Гипноз и религия

ГИПНОЗ И ВНУШЕНИЕ

Когда наука впервые заинтересовалась высказываниями богословов о так называемых чудесных исцелениях, сразу же возникло предположение, что некоторые из них связаны с гипнозом и внушением. Но сущность гипноза и внушения не находила долгое время правильного объяснения. Веками оставалась она загадкой даже для исследователей.

И действительно, поведение человека в гипнозе отличается необычным сочетанием как бы противоречащих друг другу черт. Он неподвижен, глаза его закрыты, дыхание замедленно, равномерно. Если громко постучать, он не услышит, если тронуть его рукой, он не чувствует. Даже более сильное — болевое раздражение — не действует на него. Эта полная потеря болевой чувствительности, отмечаемая у глубокозагипнотизированных, позволяет в ряде случаев использовать гипноз для обезболивания во время хирургических операций.

Может быть, человек спит, и спит как-то особенно крепко? Ведь обычно спящий стонет, просыпается, если причинить ему боль. Но с предположением, что гипноз — это просто крепкий сон, не согласуются другие особенности поведения загипнотизированного.

Загипнотизированный очень чутко воспринимает каждое, даже очень тихо произнесенное слово гипнотизирующего. И это слово действует на него с удивительной силой. Оно способно вызывать в его организме разнообразные сдвиги. По слову гипнотизирующего врача изменяется работа внутренних органов: появляется усиленное потоотделение, убыстряются или замедляются обменные процессы, увеличивается мышечная деятельность, ускоряется или замедляется работа сердца, изменяется ритм дыхания, перистальтика кишечника. С помощью гипноза у человека могут быть вызваны такие рефлекторные акты, как тошнота, рвота и т. п. Это находит свое прямое использование при лечении гипнозом алкоголизма и некоторых других наркоманий.

Не реагируя на окружающую действительность, загипнотизированный находится в постоянном контакте (так называемом раппорте) с гипнотизирующим. Он отвечает на его вопросы, продолжая пребывать в гипнотическом сне. Загипнотизированный может выполнять по приказу гипнотизера ряд действий: он встает, ходит по комнате, перекладывает предметы, имитирует те или иные мышечные движения, связанные с играми или рабочими процессами. Так, в ответ на внушение: «Вы находитесь в лодке. Гребите!» — загипнотизированный принимает характерную позу гребца и производит руками такие движения, как будто он держит весла и гребет. По внушению гипнотизирующего глубокозагипнотизирован-ный переживает самые разнообразные слуховые, зрительные, обонятельные и вкусовые ощущения. Гипнотизер внушает: «Вы чувствуете запах розы!», «Вы кушаете яблоко!», «Вы гуляете в сосновом лесу!» и т. п. И в восприятии загипнотизированного совершенно реально возникают все связанные с этим ощущения.

Слово гипнотизирующего обладает настолько неодолимой силой действия, что способно извратить реакцию загипнотизированного на непосредственный раздражитель. Так, например, прикладывая к руке загипнотизированного лед, можно вызвать у него обратное ощущение — тепла, если внушать: «Вы чувствуете тепло на вашей руке. Я ставлю на нее стакан с горячей водой. Вам горячо».

Еще одним удивительным свойством является способность глубокозагипнотизированного к забыванию всего происходящего с ним во время гипноза. Это достигается специальным внушением.

Все выше перечисленные особенности гипнотического состояния ныне находят свое использование в практике применения гипноза в лечебных целях.

«Чудеса» гипноза и внушения не сразу дались в руки науке. Прежде чем дать им правильное объяснение, науке пришлось проделать длинный, извилистый и трудный путь.

Отрывочные письменные свидетельства о знакомстве человека с явлениями, которые наука позже назвала гипнотическими, уходят в седую глубь веков. Они были известны в древней Индии и древнем Египте.

В индийском эпосе «Махабхарате» («Сказание о великой битве бхаратов»), относящемся к X–VIII векам до нашей эры, приводится следующий пример вызывания гипнотического состояния. «Желающий вызвать его у другого человека садится напротив него и, пристально уставясь взглядом в его глаза, старается внушить ему какое-нибудь определенное желание или мысль». Там же, в четвертой песне «Махабхараты» упоминается о «санмо-хан-астре» — особом оружии, которое поражает врагов, погружая их в сонное состояние.

