Журнал «Вокруг Света» №08 за 1994 год

В Беломорье за белухой

Из записок студента

Бортовой крытый грузовик, мчащийся по оледеневшей дороге, а в нем — десять скрючившихся от холода людей. Это наша экспедиция. Ее задача — поимка морских млекопитающих, белух и тюленей, для океанариумов страны. Назначение — Белое море, побережье Кольского полуострова, устье реки Варзуги. Там нас ожидает встреча с Поморьем, краем безбрежной лесотундры, краем оленей и морских птиц. Там студеное море, пахнущее рыбой и чистым снегом. Там земли людей, чья жизнь издревле была сплетена с природой. Воображение рисует смолящиеся свежей сосной баркасы, полыхающие краски неба, крики чаек и крачек, протяжные, словно песни людей Севера. «За Полярным кругом снег, белый, белый, белый» — приходит на память, но разум подсказывает, что на самом деле я обманываю себя, ибо все в мире меняется и зачастую разочаровывает мечтателя будничной серостью. В том числе и Север — каким он встретит нас?

Но мои спутники ни о чем подобном не думают — они спят. Для них этот край давно уже стал привычным рабочим местом, романтика уступила место практике и здравому смыслу нужного дела. Вот кто-то проснулся и пытается прикурить. Но замерзшие пальцы с трудом слушаются его. На помощь приходят спирт и проклятия в адрес холодрыги. Ага! Вот теперь получилось.

Погода тем временем меняется. Снег кончился. Выглянула луна, и с моря потянуло туманом. Поколебавшись, встала как призрак бледная лунная радуга. В ее свете силуэты низкорослых сосен, мелькающих по сторонам, выглядят нереально.

Наконец сон побеждает холод, и я засыпаю. Слышу только, как колеса машины вгрызаются в мерзлоту грунтовки, в такт им бьется о борт плохо привязанная бочка с бензином. Завтра будет новый день, и утро обязательно принесет что-нибудь новое. Мне снится теплое, не по-северному теплое море...

Светлое морозное утро наполнило пространство. Я распахиваю дверь, и оно вместе со свежим ветром и собачьим лаем врывается в барак. Наверху слышны шутки и смех, шумит печь, фырчит на огне каша, грохочет снаряжение, но меня привлекает блестящий мир снаружи. Иней поздней осени разлит повсюду. Я решаю осмотреть окрестности, и собаки сопровождают меня.

Удивительное впечатление производит поселок Кузомень. С одной стороны — бескрайняя тундра, с другой — море, с третьей — река. Живи и радуйся, казалось бы. Но радостной и кипучей жизни нет. Обычная беда Севера — поселок умирает. Взгляд падает на четвертую сторону и утыкается в заброшенные дома, в пустые глазницы школы-интерната. Когда-то там шумели голоса детворы, а сейчас играет ветер. Чуть в стороне взлетная полоса на песке, рядом поморское кладбище. Огромные трехметровые кресты, высятся на песчаных дюнах. Каждый холм — своего рода мавзолей отдельной семьи. Действительно, как оказалось, все коренные жители поселка принадлежат к трем древним родам, его основавшим. Всего три холма. Высота же крестов как нельзя более кстати — иначе песок давно бы засыпал и скрыл их. Песок... Целое пространство шелестящего на ветру песка. Он то спокоен, то змеится по ветру, то крутится в черном урагане настоящей песчаной бури. Песок в тундре известно откуда — неумеренный выпас оленей. Тысячи копыт быстро сделали свое дело — тундры не стало, вместо нее раскинулась бесплодная пустыня. Старики еще помнят, как вырубали мелкую северную березу. Вырубали, чтобы в ней не путались оленята. Что поделать, раньше на Севере колхозов не было, оленей не пасли — их гоняли. Эх-эх-эх... Ну кто бы мог подумать? Позже песок пытались остановить — длиннющая деревянная загородь тянется на несколько километров «Великой Китайской стеной» человеческой глупости. Песок прошел и не остановился. Об этом печальном опыте давно уже было известно на примере Сахары и других пустынь. Но тот, кто это строил, — книжек не читал. И вот песчаный пятиметровый вал медленно катится в тундру, год за годом пожирая ее на своем пути. Теперь пытаются закрепить песок лесопосадками, начиная с края. Медленно растет лес, не верится в удачу.

