Гибель титанов ч.2

Глава 40

Май 644 года. Шалон-на Соне. Королевство Бургундия.

Один из немногих городов Галлии, Шалон-на-Соне, со времен Аттилы не знал разорения войной. В сорокалетней кровавой круговерти, которую устроили дети Хлотаря I, город уцелел и даже имел смелость процветать. И это в то время, когда Нейстрия, Шампань и Овернь пылали огнем, а Аквитанию с невероятным упорством обращали в пепел раз за разом. Здесь ничего этого не было. Сначала осторожный и набожный король Гунтрамн сберег Шалон, вступая в альянсы со своими братьями и предавая их налево и направо. А потом и оставшийся победителем Хлотарь II не стал разорять богатейший город. А зачем? Свое же.

Четыре королевства все дальше дрейфовали друг от друга, и даже языки их были несхожи. Нейстрия все больше говорила на латыни с примесью из диалекта салических франков. Он позже превратится в старофранцузский. В Австразии, особенно в восточной ее части, в ходу был язык франков кельнских, который дал начало верхненемецким диалектам. В Бургундии осталась провинциальная галльская латынь, которая много позже превратится в окситанский язык, а латынь Аквитанская все больше мешалась с говором васконов, или басков. И позже это создаст гасконский язык. Тот самый, на котором говорил Д. Артаньян, который не избавился от акцента до конца жизни. Именно эти различия вместе с культурой и экономикой, по замыслу императора растащат земли Галлии навсегда. Они не должны слиться в единую Францию, которая иначе неизбежно станет гегемоном Европы. Этим странам надлежит превратиться в задворки Европы, в ее захолустье. И пока все шло именно в этом направлении. Войны не было, и Шалон наслаждался спокойствием.

Вот и сейчас здесь тихо и мирно, и только склока между королем Хильдебертом и его дедом могла породить бурю, которая разрушит сонную тишину королевства. Причина оказалась проста: Хильдеберт, рожденный весной 629 года, достиг совершеннолетия. А это значит, что он имел право на безраздельную власть. Только вот новый обычай, сложившийся на просторах Галлии, мешал этому. Короли значили все меньше, а все рычаги управления держали в своих руках майордомы.

Хильдеберт IV вырос и раздался в плечах. Он много времени проводил на охоте, а дядьки из лейдов научили его пользоваться копьем и мечом. И, в отличие от королей Нейстрии, Австразии и Аквитании, делал это Хильдеберт превосходно. Только из лука он стрелять не умел. Не пользовались франки луком, считая это недостойным воина. Хильдеберт брал на копье кабана, а в ухватках его появилась сила, присущая настоящему бойцу-франку. И чем дальше, тем больше архиепископ Флавиан опасался собственного внука. Он видел в нем того, кто пятнадцать лет назад чуть было не утопил всю Галлию в новом омуте гражданской войны.

— Это невозможно, — упрямо выставил вперед бороду Флавиан. — Ты не можешь лишить меня власти. Наши обычаи…

— Ты чего это несешь, дед? — захохотал юный король. — При покойном Дагоберте тут вообще никаких майордомов не было. Забыл? А то, что мои кузены — плаксы и припадочные слабаки, так я в этом не виноват. Ты давай-ка, приди в себя и перестань придумывать традиции там, где их отродясь не бывало!

— В Галлии сейчас другие обычаи, внук! — упрямо заявил епископ, который после смерти Виллебада вкусил сладость власти.

— Не внук, а ваше королевское величество, — в глазах Хильдеберта зажегся опасный огонек. — И теперь все пожалования землей делаю я, а не ты. И все траты из казны камерарий делает с моего разрешения. И графов, и герцогов тоже назначаю я. Понял, дед?

— Но императрица Мария… — проблеял епископ и захрипел, потому что его тщедушное тело было поднято рывком крепкой руки, а тугой ворот сдавил горло.

— Тетка пусть у себя в Братиславе командует, — спокойно сказал король. — Я ей за помощь благодарен, конечно, но мне уже пятнадцать. Мне няньки не требуются. Я соизволением господа королем над людьми поставлен. А ты человек божий. Вот и занимайся божьими делами. А деньги, что из казны взял на той неделе, назад верни.

— Они на храм, — придушенно пискнул Флавиан.

