плата — тоже не фонтан. Навещу-ка я, пожалуй, в воскресенье Левея вечерком. В это время он, наверное, дома?

— Представления не имею, — сказал Нуггет. — Я вообще о нем мало знаю. А почему бы тебе не пойти к Джонсу? Он мог бы связаться с Леввеем по радио и предупредить.

— Дельная мысль, — признался Бони. — Я так и поступлю. А что с Каланчой, так и не объявился?

— А его не видел, — ответил Нуггет.

— Ну ладно, Нуггет. Пока!

— До скорого, — сумрачно буркнул тот.

Затем Бони разыскал коммандера в отставке Джонса.

— Работает еще ваша рация? — спросил он.

— Да, — подтвердил Джонс. — Что, сообщение какое-нибудь надо передать?

— Не в службу, а в дружбу, — сказал Бони, — если будете сегодня говорить с Леввеем, скажите ему, пожалуйста, что в воскресенье вечером я приду на Лейк-Фроум-Стейшн и очень хочу с ним поговорить. Я рассчитался с Изгородью, а он, как я слышал, ищет пастуха.

Бони говорил очень громко. Он надеялся, что слова его слышат и другие, особенно Лаки, моющий рядом грузовик. Когда же Джонс и Бони подошли к садовой калитке, инспектор добавил тихонько:

— Но больше — ни слова. Вам понятно?

— Не сомневайтесь, — пообещал Джонс. — Я скажу слово в слово, что вы мне поручили, и ни звука больше. О"кей?

— Договорились, — сказал Бони.

Бони решил, что для вылазки на Лейк-Фроум-Стейшн Кошмар — идеальный спутник. Верблюд в этой местности был как дома.

Кошмар бежал неспешным, мерным аллюром. Миновав Изгородь и отливающий серебром «Колодец 10», он понесся враскачку по равнине, казалось, вовсе не чувствуя усталости. Бони был настороже и, остерегаясь западни, далеко объезжал встречные рощи и перелески. Но все дышало покоем, ни малейшего намека на опасность. «Вот он, случай проверить правильность моей теории», — подумал Бони.

Для его замысла очень важно прибыть на центральную усадьбу Лейк-Фроум лишь после захода солнца, в темноте, однако Леввей о его приезде был извещен. Поэтому Бони хотелось, чтобы о его намерении посетить Леввея воскресным вечером знали все, кто, по его мнению, имел отношение к странным событиям последних недель.

Чем ближе к цели, тем сильнее напрягались нервы. Скоро, очень скоро выяснится наконец, прав ли он или с треском опозорился на всю жизнь.

Вынырнули из сумерек крайние домики Лейк-Фроум, и Бони разом подтянулся, никаких сомнений и в помине не осталось. В хозяйском доме горел свет. Инспектор усилил бдительность, чутко вслушиваясь в каждый шорох. Кошмар проявлял явную нервозность, дважды останавливался, никак не соглашаясь продвинуться вперед хотя бы на шаг. Бони добром было попытался уговорить его, но верблюд стоял на своем и тронулся, хоть и с большой неохотой, лишь после крепких ударов каблуками в бока.

К немалому удивлению инспектора, в загонах не было видно ни единого бычка. «Впрочем, и на всем пятидесятимильном пути от «Колодца 10» до центральной усадьбы тоже ни одного не попалось, — размышлял он. — Очень уж как-то это необычно».

Так и не разобравшись в своих подозрениях, Бони привязал Кошмара к столбу и направился к дому.

Как принято на скотоводческих фермах, Бони прошел к задней двери, ведущей в кухню. Он постучался, и через несколько секунд в дверях показался Леввей. За накрытым кухонным столом сидела его жена. Супруги ужинали.

— Хеллоу, Эд, — сказал Леввей. — Входите. А ты пойди-ка, побудь пока в комнате, — обратился он к жене. — Мы тут с Эдом немного потолкуем.

— Спасибо, мистер Леввей, — поблагодарил Бони. — Я насчет работы, которую вы мне предлагали. С Изгородью я рассчитался.

Леввей ощупал инспектора глазами, потом вдруг подошел к двери, в которую вышла его жена, и повернул ключ.