Собачий лай отвлекает меня от грустных мыслей, и я возвращаюсь в поселок. На единственной улочке замечаю людей. В основном это старики, но есть и молодые. Они стекаются в одно место — в магазин. Сегодня пришла дора и привезла продукты — в магазине полно народу. Здесь что-то вроде клуба. Сюда приходят поболтать друг с другом, услышать свежие новости, поделиться планами на жизнь. Спрашивают и нас, откуда мы и зачем в такую глушь. Узнав, все усмехаются. Здесь скептически относятся к городским, в наш успех никто не верит, но помочь советом, похоже, готов каждый. Цены в магазине до безобразия низкие, а продавщица — на редкость умная и веселая. Процесс продажи для нее — целый ритуал. Она в курсе всех новостей — от качества рыбы до войны в Югославии, и я постепенно начинаю чувствовать себя последним дикарем.

Закупив необходимое, мы возвращаемся к бараку. Местные собаки плотной стеной следуют за нами. Целая свора разношерстных и разномастных, чистокровных и нечистокровных лаек за нашей спиной. Собаки Севера — особые. Редко бывает, чтобы они с веселым лаем бросались навстречу незнакомцу. С угрожающим — тоже не часто. Чаще всего они молча и неотступно идут следом, предостерегающе скаля зубы. Поневоле начинаешь чувствовать себя неуютно. У каждого дома — свои собаки, и они отлично знают свою территорию, свои обязанности. Не стоит опрометчиво посягать на их собственность...

Задорно виляя хвостами и щелкая зубами, псы сопровождают нас до самого дома. Мы заняли их территорию, их дом, это значит, что мы стали их хозяевами и они будут охранять нас, провожать на работу утром и встречать веселым лаем вечером. Только нас. Мы же не должны забывать об их желудках. Местная жизнь очень проста и понятна.

В бараке, где мы живем, находится и школа. Светлая, уютная комнатка, напомнившая мне о детстве. Учеников трое — два мальчика и девочка. Каждый день они с веселыми криками носятся в коридоре и играют в одну и ту же игру. Уже на третий день это режет слух, и хочется научить их чему-нибудь новому. Пытаюсь разговориться с ними, но они смущаются и убегают. Их учительница строга и красива. Она из местных. Училась в городе, вернулась в родные места. Вернутся ли сюда и эти трое детей, когда окончат три начальных класса?..

На следующий день мы наконец-то приступаем к работе. Лагерь устраиваем в самом устье реки. Как обычно и бывает в начале экспедиции, все полны энтузиазма и энергии. Надуваем спасательные плоты, оснащаем сеть, отлаживаем лодочный мотор. Чтобы подвязать груз к сети, нужно приладить тысячи веревочек; чтобы накачать плоты — сделать тысячи качков. Что и говорить — неувлекательная работа. То ли дело у собак. Вчера прошел шторм. Море выбросило на берег массу разной живности: морские звезды и ежи, водоросли, моллюски — нашим псам есть чем заняться. Покрывая морской песок цепочками следов, они носятся друг за другом, ссорясь из-за добычи. Я не уверен, что они будут все это есть, но радости у них — хоть отбавляй.

Тем временем белухи — объект нашей охоты — совсем рядом. Могучие и одновременно нелепые белоснежные исполины словно знают, что мы еще не готовы к охоте. То тут, то там в черно-синей воде перекатываются их белые спины. С громким фырканьем они подходят все ближе и ближе. Их манит в устье реки красная рыба. Но семга еще не пошла, и звери снова уходят в море. В бинокль мы насчитываем не менее двадцати особей — они держатся недалеко от устья.

Белуха — северный родственник дельфина. Всего их три вида. Этот, беломорский, не самый крупный — длина тела достигает четырех метров, а вес — полтонны. Они абсолютно белоснежные и лишены спинного плавника. В их движениях чувствуется мощь, и я с сомнением смотрю на наш невод и резиновые плоты.

