Ноябрь 642 года. Париж. Королевство Нейстрия.
Внезапное пожалование в придворные дамы и приказ ехать немедленно с государыней Марией застал Одилу врасплох. Первый приступ паники прошел, и когда она и ее муж Владислав из рода Лютова малость поразмыслили, то ничего плохого в том не увидели, а скорее даже наоборот. Нелишним будет около власть предержащих потереться. Детей у них пока не было, и даже не намечались они, а потому приказ государя никому и в голову не пришло оспорить. Нобиль — он ведь тоже служилый человек, а не бездельник какой. Владислав вот в денежном приказе трудился, а Одила держала в кулаке немалое хозяйство, дом и предприятия, что их семье принадлежали. Так что была она самой обычной знатной дамой того времени, только слегка тщеславной.
Париж не впечатлил ее вовсе. Тут мало что уцелело от старинных времен. Дворец римского наместника с церковью и баней, базилика святого Стефана на месте храма Юпитера, и дома горожан, которые почти все без исключения были сделаны из деревянного каркаса, забитого глиной. Глиняными же были и полы в этих домах. Они топились по-черному, каменными очагами, дым из которых улетал в дыру под соломенной крышей. Римляне не любили жить в огромных сараях, как франки, почитая это уделом варваров. Короли же селились в Париже редко, кочуя по своим многочисленным виллам, разбросанным по всему королевству. Вот и сейчас король жил не в столице, которая на самом деле таковой не являлась, а на вилле Клиппиакум, что располагалась в непроходимой чаще, жалкие остатки которой когда-нибудь станут любимым парком парижан и получат название Булонский лес. Тут-то, в одном из бесконечных покоев, и разместили императрицу и ее свиту.
— Проклятье! — сказала расстроенная Мария, когда к ней подскочил гонец и начал негромко говорить что-то. — Неужели! Молодая ведь совсем! Да что за неприятность!
Королева Нантильда, которой едва минуло тридцать лет, лежала при смерти и уже приняла последнее причастие. Девятилетний Хлодвиг, которого она держала в ежовых рукавицах, становился полновластным королем Нейстрии. Не совсем полновластным, конечно… За него будет править майордом. Но и тут случилась незадача: умный и преданный Эга умер год назад, а сменивший его Эрхиноальд не годился ему в подметки. Новый майордом был тихим, скромным и мирным человеком, который войне предпочитал беседы с монахами. А еще он был родным братом Бертетруды, матери короля Дагоберта. А потому юный король приходился ему близким родственником.
— Проклятье… проклятье… — бормотала Мария. — Не успели. Вот не везет-то… И чего ее угораздило помирать в расцвете лет? Ведь умная баба, одно удовольствие с ней дела вести. Само говорил, что она молодой умрет, а я всё не верила. Прости меня, господи, колдовство злое поминаю! Я молебен закажу в Туре за супруга моего. Грешник он, хоть и муж достоинств необыкновенных. Одила!
— Слушаюсь, ваша царственность! — дочь Лотара присела в поклоне.
— У нового майордома жена есть? — спросила Мария, которая была уверена, что пронырливая Одила уже узнала все и про всех.
— Вдовец, ваша царственность, — ответила та.
— Да что ж такое! — Мария совсем расстроилась. — Ну что же, будем работать с тем, что есть. Дождемся похорон, а ты будь добра, милочка, познакомься со всеми знатными дамами, кто попадется тебе на пути. Потом мне доложишь.
— Слушаюсь, — поклонилась Одила.
Мария встала и пошла в другое крыло дворца, чтобы попрощаться с той, на кого возлагала такие надежды. Ее охрана бесцеремонно оттерла в стороны франкских герцогов и графов, что толпились у дверей покоев, где соборовали королеву Нантильду. Те, впервые в жизни увидев живую императрицу в пурпурном облачении, даже не подумали сопротивляться. Инерция старого Рима была такова, что эти земли до сих пор считались провинциями, которыми короли правили с дозволения римских владык. Потому и носили вожди варваров плащи патрициев и знаки отличия консулов, приводя в восторг собственных подданных. Ромейский плащ и пустое звание они ценили куда выше, чем наследственные титулы. Ведь варвары пришли сюда не для того, чтобы уничтожить имперское наследие, а для того, чтобы самим стать римлянами и приобщиться к великому. Вот такой вот необычный вывих сознания.
Перед Марией открыли потертые деревянные двери, и она вошла в покои, где уже стоял затхлый запах смерти. В комнате, кроме нее, было еще трое человек: архиепископ Аудоберт, читавший молитву у изголовья кровати, майордом Эрхиноальд, стоявший со скорбным лицом, и мальчишка лет восьми, с волосами чуть ниже лопаток, который сидел на стуле и держал Нантильду за руку. Хлодвиг, — догадалась Мария.
