Главный приз

И только когда председатель клуба пригрозил дойти до министра, напирая на соблюдение клубного протокола, заявив, что убийство не повод нарушать традиции; когда госпожа Снайгер, глядя то на Базиля, то на полицейского широко открытыми, умоляющими глазами, поручилась за шефа, Филинов пошёл на уступки. Арест был отложен до окончания соревнований.

***

Базиль отступил от края, вернувшись на исходную позицию. Машинально оправил снаряжение. Накануне он привёл в порядок свои дела, и перед собой был чист, как стёклышко. Если он даже разобьётся сегодня о мостовую, ему не о чем будет сожалеть.

Вот распорядитель взмахнул флажком на соседней площадке. Вот начался отсчёт. Базиль мысленно следовал за процедурой, привычно отсчитывая секунды. Всё было отработано на тренировках до мелочи, и теперь остался только неистребимый с годами азарт и ни с чем не сравнимое чувство свободы.

Взмах флажка, короткий сигнал свистка, не слышный зрителям внизу. Шаг вперёд, толчок, прыжок. Он летел вниз.

Никто из участников не может слышать восторженного крика толпы, когда отделяется от стенки, и выполняет начальный переворот. И лишь знатоки могли в полной мере оценить умелый расчёт, мастерство и изящество прыжка.

Он продолжал мысленный отсчёт. Привычно взялся за петлю крепления. Сейчас. Базиль потянул петлю, рычажок провернулся по оси. Освободился зажим, карабин щёлкнул, и скорость падения замедлилась. Теперь надо было развернуться и принять позицию для выполнения классического пируэта. Молодые члены клуба были недовольны рутиной, и многократно высказывались за отмену обязательных элементов. Но Базиль Фёдорович был одним из тех, кто выполнял классику с ювелирной точностью и не стеснялся этого.

Пируэт удался, пришёл черёд оригинального элемента. Снизу шёл мощный поток восходящего воздуха, Базиля повело в сторону, и он механически скорректировал своё положение. Взялся за петлю крепления. Петля подалась под рукой, и он не услышал щелчка карабина. Его закрутило, и лишь многолетний опыт помог избежать опасного для новичков переворота и не влезть в ненужный пируэт вверх тормашками.

Ещё можно было спасти элемент, и он взялся за запасной карабин. Запаска тихо тренькнула, он даже не услышал это, а ощутил всем телом. Этот звук рвущейся запаски члены клуба с юмором, недоступным чужакам, называли первым звонком.

Вторым звонком становился истошный вопль валящегося с неба экстремала, а третий происходил от удара о мостовую, и слышали его уже только зрители.

Только чувство глубокой досады испытал Базиль Фёдорович при виде тошно качнувшегося и совершившего крутой переворот синего неба. Он ощутил, как вновь неумолимо нарастает скорость падения, как воздух вдавливает в тело ткань комбинезона. Он закрыл глаза, чтобы не видеть толпы внизу. Ему вдруг стало жаль Сильвию, которая стоит сейчас внизу, и наверняка увидит его расплющенное о мостовую тело. А Мари, возможно, прочтёт в газетах о его смерти, и, может быть, пожалеет мимолётного любовника.

Что-то толкнуло его. Базиль почувствовал даже через плотную ткань комбинезона порыв ледяного ветра, слишком холодного для этой весны. Его повело в сторону, тонкие тросы крепления, проходящие сквозь весь комбинезон, внезапно натянулись, он развернулся, и понял, что занял удобную для приземления позицию. Машинально поджал ноги, а порыв ледяного ветра снова поддал его снизу, словно огромная ладонь шлёпнула по спине. Базиль заскользил вбок, набирая скорость, увидел надвигающийся угол здания, зажмурился и с размаху приложился пятой точкой о тротуарный бордюр.

Заскрипела патентованная ткань комбинезона, затрещали, меняя положение, рычажки креплений. Он открыл глаза. Прямо над головой синело весеннее небо, острым углом нависал угол небоскрёба. Базиль лежал на тротуаре, рядом с цветочным вазоном. На лицо ему посыпались смятые бутоны, и он потряс головой, смахивая с лица лепестки.

Он приземлился далеко за верёвочным ограждением. Дальше по улице, где проходили соревнования, он увидел спины зевак. Возбуждённые люди перебегали с места на место, слышался многоголосый гомон, и он подумал, что для процедуры открытия сегодня слишком много шума.

Базиль приподнялся на локтях, обвёл себя глазами. Он был цел, ни одной царапины. Даже вполне спокоен. Он знал по опыту, что потом у него будут дрожать коленки, и все внутренности сведёт от чувства миновавшей опасности. Но это будет потом, а сейчас следовало идти на оговорённую в протоколе соревнований точку.

— Как вы себя чувствуете, господин Акинушкин? — спросили его, и он обернулся.

Рядом с ним стоял господин Коль, обводя его взглядом добросовестной няньки, поднявшей с пола упавшего из люльки младенца. Господин Коль был в своём лёгком плаще, расстёгнутом донизу. Под плащом чернел строгий деловой костюм.

Базиль медленно поднялся на ноги, неторопливо отряхнул коленки. Шагнул, не глядя на менеджера, к суетящейся толпе. Вот коротко, резко, провыла сирена, люди расступились, пропустив машину скорой помощи.

— Ещё одна, — отметил господин Коль. — Не стоит вам туда идти.

— Почему это? — спросил Базиль, сделал ещё один шаг в сторону толпы, и пошатнулся.

— Это у вас от перепада давления, — деловито сказал господин Коль, зайдя сбоку и озабоченно заглянув ему в лицо. — Впрочем, для покойника неплохо.

— Что вы несёте?

— Дело в том, что вы теперь покойник, господин Акинушкин. Видите эти машины скорой помощи? Они приехали за вами. Ваше тело сейчас подбирают с мостовой. Печальное зрелище, надо признать.

Господин Коль печально покачал головой. Потом посмотрел в лицо Базиля и торопливо сказал:

— Нет, нет, Базиль Фёдорович. Всё в порядке. Вы здесь, со мной. Живы и здоровы.

Базиль шагнул к нему, ухватил за отворот элегантного плаща и с силой тряхнул, едва не потеряв равновесие:

— А вы, как вас там, господин шеф охраны! Кто обещал — с нами вы подниметесь ещё выше? Куда уж выше!

— Вам нужно отдохнуть, господин директор, — озабоченно произнёс господин Коль, легко отводя руки Базиля и в свою очередь обнимая его за талию. — У меня здесь припаркована машина. Пойдёмте. Нам в самом деле не стоит здесь задерживаться.

У тротуара действительно стояла машина, и оцепеневший от смешанных чувств директор позволил усадить себя на заднее сиденье. Господин Коль сел за руль. Они проехали мимо возбуждённой толпы, и Базиль смог пронаблюдать сцену водружения носилок с накрытым простынёй неподвижным телом в фургон скорой помощи. Следом погрузились люди в зелёных комбинезонах медиков, дверцы захлопнулись.

Взвыла сирена, толпа торопливо расступилась, фургон развернулся и выехал на проспект. Вслед за ним, сияя огнями мигалки, мчалась машина полиции.

— Кого же они увезли? — спросил Базиль Фёдорович, не веря своим глазам. Машины скорой помощи и полиции, завывая и сверкая огнями, неслись по проспекту.

— Вас. — Господин Коль коротко глянул на него в зеркало: — или вы предпочитаете отправиться в камеру? Разве вас не должны были арестовать после прыжка?

— Так это ваших рук дело? — хмуро спросил директор.

— Надо признаться, да. Очень скоро в реанимацию поступит почти неживое тело господина Акинушкина, полиция установит у палаты пост, и вы для всех как бы исчезнете. Мы решили, что это лучший вариант для вас в сложившейся ситуации, господин директор. Сейчас главное — выиграть время. Через несколько дней ситуация изменится, поверьте.

Базиль Фёдор посмотрел в спину господину Колю. Наверное, он всё-таки упал и ударился головой. Он лежит в машине скорой помощи на носилках, а этот бред послан ему в наказание за заключённый когда-то в припадке безумия договор.

— Куда вы хотели отправиться в отпуск? — внезапно спросил господин Коль. — Куда-то конкретно?

— В деревню. — Директор мечтательно улыбнулся. — Есть такая деревня, Малые Кривули. Там ещё есть речка — Красная. Название такое. В этой деревне жили мои предки.

— Малые Кривули? — спросил господин Коль. — А большие там есть?

— Есть. Только они совсем не большие. Малые гораздо больше.

— Хорошо, — деловито сказал господин Коль, сворачивая на шоссе. — Так даже интереснее. Поедем в Кривули.

Глава 34

— Вы ему ничем не поможете, — безнадёжно повторил Филинов. Сильвия только посмотрела на него. Он понял, что она не уйдёт.

Госпожа Снайгер как заняла место на стуле возле реанимации, так и застыла.

— Хорошо. — Следователь кивнул в сторону полицейского у дверей: — Если что, обращайтесь к сержанту.

Она кивнула, и Филинов ушёл. Он знал, что Сильвия будет сидеть до конца. «А ты на что-то надеялся, старый дурак?» — спросил он себя. И сам себе ответил: «Нет. Не надеялся. Просто она милая девушка.» Он спустился к машине и поехал в управление.

Следователя грызла здоровенная крыса беспокойства. Он был недоволен собой. А когда Филинов был недоволен собой, это чувствовали даже залетавшие в кабинет мухи.

Отчёт начальству не принёс облегчения. Внешне всё выглядело безупречно. Следователь сделал всё, что смог.

Его не раз уже вызывали для доклада. И каждый раз Филинов отвоёвывал себе время для маневра. Но когда в последний раз начальник, не предложив присесть, ткнул ему в нос утреннюю прессу, полицейскому следователю пришлось принять меры. Он ненавидел суету, и не любил делать поспешных выводов. Но новые данные связали его по рукам и ногам. Он выехал чуть свет прямо из дома госпожи Снайгер, где разговор с Константином затянулся до ночи, а Сильвия так и уснула, положив голову на подоконник.

Дежурный полицейский выложил запись ночного сообщения. Следователь прочитал текст сообщения, и понял, что теперь отсрочки ему никто не даст. Попытка нападения на женщину. С применением холодного оружия. Преступник скрылся, оставив на месте преступления следы, улики и свидетеля.

Свидетель и сообщил в полицию о происшествии, назвав адрес. Коттеджный посёлок, тот самый, где живёт главный подозреваемый. На место уже выехала оперативная группа, и следователь понял, что медлить нельзя. Арест неизбежен, и если Филинов это сделает, будет лучше для всех. В том числе для самого подозреваемого.

***

Тихий домашний вечер не радовал Филинова. Придя в свою холостяцкую квартиру, и упав с продавленное кресло с бутылкой минеральной воды в руке, он закрыл глаза.

Это недоумение на лице директора, его удивлённые глаза, когда Филинов прочёл формулу ареста. Следователь понял, что арестованный даже не понимает, о чём речь. Только досада от вмешательства назойливого полицейского, да недоумение были в глазах господина директора, и Филинов вдруг отчётливо понял, что взял не того.

Но интуиция ещё не факт, к делу её не пришьёшь.

Филинов поёрзал в кресле, открыл бутылку и отхлебнул воды. Сполз пониже, в удобную выемку, продавленную в часы раздумий. Ещё эти свидетели. Никто пока не опроверг их показаний, и если не забивать себе голову излишними подозрениями, можно поздравить себя с раскрытием дела. С чистой совестью или без.

Филинов поднёс бутылку ко рту и замер. Мысль, мелькнувшая после ухода свидетеля, мальчишки в странных штанишках и смешной стрижкой. Мысль, прочно забытая, внезапно выбралась на свет, и махнула перед ним пёстрой шалью. Новенькой шалью, расписанной крупными розами, в которую кутала мощные плечи свидетельница по делу о пропавших детях.

Ну конечно. Как он мог забыть это. Главный свидетель, пожилая дама в шали с розами, дающая показания с уверенностью танка. Она оказалась матерью убийцы. И даже когда на суде открылись уличающие её факты, отрытые настырным следователем; и даже когда судья стучал молотком по трибуне, призывая женщину к порядку, она продолжала твердить свои, уже никому не нужные, слова. Оказалось, она даже помогала своему убийце-сыну прятать тела в ближайшем лесу.

Филинов сжал пальцы, и вода немедленно выплеснулась из бутылки ему на руку, облив рукав. Он этого не заметил.

— Лыко-мочало, начинай сначала, — сказал следователь, продолжая сжимать бутылочное горлышко.

***

Утром он посетил реанимацию. В состоянии разбившегося господина Акинушкина ничего не изменилось, и следователь только уговорил Сильвию отдохнуть. Он посадил её в служебную машину, и отправил домой.

Прибыв на службу, он машинально открыл дело фирмы «Бейбиберг» и уставился в экран. Накануне, прежде чем обстоятельства вынудили его пойти на поспешный арест, Филинов нащупал интересный факт. Даже несколько фактов.

Утомительный разговор с крашеной в синий цвет девицей, подругой студента Эдика, вывел его на общество почитателей Живительного Огня. Следователь потратил немало времени на людей из списка, выданного ему разговорившейся девицей. В при разговоре с пятым из списка этих милых, прекрасных людей, по словам свидетельницы, людей, он напал на золотую жилу.

Приятная дама средних лет прониклась к старому холостяку следователю, такому одинокому и неухоженному, искренней симпатией. Пока следователь устраивался в мягком кресле, радушная хозяйка успела положить ему на колени увесистый альбом с фотографиями и упорхнула на кухню готовить чай.

Филинов полистал альбом, и на первых же страницах увидел знакомую ему девицу, подругу Эдика. А рядом с ней, с улыбкой на круглом румяном личике, со своей смешной крашеной чёлкой, стоял Анастасия Кашкина.

Он стал смотреть всё подряд, и на многих снимках видел покойную Анастасию. Она всегда была в компании самых разных людей, эти люди улыбались, они пили чай, сидя по-турецки на круглых ковриках. Они пели песни, смешно разевая рты, и позировали на фоне исторических памятников. И наконец на одном из снимков следователь заметил человека, привлёкшего его внимание.