В собраниях религиозных гимнов древней Индии «Ведах» имеются первые сведения о мистической, религиозной системе йогов. Защитники системы йогов утверждают, что она позволяет достигнуть состояния нирваны — отрешенности от земной жизни и мистического «единения души йога с Вседушой — Брамой».

Основным в ней считалось умение контролировать свое дыхание, ибо дыхание отождествлялось с представлением о душе — о жизненной силе («прана»). Идеалом, к которому должен стремиться йог, считалось умение превозмочь необходимость выдоха в течение по крайней мере часа. Овладение этим секретом открывает якобы путь к духовному совершенствованию. В то же время считалось, что это дает возможность продолжить свою жизнь.

Характерно, что, уделяя столько внимания дыханию, трактаты о системе йогов совершенно не упоминают о легких и их деятельности. Слово «кломан» (по-санскритски — «легкие») в этих текстах отсутствует. Пишется, что вдох распространяется от черепа до кончика ступней. Следовательно, дыхание понимается здесь не как физиологическая функция легких, а как синоним деятельности основного жизненного начала — души. Также полностью игнорировалась роль мозга. Психические функции связывались с сердцем. Сердце считалось подобным цветку лотоса: когда оно распускается — человек бодрствует, когда закрывается — спит.

В тех же текстах описаны упражнения по контролю над дыханием, своеобразные серии движений и поз, необходимых для достижения умения погружаться в сон йогов. В сне йогов много общего с гипнозом и связанными с ним явлениями.

В начале XVIII века странствующие индийские факиры демонстрировали сон йогов в Европе, поражая зрителей нечувствительностью к боли и вообще к любым внешним раздражениям, умением надолго оставаться без видимых признаков жизни — дыхания и сердцебиения, как бы умирать и затем вновь оживать.

Для достижения такого состояния факир сосредоточивал пристальный взгляд на какой-либо точке, находящейся прямо впереди глаз или над переносицей, а также по многу тысяч раз повторял мистические однообразные слоги: бам, гам, зам, джам и т. д. В результате подобных приемов у странствующих факиров возникала полная нечувствительность к уколам, ожогам, порезам, наблюдалось снижение температуры тела, расслабление мышц и т. д.

Фактически же эти внешние мистические приемы были не чем иным, как условиями, способствующими возникновению гипнотического состояния.

Элементы гипноза содержались и в тех шарлатанских «сеансах чудес», которые давали периодически появлявшиеся при дворах королей и феодалов средневековья предсказатели и маги, провидцы и оракулы, колдуны и чародеи.

Первая попытка объяснить природу необычных явлений, впоследствии названных гипнотическими, связана с именем венского врача второй половины XVIII века Франца Антона Месмера, создавшего «учение» о животном магнетизме.

Еще за несколько веков до Месмера средневековые схоласты уделяли большое внимание таинственной, на их взгляд, силе, которая властно притягивает кусок железа к магниту. Напыщенные трактаты об этом писали философы, богословы, врачи. С удивительным постоянством в их сочинениях при попытке дать объяснение явлениям магнетизма привлекались потусторонние силы. Время от времени представители религии обрушивались на магнетизм, но, отрицая «божественность» его происхождения, они отнюдь не стремились дать ему материалистическое объяснение. Отнимая его у бога, они отдавали его черту. От этой смены декораций взгляд на магнетизм не менялся, так или иначе в представлениях средневековья он был все тем же непостижимым, сверхъестественным.

В начале XVI века на магнетизме останавливается внимание Теофраста Бомбаста Парацельса. Этот немецкий врач и естествоиспытатель, искавший новых экспериментальных путей движения науки вперед и остро высмеивавший рабское преклонение перед авторитетом древних, сам совершил немало ошибок в своей бурной деятельности. У него возникла мысль: не будет ли таинственная сила магнита вытягивать болезнь из тела пациента, подобно тому как магнит притягивает железо? И Парацельс начинает лечить магнитами. Он прикладывает их к грудным младенцам, задыхающимся от дифтерии, и к агонизирующим ' старикам с кровоизлиянием мозга. Магниты не помогают. Но в практике Парацельса были и такие случаи, когда наложение магнита прекращало корчи и судороги, возвращало дар речи онемевшим, поднимало на ноги парализованных. Такие случаи бывали с нервными субъектами, чаще всего с женщинами, у которых болезненные расстройства возникли в результате каких-либо волнений или потрясений.

