Глаза зверя

1

Допрос продолжался уже полчаса. Кондиционер сломался, и в кабинете было довольно душно, однако Поремский не открывал окно, чтобы звуки, доносящиеся с улицы, не мешали разговору. Хотя разговором это можно было назвать лишь с большой натяжкой. На большинство вопросов Алмаз Рафикович отвечал глубоким молчанием. На остальные отвечал односложно, не признаваясь ни в чем — «нет», «не знал», «не видел», «не делал», «не понимаю».

Поремского допрос страшно утомил.

— Послушайте, Нигматзянов, — устало сказал он, — у вас нет ни одного шанса выйти сухим из воды. У нас имеются записи ваших телефонных разговоров с Бариевым и Кротовым. К тому же мы взяли вас с поличным. Маклюда Межидова уже дала против вас показания. Она рассказала обо всех терактах, устроенных по вашему поручению и с вашей помощью. Лобов тоже заговорил.

Алмаз Рафикович чуть заметно усмехнулся.

— Не верите? — поднял брови Поремский. — Что ж, я дам вам возможность удостовериться в этом.

Он протянул руку и нажал на кнопку диктофона.

— Гражданин начальник, — донесся из динамика голос Лобова, — я же вам сказал, я работал на них за деньги — и глубоко в этом раскаиваюсь. Началось все два года назад. У меня тогда заболела мама, а содержание в клинике… сами знаете… по нынешним временам обходится очень дорого. Лекарства, уход… Потом мама умерла, но я втянулся в эту работу, о чем сейчас страшно сожалею. Извините, я забыл, как вас зовут?

— Владимир Дмитриевич.

— Владимир Дмитриевич, я никогда не был террористом. Вот Нигматзянов, это да. Он сука редкостная. Из этих, идейных… А чего вы усмехаетесь, Владимир Дмитриевич? Между прочим, идейные террористы гораздо страшнее продажных. Их не запугаешь, не переубедишь. Они упрутся как бараны и будут до конца стоять на своем. Вы думаете, мне нравилось на них работать?

— А разве нет?

— Что вы! Да меня в дрожь бросало от одного взгляда Нигматзянова. Он небось никогда этого и не замечал. Иногда он смотрел так, словно… словно еще слово — и он нож тебе под лопатку загонит. Правда! Владимир Дмитриевич, мне стыдно, что я связался с таким дерьмом, но я готов сотрудничать ради нашего общего дела.

— Нашего общего дела?

— Да! Ради борьбы с терроризмом. Я отвечу на все ваши вопросы и сделаю все, что вы скажете. Я расскажу все!

Поремский выключил диктофон.

— Ну что? Этого хватит или хотите послушать дальше?

— Он бредит, — сухо сказал Алмаз Рафикович. — Все это чушь собачья. Я работаю в культурно-развлекательной сфере и никогда не имел ничего общего ни с бандитами, ни с террористами. Вы это прекрасно знаете, но привязались ко мне, потому что хотите сделать из меня крайнего и залатать мной брешь в «плане раскрываемости». Я ведь мусульманин, а значит, заведомо мерзавец и преступник.

— Вы очень упрямый человек, Нигматзянов. Но не очень умный. Вы сядете в любом случае, речь идет лишь о том, на сколько лет. Вы можете выгадать себе пару-тройку лет свободной жизни, если будете с нами сотрудничать.

Алмаз Рафикович хрипло рассмеялся:

— Вы и в самом деле думаете, что я куплюсь на эти дешевые фокусы? Я ни в чем не виновен, гражданин начальник. Меня подставили. А что касается записей, так это все чепуха. На кассетах не мой голос.

Поремский вздохнул:

— Как с вами тяжело, Нигматзянов. Какого черта вам понадобилось рыть себе яму? От этого ведь никому не будет лучше.

— Как знать… Возможно, кому-то и будет, — пробубнил Алмаз Рафикович.

— Улик против вас множество, — продолжил Поремский. — Мы легко обойдемся и без вашего признания. Но мы хотим, чтобы вы помогли нам в одном деле. Вы ведь и сами терпеть не можете Кротова, правда?

— Я не знаю, кто это такой, — отрезал Алмаз Рафикович.

Поремский поморщился и небрежно махнул рукой:

— Прекрасно знаете. С вашей помощью мы засадим этого мерзавца в тюрьму. И не только его. Он ведь вел с вами переговоры от лица Владимира Сметанина, которого в определенных кругах называют Владимир Большое Гнездо? Если вы нам поможете, мы доберемся и до этого человека.

— Какой Владимир? Какое гнездо? — Алмаз Рафикович изумленно приподнял брови. — Понятия не имею, о чем вы говорите, гражданин начальник. И знаете что… — внезапно он снова нахмурился, — плевать я хотел на все ваши угрозы и просьбы. Я буду стоять на своем до конца и больше не скажу ни слова. Это все.

Нигматзянов замолчал. В течение следующих пяти минут он не проронил ни слова, после чего отправился в камеру.

— Черт бы его побрал,— в сердцах сказал Поремский. — Молчит!

— А ты что хотел? — усмехнулся Солонин. — Он же идейный. Он уже заранее, авансом определил себя в рай. Ему теперь и смерть не страшна, не то что твои угрозы.

— Ты это говоришь таким тоном, словно гордишься им, — проворчал Поремский.

— Да нет, Володь, не горжусь. Просто я видел немало таких «героев». И с большинством из них бесполезно было иметь дело.

— Что же мы будем делать? Без Нигматзянова вся наша операция идет псу под хвост.

Солонин ничего не ответил, он погрузился в задумчивость. Но тут заговорил молчавший до сих пор Камельков:

— Владимир Дмитриевич, Виктор, у меня есть одна неплохая идея! Помните, вы говорили, что если применить фантазию, то можно прижать к стене хоть самого министра обороны?

— Ну, — кивнул Солонин. — У тебя что, заработала фантазия?

— Она у меня работает безостановочно, — сообщил Камельков. — Да только чаще всего остается не востребованной из-за закоснелого мышления начальства.

— Это ты в мой огород? — иронично спросил Поремский. — Что ж, давай излагай.