В первый момент он принял его за господина директора. Потом, приглядевшись, понял, что его обманули стандартный деловой костюм и стрижка. Характерная стрижка с длинной чёлкой, модная в этом сезоне среди бизнесменов средней руки. И сам человек на фото неуловимо напоминал Базиля Фёдоровича. Филинов вытащил фотографию из альбома и присмотрелся внимательней.

Изображение, снятое дрожащей рукой любителя на дешёвую камеру, было нечётким. Но следователь заметил, что этот человек старше господина Акинушкина, что у него более острые черты лица, немного кривоватый нос и глубоко посаженные тёмные глаза.

Пластическая хирургия в последнее время шагнула далеко вперёд и любую кривизну носа, врождённую или приобретённую, было легко исправить. Человек со снимка этого не сделал, и знающий жизнь Филинов даже мог с уверенностью предположить, почему. Это добавило к уже сложившемуся в голове у следователя портрету характерный штрих. Портрет прекрасно укладывался в схему психологического портрета преступника, и Филинов мысленно потёр ладошки. Его интуиция тут же сыграла бравурный марш, и он с трудом заставил её умолкнуть.

Не время бить в барабаны и играть в трубы, напомнил себе следователь, и принялся пить чай с радушной хозяйкой, заедая терпкий травяной настой фруктовым рогаликом.

Следователь отметил, Кашкина и заинтересовавший его мужчина не появляются вместе ни на одном снимке. И вообще, этот человек попался ему лишь дважды, и из этих двух фото на одном он снят неудачно, почти со спины. Зато свидетельница, подружка студента, мелькала постоянно, каждый раз с разными людьми.

Филинов стал задавать вопросы, и дама охотно разговорилась. Эта милая девочка? Да, она часто бывает, приходит с молодыми людьми. Такая активная. Надо же как-то приобщать молодёжь к культурной жизни… А этот милый мужчина? Ну что вы, господин следователь, это же наш гость. Большой знаток культурных традиций и общечеловеческих ценностей. Он иногда приходит, чтобы прочитать лекции на самые разные темы. Это всегда выводит разговор на некую высоту.

Дама пошевелила пальцами, подняла глаза к потолку, пытаясь определить степень высоты беседы. Следователь не дал ей отвлечься, и задал новый вопрос.

Знаком ли этот господин с Настей Кашкиной? Трудно сказать. Дама не помнит, видела ли их вместе. К тому же Настенька всегда так много работала. Вы знаете, у неё ведь ребёнок. Его надо содержать. Ну, вы понимаете.

Филинов тщательно записал имя-отчество культурного лектора, и откланялся. Внутри у него играл оркестр, и он вышел на улицу лёгкой походкой, пританцовывая на ступеньках в ритме весеннего вальса.

***

Следователь вывел на экран данные на заинтриговавшего его гражданина лектора. Теперь можно было с чистой совестью взяться за него вплотную. Господин Акинушкин, главный подозреваемый по делу, лежал сейчас в реанимации, и в ближайшее время доступа к нему не предвиделось. Жизнь пошла своим чередом, и ничто теперь не мешало Филинову копаться в делах.

Глава 35

Секретарь посмотрел, как господин Фрезер медленно ровняет манжеты и оправляет безукоризненный галстук и поёжился. Это были симптомы грядущей грозы.

— Так они говорят, что совещание отменяется? — повторил генеральный директор. Он в последний раз огладил манжеты, посмотрел в зеркало. — Вызовите мне юриста. И пусть поторопится. Иначе мы уедем без него.

Максимилиан Фрезер липким, тяжёлым взглядом проследил, как юрист торопливо забирается в салон. Кивнул шофёру Феде, и машина тронулась. Директор был мрачен, и на душе у него вместо приятного трепета ворочались дурные предчувствия.

Сегодня был важный день. Он ждал его давно, и даже собирался насладиться плодами победы над фирмой «Бейбиберг». Сегодня в уютном маленьком ресторанчике пела Виолетта, и он распорядился доставить ей цветы. Её любимые фиалки. Даже мысль о возможности отмены этой редкой радости приводила его в ярость.

У входа в здание, где размещалась фирмы «Бейбиберг», как всегда, наблюдалась суета. Время было предобеденное, но граждане в офисных одеждах уже торопливо сбегали по ступенькам и расходились кто куда, стуча каблуками и ботинками по фигурным плиткам тротуара.

В холле было тихо, пустынно, и пахло свежеотмытыми полами. Господин Фрезер, сопровождаемый секретарём и юристом, двинулся к кабинету директора. У кадки с пальмой путь им преградил человечек, похожий на тощего пингвина. Человечек был свеж, элегантен, благоухал ароматом дорогого одеколона. И он сжимал в ухоженной руке папку с документами. На папке блестел золотым тиснением символ фирмы «Бейбиберг».

— Господа, — вежливо сказал человечек с папкой, ласково глядя на гостей, — предъявите пропуск.

Господин Фрезер воззрился на неожиданную помеху, и двинулся было дальше. Блеснули ослепительные манжеты, рука в элегантном пиджаке преградила ему путь, и юрист фирмы повторил:

— Пропуск, господа.

Юрист позади господина Фрезера кашлянул. Два специалиста встретились взглядами, и кивнули друг другу, как хорошие знакомые.

— Простите, на каком основании, коллега? — спросил юрист Фрезера.

— Очень просто, господа. — Юрист фирмы «Бейбиберг» открыл папку и полистал бумаги. — Вы явились в момент проведения пожарных учений. Персонал фирмы отсутствует, кабинеты закрыты, а проход строго по пропускам.

— Да это просто смешно, — господин Фрезер начал закипать. Детский сад какой-то. Придумали учения, дилетанты. Никакие отсрочки им не помогут. — Вызовите нам господина Сутейкина, старшего менеджера. Он должен был подписать документ о передаче прав.

— Это невозможно. Господина Сутейкина нет на месте.

— Так вызовите его!

-Невозможно. Господин Сутейкин уехал в отпуск. И, предупреждая ваш следующий вопрос, скажу, что от этого господина вам всё равно не было бы пользы.

— Вот как? — тихо сказал юрист Фрезера.

Юрист фирмы кивнул:

— Вот именно. Старший менеджер временно отстранён от своих обязанностей в связи с внутренним расследованием, и отправлен в отпуск.

— Тогда найдите нам другого заместителя. Ведь должен был ваш директор его назначить?

Юрист улыбнулся. Пожал пингвиньими плечами:

— Очевидно, должен. Но, боюсь, он этого не сделал. У меня нет на руках соответствующего документа.

— Кто у вас следующий по старшинству в вашей фирме? — с холодной яростью спросил господин Фрезер.

— Никто. Остались простые исполнители. Должно быть, вы не знаете, господа, что господин Акинушкин, в силу сложившейся традиции, совмещал несколько руководящих должностей. Обычно его заменял господин Сутейкин. Но теперь господина Сутейкина нет, и обязанности директора по-прежнему исполняет господин Акинушкин. Собственной персоной.

— Которая сейчас лежит в реанимации, — процедил господин Фрезер. Дурные предчувствия начинали сбываться. Он чувствовал себя обманутым в дурацкой игре на кулачки. Но каков Базиль! Этот чистюля, выскочка с университетским образованием! Лежит себе в больнице, с него и взятки гладки. Если бы Фрезер не был уверен, что никто по доброй воле не согласиться переломать себе все кости об асфальт, он решил бы, что Базиль разбился нарочно.

Хорошо, мы ещё посмотрим, чья возьмёт.

— Пустите-ка, любезный, — сказал он юристу. — Мне нужно зайти в кабинет вашего директора. Базиль должен был оставить мне кое-какие бумаги.

Главное, занять кресло. Пойди-ка, выгони его потом оттуда. Он двинулся на тощенького юриста, секретарь последовал за ним.

В грудь Максимилиану Фрезеру уткнулся твёрдый, как гвоздь, палец, и он остановился, не в силах сделать ни шага. Он поднял глаза и увидел прозрачные глаза здоровенного блондина, глядящие на него без всякого выражения.

Секретарь за спиной шефа еле слышно вздохнул, а юрист кашлянул. Он единственный не тронулся с места.

Господин Фрезер оглядел загородившего ему путь верзилу, и ему стало не по себе. Он уже видел раньше этого типа, у себя в кабинете. Только тогда тот был одет в элегантнейший костюм от Бруччи, и сидел в кресле одного из совета директоров. Но взгляд был точно такой, и Фрезер до сих пор помнил укоризненно качающийся перед своим носом палец блондина, вслед за этим растворившегося в воздухе кабинета генерального директора.

Теперь блондин был одет в оливкового цвета рабочий комбинезон, обшитый многочисленными кармашками. Из некоторых кармашков даже торчали какие-то железки. Но это, несомненно, был он.

Блондин посмотрел поверх плеча господина Фрезера, и тот оглянулся. Позади всех, неведомо как здесь очутившись, стояла веснушчатая девица. В строгом деловом костюме и туфлях лодочках. Она, не отрываясь, смотрела на блондина, и мгновенно вспотевший господин Фрезер почувствовал себя меж двух огней.

Словно не заметивший всего этого юрист фирмы «Бейбиберг» опять заглянул в свою папку, и сказал, шелестя бумажками:

— Если у вас ещё остались какие-то вопросы, господа, прошу вас отложить их до выздоровления господина Акинушкина. А пока вы можете посетить наш сайт, где вы найдёте много интересных предложений…

Веснушчатая девица, не отводя взгляда от верзилы-блондина, попятилась, сделав знак своему работодателю, господину Фрезеру, следовать за ней. Тот пошёл вслед за девице к лифту, с облегчением выйдя из-под невидимой линии огня.

Они в полном молчании пересекли холл, вошли в лифт, который неторопливо тронулся, унося их вниз. Фрезер дёрнул на себе галстук, ослабив узел. Кажется, всё это время, пока длился молчаливый поединок, он не дышал. Он открыл рот, свирепо глядя на девицу, но она прервала его:

— Вы можете отпустить юриста. Он больше не понадобиться сегодня.

Фрезер изумлённо посмотрел на неё. Никогда раньше она не заговаривала с ним при посторонних. Да что там, она и на люди никогда не появлялась, только у него в кабинете. Он был уверен, что, появись она в коридоре, сотрудники примут её за постороннюю.

— Благодарю вас, метр, вы свободны, — сказал он, и юрист церемонно откланялся.

— У нас для вас хорошие новости, — доложила веснушчатая, едва они забрались в машину, и тронулись с места. — Господин Акинушкин на самом деле вполне здоров.

Максимилиан Фрезер наклонился к ней, глядя в упор в веснушчатое лицо:

— Что значит, здоров?

— Это значит, что директор фирмы «Бейбиберг» действительно уехал в отпуск.

— А кто тогда разбился?

— Другой. Разве вас не удивляет, как такой опытный спортсмен, как господин Акинушкин, мог провалить обычный прыжок?

Фрезер помотал головой. Он мог поверить во всё, что угодно, если за дело берётся сам господин министр. Зная его нетерпеливый нрав и обширные возможности, легко представить себе причины несчастного случая.

— В любом случае, директор оказался предусмотрительным человеком, — словно прочитав его мысли, сказала девица. — И сейчас он спокойно отдыхает. Причём не так уж далеко отсюда.

— Где? — быстро спросил Фрезер. Он с упоением представил, как подходит к нежащемуся в шезлонге Базилю, и трясёт его за ворот цветной рубашечки отпускника.

— Можно показать. Но ехать нужно сейчас, если хотите добраться засветло. — Девица посмотрела на секретаря: — Вы хотите взять его с собой? Это не обязательно.

Господин Фрезер задумался. С ним Федя. Да ещё эта девица. С другой стороны, секретарь может пригодиться.

— Поехали. — Решил он. — Скажите только, куда.

***

— Гляди-ка, вон они. Отъезжают, — сказал Игорёк. Он выплюнул изжёванную коктейльную трубочку и ухватился за руль. Дремавшая на заднем сиденье Мари Ив встрепенулась.

Они проследили за машиной шефа до здания фирмы «Бейбиберг», и остались ждать в пределах видимости. Тщательно разработанный план, составленный на кухне, среди засохших кружочков огурца и пустых бутылок, выполнялся по всем пунктам.

Стратегию и тактику предстоящей кампании разработал Игорёк, и в состоянии полного опьянения не потерявший способности мыслить конструктивно.

— Ты подумай, — втолковывал он сидящей рядом Мари Ив, подпёршей кулачком щёку, и глядящей на него, как на пророка. — Что мы теряем? Ничего. Мы и так в полной жо… яме. А что мы можем сделать? Да что угодно. И наш с тобой шеф об этом прекрасно знает. Так какой из этого логический вывод?

— Какой? — спросила Мари.

— А вот какой. Раз шеф так с нами поступил, значит, рассчитывал на определённый результат. И мы ему этот результат дадим. Представь: берём мы этих самых жучков за жабры — или что там у них есть — тут, естественно, пыль столбом, дым коромыслом, жучки в обмороке, все в шоке, а строгий шеф грозит нам пальчиком. А потом в своём кабинете обнимает, целует мужественные лица, и вешает на широкие груди героев то, что им нужно. Приказ о повышении или бумажку на офигенную премию. Ты вот что хочешь — повышение или премию?

— А можно и то, и другое?

— Можно, — щедро разрешил Игорёк. — Тебе всё можно. Надо только разработать план действий.

И они этот план разработали.

***

— Так, куда это мы? — пробормотал Игорёк, выворачивая вслед за машиной шефа на проспект.

— К себе в офис? — предположила Мари. Она торопливо протёрла тёмные очки и водрузила обратно на нос. Очки закрывали пол-лица, и это было кстати. Следы напряжённой умственной деятельности на кухне под звон посуды дали свои плоды. Утром Мари ужаснулась, увидев себя в зеркале.

— Сейчас увидим, — Игорь вёл машину за заметным издали дорогим авто генерального директора.

Мари заглянула под сиденье. Там, тщательно завёрнутый в ватное одеяло, лежал предмет, составлявший значительную часть их грандиозного плана.

— Не вертись, — строго сказал Игорёк. — Поворачиваем.

Автомобиль шефа свернул на скоростное шоссе, и они двинулись за ним.

***

Мужчина с длинным, лакированным футляром в одной руке, и перекинутым через другую светлым плащом, проводил взглядом отъехавшую машину. За рулём сидел мужчина, небритый тип в кургузой рубашонке и поношенных брюках.

