Год Крысы

В ДОМЕ КЛАВЕРЕЛЬ В КОРОЛЕВСТВЕ КАХУЛАВЕ

— Значит, — с удобством устроился средиподушек Клаверель-ва-Мегулиель, — мой послушный долгу сын наконец-то одумался.

Он не дал знака, позволяющего Каликку сесть.

— И что же на самом деле привело тебя сюда? — продолжал Мегулиель.

На низеньком столике рядом с ним покоилось впечатляющее собрание боевых наград. Каликку подумал, что отец готовится к какой-то очень важной официальной встрече.

— Честь Дома! — Он не мог придумать иного ответа.

— Честь Дома? Похоже, ты забыл о том, что это такое. Много ли было чести этому Дому, когда ты отказался принести присягу нашему новому правителю?

— Хинккелю?

Невзирая на все усилия, приложенные Каликку к тому, чтобы сдержать свой гнев, он все же вспыхнул.

Его отец подался вперед.

— Человек, избранный Высшим Духом, проходит пять испытаний. Тот, кто выдерживает их, становится императором. Дом Клаверель верен закону и беспрекословно принимает волю Высшего Духа. Наш император получил трон по древнему обычаю, и никто не может этого оспорить. Ты забыл, за что стоит наш Дом? За верность избраннику.

Это был — и в то же время не был — его отец. Мегулиель снова был главнокомандующим войсками Кахулаве.

— Что я должен делать?

Каликку знал ответ, но его гордость словно копьем пронзала его сердце.

— То, что тебе следовало сделать с самого начала, как ты и сам прекрасно знаешь. Или у тебя сейчас еще и разум отнялся? Можешь пока оставаться под этим кровом. Император собирается в путешествие. Прежде всего он приедет сюда. И если ты истинный сын Дома, ты принесешь ему присягу на верность. Что связывает тебя с бунтовщиками? Клятва изгою — это измена. Ты говоришь, что понял свою ошибку и теперь поступаешь, как велит долг. Так может ли кто-нибудь из этих бандитов заявить, что ты уже потерял свою честь?

— Нет! — ответил Каликку.

Он еще не запятнал своей чести — пока. Он был здесь, чтобы служить вождю, которого выбрал сам. Под испытующим взглядом отца он взял себя в руки.

— Пока ты ждешь, — сказал Мегулиель с рассудительной неторопливостью человека, отдающего приказ, — возьмешь на себя охрану стад.

В прошлом это было занятие Хинккеля. Каликку сглотнул. Он чувствовал горечь гнева, который должен был подавить.

— Ты можешь идти и приступать к выполнению обязанностей.

Такобычно отпускали слуг. Каликку снова сглотнул и каким-то образом сумел выйти из покоев отца, удержав себя в руках. По ту сторону дверных занавесей он с силой сжал кулаки. Сможет ли он вынести это унижение? Он должен.

ХИНККЕЛЬ-ДЖИ

Мне не надо было ничего делать для подготовки к путешествию. Она полностью подчинялась традициям. Но одну вещь я должен был сделать. Я послал гонца к Равинге с просьбой, чтобы она посетила двор.

По обычаю, правитель, посещая королевства, должен был преподнести каждой королеве какой-нибудь роскошный и необычный подарок. И мне внезапно пришла в голову идея, каким может быть мой, — если, конечно, не откладывать слишком долго, чтобы Равинга успела изготовить то, что мне требовалось.

Когда она пришла, я приказал проводить ее в свои личные покои, в этот раз не заботясь, не нарушаю ли я обычай, и отпустил слуг. Мурри лег перед дверью, и я был уверен, что он способен заметить любого, кто решится подслушивать.

Я снова пренебрег традицией, встав ей навстречу и проводив ее к сиденью.

— Высокая госпожа! — Поддержка, которую оказывала мне Равинга, возводила ее в моих глазах в ранг высшей знати. — Благодарю тебя за все, что ты для меня сделала. Это всего лишь слова, и я не могу полностью вложить в них все мои чувства. Я иду опасным путем. Потому крепко держусь за тех, кому могу доверять.

— Таковой ты считаешь меня? — спокойно спросила она. — И чегоже ты теперь от меня хочешь?