Рядом с нами на песчаном мысу лежит заброшенный сейнер «Челекен». Полувросший во всепоглощающий песок, он скрипит порванными вантами и влечет меня таинственностью. Я подхожу ближе и ударяю ногой по корпусу. Раздается оглушительный грохот и плеск. Целая семья морских зайцев — лахтаков — прыгает в воду. Эти представители отряда настоящих тюленей всплывают на поверхность в ста метрах от берега и громким фырканьем высказывают свое неудовольствие. Ну конечно, корпус судна собирает крохи северного солнца, и они привыкли здесь греться. Если лень и безделье — первая черта характера морских зайцев, то вторая — любопытство. Они таращат из воды свои мордочки и следят за нами с такой бесцеремонной наглостью, что поневоле начинаешь злиться на них. Вдруг наши собаки вспугивают из-за нанесенного морем плавника настоящего зайца. Наполовину вылинявший .косой петляет по берегу и привлекает внимание лахтаков. Зайцы в море, зайцы на суше — это вызывает улыбки у уставших людей. Желание работать пропадает окончательно. Мы оставляем наблюдателя и едем домой.

Вечером в нашем жилище многолюдно. Очевидно, сегодня у местных день визитов. Сначала приходит лесник — очень приятный, образованный, бородатый человек. Течет неспешный разговор об урожае грибов и ягод, о лесной жизни, о прошлом и настоящем поселка и окрестных мест. Дав на прощание массу полезных советов, он уходит.

Приходит веселая толпа пьяного приезжего люда из соседнего поселка. Потоком льется озорная и добродушная нескончаемая болтовня. Надо сказать, что пить водку в здешних местах — это норма жизни. Этим веселым занятием занимается почти все население от мала до велика — лишь бы дорогу до дому не потерять. Гости весьма удивлены, что после рабочего дня мы еще не валяемся в стельку пьяными. Постепенно начинает выясняться, что они и мы — братаны, что рыба в реку ни хрена не идет, что затея наша — гиблая, что раньше на их родине жилось весело и богато, но и сейчас при наличии водки — не грустно. Выясняется между прочим и то, что, несмотря на изрядную «качку», все эти люди прекрасно знают и помнят историю своего края, в их словах чувствуется любовь к родным местам и ощущаются остатки былого, разудалого северо-русского духа. Дух западного предпринимательства, впрочем, тоже чувствуется. Такая смесь вполне понятна и немножко грустна. Веселые «братаны» уходят за полночь, наградив нас целой кучей полезных советов.

Снова стук в дверь — это зашла на огонек местная власть. Маленький человечек с красным носом и рацией — рыбинспектор. А трое верзил с модернизированными автоматами Калашникова — его команда. Гости сначала ведут себя бесцеремонно и властно, но после предложенной чашки чая оттаивают. Им даже становится неловко со своим железом на груди — они слегка смущены. Идет осторожная, напряженная беседа о том, что много развелось браконьеров, что красная рыба стоит, чтобы ее охранять (как-никак 12 долларов за килограмм), что рыбачить в реке, хоть и с удочкой, — не рекомендуется, а брать в руки даже осколки раковин северной жемчужницы не следует — можно и в тюрьму загреметь. Зато в озерах можешь рыбу хоть динамитом глушить, не запрещается. Окунь, щука — разве это рыба? Напоследок выясняется, что у нас документы на отлов не в порядке. Ячея на сети слишком мелкая. А сами мы слегка смахиваем на браконьеров...

Назавтра я и начальник экспедиции едем в поселок Варзуга — умасливать северную бюрократию.

Несомненно, главная достопримечательность поселка, куда мы приехали на рассвете, его церковь. Деревянная церковь XVII века — одна из немногих, сохранившихся на Терском берегу. Ее высота почти 20 метров, и хоть конструкция, что называется, не без гвоздя, ее внешний вид поражает искусной работой старых мастеров. Когда-то, должно быть, она была центром, к которому стекались люди со всех окрестных деревень, селений, рыбацких стойбищ. Сейчас же здесь пыльный и не слишком богатый музей.