Он видел, как эта женщина, за которой он так упорно следовал, пошепталась с небритым типом, а потом их машина тронулась в сторону делового центра.

Мужчина торопливо направился к своему корвету. Нельзя было терять их из виду.

Он ехал за ними через центр, и почти потерял в дорожной толчее. Потом они выехали на шоссе, и он отстал, чтобы не выделяться на полупустом пространстве дороги. Путь был ему хорошо знаком, и теперь он не боялся их потерять.

Всё шло отлично, судьба снова улыбалась ему. Человек посмотрел на тщательно уложенный на сиденье полированный футляр. Перевёл взгляд на дорогу. Там, впереди, двигалась машина с женщиной, которую он больше не упустит.

Глава 36

Михалыч почтительно подождал, пока шеф проглотит рюмочку, закусит кружочком колбаски, и в свою очередь поднял рюмку.

— Как наши дела, Михалыч? — отдышавшись, спросил шеф, глянув на подчинённого покрасневшими глазами. — Не пора ли закругляться? Как мыслишь?

— Отчего бы и не закруглиться, — рассудительно ответил тот, прожёвывая ароматный, в точечках жира, кружок колбасы. — Только не рановато ли будет?

Министр закряхтел, подхватил пальцами листочки салата, и отправил в рот. Сморщился, размышляя о порядком надоевшем ему деле. Он терпеть не мог тянуть за хвост кота. А это дело со строптивой фирмой «Бейбиберг», и перебежавшей к ней из «Айсберга» службой охраны было слишком мутным, и причиняло беспокойство.

Он взглянул на Михалыча. Золотой человек. Они были знакомы с незапамятных времён, когда-то вместе тянули лямку, и, когда будущий шеф выдвинулся из рядов, и резво пошёл на повышение, он не забыл верного дружка. И теперь Михалыч состоял при шефе, и выполнял деликатные поручения, которые нельзя было поручить никому другому.

Когда министр по совету господина Фрезера воспользовался услугами этой хитрой компании, он, вместе с другими, стал членом элитного клуба, что давало ряд неоценимых преимуществ. Министр ощутил пользу, оценил качество предоставляемых хитрой фирмой услуг. Но никогда не мог, да и не пытался, понять, как они этого добиваются. В его представлении, это была группа ловких спецов с комплектом хитрых приборчиков.

— Что там с твоим человечком, как его, Витьком?

Михалыч тяжело вздохнул. Виталик провалил задание, провалил позорно Но. Михалыч не любил терять своих людей. И на старуху бывает проруха.

— Дадим ему шанс, — покряхтев, ответил он шефу, подобрав с тарелки ещё кусочек дорогой колбаски. — Пусть исправляется. Заодно и со свидетелями разберёмся. Если хотите. Он свою задачу выполнили.

Шеф помолчал, глядя на верного Михалыча покрасневшими глазами. «Незаменимых нет, а концы в воду», — подумал он наконец, усмехнулся, и кивнул:

— Действуй по обстановке.

***

— Вот он, голубчик, — полицейский следователь покрутил на экране портрет знатока культурных традиций и исторический ценностей. Посмотрел фас, профиль. — Так, так. Степан Алексеевич, сорока трёх лет, холост. Ха!

Филинов плотоядно улыбнулся, читая строчки приложенного к фотографии документа.

— Эх, на Муромской дорожке стояли три сосны… — протянул он хрипловатым тенорком, продолжая нехорошо улыбаться.

Солидный человек и знаток общечеловеческих ценностей имел неосторожность проживать в том же коттеджном посёлке, что и господин Акинушкин. И даже… — следователь всмотрелся в текст, — недалеко от дома бедняги директора. Сосед, можно сказать.

Филинов стал смотреть другие документы, и узнал много интересного. Сосед господина Акинушкина оказался весьма непростым субъектом. В сферу его интересов входило, кроме прочего, увлечение различного рода единоборствами, и, в частности, фехтованием на мечах. Степан Алексеевич даже состоял членом некого дорогого клуба, специализирующегося на подобных, в том числе довольно экзотических, видах спорта.

Следователь открыл фотогалерею, предоставленную сайтом клуба, и выделил ряд эффектных картинок, подписанных «Наши звёзды». На некоторых из них красовался интересующий его субъект, в странного вида халатике и с обнажённым мечом на плече. Субъект приветливо улыбался в камеру, небрежным жестом положив пальцы на истёртую рукоять.

Филинов с долгим, тяжёлым вздохом откинулся на стуле, созерцая физиономию культурного человека — Степана Алексеевича. Потом выпрямился и скучно сказал:

— А вот теперь всё это надо доказать.

***

Пожилой водитель выбрался из своего старенького такси, поглядел на сияющее весеннее солнце и оставил тёплую куртку в машине. Взошёл по ступенькам крыльца дорого супермаркета, взял тележку и неторопливо покатил вдоль заставленных баночками витрин и холодильных прилавков. Перевод пришёл неожиданно, и озадачил его. Но деньги были кстати, и он катил с тележкой вдоль витрин, оглядывая их с видом нувориша. Предвкушение удовольствия заглушило последние сомнения.

На прилавке с дорогими деликатесами опять появилось что-то новенькое, и он со вкусом расспросил молоденькую продавщицу о всех особенностях экзотического продукта. Рядом ходили и толкались люди, какая-то женщина толкнула его мощным плечом, и он торопливо придержал норовящую отъехать тележку, продолжая наслаждаться занимательной беседой. Наконец взял пару баночек и отправился к следующему ряду.

Знакомая кассирша улыбнулась ему, и он в совсем уже весеннем настроении направился к своей машине. Заботливо погрузил пакеты с покупками и поехал домой.

Вошёл в свою маленькую квартирку, где давно жил вдовцом, водрузил пакет на кухонный стол, и принялся вынимать красивые баночки.

Баночки ставились в ряд на пластиковую скатерть, и он аккуратно поправлял их, выстраивая по ранжиру. Потом он вдруг ощутил необходимость опереться обеими руками об стол. Он смотрел на стоящие в ряд баночки, и думал, что вынул не все. Но не мог двинуть даже пальцем. В глазах заплясали огненные точки, голова кружилась всё сильнее, а в ушах загудело, будто на него налетел рой здоровенных комаров и закружился вокруг.

Рой гудел всё громче, и мужчина вдруг подумал, что комары, должно быть очень большие и вредные. И у них очень острые жала. Почему он вспомнил о жалах? Он понял, что стоит уже неведомо сколько времени, глядя в стол, и его бьёт крупная дрожь.

«Надо позвать на помощь» — мелькнула неясная мысль. Он чудовищным усилием оторвался от стола, и сделал несколько неверных шагов по направлению к двери, держась рукой за стенку. Потом ноги подогнулись, и он опустился на колени, и пополз по своему старенькому, вытертому линолеуму в прихожую. Там, на крючке, висела его куртка с коммуникатором в правом кармане.

Он потянулся к куртке, но пальцы только скользнули по стене, а в глазах поплыли круги.

Прояснение пришло у двери, и он сумел дотянуться до ручки. Царапая ручку негнущимися пальцами, он повис на ней всем телом, ручка подалась, дверь открылась, и он вывалился в коридор. Он прополз в образовавшуюся щель и двинулся, покачиваясь, к квартире напротив.

Там жила соседка, моложавая, добродушная вдова с милым, круглым лицом. Вдова давно имела на него виды, но неизменно наталкивалась на стену непонимания. Он подполз к её двери, вспоминая милое, доброе лицо соседки, и попытался постучать. Пальцы не сжимались в кулак, и он просто зашлёпал по двери ладонью. Потом придвинулся ближе, и из последних сил ударил в косяк лбом, с ужасом чувствуя, как темнеет в глазах.

Уже теряя сознание, он услышал скрип отворяемой двери, и на него пахнуло запахом корицы и свежевыпеченной сдобы. Над ним склонились, и его голову обхватили мягкие женские ладони.

***

Музыка яростно гремела, так что даже толстокожий Москит не выдержал, и отодвинулся от занятого девчонками столика вместе со стулом и Светкой, которую держал на коленках. Светка запищала, девчонки засмеялись. Кадет ухмыльнулся.

Народу в этот день в клубе собралось невиданное количество. Люди сидели за столиками, толпились на площадке, они пили разные напитки, они танцевали, смеялись и болтали, не слыша друг друга.

Кадет пригласил сегодня Ксюху, но у неё что-то не сложилось, и он остался без пары. Осталась надежда подцепить кого-то в клубе. Он с досадой втянул через трубочку остатки коктейля. Трубочка хрюкнула, девчонки опять засмеялись. Москит заржал, как конь, хлопая ладонью по столу. Пролитый тоник разбрызгался и попал Кадету на лицо. Кадет обиделся и пошёл танцевать.

В толпе мелькнула яркая юбочка. Под юбкой оказались аппетитные ножки, и Кадет потянулся за ними. Девчонка улыбнулась ему. Они потанцевали в кругу её друзей и подружек под ритмическую музыку новомодного хита, и Кадета не прогнали.

Потом девчонка захотела выйти покурить, при этом многообещающе улыбнувшись. Он пошёл за ней следом, но его затолкали по дороге, и, когда потный Кадет наконец выбрался к курилке, девчонки там не было. Он потолкался немного кругом, но её нигде не было видно.

Тогда он решил, что она пошла на крыльцо, на свежий воздух. Двинулся к выходу, и огляделся, ища её глазами. На крыльце торчало несколько парочек, они проводили его безразличными взглядами. Кадет сошёл с крыльца, вертя головой по сторонам. За углом мелькнула яркая юбчонка, и он поспешил туда.

За углом клуба, где росли кусты сирени, и светились окошки туалетов, было нечто вроде беседки. Надо было только пробраться через кусты, перелезть через низенькую оградку, и вы попадали на утоптанную земляную площадку. Там стояли старые, вытертые от долгого употребления скамейки, и любили прятаться от посторонних глаз подростки.

Кадет хорошо знал это место. Шмыгнув носом в предвкушении свидания, он полез в просвет между кустами. Отряхнул с волос приставший листок и огляделся. Девчонки на скамейке не оказалось, там вообще никого не было. Он повертелся, озираясь, и собрался уже уходить, как за спиной зашуршало, и Кадет довольно ухмыльнулся. Девчонка, видно, решила поиграть в прятки.

На лицо плотно легла рука в перчатке, другая рука сдавила горло. Испуганный Кадет собрался пнуть соперника ногой, но тот держал крепко. Кадет стал задыхаться, его усадили на скамейку, как безвольную куклу. Рука в перчатке сдавила горло сильнее, и он открыл рот. Ему тут же протолкнули туда горсть таблеток. Следом полилась водка, и он, дёргаясь, вынужден был проглотить всё.

Потом чужие пальцы двинулись по шее, нащупали бешено бьющуюся жилку, легко надавили, и Кадет почувствовал, что засыпает. Он сполз спиной по жёсткой, выгнутой спинке старой скамьи, и затих.

Глава 37

— Всё готово, — Михалыч последний раз оглядел здание, украшенное во всю немалую высоту рекламным плакатом, в котором размещалась фирма «Бейбиберг», и взглянул на шефа. Тот помолчал, досадливо морщась. Отёр пот со лба, тяжело вздохнул и посмотрел на верного Михалыча.

Минстр терпеть не мог ждать, а сейчас они сидели в машине, и ждали. Ждали доклада господина Фрезера. «Как пацаны у фонаря с букетиком ромашек» — прокомментировал шеф, пока их машина остывала на закрытой парковке, а шофёр, которому запретили дремать на сиденье, принялся ковырять над зеркальцем старый прыщик.

— Позвони ещё, — раздражённо сказал шеф.

Брякнул звонок коммуникатора, и сидящий рядом с министром секретарь торопливо ответил:

— Да, говорите. Да, понял. — И протянул комм шефу: — Вас.

Министр ухватил овальное тело коммуникатора, совсем утонувшее в его ладони:

— Какого чёрта, Макс, мы тут торчим, как три веника в огороде, забодай тебя комар! Что? Что? Ну и катись себе дальше!

Министр бросил коммуникатор на сиденье, прорычал с чувством:

— Урод! Размазня! Михалыч, этот чудак не смог даже простую бумажку подписать. Ждите, говорит. Чего ждать?

— Время уходит, — поддакнул Михалыч.

— С другой стороны, что нам эта бумажка? — раздумчиво сказал министр, отвалившись на мягком сиденье и крутя пальцами. — Так, грамотка для отвода глаз. А, Михалыч? Как мыслишь? Можем мы проникнуть в помещение без этой бумажки?

Они посмотрели друг на друга. Михалыч покрутил головой. Он знал немало способов, и некоторые ему даже нравились.

— Как скажете, — наконец сказал он. — Можно и без бумажки.

***

— А если ничего не найдут? — спросил Михалыча невзрачного вида человек в таком же невзрачном сером пальто. Они стояли у фургона, припарковавшегося прямо на проезжей части, напротив крыльца здания. По ступенькам торопливо взбегали, и исчезали за крутящимися дверьми люди в чёрных комбинезонах.

Холодный весенний ветер трепал полы серого пальто, задувал в лицо, и человек досадливо отвернулся, прижав ухо ладонью:

— Слышу вас хорошо. Начинайте.

— Найдут, — так же негромко ответил Михалыч. — Должны найти.

Они переглянулись.

— Вовремя они решили эти свои учения по пожарной безопасности провести, — сказал, немного помолчав, человек в сером пальто, старинный приятель Михалыча. — В здании народу, считай, что и нет.

— Вот и хорошо, — в ответ пробормотал Михалыч, в свою очередь, зажимая ухо. — Первый, как слышно? Слышу вас хорошо. Приступайте.

Его люди, которых он обозначил: Первый, Второй, Третий, и Четвёртый, уже должны были выйти на заданные позиции. Михалыч мысленно отслеживал маршрут, машинально считая секунды. Первый почти дошёл до нужной отметки, и Михалыч ждал его сигнала. Люди человека в сером двигались параллельно, у них была своя задача, и он не собирался им мешать.

Фигуры в чёрных комбинезонах тенями перебежали через холл, достигли поворота, и остановились. Один, двигавшийся первым, достал из крепления на поясе нечто, напоминающее пистолет с широким прямоугольным дулом и выставил перед собой. От рукоятки пистолета отходил толстый шнур, скрывался под рукавом, выныривал у шеи, и заканчивался у крепления лёгкого шлема с зеркальным забралом.