В начале своей врачебной деятельности попробовал лечить магнитами и Франц Месмер. После нескольких удачных случаев он уверовал в их целебные свойства Очевидно, что и у него удачные случаи относились всецело к нервным субъектам. Но однажды Месмер случайно заметил, что целебная сила заключена не столько в магнитах, сколько в нем самом: лечение оказывалось успешным и тогда, когда он прикасался к телу пациента не магнитом, а лишь собственными руками. Вначале Месмер был озадачен, но затем решил, что целебная сила, подобная той, которая заключена в магните, может накопляться и в живых существах, в человеке.

Развивая эту мысль, Месмер высказал идею, что в некоторых людях эта «чудодейственная» сила, названная им «магнетическим флюидом», может накопляться в особенно большой концентрации. Несомненно, решил Месмер, наиболее богатым вместилищем флюида является он сам.

Фанатично убежденный в своей правоте, Месмер начинает творить «чудеса». Популярность его растет. Отовсюду стекаются к нему больные. У него не хватает времени и рук прикоснуться ко всем жаждущим получить исцеление.

Тогда он приходит к такому заключению: «магнетический флюид» — жидкость, а жидкость, как известно, обладает способностью перетекать из одного сосуда в другой. Следовательно, можно сделать так, что чудесная сила, заключенная в Месмере, сможет оказывать целительное воздействие на людей и без участия самого Месмера. Ведь прикоснувшись руками к любому предмету, он может как бы перелить «магнетический флюид» в этот предмет, сделать его вместилищем этой чудодейственной жидкости (намагнетизировать его), а больные будут черпать исцеление, прикасаясь к этому предмету. И вот Месмер таким способом магнетизирует специально сконструированные им баки, наполненные железными опилками, чтобы, держась за выходящие из этих баков стержни, больные могли получать целебный флюид. В глазах больных «чудотворец» Месмер становится подобным богу.

Кроме того, специально для бедных у ворот своего дома Месмер «намагнетизировал» развесистое дерево. Больных предупредили, что магнетическая сила распространяется от листьев, веток и ствола дерева на всю площадь, покрываемую его тенью. А под таким деревом, если хорошенько потесниться, может одновременно расположиться до сотни человек. Слава Месмера растет, растет и его богатство.

Но этого мало Месмеру. Он домогается признания у официальной пауки. В 1774 году Месмер подает доклад в Парижский медицинский факультет, излагая свое учение о «животном магнетизме». Вначале официальная наука отвечает молчанием. Но Месмер пускает в ход все свои связи, и вот благодаря покровительству самой королевы Марии-Антуанетты факультет принуждают заняться «животным магнетизмом». Заключение факультета уничтожающе, особенно если принять во внимание, что в состав комиссии входили такие известные ученые, как Франклин и Лавуазье. Вот дословное заключение: «После того как члены комиссии признали, что флюид жизненного магнетизма не познается ни одним из наших чувств… после того как они, с другой стороны, доказали, что воображение без магнетизма может вызвать судороги, а магнетизм без воображения ничего не в состоянии вызвать, они единогласно постановили, что ничто не доказывает существования магнетически-жизненного флюида и что, таким образом, этот не поддающийся познанию флюид бесполезен».

Правильно отвергнув существование «магнетического флюида», ученые того времени не были в состоянии раскрыть содержание слова «воображение». А ведь именно в нем, в этом слове, если вложить в него понятие внушение и самовнушение, могло быть найдено объяснение действительным фактам положительного лечебного воздействия на некоторые симптомы болезненных проявлений у истеричных почитательниц Месмера.

Много шуму наделал Месмер по всей Европе своим «животным магнетизмом». И хотя в последние 30 лет своей жизни он был забыт, все же то тут, то там появлялись поклонники и последователи его взглядов. Под именем месмеристов, или магнетизеров, разъезжали они по разным странам и в публичных сеансах демонстрировали «чудеса животного магнетизма».