— Не хочу, чтобы нам помешали, — извинился он. — Моя жена иной раз проявляет излишнее любопытство. Стоит ей услышать, о чем здесь говорят, сразу же все ее племя будет знать.

— Понятно, — сказал Бони. — Так вот, значит, я ищу работу. За скотом ходить я умею. Только не вместе с Каланчой Кентом, на тот случай, если он здесь — заранее хочу внести ясность. Этот подонок задал стрекача и взвалил на меня всю работу у Изгороди.

— В самом деле? — буркнул Леввей. — А как насчет вашей теории о том, что случилось с Мэйдстоуном? Вы ведь намекали мне уже на некоторые обстоятельства. Придумали что-нибудь новенькое?

— Да, есть и еще несколько версий, — ответил Бони. — Знаете, когда в одиночку все время торчишь у Изгороди и не видишь никого, кроме верблюдов, тебя обуревают всякие мысли. Я полагаю, что Мэйдстоун был у «Колодца 10» как раз в то самое время, когда угонщики поили там скот или своих лошадей. Далее, я думаю, что Мэйдстоун сделал два снимка лошадей на водопое со вспышкой. И при этом случайно снял и парней, что сидели на них. Однако кому-то, похоже, это не понравилось, и тогда этот кто-то, долго не думая, застрелил мистера Мэйдстоуна.

Глаза Леввея сжались в узенькие щелки.

— Очень интересная теория, Эд,— проворчал он. — Что-то очень уж настойчиво для фэнсера интересуетесь вы судьбой этого Мэйдстоуна. До меня дошли слухи, будто черные в Квинамби даже держат вас за фараона. Может, скажете что-нибудь по этому поводу?

Оба они сели. Бони откинулся в кресле, зевнул и заложил ладони за затылок, успев взглянуть при этом на часы.

— Не знаю, право, можно ли меня называть полицейским, мистер Леввей, — невозмутимо сказал он. — Иной раз я не вижу простейших вещей, хотя они лежат под носом. Вы задали мне кучу вопросов — позвольте же и мне, в свою очередь, спросить вас кое о чем: как давно вы уже служите управляющим Лейк-Фроум?

— Я не знаю зачем вам, собственно, это нужно, Эд, — пожал плечами Леввей, — но отвечу: я здесь уже шесть месяцев. А теперь мне хотелось бы знать, зачем вам, коли вы полицейский, — а я почти не сомневаюсь, — что это так понадобилось искать у меня работу?

— Ну что же, отвечу и я, — сказал Бони. — Я знал Мэйдстоуна по Сиднею, и он рассказывал мне как-то, что вы его хороший друг. И я подумал, что вас-то он уж непременно посетит, чтобы поглядеть, как идут дела.

— Что вы хотите этим сказать, Эд? — прохрипел Леввей, медленно поднимаясь со стула.

— Только то, — отчеканил Бони, — что Джонс уведомил вас по радио, что Мэйдстоун, следуя вашему приглашению, собирается навестить вас на ферме Лейк-Фроум. Согласитесь, посылать кого-то с приказанием застрелить учителя — довольно странный ответ на гостеприимство, оказанное вам в Колларое. О нет! Только, пожалуйста, без этого! — крикнул Бони, увидев, что Леввей тянется за стоявшим в углу ружьем. В руках у инспектора мгновенно оказался револьвер.

— Лучше сядьте-ка поудобнее, мистер Леввей, чтобы мы могли продолжить нашу интересную беседу.

— Я слабо верю, что наша беседа будет долгой, — сказал Леввей. — Оглянитесь-ка!

— Ветхозаветный трюк! — ухмыльнулся Бони. — Я на него еще не разу не попадался.

— А на этот раз попался, настырный фараон! — услышал Бони голос за своей спиной.

Это был Нуггет.

— А ну, живо бросай револьвер! — продолжал черный. — Он тебе больше не понадобится. Посмотри сюда, видишь, у меня опять мой «винчестер».

Бони медленно разжал пальцы, револьвер упал на пол.

— Знатную западню вы мне устроили, — пробормотал он, поднимая руки вверх.

— Да уж, западня вышла что надо, — съязвил Леввей. — И вы точнехонько в нее влетели. А теперь, если хотите, мы можем показать вам, где похоронен настоящий Джек Леввей. Наверняка выроем рядышком еще одну могилку. А там, глядишь, и поставим над ней даже небольшой красивый крест — в память о фараоне, считавшем себя ужасно умным.