Человек с пистолетом поводил перед собой широким дулом, и кивнул остальным. Люди в чёрных комбинезонах перебежали через холл, и потекли по коридору, по пути рассредоточиваясь, и оставляя часть своей процессии у дверей офисов. Чёрные фигуры исчезали в дверях, пропадали на некоторое время, потом появлялись снова, и двигались дальше.

Двое в комбинезонах остановились возле кадки с пальмой, и взглянули на солидную, полированную дверь.

— Директор, — прочитал один с золотистой таблички на двери. Они толкнули дверь, влетели внутрь, и затормозили, словно наткнулись на барьер.

В приёмной, возле двери во внутренний кабинет шефа, стоял маленький стол с коммуникатором. За столом, поставив локотки на бумаги, и держа в тонких пальчиках фарфоровую чашку, сидела и пила чай секретарша. Секретарша в строгом костюме, от самой солидной фирмы-производителя, и даже в крохотном галстучке с бриллиантовой заколкой у самой шеи.

В столе, обращённом ко входу, был просвет, и вошедшие мужчины уставились на её стройные, породистые ноги в открытых туфельках, которые не скрывала короткая офисная юбка.

— Чаю? — любезно предложила секретарь, глядя на них с улыбкой знающей себе цену блондинки.

— Мы на службе, — хрипло ответил один из комбинезонов, зачарованно глядя, как она элегантным движением Ширли Стенли из фильма «Зов природы» перекладывает ножку на ножку.

— Тогда кофе, — с улыбкой сказала секретарь. Она взяла неведомо откуда взявшийся кофейник и принялась разливать густую, ароматную жидкость в крохотные кофейные чашечки.

По кабинету поплыл аромат свежесваренного кофе. Один из людей в чёрном двинулся было к столу, протянув руку за чашкой, и его товарищ остановил его, ухватив за рукав.

— Мы здесь по делу, гражданка, — сказал хриплым голосом, сглатывая, и глядя на округлые локотки женщины, парящие над кофейником.

— Тогда идите, граждане, — строго произнесла секретарь, опустившись на стул, и став похожа на учительницу математики. — Не мешайте работать.

Двое в комбинезонах машинально повернулись к двери. Остановились, и один, обернувшись, с усилием просипел:

— Гражданка, предъявите документы…

— Гадкий мальчишка, ты будешь меня слушаться?! — жёстко сказала женщина, поднявшись из-за стола, и говоривший вдруг узнал в ней свою покойную мать.

Она пошла к нему, и он увидел в руке у неё отцовский ремень с большой латунной пряжкой. Давно забытое ощущение в филейных частях тела возникло внезапно и набросилось на него, только усилившись при виде потёртой от употребления пряжки.

Со сдавленным воплем он попятился к двери. Его напарник с криком: «Марь Иванна, я больше не буду!» бросился бежать. Они выскочили в коридор, вдвоём захлопнули за собой дверь, тяжело дыша, и ужас одного отразился в зрачках другого.

***

Человек Михалыча, обозначенный как Первый, огляделся. Лёгкий пластиковый шлем с зеркальным забралом нисколько не мешал обзору, и даже позволял лучше видеть. Первый не заметил никого по всей длине коридора, заканчивающегося дверью бронированного стекла, недалеко от которой стоял у стены столик охранника с прикрученной сбоку лампой.

Он поставил на стол маленький чемоданчик, который держал в руке. Прижал пальцем пуговку микрофона и пробормотал под нос: «Первый на месте». Потом уселся на стул, открыл ящик стола, и вытянул на свет глянцевый журнал. С красочного разворота на него глянула грудастая блондинка. Первый хмыкнул, устроившись поудобней, и повернул журнал к свету.

***

«Второй» добрался до угла коридора, где рядами темнели двери офисов, и повёл дулом широкоугольного «пистолета» по сторонам. Ничего не обнаружив, подошёл к дверце подсобки, открыл дверку, и вытащил стремянку. Поставил стремянку у стены, поднялся наверх и открыл декоративную, отделанную под цветок розетку, закрывавшую доступ к линиям коммуникации.

Вытянул из кармашка на груди моток проводов, и принялся деловито щёлкать клеммами. Прижал подбородок к плечу и тихо сказал: «Второй на месте».

***

Третий прошёл через холл с пальмами в кадках, и направился к двери с надписью на золотистой табличке: «директор». В руке он нёс металлический, обтянутый искусственной кожей чемоданчик, похожий на те, что носят специалисты из службы поддержки коммуникации.

Дверь в кабинет была приоткрыта. Он тихонько потянул её одним пальцем. Изнутри на него пахнуло холодом, и он услышал мерное гудение включённого на полную мощность кондиционера. «Вот лопухи, забыли технику отключить», — подумал он. Поставил чемоданчик на пол у ног, и поводил широким дулом визира. В кабинете никого не было, и он вошёл внутрь.

Подошёл к столу и осторожно водрузил на полированную поверхность металлический чемоданчик. Тихо сказал в микрофон: «Третий на месте».

Глава 38

Михалыч прижал ладонью ухо, прислушался. Повернулся к человеку в сером пальто:

— Мы готовы.

Тот кивнул, и прогудел что-то себе под нос, тоже зажав ухо ладонью.

Михалыч, отвернулся, моргая от ледяного ветра, вышибавшего слёзы, и забрался в машину, где ждал шеф.

— Всё готово. Можно начинать.

— Начинайте, — коротко ответил шеф. Оглянулся назад. Там, на широком заднем сиденье, сидел господин Гиль и сморкался в бумажный платочек.

Министр оглядел его покрасневшими, навыкате, глазами, и отвернулся. Господин Гиль был приглашён принять участие в проверке прибора. Приглашение было формальным, и никто не ждал, что тот действительно придёт. Господин Гиль был угрюм, необщителен, и выбирался в свет крайне неохотно. А уж к предложениям, исходящим от министра, всегда относился с презрительным скептицизмом. И вот теперь он сидел здесь, шмыгал простуженным носом, и уходить явно не собирался.

***

Первый выслушал приказ, кивнул, и привстал на стуле. Склонился над чемоданчиком, провёл пальцами по замкам. Крышка откинулась, он ухватил двумя пальцами ярко-красную планку, потянул из гнезда. За планкой, тихо шурша, потянулась плоская цветная лента.

Из откинутой сбоку чемоданчика панели появилась на свет округлая «черепашка», матово-чёрная, с торчащими в стороны маленькими лапками-присосками. Цветная лента воткнулась ей между лапок, и у черепашки образовался плоский пёстрый хвост.

Потом Первый выбрался из-за стола, подошёл к бронированной двери и прилепил черепашку у косяка. Оглянулся, ожидая прибытия Четвёртого, и тот вскоре появился из-за поворота коридора.

Четвёртый прошёл мимо стола охранника, бросив короткий взгляд на открытый чемоданчик и направился прямо к двери в лабораторию. Сдвинул плоскую сумку на боку, открыл клапан и вытянул странного вида перчатку. Перчатка была чёрная, под цвет черепашки, с короткими, как у митенки, пальцами. От неё тянулся короткий, упругий проводок с круглой головкой на конце. Проводок тихо вибрировал.

Первый вернулся к столу, и принялся рассеянно листать журнал, где ему улыбались с глянцевых страниц рыжеволосые и белокурые красотки.

Четвёртый надел перчатку на правую руку, застегнул на запястье массивный браслет, и покрутил проводок, укрепляя его в гнезде. Потом подступил к двери и приложил руку в перчатке к замку, накрыв его ладонью.

Постоял так, двигая пальцами в диковинной митенке, опустив голову в лёгком шлеме. Лица его не было видно под зеркальным забралом. Замер, пошевеливая пальцами. Черепашка еле заметно дрогнула и зажужжала.

Дверь дрогнула и дёрнулась в пазах. Бронированное стекло шевельнулось, и тихо поплыло в сторону. Четвёртый опустил руку и глянул на Первого. Тот оторвался от журнала, где выгибала спину грудастая девица, и посмотрел на дверь. Лаборатория была открыта.

***

— Они открыли дверь, — сказал Михалыч. Озабоченно поёрзал на сиденье, поглядел на шефа. Тот кивнул. Посидел, глядя себе под ноги, шумно выдохнул и сказал:

— Пойдём.

Тяжело выбрался из машины и пошёл к зданию. За ним поспевал верный Михалыч. Человек в сером пальто остался у фургона.

Секретарь легко взбежал по ступенькам крыльца и прошёл во вращающиеся двери впереди шефа. Господи Гиль, чихнув в платок, неловко засунул его в карман, выбрался из машины на мостовую и двинулся вверх по ступенькам за остальными.

Они вошли в лифт, секретарь нажал кнопку, кабина поехала вверх. Министр сказал, неприязненно глядя на покрасневший нос учёного:

— Погодка сегодня собачья.

Лифт остановился, они вышли. В щедро освещённом солнцем холле было тихо и пусто. Секретарь направился впереди всех к приоткрытой двери кабинета с полированной табличкой «директор».

В приёмной директорского кабинета на столе мерно подмигивал зелёным глазом коммуникатор, и в такт ему мигал фиолетовым огоньком из раскрытого чемоданчика прямоугольный прибор неожиданно весёленькой раскраски. Господин Гиль печально взглянул на прибор и яростно чихнул в платок.

Михалыч зыркнул по приёмной рысьим взглядом. Третий, который должен был дожидаться его здесь, не отыскался, и Михалыч решительно толкнул дверь в директорский кабинет. Челюсти его сурово сжались. Стой на месте, где тебя поставили, твердил он всегда своим парням. Если Третьего нет на месте, значит, что-то случилось. Он знал своих ребят, и знал, что просто так никто из них не оставил бы позицию. Но никаких видимых признаков опасности не было.

Михалыч втянул носом воздух, готовясь вставить Третьему хорошего фитиля. Он совсем не ждал того, что увидел за дверью директорского кабинета. Дверь открылась беззвучно, он не менее беззвучно проник внутрь — когда хотел, Михалыч мог двигаться легче тени, — и застыл на месте. Дверь затворилась за ним с тихим шлепком, и Третий предстал перед начальником во всей своей красе.

За столом директора, в солидном кожаном кресле, сидел совершенно неодетый Третий. Из одежды на нём были только галстук и роскошная блондинка. На блондинке была полупрозрачная белая блузка и розовые туфли.

Всю эту вопиющую картину Михалыч охватил одним взглядом. Он открыл рот для заготовленного разноса, но из горла вырвался лишь мышиный писк. Блондинка обернулась, и Михалыч вздохнул от полноты чувств. Последняя пуговка на блузке не выдержала, края блузки распахнулись, открыв зрелище невиданной красы и соблазна.

Женщина, не отрывая от вошедшего туманного взора, медленно поднялась, оставив Третьего в кресле с блаженной улыбкой младенца глазеть в потолок, и шагнула к Михалычу, переступив розовыми туфельками по ковру. И тут он узнал её.

Он часто встречал эту красотку в красочных журналах, которые любил разглядывать на досуге. Михалычу никогда не нравились тощие девчонки с острыми локтями и торчащими коленками. И частенько, обводя глазами упругие губы и тугие белокурые локоны этой красотки, он вспоминал своё детство. Такие же пухленькие девушки жили в его рабочем посёлке, далеко отсюда, там, где текла речка, а по утрам мимо их дома с мычанием проходили бурые и пятнистые коровы.

Михалыч шумно вдохнул, машинально пятясь к двери. Блондинка, мягко ступая по ковру, неуловимо быстро оказалась совсем рядом. И когда она положила свою ладошку с тонкими розовыми пальчиками ему на грудь, он смог только просипеть: «помогите!», вместо положенного сигнала опасности. Потом блондинка подошла слишком близко, и Михалыч больше не сопротивлялся.

***

Четвёртый провёл рукой по ремешку шлема, поправил зеркальное забрало, и двинулся в открытую дверь лаборатории. Первый отложил журнал, бросив последний взгляд на глянцевый разворот, и последовал за ним. Остановился, согласно инструкции, у косяка, и стал следить за перемещениями напарника.

Четвёртый скрылся в глубине зала, его комбинезон мелькал возле решётчатых полок, то появляясь, то исчезая в просветах между стеллажей. Вот он показался возле ряда внушительных шкафов полированного металла. Шкафы мерно подмигивали огоньками с лицевых панелей.

Четвёртый обернулся к широкому лабораторному столу возле крайнего шкафа, снова открыл сумку и осторожно вытянул оттуда пухлый пластиковый пакет. Сквозь прозрачный пластик просвечивало множество других пакетиков, помельче.

Потянув за края, Четвёртый открыл пакет, и осторожно водрузил его на стол. Повернулся к дверце шкафа и положил руку в перчатке на замок. Первый приготовился к ожиданию, тоскливо глядя в сторону оставленного журнала, но напарник неожиданно протяжно свистнул, и он живо обернулся. Четвёртый стоял у открытого шкафа и смотрел внутрь. Что там было, Первый не видел, и с любопытством вытянул шею.

— Ты гляди, чего там… — протянул напарник, и Первый не выдержал. Быстро глянув по сторонам, он ловко скользнул между решётчатых, в потолок, стеллажей, и рысцой направился к открытому шкафу. «Только раз взглянуть, из-за чего весь сыр-бор, и назад» — сказал он себе, и заглянул в глубину ячейки из-за спины Четвёртого.

Ему показалось, что он даже не задел стоящий на столе пластиковый пакет, но тот вдруг покачнулся, и с сочным звуком плюхающейся на пол лягушки упал на каменные плитки пола. Пластиковая пасть его сыто открылась, и на пол потекла лавина мелких пакетиков. Некоторые открылись, и каменные плитки обильно припорошило белой пылью.

— Ну ты чудак, — зло сказал Четвёртый. — Собирай теперь! Да поживее, сюда идут!

Первый, бормоча чёрные слова, принялся хватать пакетики, и бросать их в недра шкафа. Четвёртый принялся помогать. Они торопливо хватали белые прямоугольники, несли их к ажурным полкам, и запихивали пакеты в горшочки с землёй. Оставшиеся раскрытые пакетики Четвёртый тоже запихнул в открытую ячейку шкафа, судорожно чихнув при этом, и едва не разбив забрало о дверцу.

