Гибель «Кречета»

Человек в яме

Скользкий ковёр прелой листвы пружинил под ногами. Отряд направлялся к тому квадрату, отмеченному на карте, в котором, как предполагал Серёгин, должны были скитаться диверсанты. Шли по сильно пересечённой местности. Подъёмы и спуски были то пологими, то такими крутыми, что у лошадей от напряжения дрожали ноги. Широко раздув ноздри, они тяжело и прерывисто дышали. Приходилось продвигаться не по прямой, а зигзагами. При обилии бурелома это было далеко не лёгкой задачей.

Двигались днём, не рискуя идти в темноте. Сумерки, как всегда в глухом лесу, наступили рано. Вверху, сквозь густую хвою, ещё виднелись кое-где клочки бледного неба, а внизу, на земле, уже ложились ночные тени. Серёгин, скрепя сердцем, дал приказ остановиться на бивуак. Тишину леса нарушили весёлые голоса людей, предвкушавших отдых. Рассёдлывали лошадей, готовили не то поздний обед, не то ранний ужин.

Ярко разгоревшийся костёр освещал выступавшие из темноты кусты и стволы деревьев, длинной колоннадой уходившие в глубь леса и сливавшиеся там с ночным мраком.

Ветви елей, у подножия которых расположились на отдых люди, то закрывали, то открывали тёмное, усеянное звёздами небо. Оно колыхалось от жара, рождённого костром, вместе с дымом. Спасительный дым! Костёр отгонял назойливую таёжную мошкару, люди могли свободно вздохнуть, откинув с головы марлевые сетки. По вечерам тучи мошкары носились по тайге. Стоило на секунду-другую поднять сетку, чтобы затянуться дымом папиросы, как беспощадный гнус набивался в уши, нос, рот. Как потом ни отплёвывайся, на зубах долго будут хрустеть противные насекомые.

Лучше всех чувствовал себя в тайге Рекс. Здесь, в лесу, для него было настоящее приволье. Пёс бежал впереди отряда и охотился в своё удовольствие. То спугнёт белку, то поймает зайчишку, то закусит длинноносым дупелем.

– Рекс снят у нас теперь с довольствия, – шутили бойцы.

...Отряд спустился в зелёную долину, поражавшую обилием цветов. Здесь росли ирисы разнообразных оттенков – от бледно-голубого до тёмно-фиолетового, желтел курослеп, поднимались из травы сиреневые колокольчики, ярко алела дикая гвоздика. Самый же диковинный цветок виднелся вдалеке, там, где за поляной, переходившей в большой овраг, начиналось редколесье. Он походил на гигантскую распустившуюся белую лилию. Добраться до неё было нелегко. Глубокий и широкий распадок с зацветшей водой, заросший по сторонам густым и колючим кустарником, преграждал путь.

Пройдя выемку, отряд приблизился к высоким сопкам. На одном из деревьев, более высоком, чем остальные, висел диковинный «цветок» – светлый серебристый парашют. Лямки его не доставали до земли, и, как видно, человеку нелегко было освободиться от парашюта. В двух местах порезал лямки и только после этого смог спрыгнуть.

Рекс, взятый на поводок своим «наставником», уверенно пошёл по следу.

Пограничники оставили лошадей под присмотром коневодов и, растянувшись цепочкой, двинулись за ищейкой.

Серёгин задержался у походной рации. Во время поисков отряд регулярно поддерживал радиосвязь с командованием пограничной зоны. На этот раз майор послал шифровку о том, что обнаружен след одного из нарушителей границы и он надеется, что тот далеко не уйдёт. Серёгин дольше обычного пробыл у аппарата. Штаб сообщил ему важную новость. Помимо поиска диверсантов прибавилось новое срочное и ответственное задание. Вытащив из планшета карту, майор задумчиво рассматривал её, делая на ней пометки. Потом он догнал бойцов.

Обойдя высокую сопку, пограничники углубились в густой смешанный хвойно-лиственный лес. Рекс, принюхиваясь к траве, так спешил вперёд, что проводник с трудом поспевал за ним. Ремённый поводок, прикреплённый к ошейнику пса, натягивался как тетива лука. Вдруг Рекс на мгновение замер. В лесной тишине подоспевшие бойцы отчётливо услышали шорох и стон не то человека, не то зверя. В тайге всегда можно встретиться с диким зверем, реже – с человеком. Зверь спасается от людей бегством, а если и бросается на них, то только когда его преследуют. Человек намного опаснее, особенно если он из «породы» тех, за которыми охотятся пограничники.

Щёлкнули затворы винтовок, и бойцы, вслед за Рексом, ринулись в колючие заросли. Ищейка остановилась на краю неглубокой ямы. Природа искусно замаскировала её пышно разросшимся узорчатым папоротником; немудрено, что человек не заметил естественной западни и свалился в неё.

Он лежал, раскинувшись на дне ямы, вытянув левую ногу, и тихо стонал. Лицо, повёрнутое к небу, представляло собой сплошное кровавое месиво, так искусал его таёжный гнус. Как видно, упав в яму, человек потерял сознание.

– Ишь, какую куртку напялил, – сказал один из бойцов, – замшевую!

– А где его шпионское барахло?

– Зарыл где-нибудь, известное дело, – авторитетно ответил Каланча. Длинноногий младший командир прыгнул в яму и, обшарив одежду диверсанта, убедился, что оружия у него нет. Сверхсрочник Клюев протянул ему заветную фляжку со спиртом, и Каланча, жадно облизнув свои губы, влил немного горячительной жидкости в рот человеку, лежавшему без сознания. Для этого он довольно бесцеремонно разжал его сомкнутые челюсти.