— В общем, так. У меня есть приятель. Ну то есть не приятель, а так… знакомый по школе. Он, правда, был класса на два-три старше. Так вот, этот приятель после школы пошел в эстрадное училище. Он еще в школе бесил учителей тем, что передразнивал их. Причем передразнивал Очень похоже. — Заметив усмешку на лице Поремского, Миша обиделся: — Напрасно усмехаетесь, Владимир Дмитриевич. Между прочим, он теперь известный артист.

— Его фамилия случайно не Петросян? — уточнил Поремский.

— Увы, нет. Или — к счастью, нет. Но вы его все равно неплохо знаете. Он ведет по телику известную передачу. Э-э… как там она называется?.. — Камельков защелкал пальцами. — Черт, на языке вертится… «Как украсть миллион», что ли?

— «Как найти миллион», — поправил Солонин.

— Во, точно! — Камельков энергично кивнул.

Поремский и Солонин переглянулись.

— Так это что, твой школьный приятель — Пал-кин? — удивился Солонин.

— Он самый, — энергично кивнул Миша.

Поремский с сомнением посмотрел на младшего коллегу:

— А ты не врешь?

— Ни на йоту! Мы с ним были в довольно неплохих отношениях. Однажды даже подрались из-за одной девчонки, ну да это к слову. Так вот я и предлагаю: если Нигматзянов отказался сотрудничать, так, может, стоит его заменить? Ведь предварительные переговоры все равно нужно вести по телефону.

Поремский задумчиво прищурился:

— Звучит как бред, но если вдуматься… Ты как считаешь, Витя?

— А что, нормальная идея. Если, конечно, артист согласится.

— Это я беру на себя, — заверил коллег Камельков.

2

Зал был заполнен под завязку. Поремский, Солонин и Камельков сидели в десятом ряду, ближе билеты достать не удалось.

Матвей Палкин, невысокий, черноволосый молодой человек с подвижным лицом, быстрыми черными глазами и большим ртом, торопливой походкой вышел на сцену.

Зал ответил на выход артиста шквалом аплодисментов.

Матвей остановился возле микрофона и тут же вошел в образ.

— Здравствуйте, — произнес он тихим, быстрым голосом президента. — Я рад, что вы все здесь собрались. — Он обвел зрительный зал пристальным взглядом и добавил: — Все вместе. Так нам удобнее будет с вами работать. В смысле — не нужно будет посылать машину за каждым в отдельности.

Зал ответил пародисту дружным хохотом. «Президент» чуть усмехнулся.

— Я рад, что вы это так воспринимаете, — сказал он. — А то некоторые жалуются. И баланда им невкусная, и нары жесткие…

Зал вновь взорвался смехом. Солонин разочарованно дернул щекой.

— Неужели это смешно? — спросил он у Поремского.

— Главное, что похоже, — ответил тот. — По телефону бы наверняка не отличили.

— Это да, — согласился Солонин.

Пожилая дама с заднего ряда постучала Солонина пальцем по плечу и сердито сказала:

— Молодой человек, нельзя ли потише? Вы мешаете слушать!

— Извините, — ответил Солонин, покосился на По-ремского и чуть приподнял брови: дескать, видал?

Еще полчаса коллеги слушали пародии на известных политиков и шоуменов. Затем представление закончилось. Под дружные аплодисменты, заваленный с ног до головы цветами, с лицом, перепачканным губной помадой, Матвей покинул сцену.

— Не знаю, как вам, а мне понравилось! — сказал коллегам Камельков. — Особенно когда он работал под Жирика! — Миша напыжился, сделал недовольную мину и рявкнул: — Однозначно!

Солонин вздохнул, а Поремский подтолкнул Ка-мелькова к выходу:

— Топай давай, артист. Мы мешаем людям выходить.

Несколько минут спустя коллеги стояли перед хлипкой дверкой гримерки.

— Надеюсь, он нас не пошлет, — сказал Камельков и постучал костяшками пальцев в дверь.

— Войдите! — откликнулся из гримерки высокий, звучный голос.

Матвей сидел перед зеркалом и стирал с лица грим ваткой, смоченной в ароматном тонике. Завидев Камелькова с коллегами, он улыбнулся:

— А, Мишаня, заходи, заходи! Вижу, ты не один?

— Ты по-прежнему дьявольски наблюдателен, — засмеялся Камельков. — Знакомься! Этот хмурый господин — Владимир Дмитриевич Поремский. А вот этот приятный молодой человек с приветливым лицом — Виктор Солонин. Они мои коллеги.

— Очень приятно! — сказал Матвей. — Присаживайтесь, я, с вашего разрешения, пока что посижу к вам спиной. Нужно закончить начатое.

Мужчины расселись на стулья.

— Если хотите — курите, — разрешил Матвей. — Я сам не курю, но запах люблю. Сразу вспоминаю отца.

Солонин достал из кармана сигареты, задумчиво посмотрел на пачку, вздохнул и снова спрятал ее в карман.

— Что, завязал? — спросил у него Поремский.

— Не то чтобы… Но стараюсь себя ограничивать.

— Правильно! — сказал Матвей, продолжая тереть ваткой лицо. — Ограничение — это все! Я вот за месяц похудел на шесть кило. Думаете, сидел на какой-то особенной диете? Черта с два! Просто стал меньше есть. Человек, в конце концов, не зверь, чтобы отъедаться впрок.

— Куда тебе худеть-то? — спросил Камельков, которого не особенно порадовала последняя его реплика. Миша как раз собирался достать из кармана шоколадный батончик, но после слов артиста поспешно запихал его обратно. — И так кожа да кости!

— Это смотря на чей взгляд, — резонно возразил Матвей. Наконец он перестал вытирать лицо, отложил ватку и повернулся к гостям. — Итак, друзья мои, я вас внимательно слушаю.

Заговорил Поремский.

— Матвей, вы прекрасный артист, и мы нуждаемся в вашей помощи, — просто сказал он. — Это не отнимет у вас много времени. Подвергать вашу жизнь риску мы тоже не станем.

— Правда? — Артист улыбнулся. — Жаль. А я-то думал, меня ждет настоящая детективная работа — с погонями, перестрелками и тому подобными интересными вещами.

— Извини, что разочаровали, — вмешался в разговор Камельков. — Но мы не можем рисковать твоей драгоценной жизнью. Ты ведь не просто человек, как я или Владимир Дмитриевич. Ты у нас — национальное достояние!