Я вспыхнул. Не сказал ли я снова какую-то дерзость? Не подумала ли она, что я высказал ей свою благодарность только потому, что хочу от нее новой услуги?

— Мой язык часто меня подводит, прости. Да, мне действительно нужна помощь. Только, — я развел руками, — я всегда выставляюсь дураком, когда пытаюсь сказать правду. Я никогда не стремился стать императором, и моя неловкость бросается в глаза. Я не понимаю, почему Высший Дух привел меня сюда…

— Потому что ты тот, кто может сохранить равновесие, — ответила Равинга.

Я не знал, что она имеет в виду. Но она продолжила, и я внимательно, с всевозрастающим беспокойством слушал ее.

— Тьма снова восстает. Есть тот, кто в старину уже пытался исказить нашу землю, переделать наш народ так, чтобы тот служил его целям. Его сокрушили, но теперь он вернулся с новыми силами, полный решимости победить. Наши жизни зависят от того, чего другим народам, обитателям внутренних земель, не приходится опасаться. Вода для нас — главная, неизменная необходимость. Все живущие ныне слышали душераздирающие рассказы о том, что случалось в былые времена, когда высыхали водорослевые пруды. Министр равновесия имел тогда даже больше власти, чем любой правитель. Существует тщательно охраняемая тайна, которая была куплена ценой самопожертвования тогдашнего императора. Несколько великих Домов знали ее.

— Подземные реки текут в каждом королевстве? — спросил я, когда она на мгновение умолкла.

— Именно так. Но это известно и Темному. Он использовал свою силу, и те, кто знал тайну воды, были уничтожены. Иногда ее заново открывали потомки жертв.

— Такая судьба постигла и Дом Вуроп? — уточнил я.

— Именно так.

— Но кто в Вапале послужил врагу, уничтожив этот Дом?

Вот что хотел я знать.

— Темный владыка способен утаить тех, кто служит ему. Но в те времена у императора была спутница, обладавшая большой силой. Она умерла внезапно — после того, как Дом Вуроп был уничтожен. Если бы Дом пал по тем причинам, о которых было тогда объявлено, все его владения по традиции достались бы обвинителю. Но все их имущество перешло к Хабан-джи.

— Значит, — медленно проговорил я, — когда я вернул имущество Алитте, я подверг ее риску?

Мне не хотелось в это верить. Равинга пожала плечами.

— Кто знает? До сих пор ни одна тень не дотянулась до нее.

Я внимательно изучал спокойное лицо Равинги. Как и всегда в ее присутствии, мне казалось, что она знает куда больше, чем показывает. Хотя Равинга всегда носила одежды торговцев и очень мало украшений, все же в любом придворном собрании она свободно держалась со знатью, и даже с королевами.

— И ни одна не дотянется!

Мурри поднял голову и заворчал. Как всегда, он перехватил мою мысль. Но, еще не закончив, я уже понял, что моя похвальба пуста. Если я не способен защитить себя, как я могу обещать безопасность другим?

— Путешествие станет для меня испытанием, возможно, не менее тяжким, чем прежние. Их я прошел успешно. Разве Алитта не вовлечена уже в это опасное дело? Она нуждается в твоей защите.

— Ты за этим меня позвал? — резко спросила она, словно собираясь уходить.

— Да. Но у меня есть и более важная причина. Ты присоединишься ко мне в путешествии?

Я не знал, как мне объяснить включение Равинги в мою свиту, но был уверен, что, если она согласится, ее советы будут полезнее для меня, чем любое оружие.

Равинга не ответила мне сразу, продолжая рассматривать меня так, словно я был куклой, над которой она работала, и кукольница не была уверена, все ли во мне доделано до конца.

— Не суди о себе так строго. — Она читает мысли? Или я так плохо держу себя в руках, что открыто это показываю? — Вот в чем дело, Хинккель: каждый из нас способен принять вызов, если верит, что сможет. Ты — император, на тебе благословение Высшего Духа, иначе бы тебя здесь не было. Так стань же истинным императором!

— Мудрая права. — Мурри встал на ноги.

— Но, — я продолжал настаивать, — ты поедешь с нами?

Впервые она улыбнулась, и я увидел ту Равингу, к которой всегда относился с почтением.

— Когда я пришла сюда, я об этом думала. Да, я поеду с тобой. А теперь — у тебя есть еще дела ко мне?