— Я до сих пор все еще не знаю, что же здесь, собственно, произошло, — сказал Бони. — Не иначе как вы вместе с Нуггетом организовали угон скота?

— Вот в этом вы, в виде исключения, совершенно правы, — ответил Леввей. — Кому охота корячиться здесь, в глуши Внутренней Австралии, за несколько вшивых фунтов! А убойный скот везде с руками отрывают. Двадцать фунтов за голову — и никто не задает никаких вопросов. Два последних стада, которых мы здесь закосили, были по три сотни бычков. Триста голов по двадцать фунтов. Подсчитайте-ка, каков прибыток! Еще несколько месяцев, и можно отсюда мотать. Пусть потом, кому интересно, ломают себе головы, что же здесь произошло?

— Как вы убрали Леввея? — спросил инспектор Бонапарт.

— Ему не повезло на пути в Лейк-Фроум, — осклабился Нуггет. — Кто-то охотился на кенгуру и нечаянно его подстрелил.

— Вы заблуждаетесь, считая, что это я послал кого-то с

поручением застрелить Мэйдстоуна, — пояснил мужчина, живущий на ферме Лейк-Фроум под именем Леввея. — Мэйдстоун сам доконал себя. Да, конечно, он сфотографировал меня и Нуггета, когда мы поили коней. Только трагедия-то разыгралась вовсе не из-за этого. Все кончи лось бы миром. Ну вот когда я ему представился Леввеем, он разинул свой большой рот и заорал: «Вы не Леввей. Я знаю Леввея по Колларою». Что мне, скажите, оставалось? Ничего другого, только убрать его. А теперь придется кон чить и вас. И никто ничего не узнает. Впрочем, долго-то мы здесь все равно не задержимся.

— А есть еще кто из знакомых в вашей шайке? — пожелал узнать Бони. — Каланча Кент, к примеру?

— Считайте, что это последний вопрос, — проворчал мнимый Джек Леввей. — Ночь-то уже кончается. Так вот, отвечаю: нет. Только мы двое в доле. Каланче осточертела работа у Изгороди, и он получил от нас пару фунтов за маленькую услугу: выманить вас с вашего участка. Кроме того, он спит и видит войти к Нуггету в семью. Нуггет сказал ему, будто все это только шутка, чтобы доказать зазнайке-полицейскому, какой он на самом деле раззява. Нет, дела я проворачиваю только с Нуггетом. А Нуггет нанялся работать у Изгороди, чтобы в любое время быть на месте. Нуггет имеет большое влияние на або, он ведь и сам принадлежит к племени. А я стал управляющим. Ведь Леввея здесь никто в лицо не знал. Писать же подробный отчет скотоводческой компании управляющему полагалось не ранее, чем через полгода. Так что у нас было время в запасе. Мы, как говорится, полностью обвеховались, пустили даже слух, что Нуггет сам не свой насчет оружия и стрельбу любит больше, чем виски. И он действительно при каждом удобном и неудобном случае упражнялся в своем любимом спорте. Так, Нуггет?

— Вы только усугубляете свою вину, — увещевал их Бони. — Вы же отлично знаете, вчистую вам все равно не выпутаться.

— Ерунда! Мы здесь не задержимся. Нам только бычков сбыть, что мы угнали с Квинамби, а потом ищи-свищи!

«Да где же они? Видимо, что-то не сработало», — подумал Бони, отчаянно пытаясь хоть как-то выиграть время.

— Вы должны еще раз все хорошенько взвесить, чтобы после не раскаиваться. Удайся вам даже устрекнуть за границу — за убийство полицейского вас выдадут из любой страны.

— Ну, о нас-то заботиться не надо, — глумливо ухмыльнулся лже-Леввей. — Для этого еще надо нас найти.

Бони охватило чувство, что он бывал уже в подобной опасной ситуации, только никак не мог вспомнить, когда это было. От неуемной жажды действовать он совсем упустил из виду, что и самый тщательно обдуманный план может сорваться из-за каких-то непредвиденных случайностей.

— А ну давай вперед! — грубо приказал Нуггет.