Панкин весело приподнял брови:

— Что с тобой, Мишаня? Ты вроде бы никогда не был льстецом. А, понял. Это ты так издеваешься. Никак не можешь простить мне, что десять лет назад я намылил тебе шею.

— Ты? Мне? — На худощавом лице Камелькова нарисовалось искреннее возмущение. — Да я положил тебя на лопатки в первую же минуту драки! При том что я на два с половиной года моложе тебя!

Матвей миролюбиво улыбнулся:

— Ладно, Миша, замнем. Переходи уж лучше прямо к делу. — Он вздохнул и шутливо добавил: — Когда заговоришь о деле, может, хоть врать перестанешь.

— В общем, так, Матвей… — начал Камельков, но прервался и поморщился. — Черт, как же тебе объяснить, чтоб ты понял? Ведь вы, артисты, интеллектом не блещете, это всем известно.

— А ты давай на пальцах, — ответил артист. — Может, и пойму.

— Один — один, — развел дуэлянтов Солонин. — Знаешь что, Мишаня, давай-ка лучше я введу Матвея в курс дела. Словом, суть такова. Мы хотим вывести на чистую воду одного бандита. Сейчас этот бандит залег на дно, и нам нужно спровоцировать его, заставить сделать неверный шаг. У нас в кутузке сидит человек, которому этот бандит вполне доверяет. Но человек этот отказывается сотрудничать. Так вот, нам нужно, чтобы вы, Матвей, сыграли роль этого человека. Общаться с бандитом придется по телефону. Я понятно объяснил?

— Вполне, — кивнул Палкин. — Даже для моего убогого актерского интеллекта. — Он задумался. — Что ж… Я, конечно, никогда не занимался ничем подобным. Хотя в юности разыгрывал одноклассников по телефону, изображая учителей и требуя родителей в школу. Но одно дело одноклассники, другое — бандиты.

— Никто не узнает, что вы работали на нас, — заверил артиста Поремский. — Мы обещаем вам сохранить полнейшую конфиденциальность.

— Да я не боюсь, — махнул рукой Матвей. — Просто… что будет, если я вас подведу? Тогда ваш бандит заляжет на дно еще глубже, правильно?

— Вообще-то да, — признал Солонин.

— Ну вот видите. А мне бы не хотелось вас подвести. Хотя с другой стороны… — Матвей широко улыбнулся, блеснув белоснежными зубами. — Кто не рискует, тот не пьет шампанского, верно?

— Абсолютно верно, — кивнул Солонин.

— Что ж, в таком случае я согласен. Вот только как насчет текста, который я должен буду произнести?

— Насчет текста не волнуйтесь, — заговорил Порем-ский. — Мы вас подготовим.

Матвей откинул со лба черную прядку.

— Когда нужно приступать? — спросил он.

— Если у вас есть время, то завтра, — сказал Порем-ский. — Прямо с утра. Мы организуем вам встречу с человеком, которого вам придется изображать. А пока возьмите это. — Поремский протянул артисту аудиокассету. — Здесь фрагменты допросов этого человека. И кое-что из его телефонных разговоров. Голос слышен вполне отчетливо.

Матвей взял кассету, задумчиво повертел ее в руке, потом посмотрел на Поремского и спросил:

— А не боитесь, что я расскажу кому-нибудь его и ваши тайны?

— Мы стерли все важное, — сказал Поремский.

Матвей усмехнулся:

— Надеюсь. Я не хочу быть человеком, который «слишком много знает».

— Знать вы будете много, — заверил его Поремский. — Иначе никак нельзя. Вы не должны попасть впросак, если речь зайдет о ком-то из знакомых Нигматзянова.

— Нигма… что?

— Нигматзянова, — повторил Поремский. — Это фамилия человека, которого вы будете озвучивать. Он татарин.

— Ясно. — Матвей вздохнул. — Хорошо хоть не негр.

Поремский протянул ему бумажную папку.

— Здесь краткое досье на друзей и коллег Нигматзянова, — объяснил он артисту. — И на него самого, конечно. Почитайте, может, пригодится.

— Как Скажете, — сказал Матвей, пряча папку в свою сумку. — Это все?

Поремский подумал и сказал:

— Да вроде все. Если будет что-нибудь неясно, звоните мне домой. Визитка у вас есть.

— О'кей, — кивнул Матвей. — Ну что, тогда, пожалуй, я свободен?

— Валяй, — разрешил за шефа Камельков. — И чтоб завтра был у нас как штык! Иначе я займусь тобой лично.

— После такой угрозы мне не остается ничего иного, как сотрудничество, — пробурчал Матвей, и помахал им на прощанье.

В тот вечер Матвей лег спать позже обычного.

Он несколько раз прослушал пленку, которую дал ему Поремский, запоминая интонации Нигматзянова, его манеру говорить, строить фразы. Потом долго репетировал перед зеркалом, представляя себя этим человеком. (В папке Поремского были две цветные фотографии Алмаза Рафиковича, и Матвей использовал их в качестве наглядного пособия.)

— Я знаю Хамзата, — говорил своему отражению Матвей. — Он много болтает с перепугу, но когда возьмет себя в руки и успокоится, молчит как сыч.

Произнеся эту реплику, Матвей взял стакан воды, пополоскал горло, проглотил воду и снова повернулся к зеркалу. Немного покрутил головой, принимая нужный ракурс, затем напустил на себя угрюмый вид и произнес:

— Вы же знаете, Михаил Иванович, мы больше этим не занимаемся. После того как арестовали Хамзата, менты висят у нас на хвосте. Слава аллаху, Хамзат все взял на себя и не стал нас сдавать. Но если мы проколемся еще раз, нам уже не уйти!

Прослушав пленку еще раз, Матвей остановил запись, повернулся к зеркалу, гордо поднял голову и торжественно изрек:

— Это не бизнес, мой друг, это священная война!

Вдоволь нарепетировавшись, он пошел в душ. Стоя под струями теплой воды, он вновь и вновь повторял фразы и реплики Нигматзянова, услышанные им на пленке. Причем с каждым разом это получалось у него все лучше и лучше.

Выйдя из душа, Матвей снова прослушал пленку, выписал на лист все имена и фамилии, которые упоминал Алмаз Рафикович. Потом внимательно просмотрел справку, которую дал ему Поремский, запоминая «кто есть Who» в этом зловещем списке преступников.