— Отчитаешься мне за каждый тремисс, — милостиво сказал король и поставил епископа на место. — Ты много воли взял, пока я маленький был. И императрицей мне больше не грози. Место баб — на кухне, в постели и в церкви. Вон, посмотри на матушку мою. Или ест, или спит, или молится. Золото, а не женщина.

— Знать не потерпит… — снова попытался возразить Флавиан, но внук заорал.

— Эбба! Алгар!

Два рослых сакса с необъятными плечами и длинными соломенными волосами, вошли и поклонились, выжидающе глядя на короля.

— В обитель отвезите его преосвященство. Аккуратно только, не покалечьте мне его!

— Прокляну! — замахнулся посохом епископ.

— Дед! — снова захохотал король. — Они саксы-язычники. Ты поосторожней. Они думают, что надо колдуна убить, чтобы заклятие снять. Эйнар Датский за это епископу Руана башку топором проломил. Так что поезжай спокойно, не гневи бога. И помолись ему, попроси, чтобы он тебе смирения дал. Я позову тебя через пару дней, когда ты в себя придешь.

Епископ гордо поднял голову и смотрел на внука, словно не узнавая его. Да, вроде бы он. Широкое лицо, темные, почти черные волосы матери-римлянки, достающие до поясницы, и жесткий взгляд его покойного отца.

Самозванец проклятый! — мелькнула в голове епископа мысль, но он тут же прогнал ее. Флавиан понял, что если скажет нечто подобное вслух, то просто не выйдет из этой комнаты. Его отсюда вынесут. Язычники-саксы, не боящиеся проклятия митрополита Галлии, зарежут его по щелчку пальцев мальчишки.

— Я удалюсь, ваше величество! — вымолвил, наконец Флавиан. — Я ваш покорный слуга.

— Вот и славно, дедуля, — оскалился любящий внук. — А то я уж расстроился было. Сам ведь знаешь, власть — она такая, от нее голова кружится. Ей почему-то делиться никто не хочет, даже ты. — И он крикнул слугам. — Хартулария позовите. Майордом Бургундии на покой возжелал. Указ писать будем…

В то же самое время. Толедо. Королевство вестготов. Испания.

Десятилетний Виттерих помирал со скуки. Он жил в Толедо уже два года и ходил на казни так, как крестьянин ходит в поле, а монах — к алтарю. То есть почти постоянно. Старый король, которому шел восемьдесят пятый год, был здоровее некуда. А его враги — наоборот: во цвете лет уходили на тот свет один за другим, обвиненные в заговорах, истинных и мнимых, и случившихся в прошлом, настоящем или в будущем. Врагами короля стали все знатные люди Испании, а потому родовая аристократия, обескровленная в усобицах, погибала под топором палача десятками и сотнями. Вот и сегодня, в который раз, казнили какого-то из герцогов. Все делалось быстро. Выходил глашатай, зачитывал указ, и голова виновного летела на землю. Жены покойного и его дочери отдавались королевским людям, а золото и поместья отходили королю. И все были довольны, кроме семьи казненного. Но кого это волнует, если они оставались в явном меньшинстве.

А ведь прадед умен, — подумал вдруг Виттерих. — Старую знать режет как скот, а новых людей наверх двигает. Тех, кто у него с руки ест.

— Пойдем, внук, — проскрипел Хиндасвинт, по своему обыкновению притворяясь немощным старцем.

На этот трюк люди велись лет десять назад, а сейчас дураков не осталось. Восемь сотен знатнейших готов сложили свои головы на плахе, а старый король и не думал умирать. Он был все так же бодр и крепок, и регулярно ловил простуду на похоронах своих врагов. Виттерих покорно пошел вслед за прадедом в его покои. Там его ждет очередной урок. Ведь быть королем непросто. Так оно и оказалось.

Камень римских стен помнил еще времена Феодосия Великого. Тогда Испания была истинным раем, где забыли про нашествия врагов. А потому строились широко, не заботясь о защите своих городов. Испания — это ведь не Паннония какая-нибудь, которую вечно рвали варвары из-за Лимеса. Ее защищают моря, горы и полудикие баски на севере. Пойди еще проберись через их ущелья. Завоевание готами почти не затронуло жизни обычных людей. И даже римские институты сохранились в Испании в полной мере. Границы всех шести герцогств соответствовали границам римских диоцезов, и устроены они были точно так же. Герцог — граф и викарий, его заместитель, — местные судьи и чиновники помельче.