В Манчестере на сеанс такого странствующего месмериста Лафонтена (внука известного баснописца) пришел 13 ноября 1841 года английский хирург Джемс Брэд. Пришел со специальной целью — разоблачить шарлатанские проделки месмериста. И тут происходило то, что впоследствии с удивительным постоянством повторялось и с другими представителями науки, которые обращали свое внимание на публичные сеансы гипноза, чтобы разоблачить шарлатанские проделки, на нем построенные. Многие из них приходили с целью доказать, что никакого гипноза вообще нет и быть не может, что это миф, балаганное знамя шарлатанов, подхваченное, как ветром, легкомысленной верой падких до сенсаций невежественных людей. Но они уходили с сеансов с двойным чувством. Конечно, они не ошиблись — все эти месмеристы и магнетизеры по своей сути шарлатаны, но вместе с тем в их руках находится какое-то удивительное и еще не познанное явление природы, идущее вразрез с установившимися представлениями о природе человека и формах его поведения. К таким выводам пришел 39 лет спустя после Брэда знаменитый немецкий физиолог Гейдангайн, когда он явился на публичное выступление гипнотизера Ганзена.

Мысль, что в этих манипуляциях отнюдь не все может быть отнесено к шарлатанству и фокусничеству, что здесь есть что-то рациональное, но не познанное еще наукой, заставила Брэда заняться экспериментированием в этом направлении. Результатом его опытов и наблюдений явилась книга, озаглавленная «Нейрогипнология, или трактат о нервном сне, рассматриваемом в его отношениях к животному магнетизму со включением всех многочисленных успехов в применении его к лечению болезней». Это заглавие говорит о многом, почти обо всем том положительном, чего удалось достигнуть автору книги.

Начнем со слов, характеризующих природу этого доселе загадочного состояния. Брэд впервые называет данное состояние «гипнозом». Это слово взято им из древнегреческого языка и обозначает в переводе — сон, что свидетельствует о большой наблюдательности Брэда и об эмпирическом приближении к сущности изучаемого явления. Гипноз — сон, точнее, сказано у автора, — нервный сон. И, как мы впоследствии увидим, такое сближение явлений сна и гипноза стало той столбовой дорогой, на которой эта проблема нашла свое разрешение.

Но мало того, что Брэд стал на правильную в принципе точку зрения в вопросе о природе гипноза, он начал использовать его для лечения больных. Именно с Брэда начинается научный период изучения гипноза и связанных с ним явлений и попытки найти наиболее рациональные способы для использования его в лечебных целях.

Брэд стал применять гипноз для обезболивания при проведении хирургических операций. Нельзя забывать о том, что впервые эфирный и хлороформный наркоз был применен в 1846–1847 годах. Следовательно, предпринятые Брэдом поиски в этом направлении имели практическое значение.

Конечно, далеко не все в высказываниях и взглядах Брэда отличалось последовательностью. Были и у него воззрения, очень близкие к мистическим домыслам месмеристов. Так, например, Брэд полагал, что загипнотизированные приобретают якобы способность читать запечатанные письма и отгадывать мысли.

В дальнейшем центр изучения гипноза перемещается во Францию. Именно там оформились те две точки зрения на гипноз, которые получили известность под названием парижская, или сальпетриерская, школа Шарко и нансийская школа Бернгейма.

В крупнейшей психиатрической больнице Парижа, в Сальпетриере, работал широко известный врач невропатолог Шарко. Именно он положил начало системе взглядов, вошедших в историю как точка зрения парижской школы. В небольшом городке Нанси работал невропатолог и психиатр Бернгейм. Он опирался на практические результаты, полученные жителем Нанси доктором Льебо за многие годы применения им гипноза в лечебных целях. Бернгейм разработал теорию нансийской школы. Обе эти школы вели горячую дискуссию между собой — каждая оспаривала и отвергала воззрения другой. В конечном итоге обе они стояли на неправильных позициях в вопросе о природе гипноза.