— Благослови, святой отец! — смиренно сказала она и поцеловала протянутую руку архиепископа.
Она подошла к кровати и перекрестила Нантильду, которая дышала хрипло, со свистом и бульканьем. Исхудавшее лицо было покрыто бисеринками пота. Ее нос заострился, а кожа приобрела восковую бледность. Нантильде оставалось недолго…
— Спаси, милосердный господь, ее душу! — перекрестилась Мария. — Отпусти прегрешения ее. Прими ее в сады райские.
— Мама! Мама! Не умирай! — закричал вдруг юный король, до которого стала доходить неотвратимость потери. Он любил мать, ведь кроме неё, у него оставался один только Эрхиноальд, приходившийся ему двоюродным дедом. Родной брат в Меце и мачеха Рагнетруда с большим удовольствием прислали бы к нему убийц, и он уже в этом возрасте прекрасно все понимал. Меровинги — хищники, они убивают слабых.
— А-а-а! — мальчик упал на пол и начал биться в корчах, извиваясь и скрежеща зубами. Он бился по каменным плитам головой, а из его рта выступила пена.
— Ах, несчастье! Опять! — Эрхиноальд, который бросился к Хлодвигу, взял его голову и положил себе на колени. — Ну все, малыш! Уже все! Успокойся.
— Часто это с ним случается? — с задумчивым видом спросила Мария.
— Бывает! — неохотно ответил майордом. — Лет с трех началось. Уже и на богомолье возили, и даже монастырь построили. Без толку.
— Я останусь на похороны, — сказала она. — Не возражаешь?
— Вы окажете нам честь, ваша царственность, — поклонился Эрхиноальд. — Если вы приехали к ее величеству, чтобы обсудить какой-то вопрос, то я в вашем распоряжении.
— Нет, — покачала головой Мария. — Я еду к дочери в Тулузу. А здесь хотела поклониться могиле святого Винцентия. Я скоро уеду, герцог.
Она передаст слова Вацлава, сказанные Нантильде несколько лет назад.
— Береги молодого короля, Эрхиноальд, насколько тебе хватит сил и отпущенного богом времени. Сделай так, чтобы в его жизни было мало вина. Иначе оно заменит ему саму жизнь, и он умрет молодым, став худшим из королей Меровингов.
Мария повернулась и вышла. Она останется еще на несколько дней. Одила познакомится с местной знатью, а потом они проедут по их поместьям и виллам, привлекая на свою сторону. Диковатой франкской аристократии будет в новинку обычай есть с помощью приборов. Тут Мария поморщилась. Ее придворная дама гребла серебро лопатой, сначала вводя приборы в моду, а потом продавая их. Ведь изготавливалась вся эта кухонная снасть на собственной, Одилы, мануфактуре. И если император Самослав считал эту молодую женщину дурой, то он глубоко ошибался. Она очень неплохо зарабатывала на своей известности и теперь планировала расширить производство, привив манеры богачам из лесной глухомани. Впрочем, ее сюда послали не для этого. Она должна будет подружиться с парочкой здешних герцогинь. Теперь, когда Нантильда умерла, нужны личные контакты с местной знатью. Для самой Марии это теперь совершенно невозможно. Уж слишком высоко она взлетела, чтобы кто-то мог поговорить с ней по душам.
— Да что же за дурную поросль дал Дагоберт! — злилась Мария. — Сигиберта Австразийского в пух и прах расколотил Радульф со своими тюрингами! Мальчишку бросили собственные графы! Он сидел на коне и плакал! (1)Подумать только, король-воин плакал! Его брат Хлодвиг бьется в припадках! Ну где, скажите на милость, взять жениха для малютки Екатерины Святославовны! Эти двое — сущий кошмар! Милостивый боже! Неужели я зря тащилась в такую даль? Придется за Хильдеберта Бургундского ее замуж выдать! Он, конечно, мой племянник, но общей крови у них нет, так что святые отцы возражать не должны. Жаль, конечно, но что делать! А этот припадочный пусть женится на какой-нибудь рабыне, как его отец (2).
Месяц спустя. Толоса (в настоящее время — Тулуза). Королевство Аквитания.
— Ах, моя дорогая! Ты так подросла! — Мария расцеловала дочь, которой исполнилось тринадцать и, по меркам этого времени она уже считалась зрелой женщиной. Муж с ней спит? Спит! Значит, взрослая.