— Знаешь, что странно, — сказал он напарнику, шмыгая носом, — шкаф этот что-то слишком быстро открылся. Я только начал, а дверца возьми, да и отскочи.

Первый в это время уже торопливо удалялся в сторону оставленной позиции у двери. Четвёртый повернулся, чтобы закрыть дверцу шкафа, и остолбенел. Сначала он услышал тихое шипенье, словно рядом открыли бутылку шипучки. Потом из глубины шкафа на него глянули, и уставились огненными зрачками три горящих оранжевым светом глаза.

Потом один из них, средний, удлинённый оранжевый глаз с чёрной вертикалью зрачка, неожиданно томно подмигнул, показав длинные, кокетливо загнутые ресницы, и Четвёртый отшатнулся от шкафа, издав сдавленный вопль. Он наткнулся задом на лабораторный стол, и торопливо зашарил по поясу в попытках достать из крепления визир. Нащупал крепление, дёрнул визир за ручку и направил на то страшное, что таращилось на него из темноты.

Первый вздрогнул, не дойдя до двери, и обернулся. Его напарник, сидя на заду посреди прохода, торопливо отползал от шкафа, и по плиткам пола за ним тянулся на шнуре брошенный визир.

В изумлении уставившись на напарника, Первый шагнул к нему, и почувствовал, как что-то мягко обхватило его ногу в высоком ботинке. Он машинально глянул вниз и подпрыгнул на месте. По ноге его, обвивая ботинок и брючину тугими чешуйчатыми кольцами, взбиралась зелёная змея. Она уже поднялась к колену, и взбиралась всё выше.

Диким взглядом метнувшись вдоль змеиного тела, Первый увидел, что хвост её скрывается среди ажурных полок с горшками. Горшки с землёй, куда они с напарником только что пихали пластиковые пакеты, пухли на глазах, разрывались, и оттуда, змеясь, выбирались тугие чешуйчатые ростки. Ростки быстро увеличивались, извиваясь и жадно шаря вокруг, они выбрасывали из себя всё новые щупальца отростков. Судорожно подёргиваясь, зелёные змейки забирались по полкам всё выше, обвивая металлические стойки сетью шевелящихся нитей.

Тонко завизжав, Первый сунул руку под мышку. Там был пистолет, и командир строго-настрого запретил его использовать. «Только на крайний случай, — сказал Михалыч, тыча пальцем в грудь подчинённого, — лучше сам застрелись сначала!» Но Первому было уже всё равно. Зелёная змея забралась выше, она обвилась вокруг пояса, зацепилась за ремень и вползла Первому на плечо. Приподняла утолщённый отросток головы, тот раздвоился, показав бурую шипастую пасть, и в лицо Первому глянули выпуклые красные глаза с вертикальным зрачком. Глаза томно мигнули, и Первый зажмурился, выстрелив прямо в страшную змеиную голову.

Пуля взвизгнула, от рикошета сверху зазвенело, и на голову зажмурившемуся Первому посыпались куски пластика вперемешку со штукатуркой. Он услышал возле шкафов вопль напарника, и выстрел Четвёртого тоже срикошетил от металлической стойки с горшками.

Глава 39

У двери лаборатории группа в чёрных комбинезонах остановилась, и один, вытянув визир, поводил перед собой.

— Там двое.

Командир кивнул. Группа двинулась к двери, шагнули внутрь первые, и тут о косяк звякнуло, тошно взвизгнуло над головами. И вслед за звуком от рикошета из помещения раздался истошный вопль:

— Нет, гады, вы нас так просто не возьмёте!

Командир дал сигнал, группа перестроилась для атаки. Входить в захваченные помещения им было не впервой.

***

— Что они там делают? — изумлённо спросил министр. На экране коммникатора, настроенного на внутреннюю связь, двое людей Михалыча гонялись друг за другом по залу лаборатории. Обширное помещение, заставленное решётчатыми стеллажами, было пусто, если не считать двух парней в лёгких комбинезонах, топчущихся по усыпанному белым порошком полу. Тонкая белёсая пыль, взбиваемая подошвами ботинок, поднималась вверх и пеленой висела в воздухе.

Вот один поднял пистолет, ткнул им куда-то в угол, и послышался хлопок выстрела. Светильник под потолком треснул и рассыпался вдребезги. Полетели осколки пластика.

Министр перегнулся через плечо господина Гиля, самолично усевшегося за коммуникатор, и порхающего пальцами по клавиатуре. Уставился в экран.

Михалыч куда-то пропал, и он поискал его рассеянным взглядом. На экран выпрыгнула ещё одна картинка. На этот раз из коридора у входа в лабораторию.

— Интересно, — сказал господин Гиль, стуча пальцами по кнопкам.

В коридоре, возле уползшей в косяк бронированной двери, пригнулась группа людей в чёрных комбинезонах. Вот двое разошлись по сторонам проёма, быстро махнули руками, и за дверью сверкнуло. Потом чёрные фигуры нырнули в дверной проём, и там сверкнуло ещё.

Министр, с удивлением глядя в экран, вспоминал доклад Михалыча о предстоящей операции, и, в частности, об экипировке его людей. Он вспомнил, как пошутил, слушая доклад: «они бы ещё миномёты с собой прихватили», и ответ Михалыча: «мало ли что».

Вот опять засверкало, затрещало, повалил дым, а дверь бронебойного стекла неожиданно дрогнула и поползла к косяку, закрывая проём. Над входом тревожно замигала мертвенно-красная лампа с надписью: «осторожно, газ», и министр услышал визгливый, прерывистый звук пожарной сирены.

***

Рассыпался сноп белых искр, кусочки раскалённого металла брызнули, осыпая решётку стеллажей. Раскалённые искры впились в пластик змеевидных трубок с питательной жидкостью, упали на присыпанные белым порошком плиты. Взметнулись языки оранжевого пламени, и огонь мгновенно добрался до середины стеллажей. Обвил жадными, трепещущими языками решётчатые стойки, лизнул горшочки с торфяным грунтом.

Трубки с питательной жидкостью изогнулись, как живые, и принялись скручиваться. Потом пластик потемнел, и стал лопаться, брызгая жидкой смесью пополам с огнём. Над полками пополз едкий дым, собираясь под потолком удушливыми клубами.

Возник, словно ниоткуда и завыл, набирая силу, жуткий визг пожарной сигнализации. Группа в чёрных комбинезонах, и Первый с Четвёртым, застигнутые сигналом, застыли, как в детской игре в живые фигуры. А потом с потолка послышалось тихое, зловещее шипение, и из крохотных раструбов, укреплённых в пазах потолочного перекрытия, пошёл газ.

Над дверью лаборатории, мигнув ядовитым светом цветного стекла, зажглась предупреждающая надпись. И все увидели, как бронированная дверь, до этого тихо сидевшая в пазу косяка, дрогнула и поползла к противоположной стене, закрывая дверной проём.

— Всем покинуть помещение! — гаркнул командир что есть силы.

Давясь у неотвратимо сужающегося выхода, люди вываливались наружу. Падали на коридорные плитки, сдирали шлемы и надсадно кашляли. Последним, еле продравшись в сузившийся проём, вывалился Первый. В панике задёргал застрявшей ногой, и Четвёртый потянул его за руку. Первый отчаянно дёрнул ногой, и ботинок наконец соскочил, свалившись по ту сторону. Основательно помятая нога высвободилась, а дверь, тихо чмокнув, закрылась, сожрав ботинок.

***

— Вот тут она засела, — человек в чёрном комбинезоне ткнул пальцем в полированную дверь с золотистой табличкой. — В этом кабинете.

Старший группы хмыкнул. Он не очень-то поверил сбивчивому рассказу о страшной тётке, засевшей внутри. Наверное, парни просто растерялись, и теперь плетут небылицы, чтобы оправдаться. Но осторожность не помешает.

Дверь оказалась заперта, и визир сказал, что внутри кто-то есть.

— Ломай! — скомандовал старший.

Они поднажали, дверь подалась, группа рассредоточилась согласно порядку. Первые двое ворвались внутрь. Они успели увидеть одного человека за столом, другой стоял рядом. А потом откуда-то сбоку вынырнул ещё один и каждый из вломившихся внутрь получил по уху тяжёлым ботинком.

Двое в чёрном повалились на пол, и тут вслед за ним в кабинет ворвалась вся группа. Старший увидел перед собой человека в сером костюме, в руках его был пистолет, и дуло смотрело ему в лицо. Пистолет в руках серого дёрнулся, и группа открыла огонь.

Человека в сером костюме отбросило в сторону, и пистолет в его руке задёргался от отдачи.

***

Над головой оглушительно грохотало, звенело, визжало и свистело. Едва завидев оружие, министр проворно забрался под стол, и спрятался за тумбой. Мало ли что. Сначала убьют, а потом будут разбираться. Господин Гиль, которого он утащил за собой, сидел рядом на полу, и меланхолично поддёргивал надорванный сгоряча министром рукав.

Рядом с печальным звоном обрушились на пол дорогие часы, и у ноги господина Гиля закрутилось отлетевшее стекло.

— Хорошая вещь, сейчас таких уже не делают, — сообщил учёный, рассеянно глядя в циферблат. По золотистому кругу торопливо бежали тонкие металлические стрелки. Министр поглядел на него диким взглядом, и пригнулся пониже. «Где этот старый чёрт Михалыч» — свирепо подумал он, чувствуя, как во рту сохнет горькая слюна. — «Уволю к чёртовой матери!»

В помещении вдруг стало гораздо тише. Зазвенела под тяжёлым армейским ботинком стреляная гильза. Скрипнул сдвинутый в сторону стол. На прижавшегося к самому полу министра и шмыгающего простуженным носом учёного посмотрели из-под забрала шлема, и командный голос сказал:

— Вылезайте!

Они вылезли. Всё, что могло быть разрушено в маленькой приёмной, было разрушено. Пол покрывали в беспорядке разбросанные бумаги, репродукции и дипломы с множеством печатей в разбитых рамках. Разноцветной кучкой лежали затоптанные цветы из опрокинутой со стола вазы. Мягко светили округлыми боками тела раскатившихся по паркету стреляных гильз.

У груды сваленных в беспорядке офисных стульев, привалившись к мягкой спинке, сидел на полу молодой человек в сером костюме, секретарь господина министра. Он осторожно промакивал бумажным платочком разбитый нос.

Старший группы повертел в пальцах его служебное удостоверение, глубоко вздохнул и сунул его секретарю в нагрудный карман серого пиджака. Пониже кармашка чернела аккуратная дырка, и молодой человек машинально ковырял пальцем застрявшую в ткани бронежилета пулю.

Извините, граждане. Промашка вышла, — сказал старший.

Министр отряхнул костюм. Набрал воздуху для разноса, и тут дверь во внутренний кабинет пронзительно скрипнула. В образовавшийся проём вывалился, держась за косяк, расстёгнутый до исподнего, всклокоченный Михалыч. Уставился на шефа диким взглядом, и невнятно просипел что-то. За Михалычем, сонно моргая и пошатываясь, стоял один из его парней. На парне не было ничего, кроме галстука.

В приёмной повисла мёртвая тишина. Только чуть слышно тикали на полу у стены часы, да сопел повреждённым носом секретарь.

— Ну, знаешь, Михалыч, — наконец выговорил изумлённый министр. — Уж этого я от тебя никак не ожидал.

***

Группа в чёрных комбинезонах поспешно покинула приёмную, последним вышел старший. Дверь захлопнулась. Министр тяжело оглядел Михалыча. Тот торопливо оправлял костюм. Его Третий ползал по полу в кабинете в поисках своей одежды, бормоча под нос всякие слова.

— О, чёрти и дьяволы! — вскричал господин Гиль, успевший вернуться к чудом уцелевшему коммуникатору. — Двести пятьдесят шесть якорей вам в печёнку! Мой прибор!

Министр поглядел на прибор в кожухе, что принёс Третий. Пожал плечами:

— Да ладно, простая царапина…

Господин Гиль смотрел в экран коммуникатора, и он глянул туда.

Там всё ещё была открыта картинка из коридора возле лаборатории. Там, у закрытой двери, топтались и размахивали руками люди в чёрных комбинезонах, и в центре этого галдящего круга он узнал парней Михалыча. Один из них кричал что-то злое, тыча в лицо одному из комбинезонов рукой в странной митенке. На перчатке болтался вырванный с потрохами шнур, а сама перчатка едва держалась на пальцах, вывернутая наизнанку. На полу, у косяка, валялась вдребезги растоптанная чёрная черепашка. Рядом лежал её растоптанный, скрученный пёстрый хвост.

— Вы мне за это ответите. — Сказал сквозь зубы господин Гиль.

Он поднялся из-за стола, и зло ткнул пальцем в кнопку, переключив канал. На экран выпрыгнула картинка местных новостей.

Министр проводил взглядом взъерошенного учёного, и повернулся, оглядывая разгромленный кабинет. Виноватый Михалыч придвинулся было к нему, он отпихнул его локтем.

— Эй вы, как там вас, охрана! — гаркнул министр, потея от злости. — Слышите меня? Нас тут едва жизни не лишили! Какие вы, к дьяволу, спецы!

— Вы нами недовольны, господин министр? — спросили за спиной, и он развернулся на каблуках.

У стола, на поднятом с полу мягком стуле, сидел один из тех самых спецов. Когда министр, по рекомендации господина Фрезера, нанимал их, ему представили одного. Как он понял, старшего. Старший ему понравился, и он решил, что все остальные тоже парни хоть куда.

— Недоволен? — рыкнул он, глядя в наглые, светлые глаза белобрысого спеца. — Вас уволить надо, всех до одного! Где вы были, когда мы тут под пулями вертелись?!

— Мы не можем помешать вам совать голову в петлю, — спокойно ответил блондин. — И мы не договаривались служить для вас орудием нападения. В договоре указано…

— К чёрту ваш договор! — окончательно разъярился министр. Михалыч опять подсунулся к нему, и он снова отпихнул его локтем. Да и Михалыча надо бы послать подальше. Совсем распоясался. — Балерины вы, а не охрана!

— Как мы поняли, вас больше не устраивает наш договор? — вежливо осведомился блондин.

— Как хотите, так и понимайте! — отрезал министр.