Медленно переставляя ноги, Бони вышел на улицу.

Нуггет и Леввей следовали за ним. Пройдя метров двадцать, Бони остановился, притворяясь, будто не знает, в какую сторону дальше идти.

— Пошел, пошел! — Нуггет ткнул инспектора стволом в спину.

И тут события закувыркались, как в калейдоскопе. Бони ощутил короткий, но сильный удар в левое плечо и упал, растянувшись во весь рост на дорожке. Следовавший за ним Нуггет со всего размаха тяжело грохнулся на землю, ружье его отлетело далеко в сторону. Бони оперся на локти и осторожно оглянулся. В полоске света, падавшего из раскрытой кухонной двери, он увидел Леввея. Он длинными прыжками несся к спасительной двери, преследуемый гигантской, яростно ревущей тенью. Теперь Бони сообразил, что случилось. То ли он некрепко привязал Кошмара, то ли тот сам сумел освободиться и теперь впал в неистовство. Вытянув шею, широко разинув пасть, верблюд штурмовал дверь, за которой успел в последний момент спастись лже-Леввей.

Сильные руки схватили Бони и поставили его на ноги.

— Очень сожалею, что мы немного задержались, — сказал Уэллс. — Мы сбились с дороги и угодили в бархан. Что здесь произошло?

— Быстро! — крикнул Бони. — Там лежит Нуггет. В наручники его, а потом — к главному входу!

Из темноты вынырнули двое констеблей, схватили полубеспамятного Нуггета, рывком подняли с земли и, толкая перед собой, устремились к главному входу хозяйского дома. Остальные побежали за ними. В холле, притаившись, сидела на корточках миссис Леввей.

— Оставайтесь здесь с Нуггетом, возле миссис Леввей, — приказал констеблям Бони.

Еще несколько секунд — и вот она, кухонная дверь. Дверь была заперта изнутри, но Бони и Уэллс дружно навалились на нее, и она недолго сопротивлялась натиску.

Странная картина предстала их взорам. Леввей от страха втиснулся в узкую щель за кухонным шкафом. Как ему это удалось, оставалось только удивляться. Он так растерялся, что даже не подумал отпереть дверь и спрятаться где-нибудь в доме.

Кошмар впечатался своим огромным телом в дверную раму, но протиснуться в кухню все же никак не мог. Однако он доставал мордой до стола и теперь преспокойно дожевывал оставшийся после ужина хлеб.

На Леввея и Нуггета надели наручники, Кошмара отвели в конюшню и надежно заперли, чтобы он снова не вырвался, и лишь после этого Бони излил всю досаду.

— Вы очень поздно явились, — напустился он на Уэллса. — Еще немного, и вы смогли бы принять участие разве в моих похоронах.

Лицо Уэллса вытянулось.

— Я ведь уже пытался вам объяснить, — лепетал он. — Дорогу различить очень трудно. Мы сбились с тропы и угодили в бархан. Машина завязла вмертвую. Последние несколько миль мы бежали.

— То-то мне все время слышалось, будто где-то вдалеке гром гремит. А это был, оказывается, всего лишь топот шести пар полицейских сапог!

Уэллс облегченно осклабился. Слава Богу, инспектор Бонапарт воспринимает происшедшее с юмором!

— С Леввея и Нуггета глаз не спускать! — приказал Бони вошедшему в дом констеблю. — Ни на секунду не

расслабляться! Не доверяю я здешним аборигенам. Мы переночуем здесь и тронемся в путь рано утром. Охранять арестованных будем посменно.

— Есть, инспектор, — ответил констебль. — А когда мне пристрелить верблюда?

— Эй-эй, что это вы задумали? — оторопел Бони.

— Пристрелить верблюда, — повторил констебль.

Бони, казалось, лишился языка: он стоял с раскрытым

ртом и не мог выдавить ни слова.

— Я рассказал о Кошмаре шеф-инспектору, — объяснил Уэллс. — Он уже слышал об этом верблюде и о том, как вы и Лаки целую ночь проторчали на дереве. Зверь опасен для общества и должен быть пристрелен.

— Этот верблюд спас мне жизнь. Если шеф-инспектору так уж непременно хочется, чтобы его убили, пусть сам при случае и пристрелит!