Что же утверждал Шарко и его последователи? Шарко все свои эксперименты при изучении гипноза проводил на больных, страдавших истерией, и пришел к ложному выводу, что гипноз якобы есть не что иное, как искусственно вызванный истерический припадок. Отсюда и происходил взгляд Шарко на гипноз как на состояние, вредное для организма и ослабляющее нервную систему. Это ошибочное мнение, принимая во внимание авторитет Шарко в то время, не могло не оказать влияния на развитие науки о гипнозе и на практическое его использование. Энтузиасты врачи, стремившиеся применять гипноз при лечении отдельных заболеваний, испытывали на себе корпорационное и административное давление, препятствовавшее такого рода деятельности.

Изучая гипноз, Шарко вызывал это состояние у больных, используя сильные раздражители, например: внезапную вспышку яркого света в затемненном помещении, неожиданный сильный удар гонга и другие приемы. Прямое словесное внушение при этих экспериментах не применялось. Шарко не принимал во внимание несомненную роль внушающего фактора, который был здесь. Все эксперименты проводились на людях, находившихся в одной клинике. Естественно, что они обменивались друг с другом впечатлениями по поводу испытываемых ими ощущений во время сеансов гипноза, а также рассказывали друг другу об обстановке и условиях проведения экспериментов. Это, безусловно, оказывало большое внушающее действие. Следует также учесть повышенную внушаемость больных истерией, а именно на них-то и проводил Шарко свои исследования. Все эти условия и привели к тому искусственному положению, что картина вызывавшегося Шарко гипнотического состояния с удивительным постоянством у всех 13 испытуемых напоминала истерический припадок. Это и привело самого экспериментатора к неправильному взгляду на природу гипноза.

Такие явно уязвимые положения Шарко критиковались сторонниками нансийской школы. Но, подвергая справедливому порицанию методически неправильно построенные Шарко эксперименты, Бернгейм в свою очередь заблуждался и, употребляя известное выражение, выплеснул из ванны вместе в водой и ребенка. Он вообще отбросил возможность существования гипнотического состояния и выдвинул свое, ставшее крылатым, положение: «Гипноза нет — есть только внушение».

Все наблюдавшиеся во время гипноза явления Бернгейм и его последователи сводили к внушению. Они понимали возникновение гипнотического состояния исключительно как результат того, что гипнотизируемый поддается внушающему влиянию гипнотизера, «не обнаруживая при этом критики к получаемому внушению». Таким образом, смешивая в одно целое понятия гипноза и внушения, нансийская школа пришла к прямому отрицанию существования гипноза как определенного самостоятельного состояния. В действительности же у человека роль внушения в явлениях гипноза велика. Доказательством этому служит тот факт, что один из наиболее употребительных способов вызывания гипнотического состояния — словесное внушение. Тем не менее не подлежит сомнению факт самостоятельного существования гипноза.

Интересно отметить, что в то время представители нансийской школы еще окончательно не сформировали своих взглядов. В докладе профессора физиологии Харьковского университета В. Я. Данилевского «О единстве гипнотизма у человека и животных» уже содержалось обоснованное опровержение их ошибочных положений. Данилевский проводил свои исследования на разных объектах (лягушки, раки, крабы, рыбы, тритоны, змеи, ящерицы, черепахи, некоторые птицы и млекопитающие и даже крокодилы). Он показал, что такие специфические, как раньше думали, особенности гипноза человека (например, каталепсия — восковая гибкость суставов и мышц и анестезия — отсутствие чувствительности) присущи и гипнотическому состоянию животных.

Рис 5. Курица и лягушка в гипнозе

Явления гипноза у животных впервые были описаны Афанасием Кирхером в 1646 году под названием «чудесный опыт». Опыт состоял в том, что курицу клали боком на стол и удерживали в этом положении до тех пор, пока она не успокоится; затем проводили мелом черту перед головой, и курица спокойно оставалась лежать в этой неестественной позе даже после того, как ее переставали удерживать. Кирхер считал, что курица принимает проведенную мелом черту за привязывающую веревку (рис. 5). Впоследствии научной разработкой этого явления занялись чешский физиолог И. Н. Чермак, немецкий физиолог В. Прейер и другие.

Установление единства природы гипнотических явлений у человека и животных — большая заслуга Данилевского. Сводные результаты своих исследований он привел в книге «Гипнотизм». Исследования В. Я. Данилевского показали, что если осторожно, не причиняя боли, взять животное и придать его телу какое-нибудь неестественное положение, например положить на спину, и удерживать, пока не прекратится сопротивление, то затем животное само продолжает сохранять эту позу в течение многих минут, а иногда и нескольких часов.