— Хорошо. — Блондин поднялся со стула, и министр невольно отступил назад. Он уже позабыл, какой этот старший спец здоровый верзила. — Возьмите это на память. Ваша пуля.

Верзила протянул руку. На ладони его лежала пуля. Пуля того образца, стреляные гильзы которых раскатились по полу приёмной.

— Можете повесить её себе на шею, — блондин ухмыльнулся, и, слегка пригнувшись в дверях, вышел из приёмной.

— Кто-нибудь объяснит нам, почему в здании, где только что прошёл ремонт, и выданы все соответствующие заключения, производится незаконный обыск? — громко спросил коммуникатор, и министр вздрогнул, обернувшись к столу.

Экран показывал местные новости в прямом эфире. На ступеньках здания, которое министр тотчас узнал, того самого, где они сейчас находились, толпились журналисты. Десяток человек с микрофонами обступили человека в строгом плаще и с деловым коммуникатором под мышкой. Человек давал интервью.

— Мы, представители застройщиков, вынуждены заявить решительный протест… — громко, пытаясь перекричать гул толпы и свист холодного ветра, говорил в микрофоны человек в плаще.

Камера развернулась, дала крупный план крыльца. Вертящиеся двери выпустили несколько пострадавших. Все они имели потрёпанный вид, а один, в линялом комбинезоне, с болтающимся на шее обрывком шнура с прицепленной материнской платой, зажимал разбитый нос ладонью. Комбинезон был заляпан кровью, и камера радостно показала его крупным планом.

— Я ничего не делал, — гнусаво бормотал пострадавший. — Я работаю с коммуникаторами. Это ошибка. Они перепутали этажи…

— Видите, что они сделали с этими ни в чём не повинными людьми, — вещал один из журналистов. — Этот человек просто сидел на своём рабочем месте!

— Теперь ему придётся долго лечиться, — задушевно сообщил корреспондент, глядя вслед шатающейся фигуре системного администратора.

Вокруг здания уже собралась изрядная толпа, крутились огни на машинах скорой помощи, рядом стояла пожарная машина, заехавшая колёсами на тротуар, а министр, приникнув к экрану, заметил торопливо отъезжающую машину человека в сером пальто. В фургон набились люди в чёрных комбинезонах, машина загудела, пробираясь сквозь толпу, повернула за угол, и скрылась. Вслед ей бежали люди с камерами.

— Надо выбираться отсюда, — озабоченно пробормотал Михалыч, сопя в ухо, и он раздражённо дёрнул плечом.

Они прошли через пожарный выход, путь прокладывал секретарь с платочком возле распухшего носа. Они уже почти выбрались, и впереди уже замаячил борт их массивного автомобиля, когда сбоку набежали с камерами, а самый шустрый репортёр в наспех натянутой куртке, застёгнутой не на те пуговицы, ткнув в лицо министру свой мохнатый, разрисованный буквами и цифрами, микрофон, затрещал металлическим голосом:

— Объясните нашим слушателям, каким образом…

И министр, совершенно потеряв лицо, отпихнул въедливого журналиста, как назойливую муху. Они торопились по ступенькам навстречу открытой дверце желанной машины, а вслед неслось:

— Смотрите, уважаемые зрители, вот они, наши чиновники!

И только в машине, отдуваясь и с трудом переводя дух, министр понял, что за последнее время, ознаменованное стремительным карьерным взлётом, журналисты совсем не мешали ему жить. Всегда так получалось, что самые злобные критиканы, его не любившие, прибывали слишком поздно или никак не могли его найти.

Он уже так привык к этому удобному обстоятельству, что совсем перестал его замечать. Произошло это вскоре после заключения того дурацкого договора, но он не связал тогда одно с другим. И вот сейчас, сидя на мягком кожаном сиденье, провожая взглядом удаляющуюся толпу, он с холодком внутри понял, что только что своими руками разорвал этот договор.

Совпадение неприятно зазвенело в его голове, и министр тоскливо посмотрел на затихшего рядом Михалыча. «С кем останусь, — подумал он внезапно, — с этим извращенцем?» Михалыч поморгал глазами, преданно глядя на шефа, и министр понял, что выбора у него теперь уже нет.

Глава 40

За окошком стремительно уносился назад покрытый зеленью край шоссе. Базиль Фёдорович проводил глазами слившиеся в одну цветную полосу яркие головки весенних цветков, густо проросших по обочинам дороги.

— Держитесь, — сказал господин Коль.

Машина качнулась, идя на обгон. Директор заметил пронёсшийся мимо, размазанный в серую полосу борт огромного грузового фургона. Господин Коль небрежно откинулся на сиденье водителя, положил ладонь на руль и замурлыкал что-то атональное.

— Может быть, сбавим скорость? — слабо предложил Базиль Фёдорович, зажмуриваясь, чтобы не видеть этого. Он только что открыл для себя, что боится быстрой езды.

Господин Коль обернулся и посмотрел на него.

-Нам нужно добраться на место до темноты, а ваши Малые Кривули находятся в другой губернии. Если вы проголодались, мы можем остановиться и перекусить. Только потом придётся прибавить скорость.

Директор представил, как можно ещё прибавить, и помотал головой:

— Не надо.

Он открыл глаза и увидел, что господин Коль дружелюбно смотрит на него, небрежно положив локоть на руль.

— Пожалуйста, следите за дорогой.

Солнце принялось скатываться со своей верхней точки на ослепительно голубом небе. Дорога повернула влево, и впереди показался огромный, покрытый стеной решётчатых ферм мост. Мост пересекал величественную реку.

Базиль Фёдорович приник к стеклу. Они сбавили ход, проползая с черепашьей скоростью в веренице других машин по полотну моста, и директор смотрел, как по потемневшей от ветра поверхности воды неторопливо катятся белые пенные барашки.

***

— Малые Кривули, — объявил господин Коль.

Они проехали по длинной центральной улице, поднимая пыль, катившуюся вслед за машиной клубами по новенькому дорожному покрытию, и свернули в сторону. Там была уже грунтовая дорога. Большие дома с черепичными крышами кончились, пошли низенькие строения, окружённые буйными зарослями малины и кустами смородины, замелькали столбики дощатых оград, за которыми рядами топорщилась овощная рассада.

— Проехали, — Базиль завертелся на сиденье.

За верхушками яблонь он заметил крышу дома, увенчанную декоративным, вырезанным из жести коньком. Крыша мелькнула в последний раз, и пропала из виду.

— Я знаю, — спокойно ответил господин Коль. — Вы не против небольшой экскурсии?

Они выехали к развилке, и свернули с хорошо накатанной грунтовой дороги на другую, поуже, на которой между следов от колёс пробивалась редкая трава.

Машина вильнула, обгоняя фургон. Мари Ив тихонько икнула. Дорога оказалась на редкость длинной и скучной. К тому же ей хотелось пить. Купленный в придорожном киоске, ещё утром, лимонад давно закончился, и теперь её мучила отрыжка.

— У тебя топлива хватит? — спросила Мари.

Игорёк за рулём устало повёл плечами:

— Хватит. Моя старушка внутри совсем не такая хилая.

Он горделиво хмыкнул, а Мари представила, как гений креативной и технической мысли мог поизвращаться над своей старушкой, и поёжилась.

— А далеко же они заехали. Не проспать бы на повороте.

Потом вдали показался въезд на мост, и Мари Ив помрачнела. Дорога оказалась знакомой, только она не сразу это поняла. В первый раз они ехали здесь в сумерках, половину дороги она вообще тогда проспала, и теперь догадалась, что это то самое шоссе, только когда увидела решётчатые фермы моста. «Если они свернут к тем рядам тополей, кажется, я знаю, куда они направляются», — подумала она, смутно беспокоясь.

— Что за смешное название, — прокомментировал Игорёк надпись на дорожном указателе, и они свернули с шоссе.

Там была хорошо накатанная, недавно обновлённая свежим покрытием, дорога. Вдоль дороги тянулась полоса лесопосадок. Они миновали большое поселение и выехали на грунтовую дорогу. Машины генерального директора не было видно, но Игорёк игриво засмеялся, давя кнопочку магнитолы. «И магнитола-то у него с фокусами», — подумала Мари, глядя, как он уверенно направляет свою старушку по проросшей травой колее.

***

Господин Коль загнал машину по самые обода в придорожную траву, и выбрался наружу. Базиль Фёдорович посидел немного, глядя, как тот, прикрыв глаза ладошкой, смотрит на ослепительное солнце, и вылез вслед за ним. Он уже какое-то время, пока они ехали сюда, подозревал, что с его спутником не всё в порядке. Только вот никак не мог определить, имеет он дело со свихнувшимся от напряжённой работы менеджером, или это особо изощрённый маньяк — похититель директоров.

Базиль выбрался из машины и огляделся. Светило солнце, нагретая трава пахла мёдом. Большая нарядная бабочка перелетела через капот, уселась на щетинистую головку чертополоха и развела коричневые, в лиловатых разводах крылья. В траве трещали кузнечики.

— Как хорошо, — сказал мечтательно господин Коль. — Вам знакомы эти места?

— Конечно. Мальчишкой я ловил тут кузнечиков.

— И отрывали им ножки?

— Нет, зачем же. — Базиль Фёдорович смущённо хмыкнул. — Я засовывал их в спичечный коробок вместе с пучком травы. Это был такой домик. Правда, они там всё равно дохли.

— Прогуляемся? — предложил господин Коль, и, не дожидаясь ответа, зашагал по траве, распугивая кузнечиков. Из-под ног двинувшегося следом директора тучами взлетали мошки, вспрыгнул на качнувшийся колосок крупный зелёный кузнечик, а Базиль Фёдорович шагал, глядя на показавшиеся впереди сосны небольшого леса.

Лес этот был здесь всегда, сколько он помнил. Мальчишками они пробовали играть там, но недолго. Деревья там росли густо, под ними была холодная и непроницаемая тень, а грибы оттуда, хоть и вымахивающие на диво, местные жители почему-то есть брезговали. Базиль Фёдорович, тогда ещё просто мальчик Васька, спросил свою бабку, почему это, и бабка, узнав, что он там шастает, отхлестала его мокрым полотенцем по тощему заду.

Сейчас, под палящим послеполуденным солнцем, детские страхи были просто смешны. Господин Коль уже вошёл в лес, и директор последовал за ним, торопясь в прохладную тень.

Они вышли на круглую поляну, и остановились. Поляна была выложена по краю через правильные промежутки плоскими серыми камнями, середина её была плотно утоптана, и там темнел прогоревшими дотла углями круглый очаг.

Очаг был обрамлён камнями, угловатыми и почерневшими от жара. За очагом, ближе к краю поляны, возле огромных, шершавых древесных стволов, возвышался здоровенный камень. Камень был странной формы, словно угловатый валун когда-то давно глубоко воткнули в землю и потом прихлопнули сверху огромной ладонью, оставив на серой поверхности неровную вмятину. Сюда падали косые лучи солнца, овальные золотые пятна дрожали на земле, и в нагретом воздухе крутились клубами мелкие мошки.

Господин Коль подошёл к валуну, бросил свой светлый плащ под дерево, и взобрался на плоскую каменную верхушку. Уселся, свесив ноги, и посмотрел на Базиля Фёдоровича. Тот подошёл, оглядел прогоревший очаг и вытоптанную землю площадки.

— Как-то мы здесь пекли картошку. Только этих камней по краю тогда ещё не было.

— Теперь это место отправления ритуалов некоего культа, — сообщил господин Коль, болтая ногами в дорогих ботинках.

— Вот как? Сейчас это модно, — Базиль Фёдорович вспомнил Мари, и помрачнел.

— Сейчас это обрело другие формы, только и всего, — рассудительно ответил господин Коль. — А сам культ существует очень давно.

— Ерунда, — отозвался директор, удивляясь, зачем они завели этот нелепый разговор, — я бы знал.

— А разве ваша бабушка не била вас по попе, когда вы сюда ходили? — лукаво спросил его собеседник, и Базиль Фёдорович вздрогнул.

— Думаю, нам пора, — сказал он, глядя на возможного психа-похитителя.

Ему представилось, как обезумевший менеджер разводит посреди поляны костёр, и предлагает директору стать главным блюдом на этом обеде. Базилю стало смешно и немного зябко.

— Мне ещё надо осмотреть дом.

— А что там смотреть? — господин Коль не двинулся с места, глядя на пробивающиеся сквозь ветки косые лучи солнца. — Там всё хорошо. Окно разбито, ложки стащили, табуретку с кухни унесли, но остальная мебель на месте.

Он посмотрел на помрачневшего директора и негромко сказал:

— Вы сейчас думаете — зачем этот псих меня сюда притащил? Никто не собирается вами пообедать, господин Акинушкин. Пока я с вами, вам нечего боятся.

Он похлопал ладонью по камню:

— Прошу вас, присядьте. Нам нужно поговорить. Выяснить кое-что, пока не появились гости.

— Какие гости? — спросил директор, озираясь по сторонам.

— Вы недавно высказали свои претензии к качеству нашей работы. Очевидно, мы должны отчитаться. Чтобы свести к минимуму непонятные моменты.

Господин Коль поёрзал на камне, приняв деловой вид. Он даже поправил разъехавшийся ворот тонкой рубашки, и подвигал узелок галстука, установив его строго по центру.

— Вы оказались интересным клиентом, господин Акинушкин. Перспективным клиентом. Я вижу, вы не понимаете. Это будет сложно объяснить, но вы человек с начальным образованием. Это нам поможет.

— Хватит наводить тень на плетень, — обозлился Базиль Фёдорович, обиженный словами о начальном образовании. — Предъявите свой отчёт, если уж это так необходимо. Мне ещё стёкла в окне вставлять. Если оно и правда разбито.

— Разбито, разбито, — мягко выговорил господин Коль, — не сомневайтесь. Хорошо, не будем наводить тень на плетень, и тянуть кота за хвост. Вы ведь заметили, что ваша фирма стала в последнее время объектом пристального внимания? И даже задавались вопросом, с чего бы это?

— Так бывает, — сквозь зубы ответил Базиль Фёдорович, глядя на расположившегося на камне менеджера.

