— Положение таково. Высокоразвитая цивилизация в созвездии Ориона, цивилизация приматов, как они себя называют, полностью овладела энергией и ресурсами своей звездной системы. В поисках новой энергии ими была взорвана одна из звезд. Смелый эксперимент привел к катастрофической ситуации: неожиданно начали разогреваться красное холодное солнце приматов и соседние звезды. Попытки вмешаться в реакцию оказались безуспешными. Через несколько тысяч лет эти звезды вспыхнут, как сверхновые. Приматы решают переселить свою цивилизацию и выбирают подходящую необитаемую планету. Я подчеркиваю: необитаемую, так как, хотя приматы и знали о наличии других, более отсталых цивилизаций, они не хотели вмешиваться в чужую жизнь. Девятьсот двадцать девять гравитационных машин отправились для разведки и подготовки нового места жительства. Вслед за этим корпусом должны стартовать грузовые и пассажирские корабли. Вы знаете, что одна из машин при облете белого карлика сбилась с курса и попала в Солнечную систему. Эти данные подтверждены имеющимися у нас сигналами машин экспедиции и самим облаком, с которым вчера удалось установить связь…
Аксель Бригов смолкает, оглядывает сидящих за столом. Нас четверо. Психолог Джон Питиква, прилетевший из Каира, слушает с задумчивым видом. Еще один человек, которого я вижу впервые, внимательно смотрит на Бригова холодными серыми глазами; я знаю только, что зовут его Оскар Альфредович и он представитель Верховного Совета планеты. Когда же взгляд учителя останавливается на мне, я опускаю голову.
Как все быстро произошло: побег с острова, похороны Рыжа, перелет в Светлый и этот знакомый зал со знаками Зодиака на массивных дверях. Там, за резными дверями, парит над сопкой красный гравилет. Там, над островом, по-прежнему сверкает облако. Только теперь оно вынуждено отвечать на наши сигналы: облако попало в фокус включенных установок и не может двинуться с места.
— Продолжайте, профессор, — потребовал в тишине представитель Совета.
— Выйдя на орбиту вокруг Солнца, облако обнаружило присутствие незнакомой цивилизации. Наблюдая за нами из космоса, прослушивая радиостанции, оно вошло в контакт с космической станцией «М-37», на которой вел свои работы профессор Гарга. Дальнейшее вам известно. Все действия облака свидетельствуют о том, что в новых условиях оно изменило свою первоначальную программу.
— Это было очевидно, — пробормотал Питиква, закрывая глаза. Кажется, он собирался дремать.
Аксель нахмурился.
— Напомню вам, доктор, — резко сказал он, — что мы это установили совсем недавно.
— Да-да, недавно, — сонно согласился психолог. Оскар Альфредович невозмутимо молчал.
Я уже не знал, зачем я здесь нужен. Все эти теории я и так испытал на своей шкуре.
— Коротко говоря, облако решило ставить опыты на людях. Работы Гарги подсказали направление этих опытов, — продолжал Бригов.
— Цель? — перебил Оскар Альфредович.
— Рациональная перестройка человеческого общества. Подготовка будущего соседа и союзника приматов для совместного использования энергии Галактики. Возможно, подготовка запасной базы для переселения. Как видите, цели самые благородные. — Бригов развел руками.
— Но разве оно не понимало, что для перестройки не хватит сил? — холодно продолжал представитель Совета.
— Вероятно, — ответил Бригов. — Однако облако только указывало нам путь. У меня создалось впечатление, что ему совсем было безразлично наше мнение. Ну, примерно так, как человек производит опыты с колониями муравьев.
Все невольно усмехнулись. Питиква приоткрыл веки, внимательно взглянул на меня. Я догадался: сейчас спросит.
— Как твое мнение, Март?
— Мне казалось, — начал я неуверенно, — когда я с ним разговаривал… мне казалось, облако скрывает свою настоящую цель, просто говоря — врет. Простите… И еще — иногда я тоже чувствовал себя подопытным…
Мои сбивчивые слова, почему-то пробудили старого Питикву.