Когда Матвей ложился спать, ему казалось, что он знает об Алмазе Рафиковиче все или почти все. Да и о его окружении тоже.

— Шоу одинокого мужчины начинается, — улыбнулся он и сладко зевнул.

Довольный собой, Матвей уснул крепким сном и проспал всю ночь без пробуждений и сновидений.

3

Утро было сереньким, и Нигматзянов, которого только что привезли из Бутырок, выглядел жутко не-выспавшимся.

— Что, Алмаз Рафикович, плохо спали? — вежливо поинтересовался Поремский.

— Поспишь там, — проворчал Нигматзянов. — Храп, гвалт, вонь.

— Привыкайте. В ближайшие годы ничего иного вам не светит, — утешил его Поремский.

— Спасибо на добром слове, — усмехнулся Алмаз Рафикович и хмуро покосился на Матвея. — А это кто? Еще один следователь?

— Угу, — кивнул Поремский. — Стажер.

— Похож на одного артиста. — Алмаз Рафикович прищурился. — Точно. На Палкина.

— Слыхал? — весело спросил Матвея Поремский. — Ты, оказывается, похож на Палкина!

— Мне все так говорят, — отозвался Матвей басовитым голосом. — Может, мне тоже в артисты податься, а? Вместо него.

— Тебя не возьмут. Для артиста мало яркой внешности, нужен еще и талант. Ладно. — Поремский вновь повернулся к Нигматзянову и дружелюбно улыбнулся: — Так как, Алмаз Рафикович, вы не надумали нам помогать?

— Я бы рад, но не знаю как, — угрюмо ответил Нигматзянов.

— Расскажите нам о Сметанине и Кротове. И об убийстве, которое они вам заказали.

Алмаз Рафикович прищурил один глаз, как стрелок, который целится в дичь из ружья.

— Как я могу рассказать вам о том, чего не знаю? — насмешливо спросил он.

Поремский усмехнулся:

— А вы, значит, не знаете?

— Разумеется. Если бы знал, рассказал бы все без утайки. Я законопослушный гражданин.

Поремский положил руки на стол и сложил их замочком. Задумчиво посмотрел на Нигматзянова:

— Алмаз Рафикович, вы понимаете, насколько глупо себя ведете? Вы ведь защищаете не идейных борцов и не товарищей по оружию, а элементарных подонков и убийц.

— Неважно, что думает человек, и неважно, что он говорит, а важно то, что он делает, — изрек Алмаз Рафикович.

— Забавный подход, — оценил Поремский. — Только опять же очень глупый. Людей, которых вы защищаете, не интересует, кто в данный момент стоит перед ними — грешник или праведник. Они блюдут только свои шкурные интересы. Сегодня для них враг — Треп-лев, а завтра — вы. К тому же… вы слишком много знаете об их черных делах, Нигматзянов. Вы представляете для них прямую и явную угрозу, а значит, долго не проживете.

— Сладко поете, — буркнул в ответ Алмаз Рафикович. — Только ведь меня такими речами не проймешь. Я воробей стреляный и знаю, как вы умеете запудрить человеку мозги.

— Откуда такая осведомленность? — поинтересовался Поремский.

— Из телевизора, — иронично ответил Алмаз Рафикович. — Сериалы люблю смотреть. Про ментов и бандитов.

Поремский покивал головой.

— Значит, я ошибся, — задумчиво сказал он, — и вам действительно ничто не угрожает.

Нигматзянов подумал и ответил:

— Вы правы в одном, гражданин начальник. Одни люди умеют убивать, а другие умеют этим пользоваться. И те и другие остаются в живых, пока доверяют друг другу. Впрочем, это так — просто слова. Как я уже сказал, я не имею отношения ни к первым, ни ко вторым. А значит, нам с вами не о чем говорить.

— Плохо, — сказал Поремский. — Плохо, что вы так думаете. Не скажу, чтоб вы мне нравились, Нигматзянов, но все же идейных борцов, подобных вам, я еще могу хоть как-то понять. Но такие люди, как Сметанин или Кротов, не заслуживают того, чтобы жить среди людей. Это волки. У них нет принципов, у них есть только алчность и жажда крови. С вашей помощью или без нее, но я посажу этих мерзавцев.

— Тогда зачем вам нужен я? — прищурился Нигматзянов.

— Потому что с вашей помощью я посажу их быстрее. И возможно, это спасет кому-нибудь жизнь.

Некоторое время Алмаз Рафикович сидел молча, уставившись в пол и размышляя над сказанным. Затем вздохнул и поднял голову.

— Мне больше нечего сказать, — сказал он. После чего сложил руки на груди, повернулся к окну и погрузился в глубокое молчание, из которого его уже не смогли вывести никакие вопросы.

— Ну? — спросил Матвея Поремский, когда Нигматзянова увели. — Что скажете? Сможете перевоплотиться в этого субъекта или задача слишком сложная?

— В принципе для артиста моего уровня это несложно, — скромно ответил Матвей.

— Ой ли? — с сомнением спросил Поремский.

Матвей закинул ногу на ногу, насмешливо сощурил глаза и произнес голосом Алмаза Рафиковича:

— Одни люди умеют убивать, Владимир Дмитриевич. А другие умеют этим пользоваться. И те и другие остаются в живых, пока доверяют друг другу.

— Превосходно! — улыбнулся Поремский…

Все у них было готово, но какие-то неясные сомнения все же мешали Поремскому сосредоточиться и решиться начать операцию. И он понял, в чем дело.

Попросил народ выйти ненадолго, а сам набрал номер мобильника Турецкого. И когда Александр Борисович отозвался, изложил ему свои соображения. Однако встретил неожиданную поддержку шефа. Более того, Турецкий заявил, что лучше вряд ли и сам бы придумал, а если по ходу дела появятся какие-либо сложности, велел без всякого стеснения ссылаться на него. Мол, это он и дал такое указание группе. И между прочим, с санкции президента, вот прямо так, и без комментариев. Обрадованный Поремский позвал коллег и сообщил, что решение утверждено и никаких сомнений больше нет.

Камельков почему-то хитро улыбался…

4

Звонить решили из кабинета Поремского. Сотовый телефон Нигматзянова лежал на столе, рядом с инструкцией.