В таком состоянии угнетения движений животному можно придать любую неестественную позу, и оно также не будет сопротивляться. У загипнотизированного животного резко снижается чувствительность кожи и слизистых оболочек; животное не реагирует даже на болевые раздражения. Данилевский установил, что чем чаще гипнотизировать животных, тем скорее и легче можно вызвать у них гипноз.

Опыты Данилевского показали, что явления, наблюдаемые у человека в гипнозе, встречаются также у загипнотизированных животных. Это и позволило ему высказать мысль о единстве гипноза у человека и животных. Не подлежит сомнению, что восприятие внушения лишь специфически человеческая способность. Для этого необходимо полностью отсутствующее у животных понимание слов, человеческой речи. Полученные Данилевским доказательства единой природы гипнотических явлений человека и животных с несомненностью свидетельствовали о самостоятельной природе гипноза, вне зависимости его от внушения.

На IV съезде русских врачей в Москве (1891 г.) Данилевский выступил как представитель материалистического направления в русском естествознании и медицине. Основоположником его явился И. М. Сеченов. Передовые идеи И. М. Сеченова получили дальнейшее развитие в учении С. П. Боткина и И. П. Павлова о нервизме.

Данилевский так говорил о положительном лечебном влиянии внушения в гипнозе на скорость заживления ожогов: «Указанные гипнотические воздействия на вегетативную сферу до известной степени объясняются подобным же влиянием раздражения корки большого мозга на кровообращение, отделения, гладкую мускулатуру и т. д.». В этих словах уже звучал такой подход к изучению гипноза, который в дальнейшем в трудах И. П. Павлова и его последователей привел к созданию подлинно научной, экспериментально обоснованной теории гипноза и связанных с ним явлений.

На этом же съезде с докладом «Терапевтическое применение гипнотизма» выступил ученик и последователь основоположника московской психиатрической школы С. С. Корсакова — А. А. Токарский.

Деятельность А. А. Токарского развертывалась в такое время, когда во взглядах на гипноз господствовали во многом неверные воззрения школы Шарко. Административные круги медицины часто запрещали применение гипноза в лечебных целях.

С воинствующей страстностью боролся Токарский за то, чтобы гипнотерапия получала равные права с другими методами лечения и заняла достойное место в медицине. Токарский считал, что гипноз может оказать существенную помощь при самых разнообразных заболеваниях. В докладе он говорил: «…смешно было бы думать, что гипнотизм вырос где-то сбоку, за дверьми храма науки, что это подкидыш, воспитанный невеждами. Можно только сказать, что невежды его достаточно понянчили и захватали своими руками».

Токарский горячо отстаивал целебные свойства гипнотического сна. Опровержению ошибок Шарко он посвятил одну из своих лучших работ: «К вопросу о вредном влиянии гипнотизирования». Он писал, что «необходимость влияния на нервную систему встречается на каждом шагу, независимо от болезни». Токарский был убежден, что гипноз и внушение благотворно действуют на нервную систему, способствуя ее укреплению и успокоению, и поэтому предлагал расширить границы применения гипнотерапии.

Токарский много сделал для внедрения психотерапии в широкие медицинские круги врачей-практиков. Он первым в России начал чтение на медицинском факультете Московского университета курса гипнотерапии и медицинской психологии.

Особенно велика роль в развитии науки о гипнозе, внушении и связанных с ними явлений выдающегося отечественного психоневролога академика В. М. Бехтерева. Он проявлял очень большой интерес к этим вопросам почти на протяжении всего творческого пути. В оставленном им литературном наследстве большое количество работ посвящено гипнозу и внушению. В руководимых Бехтеревым научных лабораториях и институтах им самим, а также его сотрудниками проводилась углубленная научно-исследовательская работа, затрагивавшая вопросы теории и практики гипноза и внушения. Разрабатывались новые приемы, направленные на усиление лечебного воздействия слова при различных заболеваниях.

В созданном Бехтеревым антиалкогольном институте широкое применение в лечении алкоголиков нашла получившая затем всеобщее признание его методика коллективной гипнотерапии наркоманов (рис. 6).