Испания чувствовала себя вполне неплохо, а ее короли были несметно богаты, пользуясь плодами этой щедрой земли. Тут ведь старинные здания уцелели почти все, и дороги, и мосты, и даже цирки с акведуками. Римские дворцы стояли во всей своей красе, еще не превратившись, по обыкновению той эпохи, в крепости. Вот и эти покои освещались большими окнами, которые сейчас, весной, были распахнуты настежь, впустив сюда всю прелесть цветущих садов, которыми дворец окружили прошлые короли. Тут, в Испании, земля благодатна, и врагов у нее почти нет, кроме франков и горцев на севере. Впрочем, усобицы готов с успехом заменяли любых врагов. Они рвали страну на части, разоряя ее дотла.

— Зачем я казнил его, как думаешь? — проскрипел Хиндасвинт, вглядываясь в лицо плода любви своей внучки Баддо и сына самого лютого врага, Виттериха первого.

— Он стал слишком силен, — с готовностью сказал мальчишка. Он уже знал ответ на этот вопрос и не терялся. — Ты мог дать ему свою милость и оставить в живых, ослепив, но он не согласился.

— Да! –король удовлетворенно откинулся в кресле, стоявшем недалеко от жаровни с углями. Старые кости пробирал холод, даже когда на улице вовсю грело солнце. — Мне некогда ждать, когда он соизволит поднять мятеж. Мне достаточно и того, что он может это сделать. Наша знать буйна и непослушна. Герцоги мнят себя королями, а графы — герцогами. Я буду рубить их головы, пока господь милостивый дает мне жизнь. А потом это дело продолжит твой дед Реккесвинт, а потом ты!

— Но ведь королей в Испании выбирают, ваше величество, — осторожно напомнил Виттерих младший. — Четвертый Толедский собор так постановил…

— Собор… Собор! — поморщился король. — Святые епископы с подачи святого Исидора Севильского протащили туда постулат, что первым делом короля является борьба с иудеями. Вот дурни! Кстати, когда станешь королем, не вздумай этого делать. Мы получаем от них львиную долю наших доходов. Города обнищали, ремесла нет, а свободные продаются в рабство, будучи не в силах прокормить семьи. Береги иудеев и купцов. Они твоя опора, внук. Без денег тебя зарежут собственные гардинги.

— Но выборы короля…, — возразил мальчишка.

— Мы коронуем нашего сына при жизни, а тот коронует тебя, — отмахнулся Хиндасвинт. — Надо менять старые обычаи. Мы будем опираться на гардингов, наших «верных». Нам не нужна знать с собственными дружинами. Одно беспокойство от них.

— Да, ваше величество, — кивнул Виттерих. У него уже подрастали свои собственные «верные», которых иногда называли, по обычаю франков, лейдами.

— А еще нам понадобится сила римского императора, — проворчал король, недовольно оставив кубок в сторону. — Твоя жена приедет только через пять лет, я могу не дожить до этого события. Заделай ей сразу ребенка, прошу. Если она хоть немного похожа на свою мать, это будет нетрудно. Императрица, как говорят, на редкость красивая баба. Не понимаю я императора Само. Его дочери уже десять. Почему не прислать ее сейчас? Она уже через пару лет будет готова для постели. Ох, старость, не радость! Пропадете вы без меня! Ладно, иди, внук. Тебя ждут мои люди. Сегодня будешь упражняться с копьем.

Виттерих молча поклонился и вышел. Такого рода разговоры у него происходили часто. И он изо дня в день присутствовал на заседаниях королевского совета, на приемах провинциальной знати и отчетах чиновников фиска. Надо сказать, Испания шла впереди всех королевств варваров, и личная королевская казна, или фиск, была отделена от казны государства. И это шло на пользу финансам страны, которая впала в непрерывный кризис, порожденный усобицами и падением торговли.

— Отец сказал, что император Само поможет мне, — шептал мальчишка. — Дед истребит всю знать и поставит своих людей. Господи боже, помоги мне! Сколько из королей готов умерли своей смертью? Да и половины нет. Клянусь тебе, господи! Я доведу дело прадеда до конца. В Испании некому будет бунтовать!