Радегунда надела длинное платье из пестрого шелка, а на голове ее тускло сверкал обруч с камнями, который носили все княжны Золотого рода. Тоненькие пальчики были унизаны перстнями, а ожерелье на шее переливалось разноцветными камнями из Индии. Оно, собственно говоря, именно оттуда и приехало.
— Здравствуй, матушка! — Радегунда присела в поклоне, а следом за ней присела ее свита. Ну как свита… Две немолодые тетки, отданные во дворец из знатных, но обедневших родов. Мария махнула рукой, и они исчезли за дверью, где вознамерились было заняться подслушиванием, но были безжалостно выгнаны гвардейцами, охранявшими покои.
Тут, а Аквитании, все еще жили небогато. Эту землю раз за разом разоряли короли франков, уничтожая ее достояние с каким-то непонятным остервенением. И только десятилетия мира позволили снова заселить опустевшие поля, а виноградники и сады вошли в силу. Аквитания жила продажей вина. Отсюда оно уходило в Нейстрию и Австразию. Или в Британию через порт Бордо. Городские стены Тулузы поднялись на тридцать локтей, надежно защитив от превратностей войны королевскую семью. Эти стены стали приданым Радегунды, и горожане благословляли молодую королеву, считая ее образцом скромности и благочестия. Набеги готов из приморской Септимании и полудиких васконов с Пиренейских гор Тулуза теперь выдержат легко.
— Как ты живешь, мое сокровище? — спросила Мария. — Муж не обижает тебя?
— Нет, матушка, — спокойно ответила Радегунда. — Мы хорошо поладили с майордомом Эйгиной и старшим королем Харибертом, поэтому его величество Хильперик занимается тем, что и приличествует королю — охотится, воюет и задирает юбки служанкам.
— Ему всего тринадцать! — подняла брови Мария, а ее дочь лишь развела руками. — Надеюсь, они не рожают? — нахмурилась Мария.
— Я решу этот вопрос, матушка, — ровным голосом сказала Радегунда. — Я помню все ваши наставления и не допущу, чтобы внук императрицы делил королевство с внуком лодочника или козопаса.
— Ты моя радость! — восхитилась Мария. — Я горжусь тобой, моя девочка!
— Спасибо, матушка, — скромно потупилась Радегунда. — И я попрошу вас прислать в Аквитанию искусную повитуху. Меня начало тошнить по утрам. Думаю, мне она скоро понадобится.
— Я немедленно отправлю гонца, — кивнула Мария. — Тебе есть, что мне еще сказать?
— Да, матушка, — ответила юная королева. — Мой кузен Хильдеберт Бургундский… Ему, как и мне, через два года исполнится пятнадцать. Но если то, что я слышу, правда, то полноправным королем ему не бывать. Майордом Виллебад ведет себя как независимый князь, и как господин собственного господина.
— Вот как? — нахмурилась Мария. — Там есть за что зацепиться?
— Да, матушка, — все так же скромно кивнула Радегунда. — Пошлины с марсельского порта он кладет себе в карман целиком. А Клотильда, моя тетушка-королева, слишком глупа и ленива, чтобы вникать в это. Виллебад до того обнаглел, что эти слухи дошли даже до меня.
Месяц спустя. Шалон-на-Соне. Королевство Бургундия.
Виллебад не понимал, что происходит. Он до сих пор думал, что это какой-то дурной сон. Но нет! Он стоит на коленях перед мальчишкой Хильдебертом, его курицей-матерью и дочерью местного архиепископа, которая внезапно стала римской императрицей.
Что он упустил и когда? Почему с ним обошлись именно так? Он не находил ответа. Ведь власть майордомов после смерти Дагоберта стала куда выше королевской. Короли были либо молоды, либо неспособны к делам, либо и то и другое вместе. А потому их, чтобы не путались под ногами, отправляли на очередную охоту или в церковь, где они возлагали ладони на страждущих больных. А тут его виллу окружили хорутанские гвардейцы и кирасирский эскадрон, охранявший императрицу, перебили его лейдов, что думали было дать отпор, а его самого бросили в подвал. А уже там он рассказал все без утайки. Да и как не рассказать, когда тобой занимается опытный палач.
— Ваше высокопреосвященство! — взмолился Виллебад, когда в королевские покои вошел архиепископ Флавиан. — Помилуйте! Умоляю! — но тот прошел мимо, едва бросив на него презрительный взгляд.
— Дочь моя!
Флавиан, которому было уже хорошо за пятьдесят, обнял Марию и потрепал по вихрастой голове внука. Юный король с каждым годом все меньше походил на потомков старого Хлотаря, и все больше — на своего настоящего отца. В отличие от Меровингов, которых можно было охарактеризовать в лучшем случае как «ни рыба ни мясо», Хильдеберт четвертый рос крепким и неглупым мальчишкой. Он с любопытством смотрел на униженного властителя Бургундии, владения которого уже превышали домен короля (3). В его глазах жалости не было, скорее скрытое торжество.