Уэллс и констебль обменялись беглыми взглядами, потом Уэллс подмигнул Бони.

— Во всяком случае, до завтрашнего утра ваш верблюд в безопасности, — сказал он. — А теперь отдохните-ка. На первую вахту при арестованных заступаю я.

Незадолго перед рассветом Бони проснулся. Не вставая с дивана, он еще раз мысленно прокрутил все события прошлого вечера. Вдруг он торопливо натянул сапоги и тихонько вышел на улицу. В шесть часов, когда констебль пришел будить его, он был на месте и, казалось, крепко спал.

После завтрака снарядились в дорогу. Высвободили всем миром застрявший в бархане грузовик. Уэллс терпеливо выждал, пока Бони не отошел подальше, и потихоньку отдал одному из констеблей какой-то приказ. Тот взял ружье и ушел. Однако спустя минуту вернулся обратно.

— Верблюд исчез, — доложил он взволнованно. — И дверь в конюшне настежь. Верблюда нигде не видно.

— Смех да и только! — пробурчал Бони. — Не иначе как здешние аборигены выпустили его на свободу.

— Гм-м-м! — Уэллс с подозрением глянул на Бони. — Шеф-инспектор, безусловно, поинтересуется, что я думаю по этому поводу. Что же мне ему сказать?

— Ах, откуда я знаю? — невозмутимо спросил Бони. — Я же, к примеру, не собираюсь докладывать, что еще чуть-чуть, и государству пришлось бы выплачивать моей жене вдовью пенсию.

18

Три недели спустя Бони встретился в Брокен-Хилле с Ньютоном. Леввей и Нуггет были обвинены в групповом убийстве и находились в предварительном заключении.

Каланча Кент — инспектор Бонапарт был в этом убежден — никакого участия в их махинациях не принимал. Он только завлек Бони на другой участок Изгороди.

Большую часть украденного скота удалось у скупщиков изъять. Тем, кто забить бычков не успел, пришлось, к своему удивлению, услышать, что никаким правом собственности на них они не обладают, поскольку речь идет о краденом имуществе.

Джонс распорядился немедленно продать украденный скот на месте, чтобы не гнать стадо обратно в Квинамби. Однако прежде чем отправиться на юг, они с Бони хорошенько пробрали вождя Мозеса и всех мужчин его племени. После этого черные поспешно откочевали из Квинамби в неизвестном направлении.

Поначалу Бони собирался предъявить Лаки и Чарли Бесноватому обвинение в соучастии в убийстве Мэйдстоуна, но потом отказался. Расследование показало, что Нуггет обеспечил себе помощь племени, снабжая черных табаком, ружьями и деньгами, на которые те могли покупать у сирийского коробейника что пожелают. Нуггет оказался хитрее тех, кто поставлял або алкоголь, ибо отлично знал, что это неотвратимо ведет к крупным осложнениям со службой охраны прав аборигенов. Далее выяснилось, что Нуггет был зятем Старого Мозеса и подстрекал его атаковать Бони.

Ньютон заказал две кружки пива и подвел Бони к столику, стоявшему в тихом уголке гостиничного холла, где можно без помех поговорить.

— Итак, дружище, — сказал смотритель, — меня просто сжигает природное любопытство. И потом, вы, по чести сказать, задолжали мне преизрядно. Взять хотя бы вашу работу у Изгороди. Вас, абсолютно неопытного парня, я поставил на самый важнейший участок! Наведу ли я там теперь когда-нибудь снова должный порядок, одному Господу ведомо. Вот и давайте выкладывайте мне теперь за это всю историю как есть, с самого начала!

— Ну, положим, до судебного процесса всем об этом рассказывать я просто не имею права, — рассмеялся Бони. — С другой стороны, я и в самом деле ваш большой должник. Но вынужден просить — обо всем, что я вам сей час расскажу, тут же забыть.

Они подняли кружки и выпили.