— Куклы! — Я откинулся на подушки с тем облегчением, которое ощущал, пройдя очередное испытание. — Дары для королев. Однако у меня есть и другая задача — я хочу, чтобы все поняли, что песчаные коты могут стать нашими друзьями, что на них больше нельзя охотиться. Я могу издать указ. Я уже сделал это, но это всего лишь слова. Мы знаем, что котти — больше, чем просто друзья нам. Песчаные коты могут не жить вместе с нами под одной крышей, но они верны слову и могут мысленно общаться с теми, кого считают друзьями.

Равинга чуть подалась вперед, лицо ее осветилось любопытством.

— Да, о да! — мягко сказала она. — Изысканный подарок для каждой королевы, непохожий на прежние. Котенок в натуральную величину, с ожерельем со знаком того королевства, королеве которого он предназначен. Это будет очаровательно…

— Хватит ли тебе времени? — спросил я. Она рассмеялась.

— О, царственный, я ожидала этого. Котята уже ждут в одном из моих потайных шкафов. Кажется, Высший наделил меня даром предвиденья. Они будут готовы — и я тоже.

Два обещания, и я был уверен, что она сдержит оба.

В ЛАГЕРЕ ИЗГОЕВ

Каменный остров, на котором мятежники разбили свой лагерь, был тщательно обследован, прежде чем Шанк-джи принял решение устроить здесь укрепленный лагерь. Несколько человек в его отряде были родом из Азенгира, страны вулканов. Двое были искусными мастерами в работе по металлу, и теперь они проверяли оружие, убеждаясь, что оно годится для боя. С одного края пруда собрали водоросли, и они сохли на ветерке. На поверхности скалы была нарисована карта дорог королевств, и каждый воин мог добавить к ней тот участок Внешних земель, в котором бывал сам.

Шанк-джи много времени проводил на сторожевой вершине. Посланцев из Безысходной пустоши больше не появлялось. Ни один из его разведчиков, посланных в королевства, еще не вернулся. Ожидание делало его раздражительным, а потому и беспокойным. Он до сих пор еще не принял решения по поводу предложения таинственного Темного, которому служил крысолюдь. У него было дурное предчувствие, касающееся этого нового игрока в его игре. Хотя с тех пор, как чудовище уехало, крысы не появлялись, а эти четвероногие убийцы могли уничтожить любого разведчика.

Вапала была конечной целью любой войны. Будь она у него в руках («Руке», — Шанк-джи потрогал обрубок), он мог бы спокойно отдыхать. Здешние стражи… очень немногие из них когда-либо встречались с крысами. Они расслабились за годы мира, как он понял из собственных наблюдений. Но зато здесь есть и те, кто открыто будет приветствовать стяг его Дома.

Узурпатор контролирует все средства империи. Но вне Вапалы это мало что значит. Ложный император может требовать помощи и припасов у каждого королевства. Однако из-за расстояний между Вапалой и другими народами его приказы легко можно задержать. Приходили известия, что королевства собирают собственные армии, нуждаясь в лучшей защите от новых крыс… Он потер зарубцевавшуюся кожу культи. Где есть один крысолюдь, там будут и другие, целая армия, чтобы управлять четвероногими бойцами.

Вербовка в королевствах уже лишила стражу дорог множества воинов, жаждавших битвы. Рано или поздно караванщикам понадобится помощь, которую мало кто сможет им обеспечить. А когда караваны не смогут связывать королевства друг с другом, поднимется гнев против императора.

Этот варвар даже мечом как следует не владеет. Конечно, это он посадил на крыше того дважды проклятого лучника, ставшего причиной его увечья! Он снова потрогал шрам.

Чужак не может знать тайны, которую хранил Хабан-джи. Плохо, что его отец так и не решился действительно исследовать владения Вуроп. Или эта сказка — всего лишь очередной слух? При дворе подобных всегда хватает.

Ладно, если Хабан-джи не хватило решительности раскрыть тайну, то его сыну, видимо, недостает отваги принять решение, что рано или поздно придется сделать.

Скоро закат — время выезжать ночному патрулю. В этот раз он собирался принять командование над ним сам. За одну ночь им до пустоши не добраться, но беспокойство вело его. Он хотел убедиться, нельзя ли найти след тропы, которой воспользовался крысолюдь.