Спирт сделал своё дело. Человек открыл глаза.

Когда его поднимали из ямы, он, охнув от боли, тихо попросил:

– Осторожней, у меня нога сломана!

– Здорово тебя отделала мошкара, – сказал кто-то и зло добавил: –Так тебе и надо, рожа бандитская!

– Гнус умный, знает, кого есть, бандит ему всего слаще! – поддержал его всегда готовый позубоскалить Каланча.

– Какой же я бандит? – с недоумением спросил найденный в тайге человек. – Вы, вероятно, нас ищете?

– Именно вас, любезный, – поднимая сетку и закуривая папиросу, весело подтвердил Каланча. И тотчас же зычным голосом, чтобы ошарашить задержанного, крикнул:

– Сколько вас опустилось на нашу Советскую землю? Говори, гад!

– Двое, – ответил парашютист, – по приказанию командира мы покинули самолёт... Юсуп и я... Меня зовут Морозов... Я механик Морозов... Не понимаю, почему гад?

– Вот заливает, зараза, – не удержался от замечания всегда выдержанный Клюев.

Каланча, смекнув, что обнаружен не тот, кого они ищут, шагнул навстречу подоспевшему, наконец, командиру и вполголоса доложил ему о случившемся.

Серёгин в два прыжка очутился у лежащего на траве человека:

– Как вас зовут?

– Механиком Морозовым он себя называет, товарищ майор, – поспешил ответить Клюев.

– Морозовым?! – возбуждённо переспросил Серёгин. – Вы Морозов? Я только что получил приказ вас искать, а вы сами нашлись, – радостно сказал майор, пожимая руку механику. – Товарищ Шмаков, – распорядился он, – бегом к лошадям, достаньте из аптечки мазь Болотова – и обратно... А вам, товарищ Клюев, надо срочно установить палатку.

Отдав распоряжения, Серёгин спросил Морозова:

– А где самолёт и ваши товарищи?

– Загорелась машина в воздухе, – грустно произнёс механик. – Запасной бак взорвался. Командир и штурман, наверное, погибли... Со мной вместе прыгнул второй пилот Юсуп Рахимов. Он раньше меня открыл парашют, и его ветром понесло между сопок. Скитается небось где-нибудь поблизости.

– Мы постараемся его найти, – успокоил механика майор и тут же сам себя поправил: – Обязательно найдём! Можете не волноваться за товарища.

Бойцы, не понимая, в чём дело, молча стояли вокруг своего командира и спасённого ими человека. Рекс лежал тут же. Он недоумевал, почему хозяин так ласково говорит с тем, по следу которого Рекс привёл сюда людей. Ничего подобного ещё не случалось в его практике ищейки на пограничной заставе. На всякий случай умный пёс не сводил глаз с незнакомца и тихим, но злобным рычанием выражал своё неодобрение к нарушению обычных правил.

– Вот блокнот и карандаш. Вы сами напишете донесение в Москву или продиктуете нам? – спросил майор.

– Сам! – коротко ответил Морозов. Он попытался приподняться, но, вскрикнув от боли, упал на траву. – Нога, проклятая нога!

– Что с вами? – забеспокоился Серёгин.

– Сломал ногу, когда освобождался от парашюта и рухнул с дерева; еле брёл. Да ещё в яму свалился. Думал: конец пришёл. Если бы не вы – пропал бы!

– Разрешите осмотреть вашу ногу, – предложил Серёгин. – Я немножко в этом деле разбираюсь. Курсы Красного креста когда-то кончил. Доктор я, конечно, липовый, но смогу узнать, нужно ли настоящего врача вызывать.

С Морозова осторожно сняли брюки, раны не было заметно, но колено сильно опухло.

Серёгин ощупал ногу и, чуть улыбнувшись, сказал:

– Сам вас вылечу. Нога у вас не сломана, а только вывихнута.

Он знал: надо действовать сейчас же, энергично. И Морозов не успел опомниться, как Серёгин резко рванул его ногу. Одновременно раздались хруст в колене и стон механика.

– Вот и всё, а вы боялись, – пошутил майор. – Часа через три вам будет совсем легко.

После «операции» на лице Морозова появилась испарина. Кто-то подал ему чистый носовой платок. Он вытер влажный лоб и попросил:

– Дайте, пожалуйста, бумагу, буду сочинять радиограмму.

Быстро сгущались сумерки. Запылал костёр, и при дрожащем свете его пламени Морозов сосредоточенно дописывал донесение. Тем временем майор беседовал с бойцами.

– Тяжело говорить об этом, товарищи. Перелёт вокруг границ нашей Родины, совершаемый известным лётчиком Соколовым и его друзьями, окончился катастрофой. Из штаба сообщают, что последняя радиограмма с борта самолёта оборвалась на полуслове. По всем данным самолёт в это время находился в районе Могочи. В посёлке ясно слышали, как в облаках, совсем низко, ревели моторы. Дальше по маршруту ни в одном населённом пункте не видели и не слышали самолёта. Впрочем, мы теперь знаем, что этого и не могло быть. Самолёт упал где-то недалеко от нас. Правительство дало указание лётчикам Забайкальского округа, пограничникам, партийным, общественным организациям принять участие в поисках «Кречета». Приказ такой получили и мы и уже, по счастливой случайности, выполнили часть задания. Надеюсь, что доведём поиск до конца. Одновременно будем ловить нарушителей.

...Через несколько минут радиоволны донесли до Читы, а затем до московского Кремля печальную весть о катастрофе самолёта в небе над тайгой.