— Прежде всего вот что: настоящее имя Леввея — Грэм. Над ним висит подозрение в краже в Риверине, в Новом Южном Уэльсе. Однако не успели ему что-либо предъявить, как он исчез. Ушел с концами, решив затеряться в австралийской глубинке. Там он быстро сориентировался и пришел к выводу, что ему надо жить с аборигенским племенем, тогда-то уж его точно никто не сможет найти. В конце концов, он остановил выбор на племени, живущем близ Квинамби, но тогда обитавшем в другой местности. Он взял в жены лубру и, живя среди або, познакомился с Нуггетом. Нуггет хорошо знал обо всем творившемся на ферме Лейк-Фроум, потому как долго там работал. Ему-то и было известно, что коммандер Джонс по части скотоводства ни малейшего опыта не имеет. Нуггет рассказал Леввею об уединенной ферме Лейк-Фроум и что управляющий на такой скотоводческой ферме — сам себе царь и господин. И тогда Леввею пришла в голову идея, что он может провернуть здесь лучшую операцию всей своей жизни.

— Леввей — или, лучше, Грэм — должно быть, отличный организатор. Надо же, как основательно ко всему подготовился!

— Разумеется, — согласился Бони — Однако спокойно называйте его и дальше Леввеем. Так проще. Прежде всего он воспользовался тем обстоятельством, что возле Лейк-Фроум завелся дикий верблюд. Он позаботился, чтобы по округе пошли идиотские истории о Лейк-Фроумском Кошмаре и таким способом отвадил от этой местности всех черных, бывать там отважились только те, кто был ему нужен и кому он доверял. Чем меньше людей бродит возле Лейк-Фроум, тем лучше. Слухи о Кошмаре все больше раздувались, и, в конце концов, ни один або из чужого племени уже не решался заходить в эти места, да и немногие белые если и проезжали там, то только днем и с крайней осторожностью.

— А что, идея, если разобраться, смелая, — сказал Ньютон. — А как же Леввей сумел выдать себя за нового

управляющего, да так, что никто ничего не заметил?

— Так ведь ни один человек в округе нового управляющего знать не знал! — возразил Бони. — Кроме того, Леввей умел управлять фермой и в скотоводстве разбирался. Надо было только своевременно аккуратненько устранить настоящего нового управляющего. Никаких иных возможностей, кроме как убить беднягу, к сожалению, не нашлось. И убийство произошло. Совершил его Нуггет. Без малейших угрызений совести. Леввею оставалось только объявиться в нужное время и представиться соседям новым управляющим. Аборигены в округе Квинамби обосновались задолго до этого и уже прочно здесь обжились. Нуггет сумел устроиться на должность фэнсера, и, когда в конце концов Леввей всплыл как новый управляющий, они смогли обделывать дела, какие прежде им и не снились. Долго эта история, разумеется, тянуться не могла, несомненно, должен же был кто-то заняться наведением справок о подлинном Леввее, почему-то не подававшем о себе никаких вестей. Счастье еще, что он не был женат и не имел близких родственников. Со всеми работами на скотоводческой ферме лже-Леввей управлялся без затруднений. Обычные короткие донесения в Компанию он отстукивал на пишущей машинке. В бюро он нашел копии прежней служебной переписки. У людей из скотоводческой Компании не возникло ни малейших подозрений. Но, по несчастливому стечению обстоятельств, в эту забытую Богом местность занесло Эрика Мэйдстоуна. Истинный Леввей сказал ему, что принимает пост управляющего фермой Лейк-Фроум, и учитель решил навестить его по ходу своих фотоохотничьих скитаний. Когда Джонс во время традиционных вечерних переговоров по радио известил Леввея о предстоящем визите, это подействовало на того как взрыв бомбы. Мэйдстоун не только знал подлинного Леввея, но и был уже на пути в Лейк-Фроум. Леввей и Нуггет, посовещавшись, рассудили, что самое лучшее, пожалуй, чтобы Леввея попросту не оказалось дома. Они решили воспользоваться случаем и угнать той ночью из Квинамби скот. Они не сомневалась, что к этому времени Мэйдстоун давно уже миновал «Колодец 10». Однако случаю было угодно, чтобы они столкнулись там с учителем, и, мало того, Мэйдстоун еще к тому же успел сделать у колодезного озера два снимка с фотовспышкой, на которые попали и Леввей с Нуггетом. И на этих же снимках были видны бычки Джонса! Отогнав скот подальше, оба негодяя решили, что Мэйдстоуна необходимо убрать. Нуггет вернулся и застрелил его.