Камельков положил руку Матвею на плечо:

— Значится, так, дружок. Говори уверенно, но уважительно. Ты слышал, как с этим козлом разговаривает сам Нигматзянов. Следуй тем же курсом. Я правильно говорю, шеф?

— Правильно, — кивнул Поремский.

— А как насчет самодеятельности? — спросил Матвей.

— По мере необходимости, — ответил Миша. — Но особо не выпендривайся. И давай без своих глупых шуточек. Алмаз Рафикович — человек солидный и умный.

— В отличие от меня? — усмехнулся Матвей. — Понятно.

— Ну а понятно, так действуй. Номер телефона Кротова на сотовом, в графе «справочник».

— Без тебя знаю.

Артист взял со стола телефон.

— Не забудьте включить громкую связь, — напомнил ему Поремский.

Матвей кивнул. Нажав кнопку вызова, он долго ждал. Наконец Кротов отозвался:

— Слушаю.

— Алло, Михаил Иванович. Здравствуйте, это Алмаз.

— Понял, что не бриллиант, — донесся из динамика недовольный голос Кротова. — Что там у тебя случилось? Почему я ничего не слышал в новостях?

— Операция сорвалась. Девчонка отказалась.

Кротов помолчал, потом злобно процедил:

— Вот черт! Чему только их там Султан учит? На что такие бабки тратит? Кстати, я перевел на ваш счет половину суммы. Если вы не отработаете деньги в ближайшую неделю, я расторгну контракт, ясно?

— Ясно, Михаил Иванович. Мы исправим ошибку. Только…

— Вот и исправляйте! — рявкнул Кротов. — Кстати, я звонил тебе весь вчерашний день. Почему не брал трубку?

— Меня не было в городе. Пришлось отвозить девчонку обратно в деревню.

— А потом небось напился со своим белобрысым телохранителем?

— Вы же знаете, что нет. Зачем зря говорить?

— Ладно, ладно. Кстати, извини за Муслиева. Пока не получается его убрать. До меня дошли слухи, что менты взяли его под особый контроль.

Матвей посмотрел на Поремского — тот кивнул. Матвей снова заговорил в трубку голосом Алмаза Рафиковича:

— Вы помните наш уговор, Михаил Иванович? За Муслиева я сбросил вам плату. Боюсь, что теперь речь должна идти о другой сумме. К тому же первый вариант операции сорвался, а второй потребует дополнительных расходов.

Прежде чем заговорить, Кротов выдержал долгую паузу.

— Не получится, Алмаз, — сказал он наконец. — Сумма уже закрыта. Между нами был договор, и ты его выполнишь. А за Муслиева не беспокойся, рано или поздно мы его закроем.

— Боюсь, не было бы слишком поздно. Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли, Михаил Иванович. Вы знаете, что задание, которое вы мне дали, противоречит моим принципам. Если я и берусь за него, то только за очень хорошие деньги и с гарантией полной конфиденциальности. Короче, я хочу, чтобы вы связали меня со Сметаниным. Я сам договорюсь с ним о сумме и обговорю подробности операции. Новой операции! Потому что девочек в этих мерзких делах я больше задействовать не стану.

— Ты много на себя берешь, Алмаз! — прорычал Кротов.

— А это уже не ваша забота. Вы, главное, передайте мои слова Сметанину. Если он хочет, чтобы задание было выполнено, он со мной поговорит. И желательно прямо сейчас. Это все. До свидания, Михаил Иванович, и учтите — я говорил вполне серьезно.

Матвей нажал на «отбой» и положил трубку на стол.

— Уф-ф, — выдохнул он и вытер со лба воображаемый пот. Посмотрел на следователей: — Ну как?

— Нормально, — сказал Поремский. — В конце говорил жестковато, но думаю, что не перегнул.

— А тебе как? — спросил Матвей Камелькова.

Тот пожал плечами:

— Гений, что еще сказать.

— Что делать теперь? — поинтересовался Матвей.

— Теперь? — Поремский пожал плечами. — Ждать. Просто ждать.

— И сколько?

— Думаю, не больше часа, — сказал Виктор Солонин. — Сметанин обязательно перезвонит. Насколько я его знаю.

— Что еще за новости? — удивился Камельков. — Откуда вы его знаете?

— Приходилось просматривать его досье, — сказал Солонин. — Этот человек не привык швырять деньги на ветер, и если ситуация выходит из-под контроля, предпочитает действовать сам, а не ждать у моря погоды. Держу пари, он перезвонит в ближайшие двадцать минут.

— Идет, — кивнул Камельков. — Спорим на бутылку шампанского. Время пошло.

Матвей посмотрел на часы.

— Значит, ждать, — задумчиво сказал он. — Ну, положим, пара часов у меня есть. Только чем же мне заняться?

— Чем хотите, — сказал Поремский. — Попейте чаю, поразгадывайте кроссворды.

Однако чаевничать артисту не пришлось. Сотовый, лежащий на столе, запиликал.

Поремский взял трубку и глянул на дисплей.

— Обратный номер не определяется, — сообщил он. — Вероятно, у него на трубе стоит антиопределитель. — Поремский передал трубку Матвею: — Держите. И не забудьте, вы Алмаз Нигматзянов.

Матвей взял трубку и приложил к уху:

— Алло.

— Алмаз Рафикович? — произнес негромкий, хрипловатый голос.

— Да.

— Михаил Иванович сообщил мне, что вы хотите о чем-то со мной поговорить. Так ли это?

— Смотря, кто вы такой, — ответил Матвей.

— Не валяйте дурака. Вы знаете, кто я.

— И все-таки…

— У меня нет времени на перепалки, — оборвал Матвея говорящий. — Встречаемся сегодня в пять часов вечера.

Матвей посмотрел на Поремского — тот кивнул.

— Где? — спросил Матвей.

— В том самом ресторане, где отказалась работать ваша протеже. Я буду сидеть у окна. Постарайтесь приехать один, в крайнем случае возьмите с собой вашего постоянного спутника Лобова. Если не приедете — пеняйте на себя. Это все.

Связь отключилась. Матвей положил трубку на стол и посмотрел на Поремского.

— Интересное кино, — сказал он. — Кто же пойдет на эту встречу?

Поремский усмехнулся. Матвей перевел взгляд на Солонина — на лице у того застыла такая же усмешка. Матвей нахмурился:

— Не хотите же вы сказать, что я пойду на встречу с вашим бандитом? — с тревогой в голосе поинтересовался он.