Рис. 6. В. М. Бехтерев проводит сеанс лечебного внушения в гипнозе

Особенно следует подчеркнуть ту огромную роль, которую сыграл Бехтерев в популяризации гипноза и внушения и в борьбе со всевозможными связанными с ним предрассудками и суевериями. Он прочитал много публичных лекций, написал большое количество научно-популярных брошюр и статей. Знаменитый ученый с присущей ему страстностью отстаивал материальную природу гипнотических явлений.

Его книги имели огромное атеистическое значение, ибо давали глубокий научный анализ обстановки, в которой совершали свои «чудодеяния» люди, снискавшие славу «святых», «чудотворцев», «избранников божьих» и т. д. Бехтерев нанес сильный удар по религиозным предрассудкам. Он показал, что в вопросе о «чудесных исцелениях» религия опирается на практически используемые ею явления внушения, самовнушения и гипноза.

Царское правительство и правящие классы в период после подавления первой русской революции с особенным усердием поощряли любые формы затемнения сознания народа — религиозные «чудеса», мистическое мракобесие, низкопробные измышления реакционеров всех мастей. В эти годы книжный рынок захлестнула мутная волна различных шарлатанских брошюр, в которых проповедовались давно уже отвергнутые наукой представления о существовании внутри человека каких-то таинственных сил (вроде «магнетического флюида»). Некоторые авторы давали заманчивые обещания научить читателя развивать в себе подобные «чудоспособности», чтобы с их помощью достичь успехов в жизни, заставить других полюбить себя, разбогатеть и т. д.

В этих условиях Бехтерев неутомимо пропагандировал строго научный взгляд на гипноз, подчеркивая насущную необходимость широкой просветительной работы в этой области.

Бехтерев развил взгляд на гипноз как на своеобразное видоизменение нормального сна. В чем главное отличие гипноза от естественного сна? По Бехтереву, оно состоит в том, что гипноз вызывается искусственно усыпляющими приемами гипнотизера. Из них важнейшим Бехтерев считал словесное внушение. Но в то же время он придавал большое значение однообразным слабым физическим раздражителям как факторам, которые способны сами по себе, без всякого внушения, вызвать гипнотический сон.

Много внимания уделял Бехтерев выявлению лечебных возможностей внушения в гипнозе и внушения в состоянии бодрствования. Он подверг критике многочисленные определения внушения, данные до него различными авторами, и сформулировал собственное понимание этого вопроса.

Однако полного проникновения в природу гипноза и внушения, выяснения физиологических механизмов этих явлений Бехтереву достигнуть не удалось. Выяснение сущности этих явлений, тесно связанных с психической деятельностью мозга, не могло произойти раньше, чем были установлены основные закономерности этой деятельности.

Но к началу нашего века психология, то есть именно та наука, специальная задача которой состоит в установлении законов психики, все еще оставалась беспомощной в этом вопросе. Одной из главных причин этого было то, что среди психологов господствовал в корне неверный взгляд на психику, рассматривавший деятельность души вне зависимости от деятельности организма. В этом идеалистическом представлении о психике сказалось давление древнего религиозного представления о независимости души от тела, о ее подвластности одним лишь «высшим силам».

В ту пору в психологии общепринятым методом познания психических явлений был так называемый субъективный метод. Согласно его требованиям единственный способ изучения мыслей, чувств, желаний и поступков человека — это регистрация их в том виде, в каком они предстают сознанию исследователя при самонаблюдении. И далее сопоставление полученных данных с поведением других людей. Естественно, что этот метод был очень неточен, ибо он не мог не отражать личного, пристрастного отношения исследователя к наблюдаемым фактам. По самой описательной своей природе этот метод не давал возможности выявить внутренние, интимные процессы, происходящие в мозгу и составляющие основу психики человека.

Великим физиологом И. П. Павловым был разработан объективный экспериментальный метод изучения сложнейшей работы высших отделов головного мозга. Он позволил глубоко, точно и беспристрастно исследовать процессы, лежащие в основе психических явлений. С помощью этого метода И. П. Павловым были впервые установлены основные закономерности психической деятельности. Это открыло путь к пониманию и таких своеобразных ее проявлений, как гипноз и внушение.