— Ты стала римской императрицей! — всплеснул руками Флавиан. — До сих пор поверить не могу.
— Отец, — Мария показала на бывшего майордома, стоявшего на коленях. — Этот человек виновен в измене. Пусть король назначит суд.
— У Виллебада много сторонников, — поморщился епископ. — Не получить бы нам бунт.
— Пусть бунтуют, — спокойно ответил юный король. — Я призову на помощь войско Баварии, Аквитании и Аллемании. Я вырежу под корень непокорные роды. Как мой отец когда-то…
— Да…, — задумчиво посмотрел на внука епископ. — Как твой отец когда-то… Ты так похож на него… Он был отважным воином. Великим!
— Вот и славно, — одобрительно кивнула Мария. — Значит, не будем тянуть. Мои люди уже выпотрошили его сокровищницу. Поверьте, там хватит не на одну войну. Его — на плаху, а земли — в королевский домен. — Она хлопнула в ладоши. — Увести!
Когда королевские лейды уволокли сопротивлявшегося патриция назад в подвал, Мария продолжила.
— Отец, я предлагаю тебе взять власть в свои руки, а когда мой племянник подрастет, стать его советником. Я не хочу, чтобы Бургундия превратилась в Нейстрию и Австразию, где правит знать вместо короля.
— Пожалуй! — кивнул после раздумий Флавиан. — Это наиболее разумное решение. Мы назначим суд знати на следующий месяц. Не станем тянуть.
— Есть еще кое-что, — сказала Мария и повернулась к Клотильде. — Сестра! Королю пора жениться. Ты не находишь?
— На ком же? — захлопала глазами королева, которая за эти годы превратилась в полную, рыхлую тетку, которая кроме обжорства, сплетен и богомолья не занималась больше ничем. И ворюга Виллебад ее устраивал полностью, положа руку на сердце. Она жила, как хотела, а он решал все остальные вопросы.
— Княжна Екатерина, — пояснила императрица. — Ей скоро исполнится два года, и она еще не просватана.
— Это же сколько лет ждать придется? — лица присутствующих вытянулись.
— Тринадцать лет, — любезно пояснила Мария. — Не так-то и много.
— Я согласен! — звонко ответил Хильдеберт. — Цезарь Святослав — великий воин. И я стану таким. Я завоюю Австразию и Нейстрию у своих слабаков-кузенов!
— Не получится, мой любимый племянник, — ласково сказала Мария. — Границы западнее Новгорода волей его царственности Самослава признаны нерушимыми. Ты можешь еще повоевать с фризами, саксами или данами, но удержать ту землю не сможешь. Уж больно далеко.
— А Лангобардия? — упрямо посмотрел на нее мальчишка.
— И Лангобардия, и испанская Готия неприкосновенны, — пояснила Мария. — Ведь королевой Испании станет княжна Видна. Если кто-то нарушит приказ государя, то против него немедленно выйдут войска остальных королевств. Такова воля римского императора, Хильдеберт.
— Что это все значит? — насупился юный король. — Я не понимаю!
— Зато я понимаю! — прошептал Флавиан. — Pax Romana! Римский мир! Дочь моя! Неужели мы возвращаемся в Золотой век, как во времена императора Адриана, Антонина и Марка? Я не верю…
— Это что же, теперь войн не будет? — расстроился молодой король.
— Будут, Хильдеберт, — успокоила его Мария. — Обязательно будут. Но границы королевств останутся неизменными. Иначе наш мир превратится в хаос. А мы не можем себе этого позволить. Слишком много сил уже вложено в то, чтобы навести в нем хоть какой-то порядок.
1 В 642 году правитель Тюрингии Радульф разбил войско Австразии. Ее одиннадцатилетний король Сигиберт III был брошен отступающим войском. Его нашли плачущим. Это так празило современников, что попало в хроники. Сигиберт и его брат Хлодвиг Нейстрийский стали первыми «ленивыми королями». Они полностью утратили управление страной и умерли молодыми.
2 Женой Хлодвига II стала Батильда, рабыня, привезенная из Британии. Она служила в доме майордома Эрхиноальда.Батильда понравилась Хлодвигу, и он женился на ней. Она родила трех сыновей, каждый из которых стал королем, и приобрела огромное политическое влияние. Королева Батильда канонизирована.
3 Патриций Виллебад и в реальной истории успел отличиться. После смерти Дагоберта он выкроил себе немалое княжество в Бургундии, которое не подчинялось королям. Центральная власть в то время слабела на глазах.