Ответил ему Поремский.

— Мы не вправе вас заставлять, Матвей, — вежливо сказал он. — Но если согласитесь, вы нас здорово выручите.

— Речь шла всего лишь о телефонном звонке, — недовольно напомнил артист. — И потом, одно дело изображать голос, другое — самого человека. Нет, господа сыщики, на это я пойти не могу. Что я, Володя Шарапов, что ли? Глупость какая-то!

— Матвей, — мягко заговорил с ним Витя Солонин, — Сметанин никогда не видел Нигматзянова в лицо. Возможно, лишь на фотографии из досье. Вы похожи фигурой. Да и фактура лица у вас одинаковая. Приклеим бородку, изменим разрез глаз — и вас родная мать не отличит. К тому же с вами будет Лобов. А его Сметанин знает лично.

— Откуда?

— Лобов раньше работал в охране у Сметанина. Алмазу Рафиковичу его посватал Кротов.

— А как же сам Кротов? Он наверняка припрется вместе со Сметаниным. Или он тоже не видел меня… то есть Нигматзянова, в лицо?

— Кротов видел, — согласился Солонин. — Но Кротова мы уберем.

— Что значит — уберете? — Матвей нервно хихикнул. — Убьете, что ли?

— Нет, не убьем. Но он может попасть в автомобильную пробку. Может нарваться на хулигана, и его заберут в милицию за драку. Мало ли причин.

Матвей вздохнул и вяло кивнул:

— Ясно. Вы все предусмотрели. И заранее знали, что этой встречи не избежать. Непонятно только, зачем нужно было морочить мне голову? Рассказали бы обо всем сразу. А так… — Он пожал плечами. — Шантаж какой-то получается. Раз я сказал «а», то обязан сказать и «б».

— Не обязаны, — вновь поправил его Поремский. — Просто мы очень рассчитываем на вашу помощь и надеемся… очень сильно надеемся, что вы нам не откажете.

— Ладно, сдаюсь. — Матвей поднял ладони. — Надеюсь, вы будете поблизости и вмешаетесь, когда люди Сметанина будут делать из меня котлету по-киевски.

— В этом можешь не сомневаться! — заверил приятеля Миша Камельков и хлопнул приятеля по плечу. Потом посмотрел на коллег и весело сказал: — А вы говорили — откажется! Да разве такого орла удержишь от полета!

Матвей посмотрел на Мишу исподлобья и тихо пробурчал:

— Ас тобой, Камелёк, я на эту тему еще поговорю. Не думай, что так просто уйдешь от расплаты.

5

Михаил Иванович Кротов, человек средних лет, лысоватый, невзрачной внешности, спускался по ступенькам крыльца, держа путь из офиса к автостоянке, когда на него налетел высокий, худой парень с бутылкой пива в руке.

— Черт! — выругался Кротов. — Смотри, куда летишь, придурок!

— Что? — открыл рот парень.

— Что слышал, щенок!

Михаил Иванович собрался было пойти дальше (он спешил на важную встречу — через полчаса ему нужно было быть в ресторане «Юнона»), но не тут-то было. Высокий молодой человек схватил его за плечо и развернул к себе.

— Что вы сказали? — спросил парень голосом, не предвещавшим Михаилу Ивановичу ничего хорошего.

Кротов попытался сбросить руку нахала со своего плеча, однако хватка у того оказалась просто железной.

— Ты что, парень, нарываешься на грубость? — прищурился Кротов. — А ну вали своей дорогой, если не хочешь неприятностей.

Лицо парня стало мечтательным.

— Я бы хотел, чтоб вы повторили то, что сказали, — спокойно произнес он.

— Я тебе сейчас повторю! Я тебе так повторю! — Кротов еще раз попробовал высвободиться и, поскольку это не удалось, заорал: — Олег! Андрей!

Двери офиса раскрылись, и на крыльце появился здоровенный парень в темном костюме.

— Что здесь происходит? — грозно спросил он.

Кротов ухмыльнулся.

— Видишь этого придурка? — Он показал пальцем на парня, который до сих пор сжимал его плечо. — Никак не могу оторвать. Будь так добр, Андрюша, сбрось его с крыльца. Если ты ему при этом что-нибудь сломаешь — получишь премию.

— Будет сделано, — сказал охранник и двинулся на парня, — Слышь, ты, чмо, ну-ка отпусти его!

— Чмо? Это ты мне или ему? — с вежливой улыбкой поинтересовался парень.

— Тебе, тебе.

Парень чуть склонил голову набок:

— А если не отпущу?

— Черт! — завопил Кротов. — Да оторвешь ты его от меня или нет?!

Понукаемый воплями начальника, охранник решил перейти от переговоров к решительным действиям. Он ухватил парня пятерней за шею, однако тот, не стирая с губ улыбки, ловко увернулся, перехватил руку охранника и резко вывернул.

— А-а! — застонал охранник. Побагровев как рак, он вырвал свою руку из железных пальцев парня. Затем машинальным жестом оправил одежду, хищно улыбнулся и, прорычав: «Ну все, падла, теперь молись!» — бросился в атаку.

Через секунду все трое — охранник, Кротов и незнакомый парень — покатились по ступенькам крыльца вниз, сцепившись в один кричащий и охающий клубок.

Сержант Петров стукнул карандашом по столу и сурово посмотрел на Кротова:

— Михаил Иванович, расскажите, как было дело и почему вы напали на гражданина Камелькова?

Кротов, сидевший на стуле напротив сержанта милиции, выглядел неважно. Его левый глаз был подбит. На нижней губе красовалась припухшая ссадина, галстук съехад в сторону, верхняя пуговица рубашки болталась на ниточке.

— Вы мне еще ответите за это задержание! — грозно прорычал Кротов. — Я должен позвонить, слышите! Немедленно отдайте мн^А мой телефон, иначе я ничего вам не скажу!

— Ради бога, — пожал плечами сержант. Он выдвинул верхний ящик стола, вытащил сотовый и протянул его Кротову: — Звоните!