— Да, так бывает. Ваша фирма — лакомый кусочек на рынке, господин Акинушкин. У неё значительный потенциал, и многие с удовольствием скушали бы вас за милую душу. Вы уже поняли, кто является главным едоком на этом обеде. Господин Фрезер амбициозный человек, и у него далеко идущие планы. А причин, по которым он обратил взоры именно на вас, две. Одна банальная, а другая, так сказать, фатальная.

Господин Коль улыбнулся, поёрзал на камне, устраиваясь поудобнее. Опёрся ладонями о камень и мечтательно оглядел верхушки деревьев.

— Банальную причину можно обозначить очень просто: вы имеете наработанный интеллектуальный запас, у вас сложившаяся материальная база и хорошо подобранный коллектив специалистов. Просто хватай, и беги. Вы отлично вписываетесь в концепцию развития корпорации, которую сейчас возглавляет господин Максимилиан.

А вторая причина, которая принесла вам столько хлопот, и привела в конечном итоге сюда, возникла в тот день, когда вы подписали с нами договор. Это послужило толчком для атаки на вас, господин директор. К счастью, или к несчастью.

— Я так и знал, — сказал Базиль. —Так и знал, что это добром не кончится.

— Не надо предаваться самоедству, дорогой Базиль Фёдорович. Всё к лучшему. Вы всё равно стали бы объектом атаки, рано или поздно. Не сейчас не ваша фирма, прекрасная во всех отношениях, а именно мы явились главной приманкой в этом деле. Мы немного виноваты перед вами, как перед работодателем, господин Акинушкин. Поэтому мы сейчас здесь разговариваем.

Вы не знаете этого, но господин Фрезер был первый, кто заключил с нами договор. Чтобы он пошёл на это, нам пришлось продемонстрировать некоторые наши возможности. Совсем простенькие. Но господин Фрезер, тогда ещё просто глава кадровой службы, был очень впечатлён. Впечатлён настолько, что взялся прибрать нас к рукам. Со всеми нашими возможностями. А кто может назвать себя хозяином кого-то или чего-то? Тот, кто может при необходимости прижать к ногтю, и даже уничтожить. Но чтобы сделать это, надо сначала хорошенько изучить объект. Войти в доверие. Стать своим, наконец.

Господин Коль засмеялся, а Базиль Фёдорович уставился на него. Ему вдруг показалось, что он раньше не знал этого человека. К тому же ему почудилось, что ладони весело смеющегося менеджера незаметно, почти полностью погрузились в шершавую поверхность камня.

— Мы дали понять господину Максимилиану, что это невозможно. Но, видимо, соблазн оказался слишком велик. — Господин Коль деловито отряхнул ладони и опять поправил узелок галстука.

— Что же это за соблазн? — машинально спросил Базиль Фёдорович.

— Думаю, вы можете сами спросить его об этом. Не так ли, господин Фрезер?

Базиль Фёдорович обернулся. Из-за шершавого сучковатого соснового ствола выбрался генеральный директор. Он покраснел до ушей, и имел вид мальчишки, застигнутого за кражей сахара из буфета.

— Идите сюда, господин Фрезер. Присаживайтесь. — Господин Коль повёл широким жестом по поляне. — Здесь пока много места.

Господин Фрезер шагнул в круг камней. Огляделся и сел на первый попавшийся плоский валун. За ним показался угрюмый Федя и встал за спиной своего шефа.

— Что ты тут делаешь, Макс? — спросил Базиль Фёдорович, забыв на минуту о недавнем предательстве бывшего друга.

— Хотел задать тебе тот же вопрос, — проворчал господин Максимилиан, зло глядя на него.

За спиной Феди замаячил пухленький молодой человек со смешной стрижкой ёжиком. В ладошке у молодого человека была зажата кожаная папка.

Секретарь остановился рядом с шефом.

— Ты так резво ускакал в отпуск, что забыл кое-что подписать, — сварливо сказал Фрезер. — Я привёз сюда документы.

— И вы уверены, что господин Акинушкин их подпишет? — любезно осведомился господин Коль с высоты своего насеста.

Господин Фрезер окинул его неприязненным взглядом:

— Вас это не касается, господа охрана. И вообще, что это вы тут явились?

— Являются черти, господин Фрезер, — легкомысленно заметил господин Коль.

Базиль Фёдорович увидел, как Макс внезапно спал с лица, а щёки его, в последнее время сыто округлившиеся, приобрели зеленоватый оттёнок.

— Мы с Базилем Фёдоровичем пытались понять причины вашего настойчивого желания стать одним из нас, — приветливо продолжил господин Коль.

— Стать одним из вас? — хрипло сказал Максимилиан Фрезер, обводя его взглядом. — Стать как вы? Да зачем мне это?

— Вот именно, зачем вам это?

— Правильно, расскажите ему всё, — раздался женский голос, и Фрезер подпрыгнул на своём месте.

Рядом, на плоском камне сидела, скрестив ноги в открытых туфельках, и сосредоточенно полируя ногти, рыжеволосая женщина. Она полюбовалась поверхностью остро заточенного ногтя, и лукаво взглянула на Максимилиана.

— Да, пусть послушает, — отозвались с другого камня, и вспотевший генеральный директор опять подскочил, глядя дикими глазами на круглое веснушчатое личико девицы в деловом костюме.

Та подвигалась на своём камне. Устроилась поудобнее, подобрав под себя ножки в строгих туфлях-лодочках.

— Начнём, — Господин Коль кашлянул. оглядев рассевшееся по камням собрание. Провёл ладонью по волосам, и они взъерошились, придав ему совсем уже молодой вид.

— Итак, когда-то, давным-давно, когда многих из присутствующих ещё не было на свете, один молодой милиционер, — тогда ещё были милиционеры, — отправился искать женщину, тоже довольно молодую.

— И красивую, — добавила рыжая, подмигнув Фрезеру, и кокетливо поправив синий кулон в вырезе платья.

— Поиски привели его в лес. Лес этот снискал себе в округе дурную славу. Местные жители старались обходить это место стороной. Но молодой человек был очень старателен и честолюбив. Он знал, что в этих местах объявился маньяк, и что в последнее время стали пропадать женщины, которых потом находили мёртвыми.

Молодой милиционер уже представлял себе, как ему вешают на грудь орден за поимку опасного преступника. Он решил обыскать лес, и забрался в самую чащу. Нашёл в лесу круглую поляну и даже отыскал норку, где мог прятаться маньяк.

Господин Коль помолчал, глядя в пространство, а рыжая опять подмигнула господину Фрезеру, отчего тот побледнел и отодвинулся на край своего камня.

— Милиционер не знал, что маньяк тут совсем не причём. Дальнейшая, официальная версия событий, выглядит так: ближе к ночи молодой милиционер вернулся домой. В служебной машине он привёз тело обнаруженной им возле леса пропавшей женщины.

Местный врач установил причину смерти — внезапная остановка сердца. Никаких признаков насилия. Милиционер написал рапорт по всей форме и закрыл дело.

А потом случилось то, что никто не ожидал — этот молодой и здоровый человек стал чахнуть на глазах. Неделю после своего возвращения он сидел у ворот своего дома, не проявляя ни к чему интереса, и буквально таял на глазах. Ему пытались помочь, но всё оказалось бесполезным. В конце концов, ровно через семь дней, его нашли мёртвым. Причиной смерти опять-таки была названа остановка сердца.

Его схоронили на местном кладбище. А молодая вдова с двумя детьми погоревала приличное время и снова вышла замуж. И даже была счастлива в новом браке.

Другая версия, неизвестная никому, гораздо длиннее. Молодой милиционер забрался в логово маньяка, и даже нашёл там кое-кого. И хотя при этом он потерял табельный пистолет, и даже свой фонарик, это его не остановило. Он оказался упрямым молодым человеком, и умел доводить дело до конца.

Если бы там действительно был маньяк, неизвестно, чем бы всё закончилось, и, возможно, милиционер получил бы желанную награду. Но он имел дело совсем с другой категорией живого существа.

Недаром говорят, представить бесконечность человек не может. Он может только выразить её, скажем, математически. Вы пытались вообразить себе космос, такой, какой он есть — без границ, без начала и без конца? Ручаюсь, что нет. Думаю, так же трудно будет описать словами тех, о ком пойдёт разговор.

Представьте себе сад без садовника, животное без инстинкта, человека без разума. Или бабочку без полёта. Его нет без неё, а она без него не существует. Представьте себе сад, огромный сад на внушительном сгустке материи и назовите его планетой. Сможете вы оставить его без ухода? Бред, скажете вы, всё само собой образуется. Может, и образуется. А может, и нет.

Те, кто пришёл сюда так давно, что вы не можете этого представить, были из той категории существ, которым трудно дать название. Кусочек материи, вращающейся в пустом пространстве, показался им привлекательным. Да у них и не было особого выбора. Они были только зародышами, маленькими огоньками в эфемерной скорлупке, упавшей, наконец, в почву.

Огромное пространство космоса, кажущееся пустым, для этих существ не совсем пусто, но совсем не интересно. Чтобы развиваться, им нужна материя. Они могут принять любую форму, приемлемую для того места, где очутились. Ведь изначально они формы не имеют. Это всего лишь два дрожащих в ожидании комочка света, два огонька.

И вот, когда их забросило сюда, они укрылись и стали тихо расти. Долго, очень долго они развивались в темноте и безмолвии необитаемой планеты. Чтобы расти, нужна пища, а пищей им служила информация, зыбкое поле данных, окружающее место их обитания.

Примитивная жизнь, возникшая вокруг них, дала им подрасти, но они пока были просто сгустками чего-то, трудно уловимого и не имеющего формы. Существа эти радовались тому, что появилось вокруг них. Они поддерживали это в меру своих сил медленно возникший тонкий слой жизни.

Так длилось ещё долго, долго, и они росли медленно. Когда они ощутили зачатки разума в примитивных существах, для них просто сгустков живой материи, движущейся вокруг, это приятно отозвалось в них. Они наблюдали, как росли эти существа. Они радовались, видя, как огонёк разума в них разгорался всё больше.

Разумные сгустки вокруг становились всё сильнее. Они стали множиться, и всё чаще пытались приблизиться к месту пребывания тех, кто наблюдал за ними. Они не могли причинить вреда, но всё больше было от них беспокойства. Наконец они стали надоедать, как надоедают бестолково кружащиеся над головой мошки. Но отпугнуть их ничего не стоило, и назойливые твари вскоре научились держаться на почтительном расстоянии.

Надо сказать, что в природе тех, кто наблюдал за развитием жизни вокруг себя, изначально было заложено некое противоречие. Это было необходимо для их жизни. Там, откуда они явились, это непреложный закон развития.

Они были равны, они постоянно боролись и не могли друг без друга. И если один был без меры любопытен, и интерес свой обращал вовне, то другой своё не менее сильное стремление к знанию обращал вовнутрь.

Однажды, в те времена, когда люди ещё ходили в домотканой одежде и распахивали землю сработанной из коряги сохой, в запретный лес пришёл человек. Он был чужой в этих местах, и прибыл оттуда, где гораздо суровее небо и плещет холодное море.

Он был воином, и ходил с командой таких же, как он, воинов, по водам своего моря, и искал там добычи. Жизнь привела его в другие места в поисках новых возможностей дохода. Его товарищи промышляли не только разбоем, случалось им и торговать, и наниматься в охрану к другим людям, богатым и знатным, своим и чужим.

Этот же человек выделялся большой физической силой, нередкой для их народа, и своим вздорным нравом. Он был очень вспыльчив, легко впадал в бешенство, и становился опасен не только для врагов, но и для своих. К тому же он слишком любил женщин, и это стало приносить неприятности их дружной команде.

В конце концов его прогнали, и он ушёл. Он искал себе работу охранника, телохранителя, и его с охотой нанимали. Но проходило некоторое время, буйный нрав давал о себе знать, и его прогоняли. И вот однажды, в результате очередной буйной выходки, он очутился в чужом месте, в глухом лесу, без имущества, а бросивший его обоз торопливо последовал дальше.

Чужой лес не испугал его. Было темно, надвигалась ночь, и человек устроился на ночлег прямо посреди леса. Он срубил два дерева, уложил их так, как это делают бывалые путешественники, устраиваясь на ночь в незнакомом месте, и развёл костёр.

Обитатели этого места наблюдали за ним. Они попытались напугать его, так, как привыкли пугать местных жителей, случайно забредших в лес.

Но это был человек из другой породы. И он ещё не остыл после драки в обозе, что послужила причиной его отставки. Огонь ярости горел в нём, горел так ярко, что это заметили даже те, кто привык относиться к живым существам, как к примитивным комкам движущейся материи. Сам человек считал это своё состояние нормальным, огонь, загоравшийся в нём во время схватки, священным огнём, а жизнь, когда не было ни драки, ни любви, текла для него темно и пресно.

Они почувствовали любопытство. Они ощутили родство с его огнём, потому что сами были отчасти порождением света. Наконец одному из них захотелось подойти к спящему у лесного костра поближе. Никто не знает, что произошло точно той ночью, но утром на маленькой полянке, образовавшейся после падения двух деревьев, проснулся совсем другой человек.

Собственно, он уже не был человеком. Наверное, обитатели этого места сами не знали, что получится из этого союза, и к чему приведёт их разыгравшееся любопытство.

Одно из существ, извечных обитателей этого места, был рад новым возможностям. Но это дало повод для задумчивости другому существу.

Тот не любил спешить, и предпочёл изучать новое явление со всех сторон. Он наблюдал за получившимся новым существом и высказал свои опасения.

Но его вечный друг и противник не внимал разумным доводам. Действие было его сильной стороной, и он наслаждался новой игрой.

Оказалось, что далеко не все человеческие особи способны на то, что существа назвали для себя слиянием. Очевидно, для этого требовалось редкое сочетание неких качеств. При выяснении этого пострадали несколько случайно забредших сюда местных жителей, что только ещё больше отпугнуло людей от запретного леса.

Сам человек, или то, что осталось от него, воспринял этот симбиоз как должное. Ему понравилось чувство почти неограниченных возможностей и обилие впечатлений, которые давало ему изменившееся тело.

Ненужная, грубая телесная оболочка, оставшаяся на месте костра, как кокон окуклившейся бабочки, была им закопана в землю, и завалена найденным у окраины леса камнем. Он вдавил камень в землю, и этим распрощался с прежней жизнью. Ему уже не хотелось разрушать, не хотелось суеты, а приобретённое знание вещей дало ему покой.