Я стою на берегу и вижу, что за ночь река на тихом деревенском плесе покрылась первым льдом, и теперь, чтобы переплыть на другую сторону, нужно продолбить проход во льду. Местная детвора не может попасть в школу, стоящую на противоположном берегу, и пока здоровенный мужик в длинной узкой лодке — «ветке» прорубает им дорогу к знаниям, они развлекаются тем, что играют в северный кегельбан. Берут гальки и со свистом запускают их по льду. Лед гладкий, как зеркало, и гальки долго, посвистывая, несутся по нему. Между прочим, говорят, что здешний председатель победил на выборах лишь благодаря тому, что обещал построить мост. Но на Севере спешить не любят — моста нет и до сих пор.

Обратную дорогу до базового лагеря мы решили пройти по реке на резиновой трехместной лодке. На этом двадцатипятикилометровом отрезке нам должны встретиться довольно крупные пороги, нанесенные на карту. Это нас привлекает — мы рассчитываем вернуться к вечеру. Старожилы не советуют этого делать, говорят, что реку к вечеру может полностью сковать лед. Но мы на удивление безрассудны, и секундой позже лодка уже скользит вниз по течению.

Пока мой спутник, начальник экспедиции, созерцает окружающую природу, я замечаю, что в небе светят три солнца. Наблюдение за этим довольно редким оптическим эффектом в прошлом году стоило мне сломанной ноги на Эльбрусе. Вот и сейчас, зазевавшись, мы едва не прозевали первый порог. В последний момент я выравниваю лодку, и она врывается в мешанину воды, пены и камней. Прохождение порогов на горных реках — одно из моих любимейших занятий, и я целиком ухожу в работу. Здешние пороги не сложны.

Проносясь мимо очередного порога, замечаем с правой стороны на редкость аккуратные новенькие домики. Они совсем не похожи на старые избы местных жителей. Надпись на английском все моментально проясняет. Его величество доллар пожаловал в гости. Богатые туристы из Англии, Скандинавии, Германии приезжают сюда поохотиться и покидать спиннинг. Все большее и большее количество здешних егерей берут ориентир на обслуживание западных туристов. Что ж, явление знакомое.

Незаметно подкрались сумерки. Чем ниже по течению, тем спокойнее становится река. Она распадается на протоки и рукава. Все холоднее воздух, все шире полоса ледяных торосов по берегам. Наконец мы увидели то, что так боялись увидеть. Впереди — сплошной лед. Дальше пути нет. Солнце тем временем скрывается за горизонтом, и мы оказываемся в плену у реки. Вода замерзает прямо на глазах, и там, где мы только что плыли, образовалась корка льда. На нашей резиновой лодке мы с трудом продираемся к ближайшему островку, рискуя прорвать резину об острые ледяные кромки. Находим на берегу стог сена и сухой древостой — все, что нам нужно, чтобы продержаться до утра. Тихо потрескивает костер под рассыпавшимися мерцающими звездами. Мы греемся и думаем о том, как будем завтра выбираться отсюда. Ничего умнее, как привязать к лодке лыжи из стоговых жердей, в измученные головы не приходит. Температура падает до минус 20. Мы зарываемся как можно глубже в сено, пытаясь уснуть. Вопреки ожиданию, в стогу не намного теплее, но выбора нет.

Утро приносит радостное открытие — мы замечаем чуть ниже по течению, на другом берегу, рыбацкое поселение. Десять домов. Окоченевшие, с трудом подбираемся как можно ближе к ним и осипшими голосами дружно взываем о помощи. Нет ответа. Зажигаем дымовую шашку. Нет ответа. Взрываем звуковой патрон. Из избы выходит мужичок и интересуется, какого черта нам нужно... Северным гостеприимством здесь и не пахнет — в его глазах мы просто городские психи. Он говорит, что ему нужно чинить сеть, и уходит. Просто поворачивается спиной и уходит, на прощанье вяло пообещав, что, может быть, позвонит нашим. А может, и нет. Ошалелые, мы некоторое время стоим, не в силах сказать ни слова...