— Ничего себе! — задумчиво протянул Ньютон. — Да они просто ненормальные. Надо же, возомнили, что смогут обвести всех вокруг пальца и преспокойно улизнуть!

— Как сказать, — пожал плечами Бони. — Ведь на этой операции они очень хорошо заработали. Еще немного, и у Леввея было бы достаточно денег, чтобы безбедно жить за границей. А на Нуггета и вовсе бы никаких подозрений не пало. Проработал бы еще несколько месяцев у Изгороди, чтобы не возбуждать подозрений, а потом просто-напросто перекочевал бы куда подальше. Вы же сами видели: еще немного, и планы этих подонков исполнились бы.

— Это-то мне, конечно, ясно, — сказал Ньютон. — Но как же вы все это распутали?

— Да вот, пришлось пораскинуть мозгами, — улыбнулся Бони. — Прежде всего, мне стало ясно, что Мэйдстоун был у «Колодца 10» в то же самое время, что и угонщики скота. Установил я и то, что он использовал две лампы-вспышки, а пленки с соответствующими снимками не было. На правильный след меня навел Джонс: он упомянул, что Мэйдстоун говорил о своем знакомстве с Леввеем. А еще я выяснил, что Нуггет и Леввей, оказывается, хорошие друзья. Нуггет был единственным, кто пользовался влиянием на аборигенов Квинамби, и, стало быть, мог натравить их на меня. И один лишь Нуггет мог передавать черным информацию о моих трудах у Изгороди. И с Леввеем он обо мне весьма обстоятельно поговорил, это тоже не ушло от моего внимания. А момент, выбранный, чтобы предложить мне работу? Не может же быть, что и здесь тоже — всего лишь случайность! Они заметили, что я повис у них на хвосте. Терять им было нечего: они уже убрали двоих парней, так что убить еще одного для них проблемы не составляло.

— А когда вы с инспектором Уэллсом разговаривали у Изгороди, а я готовил обед, вы, должно быть, операцию на Лейк-Фроум обсуждали?

— Совершенно верно, — подтвердил Бони. — Но Уэллс угодил с машиной в бархан, и, не вмешайся в наши игры карающей Немезидой мой приемыш Лейк-Фроумский Кошмар, не сидеть бы мне сегодня здесь с вами и не пить доброе пиво.

— Вот, значит, как оно было, — сказал Ньютон. — И все же непонятно, почему Кошмар долгое время ведет себя вполне нормально, а потом вдруг словно бес в него вселяется? Ведь всякий раз, как я вас посещал, зверюга был кротким и послушным.

— Тут у меня своя версия, — ответил Бони. — Я уверен, что Нуггет и Леввей поймали когда-то этого верблюда и мучили, чтобы сделать из него злобное чудовище, надеясь с его помощью избавиться от нежелательных визитеров. Вы же знаете, что Кошмар первым делом набрасывался на або и метисов — сперва на Лаки, потом на Нуггета. Он постоянно беспокоился и нервничал, стоило поблизости объявиться Нуггету. Потому я полагаю, что Нуггет когда-то вдоволь поиздевался над верблюдом. Начальник брокенхилльской полиции был слегка раздосадован, узнав, что Кошмар все еще держит в страхе округу. Вы ведь слышали, наверное, что ему каким-то непонятным образом удалось сбежать?

Бони с невинным видом уставился на Ньютона.

Ньютон отхлебнул пива и поперхнулся. Хотел что-то сказать, но раздумал и допил до конца. Бони тут же снова наполнил кружки.

— А теперь мне хотелось бы поведать вам еще кое о чем, что вас, конечно, обрадует, — продолжил Бони свой рассказ. — Я боялся, что песок от вашей, будь она проклята, Изгороди навеки застрянет у меня во рту. А этот гнусный западный ветрище иссушил горло, я охрип и уж было поверил, что придется хрипеть по гроб жизни. Но вот мы сидим с вами за столиком, и я чувствую, что в горле у меня не так уж сухо, и песок на зубах уже почти не скрипит.

Ньютон ухмыльнулся и поднял кружку:

— За это надо выпить: за самую прекрасную Изгородь в австралийском буше и за Лейк-Фроумского Кошмара.

Артур У.Апфилд, австралийский писатель Перевод Н. Вокам