А проникший в его душу и слившийся с его существом разум получил то, чего не было у него все эти бесконечные годы — он смог ощутить радость бытия.

***

Господин Коль оглядел застывшего на своём камне господина Фрезера:

— Господин Фрезер хотел не просто изучить нас. Не идея спасения человечества от голода, холода, и всяческих болезней двигала им, хотя это тоже могло бы принести в свой срок неплохие дивиденды. Сама возможность быть одновременно человеком и неуязвимым, очевидно сверхъестественным существом, вот что стало желанной целью для него. Для него, и для тех, кто сможет за это заплатить. Он попытался изучить нас, но наткнулся на наше нежелание. Тогда он пошёл обходным путём, длинным и сложным. Он искал средство давления, рычаг воздействия. И ему показалось, что он его нашёл.

Максимилиан Фрезер заёрзал, оглядывая сидящих на камнях соседей.

— А даже если и так? Что с того? Разве это преступление?

Рыжая женщина фыркнула, а веснушчатая девица укоризненно покачала головой.

— Шеф, всё в порядке. Мы уже здесь!

Собрание разом обернулось. Из-за древесного ствола на поляну шагнула Мари Ив. Она двинулась прямо к очагу, решительно втыкая в землю тонкие каблучки изрядно запылившихся туфелек. Но древесный корешок, зацепившись за пряжку, испортил весь эффект. Туфелька слетела, Мари пошатнулась и замерла на одной ноге, подняв руку с зажатой в ней косметичкой.

Глава 41

Мари Ив собиралась произнести совсем другие слова, отрепетированные с Игорьком заранее. А не эту опереточную ерунду.

Но почему-то, когда она вышла на край поляны, увидела прогоревший очаг, а рядом, на камне — Базиля, все заготовленные слова вылетели у неё из головы.

Базиль смотрел на неё изумлёнными глазами, и она торопливо перевела взгляд на шефа. Тот явно нуждался в поддержке.

— Не советую вам причинять вред господину генеральному директору, — сказала она, стараясь не дрожать голосом.

После ночного бдения на душной кухне и последовавшей за этим утомительной дороги ей хотелось только одного — принять ванну и занять горизонтальное положение.

— Ой, как страшно, — сказала рыжеволосая женщина, не отводя взгляда от ногтя.

— Это она. Та самая, о которой Фрезер меня спрашивал, — сказала веснушчатая девица, сидящая рядом с шефом. — Он хотел знать, как она мне понравилась. Я же ему сказала — ничего особенного.

***

— Нет, почему же, — негромко произнёс господин на алтаре. Мари его раньше не видела, но сразу оценила дорогой имидж. Даже в расстёгнутой рубашке и сползшем галстуке он выглядел весьма солидно.

— Молодая дама принесла нам нечто любопытное, — тот склонил голову, словно прислушиваясь, и одобрительно кивнул: — О да, это любопытно. И что же вы от нас хотите, милая девушка?

— У нашего шефа есть свои интересы, и мы не дадим их вам испортить, — собравшись с мыслями, ответила Мари, глядя на шефа. Тот смотрел на неё как-то странно. — Так что сидите смирно, и слушайте, что он вам скажет. А не то…

— Я уже дрожу, — скептически отозвалась рыжая. — У меня уже трясутся лапки. И эти, как их, усики.

— Крылышки, — поправила веснушчатая девица. Она внимательно смотрела на косметичку в руке Мари Ив.

— Да, это может причинить некоторый вред, — сказал человек на алтаре, и обе женщины тут же умолкли. — Не столько нам, сколько нашим клиентам. Это было бы неприятно. Ведь вы не хотите причинять вред вашему другу, госпожа Иванова? Да и вашему бывшему шефу, наверное, тоже?

Мари Ив растерялась и взглянула на Базиля. Тот отвернулся, и она взглянула на шефа. Шеф охватил руками голову и принялся раскачиваться на своём камне.

-Милая девушка, присядьте. Вам ведь хочется отдохнуть? — мягко сказал человек на алтаре, и Мари почувствовала, как ноги её наливаются тяжестью.

Она сейчас не смогла бы даже пошевелить пальцем, не то, что подать сигнал Игорьку. Сжать ладонью косметичку, чтобы надавить тугую кнопку — «не отработал как следует, ничего, потом», — сказал легкомысленно Игорёк, было теперь немыслимо тяжело.

«Всё пропало», — подумала она тоскливо, — «не видать мне ни повышения, ни премии».

Мари шагнула к Базилю, и опустилась рядом с ним на плоский камень.

— Так вот, — человек на алтаре одобрительно глянул на Мари Ив, — мы говорили о возможностях. Господин Максимилиан так вдохновился прекрасной перспективой беготни сквозь стены, что даже не подумал о последствиях. Он думал, как прекрасно будет шнырять из одного состояния в другое, невидимо присутствовать на самых закрытых мероприятиях и купаться в ощущении собственной неуязвимости.

Господин Фрезер часто задышал. По его лицу пошли красные пятна, а ворот рубашки впился в шею, потемнев от пота.

— Может, скажете, что вам мешает? — он дёрнул воротничок, и отскочившая пуговица полетела в сторону. Сидевшая рядом веснушчатая девица протянула руку, и поймала пуговицу, как муху, в ладошку. Протянула её шефу, но тот лишь дёрнул плечом. — Что вам стоит сделать это?

— Я объясню, — скучно сказал господин Коль. — Я говорил о человеке, что первым через это прошёл. Сначала он был один в запретном лесу. И ему поначалу было этого достаточно. Но однажды в лес зашла женщина.

Она была ещё слишком юна и не слишком красива, в его представлении. Но ему впервые за это время захотелось женщину. Женщина ему понравилась, и он захотел жить с ней, создать семью, и даже обзавестись потомством.

Оказалось, что он не может этого сделать. То есть не просто вступить в связь, это получилось у него отлично, как всегда. Оказалось, что потомства им никогда не дождаться. Человек, ставший тем, чем он стал, мог производить лишь копии самого себя, или той женщины, которая с ним жила.

Причём копии эти были гораздо бледнее оригинала. В них было слишком много от человеческого существа, и слишком мало того, что было в нём теперь. Наши коллеги, те, которых вы видите перед собой, — господин Коль обвёл рукой сидящих на камнях, — являются потомками того человека, его слабыми копиями.

Конечно, слабыми они являются лишь по сравнению с тем, кто был первым. Их возможности для обычных людей недосягаемы. Для нас они стали источником разочарования.

И это было ещё не всё. Существа, что получились в результате союза с обычной женщиной, — назовём их детьми, — не остались в лесу. Они были слишком любопытны, и их не сдерживала потомственная мудрость и отстранённость их бестелесных предков.

Они принялись общаться с людьми. И когда их предки поняли, к чему это может привести, было уже поздно. Потомки так называемых детей, — назовём их внуками, — обладая немыслимой для человека силой, натворили такое, что их предки никогда бы себе не позволили. Их инстинкты не сдерживались ничем, а некая врождённая бесчеловечность довершила дело.

Тот, кто называл себя господин Коль, умолк и покачал головой, глядя в сгущающиеся под деревьями тени наступающего вечера.

— Я всегда плачу, когда вспоминаю об этом, — тихо выговорила веснушчатая девица, шмыгая носиком. — Это так печально.

— Когда начались жертвы среди населения, а в местных жителях прочно поселился страх, что привёл в конечном счёте к появлению культа этого места; когда их существование здесь стало невыносимым, а понятие о справедливости дало о себе знать, тогда были приняты меры.

Все внуки, все поголовно, были уничтожены. Это пришлось сделать родителям, виновникам их появления, и это не доставило им радости. Но это пришлось сделать, и ещё сделать так, чтобы местные жители забыли об этом.

Словом, пришлось пойти на такие жертвы, повторения которых не хотелось никому. Поэтому было принято решение, и впечатано в сущность всех оставшихся детей, в каждого из них — никогда, ни при каких обстоятельствах не позволять себе того, что может привести к появлению себе подобных.

Поэтому наши коллеги не вступают в тесные отношения с людьми. Поэтому ни один человек не может рассчитывать на то, что он может стать таким, как мы.

— А вы? — дерзко спросил господин Фрезер, глядя на человека на камне. — Вы сами? Или вы и есть тот самый Первый?

— То, что вы видите перед собой, есть редкое исключение. Чтобы стать таким, каким был Первый, недостаточно желания. Да и желания не нужно. Это произошло само собой, в норе под землёй, когда молодой и слишком самоуверенный милиционер пытался взять маньяка голыми руками. Он был уверен, что прав, в нём горел огонь справедливости и азарт борьбы. Если бы он знал, чем придётся за это заплатить, он бы сбежал оттуда. Уже потом, осознав случившееся, он решил, что не повторит путь своего предшественника. Ему не нужны были копии. Короче, существо, которое вы видите перед собой, имеется в единственном экземпляре.

— Шеф, — негромко сказал стоявший до этого тише мышки за спиной Фрезера Федя. — Осторожно.

— Осторожно, Макс, — сказал появившийся из тени сосен человек в коротком плаще. — Не веди с ними долгих разговоров. Это опасно.

Глава 42

Уже заметно потемнело, поднявшийся ветер раскачивал верхушки сосен, и их колючие ветки шуршали, роняя прошлогодние шишки.

Человек в коротком плаще вышел из теней на середину поляны, и встрепенувшийся Базиль Фёдорович, который уже почти потерял ощущение действительности, сказал:

— Степан? А ты-то как здесь оказался?

Потому что этого человека, всем известного рафинированного эстета и изощрённого гурмана, брезгливого до удивления, встретить у костра на поляне он никак не ожидал. В последний раз он видел Степана Алексеевича, чья фирма занимавшей один из нижних этажей их общего здания, когда тот стоял в холле у кадки с фикусом, обсуждая с приятелем очередной ресторанчик для любителей изысканной кухни.

Степан Алексеевич не удостоил его ответом. Он повёл взглядом по рассевшимся на камнях вокруг прогоревшего очага людям, и остановился на господине Фрезере.

— Хорошо, что ты их сюда привёл, Максимилиан, — сказал он ровным голосом, и Базиль Фёдорович увидел у него в руке длинный, переливающийся зеркальным блеском, слегка изогнутый клинок.

Мари Ив судорожно вздохнула. Она тоже узнала этого человека. Но его появление здесь, у алтаря, её не слишком удивило. Она заметила в руке у него меч, и замерла на камне, вцепившись одной рукой в косметичку. Другой рукой она вцепилась Базилю в рукав.

— Не надо, Стёпа, — сказал господин Фрезер, глядя на меч. — Это бесполезно.

— Ты слепец, Макс. Не видишь ничего под собственным носом. Разве ты не знаешь, что, пока они в человеческом облике, им можно причинить вред?

Степан Алексеевич повёл рукой с клинком по кругу.

— Вот они, здесь. Я их ясно вижу.

— Базиль Фёдорович, вы ведь хотели увидеть человека, который едва не снёс вам голову, когда вы так храбро пытались защитить прекрасную даму? — спросил господин Коль, наблюдая за движением клинка.

Мари Ив пискнула.

— Не может быть, — сказал Базиль Фёдорович.

— Ерунда, — тускло выговорил господин Фрезер. — Это не он.

Федя шевельнулся, обходя шефа сбоку. Секретарь зашёл с другой стороны. В руке он продолжал сжимать папку с документами.

— Скажите, зачем вы их ели, этих бедных женщин? — внезапно спросила Мари Ив, глядя на Степана Алексеевича. — Зачем вы это делали?

Человек в плаще глянул на неё с брезгливым недоумением:

— Глупая девчонка. Осквернить себя этим? Только клинок может их коснуться и остаться чистым.

Он осмотрел сидящего на алтаре господина Коля и вытянул руку, направив ему в грудь остриё меча:

— Ты здесь главный бес. Я начну с тебя. Защищайся, если можешь.

— Послушай, Степан, это уже слишком, — Базиль Фёдорович приподнялся на камне, но господин Коль поднял руку, останавливая его:

— Всё в порядке, господин Акинушкин. Оставайтесь на месте.

Он соскочил с камня и шагнул к человеку с мечом:

— Я безоружен, господин маньяк. Вас это не смущает?

— Ты бес.

— Возможно. Но сейчас я просто человек. Вы сказали, в этом облике нам можно причинить вред. Начинайте, прошу вас.

— Не понукай меня, нечистое отродье.

Степан Алексеевич плавно двинулся к бесу, шагнув вперёд и вбок. Бес не двинулся с места, глядя на него рассеянным взглядом. Тогда Степан Алексеевич повёл плечами, взяв меч в обе руки, и застыл на месте. Какое-то время они стояли, глядя друг на друга, а сидящие на камнях молча ждали. Стояла тишина.

Потом человек с мечом двинулся влево, клинок сверкнул в пойманном оранжевом луче заходящего солнца, пробившемся сквозь ветки, и исчез из виду. Неуловимым движением Степан Алексеевич перебросил меч из руки в руку, и качнулся вправо. В наползающей тени вечера движения его никто не заметил, да и при свете дня немногие смогли бы оценить по достоинству сделанный выпад.

Метнулся змеёй клинок, а человек, называющий себя господин Коль, поднял руки и сложил ладони, словно в молитвенном жесте.

Двое у алтаря застыли.

— Отпусти мой меч, бес, — через время, показавшееся остальным, сидящим на камнях, вечностью, сказал Степан Алексеевич.

— Нет.

— Ты не смеешь его касаться.

Степан Алексеевич попытался вытянуть клинок, зажатый противником между сложенных ладоней. Лицо его побледнело.

— Я взял твой меч, и мои руки не горят огнём, — медленно ответил его противник, не разнимая ладоней. — Признай своё поражение.

Человек с присвистом вздохнул, и попытался ещё. Клинок не поддавался.

— Это нечестно. Ты используешь свои бесовские фокусы.

— Разве? Да вы сноб, Степан Алексеевич. По-вашему, только в элитном клубе обучают таким штукам?

Господин Коль улыбнулся, блестя зубами, а Базиль Фёдорович, глядя в его раскрасневшееся лицо, вспомнил. Он вспомнил, как мальчишкой приехал к бабушке, и его тётка, казавшаяся ему совсем взрослой, а на самом деле, как он потом понял, бывшая девушкой-подростком, взяла его с собой в Большие Кривули.