В ИМПЕРАТОРСКОМ ДВОРЦЕ В ВАПАЛЕ

Королева Юикала знаком велела своей служанке закрыть тяжелый сундук с драгоценностями. Она исследовала каждый из его многочисленных лотков, тщательно выбирая украшения. Нет, дитя не должно чересчур блестеть — это для женщин постарше, которые жаждут привлечь внимание. Ее внучке могло подойти только что-то простое, но, конечно же, ценное.

Алмазы необходимы для вапаланки, но они должны быть сдержанными. Но здесь было еще тройное ожерелье из радужных лунных камней, очень редких во Внешних землях. И простые хрустальные шпильки для волос в виде звезд, оправленных в серебро, — весьма подходящие для девушки, только что вошедшей в пору.

Она посмотрела на девочку, сидевшую поблизости.

— Очень впечатляюще. Ты будешь одета в платье, которое тебе показали. Большинство гостей будет в разноцветных одеждах — серебряный и белый сделают тебя заметнее. Да что с тобой, девочка? Тебя это совсем не интересует. Ты не благодарна? Да любая девушка была бы в восторге от таких украшений и платьев!

Берниен крепко сцепила руки, словно не желая прикасаться к одежде и драгоценностям. Она дрожала, несмотря на то что была в обычном тяжелом придворном облачении, в котором она укрывалась, как в спасительной пещере.

— Да, бабушка, — почти прошептала она. — Вы очень щедры…

— Девочка, выпрямись! Перестань вести себя так, как будто тебя ругают! Я очень терпелива с тобой, прекрасно понимая, что твое воспитание не пошло тебе на пользу. Твоя приемная мать, конечно, благородная женщина, но ничего не понимает в придворных церемониях. Моя вина, что я оставила тебя так надолго в доме, который едва ли лучше крестьянского хозяйства.

Но там было безопасно, подумала Берниен, и госпожа Дома Фатерин была добра, даже когда была настолько занята управлением поместьем, что едва выкраивала время для Берниен, Там не было чужаков, все время наблюдающих за ней, как здесь, считающих ее неуклюжей и невежественной.

Бабушка снова раздраженно смотрела на нее. Она будет говорить и говорить, пока у Берниен не заболит голова. Они принесут все эти жесткие одежды, засунут ее в них, увешают драгоценностями, а бабушка будет отпускать едкие замечания тем временем, как служанки будут заниматься ею.

Однако бабушка перестала говорить и теперь просто смотрела на нее, Берниен не хотелось поднимать голову и оглядываться, но что-то заставило ее это сделать.

Королева взяла за ручку большое зеркало и ткнула им в девочку. Берниен сумела как-то удержать его, чтобы оно не выскользнуло у нее из пальцев.

— Посмотри! —потребовала королева. — Будешь так морщить лицо, и ни один мужчина не сочтет тебя привлекательной! Смотри, я сказала! Ты должна уметь улыбаться, когда это необходимо!

В ее голосе звучал намек на угрозу. Берниен вздрогнула и попыталась слабо изогнуть губы, надеясь, что бабушку это удовлетворит.

Юикала всплеснула руками.

— Перед тобой блестящее будущее. Больше половины двора будет завидовать тебе! Ох… Иди к Ханлике и поупражняйся перед балом.

Берниен присела в реверансе и благодарно удалилась. Она была уверена, что не сможет освободиться. Вместо этого ей придется идти на пугающий бал. Но она все еще не понимала, чего от нее хотят, и спросить было не у кого.

Королева ожидала, что какое-то внезапное событие вознесет ее, покамест всего лишь тень настоящей придворной дамы, к некоему высокому положению. Но какое и как?

Она не вернулась в свои покои и не стала искать величавого придворного советника, как ей было приказано. Вместо этого она выскользнула в садик. Снова отправилась к скамье, где нашел ее император. Кажется, он понимал ее. Она помнила его признание в том, что он тоже чувствует себя здесь неуютно. Если бы у нее был такой брат или близкий родич… Если бы ей пришлось танцевать с человеком, который бы не оценивал ее, а желал ей добра, тогда бы развеялась большая часть ее страхов. Только желания редко сбываются — по крайней мере, Берниен полагала, что это так.