— Правильно! — сказал он громко. — Получается логическая несуразица — это с нашей точки зрения. Забыв свою прежнюю программу, машина с другой планеты вмешивается в чужую жизнь, причем взваливает на себя неразрешимые задачи и поступает очень глупо. Где же разумный анализ обстановки, система контроля и прочие, прочие механизмы, необходимые в столь сложном космическом аппарате? Где они, я вас спрашиваю?
— Спросите лучше у облака, — буркнул Бригов.
— Давно бы спросил, если б вы вовремя построили установки, — парировал психолог. — Впрочем, это не помогло бы. Спрашивать бесполезно.
Аксель и я с удивлением уставились на Питикву: что, мол, еще надо, когда облако в наших руках?
— Вы хотите сделать сообщение? — спросил представитель Совета.
— Да! — Питиква медленно поднялся. Он стоял перед нами, как огромная черная гора с белой шапкой снегов на вершине, и загадочно улыбался. — Мои рассуждения просты. Если предположить, что под влиянием внезапных факторов в этой машине произошли какие-то нарушения, все несуразные, на наш взгляд, поступки облака будут вполне естественны. Могло так случиться, что при облете белого карлика, когда изменилась траектория последнего шара, сильный потенциал замкнул в нем определенные цепи. Подобное ненормальное состояние бывает, как вы знаете, и у наших электронных систем.
— Машинная шизофрения? — серьезно спросил Бригов. — Сумасшедший с Ориона — я тебя правильно понял?
— Точный диагноз пока бы не ставил, — иронично отвечал психолог. — Мы еще не знаем устройства системы. Однако, проанализировав с этой точки зрения тактику облака и все его сообщения, особенно тот блок записей, который принес нам Снегов, Центр Информации составил примерную модель машины.
Питиква включил экран и началась пляска столь сложных математических символов, уравнений, графиков, что я сразу же сдался, стараясь не пропустить только выводы — общечеловеческие, понятные слова. А они гласили примерно следующее: в сложнейшей конструкции приматов работала только часть информационно-программного устройства, остальные системы или не принимали активного участия, или же были повреждены.
Воцарилось молчание. Бригов вскочил с места, забегал по залу.
— Еще не хватало лечить космических идиотов, — бубнил он под нос. Потом остановился, резко повернулся к врачу: — Ты, Джон, все это придумал, ты и расхлебывай
— Успокойтесь, — сказал Оскар Альфредович, хотя, судя по блеску глаз, он и сам был не менее других взволнован неожиданным выводом. — Что вы предлагаете, доктор?
— Как сказал Аксель Бригов — лечить. И лечить не менее терпеливо, чем больного человека. Я нисколько не шучу. Во-первых, путем переговоров Центра Информации с облаком, для чего будет составлена специальная программа, надо уточнить характер нарушений. Сейчас я бы сказал так: комплекс превосходства — это та функция, которую присвоила себе и последовательно разрабатывала действующая часть машины. Во-вторых, поймав облако на логической несуразице, дадим ему возможность исправить свое устройство. А именно: объявляем, что мы включаем установки, которые его разрядят.
— А если оно будет обороняться? — спросил представитель Совета.
— Думаю, что самосохранение для него гораздо важнее, чем все остальное. Машину без этого основного правила не станут посылать для разведки планет.
— Если не подействует психологический эффект — что дальше?
— Тогда мы включим установки, — спокойно продолжал Питиква.
— Но будет взрыв!
— Взрыва не будет. Мы включим другие установки. А поскольку мы имеем дело с машиной, которая мгновенно распознает, смертельный этот удар или полезный, она не применит никакого оружия защиты. В этом и состоит мой план.
— Итак, борьба муравьев с космическим слоном, — миролюбиво согласился Аксель.
— Не со слоном, а с машиной, возомнившей себя Наполеоном, — поправил представитель Совета.
Мне эта формулировка понравилась.
Всю неделю Центр Информации Земли вел невидимую дуэль по лучам мазеров с висящим шаром. Это была борьба идей на предельной для машин скорости. Совет ученых согласился с гипотезой Дж.Питиквы Она была проверена, и Верховный Совет одобрил план действий.