Михаил Иванович схватил телефон, быстро набрал номер и приложил трубку к уху:

— Алло… Это Кротов. Я не смогу приехать на встречу… Нет, просто… — Кротов свирепо посмотрел на сержанта. — Просто я сейчас в милиции… Нет, за драку… Я говорю — за драку!.. Нет, я не сошел с ума. Это мой охранник постарался. Не смог выбросить хулигана из офиса без шума и скандала… Да… Нет, я разберусь… Хорошо. До свидания.

Кротов выключил телефон и положил на стол.

— Теперь я буду говорить, — сообщил он милиционеру. — Это ублюдок сам напал на меня. Сначала облил с ног до головы пивом, а потом вцепился мне в плечо. Не верите — спросите у охранника. Кстати, как ваша фамилия?

— Сержант Петров.

Кротов коварно усмехнулся:

— Так вот, сержант Петров, обещаю вам в ближайшем будущем ба-альшие неприятности!

— Правда? — Милиционер вздохнул и философски изрек: — Будущее покажет.

6

Всю дорогу Лобов поглядывал на сидящего рядом загримированного Матвея и нервно посмеивался.

— Черт, а похож, — то и дело бубнил он. — Очень похож. Вот только глаза бы поуже, да губы потоньше, а так — вылитый.

Поремский, сидевший за рулем зеленого «БМВ», посмотрел в зеркальце заднего обзора и сказал:

— Учтите, Лобов, мы будем слышать каждое ваше слово. Если вы хоть намеком выдадите нашего сотрудника, я сделаю все, чтобы вам впаяли по максимуму. Усвоили?

Лобов изобразил на лице покорность судьбе.

— Гражданин начальник, — негромко и выразительно сказал он, — что я, враг себе? Главное, чтобы ваш сотрудник сам себя не выдал. А то ляпнет что-нибудь, а я потом расхлебывай.

Матвей повернулся к Лобову и, поморщившись, словно его достала эта глупая трескотня, устало произнес:

— Помолчи, Иван. Ты мешаешь мне думать.

— Вот это да! — вылупился на Матвея Лобов. — Даже интонацию ухватил! Настоящий артист. Слушай, Алмаз… то есть… гражданин начальник, честное слово, ему бы на сцену — был бы настоящей звездой!

Матвей вздохнул:

— Лобов, ты заткнешься или нет?

— А вот так он мне никогда не говорил, — обиделся Лобов. — Имейте в виду, Владимир Дмитриевич, если ваш «Алмаз» ляпнет что-нибудь подобное при Сметанине, он вмиг себя разоблачит. Владимир Иванович всегда меня уважал, он знает, что я не из тех, кто позволяет так с собой обращаться.

Поремский промолчал, лишь еле заметно усмехнулся.

Матвей откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. С непривычки ему было немного неловко в гриме. Кожа лица была стянута клеем в морщины. Голова под париком потела. Коже было щекотно под приклеенной бородкой. Короче говоря, чувствовал он себя по-дурацки.

«Что-то будет дальше? — меланхолично думал он. — Смогу ли я хорошо сыграть? В принципе должен, ведь я хороший артист. В любом случае другого выхода у меня нет. Или играть, или погибать. Чертов Камельков, вечно я с ним попадаю в разные истории. Сколько раз из-за его глупых выдумок нас били в детстве. Боюсь, что на этот раз все может закончиться гораздо плачевнее. Ладно, хватит ныть. Главное теперь — хорошо сыграть. Я Алмаз Рафикович Нигматзянов. Я терпеть не могу

Сметанина, но вынужден с ним общаться и даже выполнять его заказы. Общаться с ним — уважительно, но без заискивания. Я завишу от него не больше, чем он от меня».

— Подъезжаем, — сказал Поремский. — Не забудьте, я один из ваших парней и одновременно шофер. Наши люди уже в кафе, так что ведите себя смело и раскованно.

— Слушаюсь, — отозвался Матвей. — Если погибну, считайте меня Иннокентием Смоктуновским.

— А если нет? — улыбнулся Поремский.

— А если нет — тогда тем более.

7

Сметанин был моложавым сорокапятилетним мужчиной атлетического телосложения, с темными волосами, аккуратно зачесанными набок, и начавшими седеть висками. Держался он уверенно, как хозяин положения. Завидев приближающихся Алмаза и Ивана Лобова, он кивнул им и указал на места напротив себя.

— Здравствуйте, — сказал Матвей и протянул Сметанину руку.

Олигарх неохотно ее пожал.

— А вы моложе, чем я вас себе представлял, — заметил он. — Садитесь. У меня мало времени.

— Здравствуйте, Владимир Иванович! — подал голос Лобов. — Очень рад вас видеть.

— А, Иван. — Сметанин окинул его насмешливым взглядом. — Ты все такой же бугай. Садись, располагайся. Я заказал тебе фирменное блюдо.

Польщенный Лобов расплылся в улыбке.

— Спасибо, Владимир Иванович.

— Не за что. — Сметанин переключил свое внимание на «Алмаза». — Сразу скажу, господин Нигматзянов, что я не намерен принимать ваши условия. Вам заплачены деньги, и деньги немалые. Сделайте то, что должны, и все будут довольны.

— Да, но Муслиев все еще жив, — мягко возразил Матвей. — Вы обещали, что закроете его. Не думал, что такие люди, как вы, бросают обещания на ветер.

Серые глаза Сметанина подернулись холодком.

— Я полагаю, Кротов уже объяснил вам ситуацию, — жестко сказал он. — Зачем я буду повторяться?

Матвей медленно покачал головой и сказал — по-прежнему вежливо и без всякого нажима:

— Вы знаете, Владимир Иванович, что наше сотрудничество — вещь вынужденная и временная. Я не Хамзат Муслиев. И я не намерен маскировать заказные убийства под идейную борьбу. Но мне… — Матвей нахмурился и заговорил с усталой хрипотцой: — Мне очень нужны деньги. Поэтому я намерен поторговаться.

Сметанин холодно усмехнулся:

— Я думал, что люди, подобные вам, умеют рассуждать здраво.

— Люди, подобные мне, умеют убивать, — не меняя тона, ответил Матвей. — А люди, подобные вам, умеют этим пользоваться. Не буду больше ходить вокруг да около, Владимир Иванович. Убийство Треплева обойдется вам в восемьсот тысяч доларов. Учитывая, что двести пятьдесят вы уже перевели, за вами еще пятьсот пятьдесят тысяч.

В глазах Сметанина появился интерес.