Потом идем на разведку и замечаем узкую змейку незамерзшей воды, протянувшуюся наискосок от берега к берегу. Это наш шанс, и мы беремся за него двумя руками. Благословен этот перекат. Один из нас гребет веслом, а второй крушит лед, используя дубину и походный топорик. Через два часа мы уже на берегу и снова полны жизни и уверенности в себе. Нам предстоит пройти 12 километров по тундре вдоль реки — это сущий пустяк. Мы забираемся на возвышенность и осматриваемся. Несмотря на усталость, не можем скрыть восхищения. Тундра. Мягкий как пух ковер из белого лишайника и мхов всех цветов радуги. Бездонный синий хрусталь озер. Черно-зеленые островки болот. То тут, то там виднеются осины, березы и сосны... И воздух. Словно разлитый аромат снега, мха, багульника и солнца. Он настолько чист, что можно видеть его чистоту, прикоснуться к ней, взять ее в руки.

Невдалеке замечаю небольшое оленье стадо. Ветвистые тонкие рога животных плывут над зарослями в такт их осторожным шагам. Они не учуяли нашего запаха. Мы видим белых лебедей-кликунов, пролетающих над нашими головами. Они опускаются на воду в полсотне метров от берега в ту самую щелку воды, что спасла нас. Забавно смотреть на этих горделивых птиц, когда они выбираются на лед. Их лапы разъезжаются в стороны, как у начинающих фигуристов. Я гляжу под ноги — там рассыпаны бусы. Много бус. Сладкая, как сахар, мороженая брусника. Кикимора клюква. Мы блаженствуем, ползая на четвереньках... Жаль, что черника и морошка уже отошли, а то бы мы получили настоящий ягодный коктейль на завтрак. Осень — самая чудесная пора в тундре. В воздухе нет ни гнуса, ни комаров, а земля полна дарами природы. Здесь не надо собирать грибы, здесь их просто берут, как у себя в кладовке — отборные белые грибы. Сколько хочешь. Объевшись ягод, мы лежим на спине и смотрим в голубое небо. Припекает осеннее солнце. Хочется остаться здесь, забыть обо всем и раствориться в травах. Но угроза второй ночевки без еды и тепла напоминает о том, что мы здесь всего лишь гости...

Мы лениво поднимаемся и чуть позже встречаем на берегу красивую девушку с ружьем и в охотничьей куртке. Северная Диана-охотница приносит нам спасение. Она — дочь лесника, ее отец скоро будет здесь и сможет довезти нас до поселка на моторке. Мы шутим над своими мытарствами и весело смеемся. Я прохожу по берегу, и мне чуть ли не на руки садится какая-то птица, похожая на кедровку. Она совершенно не боится меня, и мы долго пересвистываемся друг с другом. Мне понятен ее язык. В нем одно слово — радость, жизнь. Какой сегодня чудесный день!

Лесник появляется через час — он охотился на боровую дичь, но неудачно. Мы перекуриваем и отправляемся в путь. «Прогресс» резво ломает лед, а на носу, точно многоопытный капитан, стоит пес. Многие собаки имеют подобную привычку, но этот старый охотничий бродяга выглядит особенно колоритно. По дороге мы проезжаем еще одно рыбачье стойбище в устье реки Китца. Красную рыбу здесь не ловят сетями — объячеенная, она теряет чешую, а значит, и товарное качество. Для ловли река перекрывается заграждением из прутьев и мелкоячеистой сетки. Тоня, по-местному. В середине оставляют проход, где расположена ловушка — загон в виде верши. Туда и попадает спешащая вверх по течению рыба. А потом все тот же мистер доллар указывает ей дальнейший путь. Раньше красная рыба (то бишь лососевые) была на Руси привилегией царского двора. Или неграмотного бедного рыбака, который, по счастью, был очень далек от короля. Сейчас король тот, у кого деньги... Лесник говорит, что рыба наконец-то пошла. За прошедшие сутки здешние рыбаки поймали около тонны. Ну а раз так, значит, за ней пойдут и белухи, добавляет он. Мы причаливаем к берегу вблизи от сделанного нами загона для животных. Сейчас я уверен, что завтра нас ждет удача и он наполнится белухами.

Дома все нарочито удивлены нашим скорым возвращением. Никто как будто бы и не сомневался, что мы пробегаем по тундре еще месяц-другой. Оказывается, звонил тот чудо-помор и сообщил, что двое людей из приезжей компании сидят на острове. Интересно, зачем? Да и вообще: хорошо шутить, сидя у печки. Завтра едем на лов.