В то же самое время. Толоса (в настоящее время — Тулуза). Королевство Аквитания.

Радегунда почтительно слушала старшего короля Хариберта, только что в рот ему не смотрела. Король достиг преклонных тридцати лет, а потому его волосы, не стриженные с рождения, опускались ниже ягодиц. Прическа заменяла Меровингам корону, и каждый локон в ней считался священным. Удивительно, как в такую ерунду столетиями верили в христианской Галлии. Видимо, отголоски язычества слишком глубоко въелись в кровь и плоть здешних людей. Стоявшая позади рабыня с тупым и равнодушным видом расчесывала волосы Хариберта, смазывала их маслом и снова расчесывала. Король нечасто баловал себя посещением бани в собственном дворце, а потому в его роскошной шевелюре то и дело заводилась какая-то посторонняя живность.

Радегунда, которой стукнуло пятнадцать, научилась слушать ту чушь, что извлекал их себя ее свекор, сохраняя на лице самый благожелательный интерес и почтительность. Хариберт и раньше был не слишком умен, а годы спокойной жизни расслабили его вконец. Охота, пиры с лейдами и отражение нечастых набегов горцев — вот и все его обязанности. Работал за него тесть Эйгина, а потому старший король Аквитании пребывал в состоянии расслабленности духа, свойственному лишь правителям, добившихся больших успехов.

Аквитания сейчас и впрямь жила неплохо. Не сравнить с тем временем, когда здесь то принцессу Ригунту к жениху везут, то самозванец Гундовальд воюет с законными королями. И в том, и в другом случае Аквитанию обратили в пепелище. Завистливые франки севера первым делом уничтожали главное достояние этой земли — ее виноградники. С тех пор выросла новая лоза, а пустующие пашни заселили новые люди, но до сих пор Аквитания не достигла того благосостояния, что было еще лет сто назад.

И, те не менее, излияния безнадежного кретина, коим не без оснований считала своего короля юная Радегунда, начали утомлять даже ее, наученную терпению многоопытной матерью. Радегунда дождалась паузы и вскочила.

— Простите, ваше величество. Мне послышалось, что ваш внук раскричался у нянек. Я должна укачать юного короля. Простите меня! Он растет таким беспокойным! Наверное, станет отважным воином, прямо как вы.

— Иди, дочка, — милостиво кивнул Хариберт и приложился к кубку.

Он скоро уедет. Ведь, по обычаю франков, королевский двор кочевал по всей стране, собирая налоги, правя суд и нещадно объедая подданных. Даже ему было нелегко кормить свой двор. А вот кубок был хорош! Сама императрица Мария подарила его. Искуснейшие умельцы работают теперь в Братиславе, обгоняя старинные римские центры ремесла — Лугдунум и Арелат. Всех мастеров сманили проклятые словене, пока короли хлопали ушами. Хариберт поморщился. Как бы ни был он недалек, но такие вещи понимал прекрасно. Хорошо хоть виноградники нельзя увезти с собой, и порт Бордо работал на полную мощь, отгружая бочонки в Британию и Ирландию. До чего же хочется оттяпать у готов Септиманию, чтобы получить порт на Средиземном море! Но нельзя! Император запретил войны за земли, да и готы сейчас очень сильны. Они разорят Аквитанию, припомнив, что вообще-то, Толоса — их бывшая столица. Нет-нет! К черту такие мысли! Даже хорошо, что император запретил войны. Одна Аквитания против готов не выстоит. Уж очень бедна. И Хариберт бросил мечтать, погрузившись в дело, которому отдавался с истинной страстью и самоотдачей. Он продегустировал вино, присланное с виллы, расположенной в северных предгорьях Севенн.

Вино было отличным, только вот он не понимал, почему с каждым днем слабеет. Почему тускнеют волосы, а сердце бьется, как пойманный воробей. Наверное, Хариберт догадался бы о причине этой странности, если бы знал, что совсем недавно, когда он отвлекся, его невестка бросила в кувшин, предназначенный для его величества, какую-то белую горошину. Радегунда делала это уже не первый месяц. Она так устала слушать всякую чушь, да и муж ее достиг того возраста, когда может править самостоятельно. Так зачем нарушать традиции? Среди Меровингов долгожители почти не встречались.