— Забавно… — проговорил он, внимательно вглядываясь в лицо Матвея. — Почему вы думаете, что я поддамся на этот шантаж?

Матвей небрежно пожал плечами:

— Потому что вы хотите убрать Треплева. И никто не сделает это лучше меня. Тем более я слишком много знаю для человека, с которым вы хотите порвать контракт.

— Что ж, вы правы, — признал после размышления Сметанин. — Но я не в состоянии выплатить такую сумму в короткие сроки. Если хотите, я добавлю к уже полученным вами деньгам еще четыреста тысяч. Вас это устроит?

— Вполне, — кивнул Матвей. — Теперь я хочу обговорить подробности предстоящего дела…

Подошел официант и поставил перед Лобовым фирменное блюдо.

— Прикажете еще что-нибудь? — спросил он у Сметанина с подобострастной улыбкой.

Сметанин посмотрел на Матвея — тот отрицательно покачал головой.

— Спасибо, больше ничего, — сказал Сметанин.

Официант откланялся и ушел.

Сметанин взял со стола сигареты, достал одну, вставил в рот и прикурил от золотой зажигалки. Потом небрежно махнул рукой, отгоняя от лица дым, и сказал:

— Итак, Алмаз Рафикович, я вас слушаю.

— Задействовать в этом деле девочек-шахидок я больше не хочу, — сказал Матвей. — Это слишком рискованно. Нам еще повезло, что нервы у Асет сдали не в ресторане, а на улице, и мы смогли быстро ее убрать…

— Простите, Асет — это та самая шахидка? — уточнил Сметанин.

Матвей кивнул:

— Да. Если бы девчонка прокололась в ресторане, Треплев обо всем бы догадался. И тогда мы не смогли бы подобраться к нему даже на пушечный выстрел.

— Что ж, вы правы. — Сметанин выпустил облачко табачного дыма и нахмурился. — Но что вы предлагаете? Не забывайте, что все должно выглядеть как террористический акт.

— Разумеется, — кивнул Матвей. — Мой план прост. Несколько моих парней в камуфляжной форме и черных масках захватят ресторан в тот момент, когда в нем будет сидеть Треплев. Они выдвинут политические требования и начнут расстреливать по одному заложнику каждые… м-м… двадцать минут. Первым расстрелянным заложником будет случайный человек. Вторым — Треп-лев. Органы и журналисты сочтут это роковым стечением обстоятельств. Даже если кто-то что-то заподозрит — ничего невозможно будет доказать.

Сметанин взглянул на Матвея в лукавый прищур:

— А вы все-таки циник, Алмаз Рафикович. Циник, несмотря на всю вашу пресловутую религиозность. Каким же образом ваши люди уйдут? Ведь ресторан будет окружен спецназом.

Матвей усмехнулся:

— Это моя забота. Вы знаете, что моим людям всегда удавалось уйти. До сих пор никто из них не попался.

— Кроме Муслиева, — напомнил Сметанин.

Матвей покачал головой:

— Он не мой человек. Был бы моим — сидел бы сейчас за этим столом и обсуждал очередную операцию. Впрочем, он был слишком продажным, чтобы работать в моей команде.

Сметанин задумчиво выпятил нижнюю губу и потеребил ее пальцами:

— Гм… План неплохой, но уж слишком рискованный… Вы справитесь своими силами или обратитесь за помощью к Бариеву?

— Бариев в доле, — сказал Матвей. — Я попрошу его прислать мне пару-тройку надежных бойцов. К тому же мне нужны люди, которые не засвечены в Москве. На случай, если кого-то из них убьют и попытаются выяснить личность.

— Это правильно, — кивнул Сметанин. — Спецслужбы не должны найти никаких концов. Вернее, они должны найти один конец, и конец этот должен вывести их на «кавказский след».

Матвей недовольно поморщился:

— Я надеюсь, что до этого не дойдет. Я ценю своих людей и умею их беречь.

— Ну а умеете, так вам и карты в руки. Когда вы намерены провести операцию?

— А сколько осталось до следующего посещения ресторана Треплевым?

— Три дня, — ответил Сметанин. — Если он не изменит своим привычкам, то это будет во вторник. А потом — в пятницу.

— Значит, во вторник, — сказал Матвей. — А если нет — тогда в пятницу.

— Это было бы неплохо, — кивнул Сметанин. Он посмотрел на Лобова, уплетающего жареную свинину. — Ну а ты, Иван? Ты тоже будешь в отряде?

Лобов оторвался от еды и вопросительно посмотрел на Матвея.

— Конечно, будет, — ответил за него Матвей. — Иван — один из лучших моих людей. Он стоит десятка бойцов.

— Ну если Иван будет в отряде, то я спокоен! — засмеялся Сметанин. Он посмотрел на часы и развел руки в извиняющемся жесте: — Ну-с, мне пора. Приятно было познакомиться, Алмаз Рафикович. Надеюсь, мы сможем быть друг другу полезны и в будущем.

На этот раз рукопожатие олигарха было намного крепче и приветливей.

Сметанин встал, бросил на стол пару пятисоток, и, махнув рукой, направился к выходу. Двое дюжих парней поднялись из-за соседнего столика и пошли за ним. Третий, такой же крепкий, как и первые два, шел впереди Сметанина.

— Ничего у него охрана, — заметил Лобов, вытирая салфеткой жирный рот.

— Да уж, — согласился Матвей.

Лобов откинулся на спинку стула и рыгнул.

— Слушай, — вальяжно сказал он, — а ты здорово играл. И голос так похож. Ты точно не хочешь подумать о карьере артиста? Я бы мог стать твоим менеджером. У меня обширные связи в шоу-бизнесе.

— В ближайшие несколько лет у тебя будут связи совсем иного рода, — ответил Матвей.

Лобов сдвинул брови и тяжко вздохнул:

— Это верно. Но надеюсь, вы, ребята, не забудете, какую услугу я оказал вам сегодня?

— Думаю, нет, — устало ответил Матвей. — Ладно, пошли. Нам пора.

— А что, операция и правда состоится? — с любопытством спросил Лобов.

— А это уже не твое дело, — отрезал Матвей. — Поднимайся. Тебя уже заждались новые друзья.

— Где? — удивился Лобов.

— Как — где? — Матвей мило улыбнулся. — В камере.