Сегодня нам явно везет — белухи одна за другой заходят в пролив. Две, три, пять... Одна из них, наша старая знакомая, громко фыркает и подходит к самому берегу. У нас все готово. Сеть, готовая липкой паутиной опутать животных, аккуратно уложена в плот. Все ждут сигнала. Наблюдатель застыл на возвышенности с рацией в руке. Тридцать метров, двадцать, десять... Все застыли в напряженном молчании. Пять метров. Пора. Рука касается стартера — и тотчас же «Хонда» выбрасывает за кормой бурун. Все приходит в движение. Охота началась. Лодка по дуге окружает животных. Сеть длинной дорожкой ложится следом. Наши действия быстры, но все-таки мы опаздываем. Медлительные с виду махины на крейсерской скорости уходят из-под самого носа лодки. Три молодых подростка, как на подбор. Ужасно обидно. Нам ничего не остается, как сматывать сеть, пока ее не унесло в море начавшимся отливом. Боже ты мой, целый день уйдет на то, чтобы ее расправить, очистить от водорослей и уложить заново.

Местные, наблюдавшие за ловом, удовлетворены — они ведь предупреждали, что тем и кончится. Рыбинспектор и его молодчики также довольны. Они сидят в теплом «газике» и выражаются в том духе, что неплохо бы нам закругляться и убираться подобру-поздорову. Какие милые здесь люди! В конце концов они уезжают. Как раз вовремя, чтобы не заметить залетевшую в невод семужину килограммов эдак на пять. Нет худа без добра — вечером будет пирог с рыбой.

Кажется, сеть вобрала в себя всю ламинарию Белого моря. Порядком вымотавшись, мы возвращаемся уже в темноте. Все твердо решили завтра взять реванш.

На следующий день продолжить охоту не удается. Бывшая до сих пор ласковой и приветливой, погода оскалила зубы. Началась пыльная буря. Вернее, это был обычный ураган, но здесь благодаря эрозии почвы ветер поднял в воздух тучи песка. Совсем как в пустыне. День стал серым и пронизывающе колючим. Оборвалась телефонная связь. Затрещали ветхие крыши домов.

Наконец небо прояснилось, и мы отправились к месту лова. За три дня песок перекроил все на свой лад. А что не смог — засыпал. Но белухи песка не испугались: в назначенный час стоячей воды их белые спины показались в проливе. Все ближе и ближе. Все бегают и суетятся. Полуодев водонепроницаемый костюм, мы с товарищем прыгаем в плот. Наша задача — стравливать сеть. Рывок, и лодка с привязанным к ней плотом несется в обход стаи. Все отлажено, вымерено и продумано. Животные не смогут уйти. Сеть рвется из рук -только успевай шевелиться. Вот уже видно, как две белухи заметались внутри сужающегося кольца. Еще десять минут, и все кончено. Но внезапно одна из них разворачивается в сторону моря и идет на таран. И проходит сквозь невод, как нож сквозь лист бумаги. А за ней и другая — даже ходу не замедлила ни на миг. Вид у нас очень глупый и ошалелый. В одну секунду морские исполины перечеркивают все наши усилия, всю экспедицию.

Все стоят и тупо смотрят на две дыры в сети, лежащей на берегу. И как мы могли вообразить, что вот так, запросто, справимся с этими громадинами? Я почему-то уверен, что, выдержи сеть, — подвело бы что-нибудь другое. Хорошо хоть местных мудрецов нет на берегу. Вот бы они посмеялись, на все это глядючи. Как ни верти, а правы все же оказались они. В глубине души я рад за белух. В борьбе человека с природой я всегда на стороне природы. Может быть, это глупо, не спорю. Но море их дом, и они так красивы в своем доме, в своей вольной жизни...

— Счастливо оставаться, — шепчу я, повернувшись в сторону моря.

На следующее утро мы собирались домой. Закинули в грузовик снаряжение, сели и поехали. Собаки долго бежали за нами, иней серебрился в воздухе. Исчезал за окошком разноцветный северный край. И опять билась о борт плохо привязанная бочка из-под бензина.

Алексей Мыцыков Фото автора