… Над Байкалом солнце стояло в зените, когда около ста экранов были подключены к специальным камерам, поднятым на гравипланах. За резные двери института я попал только с помощью Бригова, который выудил меня из толпы сотрудников, жаждавших проникнуть в зал. Он гудел от голосов, этот огромный сводчатый зал, где несколько дней назад нас было всего четверо.
Но вот стихло. Я увидел вытянутый, как корабль, желтый остров — он резал острым носом набегающие волны. Золотые крыши домов, серый куб за глухим забором, безлюдные улицы. Все уехали. Кап, Мишутка, Лена — где вы сейчас? Где-нибудь на материке, вы ведь так говорите. Все уехали. Странный пустой город. Как новые сети, брошенные на берегу.
Сейчас на облако направлены все взгляды. На него — установки. На него — тонкие лучи мазеров. Удастся ли?
Голос Питиквы за кадром:
— Объявлено, что через пять минут будут включены установки…
Напряженная тишина. Та же картина: остров — поселок — облако… Облако — поселок — остров…
— Не отвечает, — говорит Питиква.
«Не удалось. Оно не в состоянии перестроиться, — думаю я. — Что дальше? Удастся ли дальше?»
Я знаю: еще несколько минут, и в облако вонзится сильный разряд. Если Питиква прав, он встряхнет, включит всю систему. Если облако не поймет и ответит смертоносным излучением — блеснет огонь взрыва.
Зал ахнул: вспышка озарила облако. Все вскочили, но это не взрыв. Вон оно — облако, на своем месте. И город. И остров. И море. Просто облако просияло.
И во весь экран лицо Питиквы. Усталое лицо.
— Поступили первые сообщения, — спокойно говорит он. — Система облака включилась в нормальную работу… — Пауза. Питиква продолжает: — Облако возвращает гравилет с пилотом Сингаевским…
Медленно и спокойно, как из обычной серебристой тучки, вынырнул игрушечный желтый гравилет. Медленно, круг за кругом парил он над морем, приближаясь к берегу. По этим кругам я догадался, что гравилетом управляли приборы. Вот он сел на высокий каменистый берег. И тут же рядом опустился санитарный вертолет, перекрещенный красными полосами. Врачи бегом к гравилету. Вытащили неподвижного, с болтающимися, как у тряпичной куклы, руками и ногами пилота, перенесли в свой вертолет…
Экран погас.
… Я брел по коридору, ничего не видя, ничего не соображая, твердил про себя: ««Все, все. Вот и все»».
За стеклянными стенами, в залитых солнцем залах работали сотни машин, каждая из которых была клеточкой гигантского электронного мозга планеты. Шел обмен опытом двух разных цивилизаций. Великий обмен информацией.
Я брел по коридору, представляя, как ежесекундно рождаются новые тома, заполненные одной лишь информацией. Их надо изучать много лет. Но самый главный вывод невозможно спрятать ни в ячейках памяти, ни в толстых томах, он ясен всем: люди давно уже решили, что побеждает мужество.
Облако в этом убедилось…
Обмен длился три дня. Потом облако объявило, что продолжит полет к своей новой планете, и ушло в космическое пространство.
В самый сильный телескоп можно будет увидеть, как светлая точка делает оборот вокруг Солнца.
Больше я не встречался с Гаргой. На заседании одной из комиссий Совета я рассказал подробно о том, что происходило при мне на острове, в лаборатории Гарги. В тот же день врачи положили меня в больницу.
Не знаю, смог бы я заново пережить всю историю, когда будут разбирать это дело, смог бы снова смотреть, как красный гравилет столкнулся с шаром. Я слишком хорошо помнил каждую, минуту за последние полгода. И этот человек — профессор Гарга, сжигаемый стремлением переделать мир, равнодушный к разрушениям, чинимым облаком, и все же боявшийся ответственности, — он больше не был для меня загадкой. Я сказал ему в нашу последнюю встречу, что он предатель.
В Совет меня больше не вызывали. В один из дней, лежа на больничной койке, я прочитал в газете краткий отчет о суде над Гаргой. Он признал себя виновным, сказав, что слишком поздно осознал тяжелые последствия своих опытов для здоровья людей, и попросил направить его на отдаленную космическую станцию. Совет согласился с его просьбой.