Год Крысы

ХИНККЕЛЬ-ДЖИ

Я хотел, чтобы путешествие началось как можно раньше. Если Юикала все еще желает сопровождать нас, а это было ее правом, я не желал видеть ее в своем окружении, лучше было бы, если бы она держалась с собственной свитой, на расстоянии от нас.

Мурри появился, когда я вернулся к себе, и у нас было немного времени, чтобы поговорить наедине. Он принес новости. По милости Высшего, Берниен нашла себе заступника, но отказалась остаться с ним из страха, что королева сразу же избавится от него, снова пытаясь завладеть волей своей внучки.

Песчаный кот едва успел сообщить мне об этом, как вдруг с рычанием обернулся к окну. По счастью, я уже успел сбросить свои пышные одежды. Я схватил короткое копье, такое же, как то, которым я сражался с водяной тварью.

Мурри не надо было приказывать. Он бесшумно подошел к окну. Занавесь качнулась. Какой-то стражник откинул в сторону легкую преграду. Я был уверен, что никогда прежде его не видел. На нем был пышный парик младшего офицера. Но его туника и облегающие брюки были черного цвета имперской армии. В руке он держал обнаженный меч, но, когда он увидел меня, он преклонил колено и положил оружие на пол, острием к себе и рукоятью ко мне.

Таким дерзким образом он просил у меня неофициальной аудиенции, и я понял: что бы ни привело его сюда, для него это было крайне важным.

— Этот, — подумал Мурри, — был вместе с юной.

— Царственный, — поднял голову страж, — взгляни на ничтожного с милостью. Есть то, что должно стать тебе известно…

Я уронил копье. Припавший было к полу Мурри сел.

— Ты хорошо послужил госпоже. Теперь она в безопасности.

На его юном лице отразилось мгновенное облегчение.

— Царственный, это ради нее я осмелился таким образом явиться сюда. Твое обещание есть клятва перед лицом Высшего Духа…

— Это так. А кто ты?

— Валапан-ва-Джаклан, царственный, командир двенадцати в дворцовой страже.

— Ты показал себя достойным своего Дома и звания, молодой командир. То, что случилось с юной госпожой, должно остаться известным только нам. — Я кивнул на Мурри, который издал короткий звук, подразумевавший одобрение.

— Я уже поклялся в этом, именем Высшего Духа. Я в списке тех, кто едет в путешествие… я должен был удостовериться…— замялся он.

— Что госпожа в безопасности. Да, каждый мужчина, обладающий честью, подумал бы об этом. Она в безопасности, будь в этом уверен. Та, кого она боится, тоже отправится в путешествие, и, возможно, к моменту возвращения проблема уже решится. Я отдам приказ, чтобы Валапан-ва-Джаклан был приписан к моей личной гвардии.

Мне нужны были люди, которым я мог бы доверять. Поступки этого юного воина показывали, что он человек чести. Теперь он был в долгу передо мной. С самого начала своего царствования я был настороже по отношению к высшей знати. Отныне мне придется опасаться вдвойне, поскольку многие из них состояли в том или ином родстве с Домом королевы. Этот юноша был из знати низшей. Было очевидно, что Берниен важна для него, так что я мог перестать беспокоиться о ее судьбе, и к тому же к моей личной свите присоединился человек, которому я могу доверять — хотя бы отчасти.

По выражению его лица я отчетливо видел, что он ничего хорошего не ожидал — возможно, он думал даже, что понесет наказание за свое вторжение. Он все смотрел на меня, и я, наклонившись, поднял его меч и вернул ему.

— Хороший клинок, командир. Используй его во благо.

— Царственный… он всегда будет служить только тебе. — Он попятился к окну и через мгновение исчез.

Я посмотрел на Мурри.

— Брат, надеюсь, я сказал ему правду, когда говорил, что девушка в безопасности? Мурри зевнул.

— После больших усилий с моей стороны, брат. Она сейчас с мудрой.

— С Равингой! — понял я.

Но Равинга собирается присоединиться к нам. Конечно, она не возьмет Берниен с собой. Из этого не получится ничего, кроме проблем.

Мурри снова прочел мои мысли.

— Та, из твоего собственного прайда, будет служить мудрой и следить за лавкой, когда мы уедем.

Моя сестра… Я удивился, что кукольница оставила Мелору вести ее хозяйство, хотя причины для удивления не было. Ведь они обе были мастерицами высшего уровня и имели много общего. Да, я был уверен, что вместе с Мелорой и в отсутствие главного врага у Берниен все будет хорошо.

АЛИТТА

Я знала, что мне необходимо продолжать носить амулет Равинги. И среди моих домочадцев уже распространились слухи, что мое положение внезапно изменилось. Те, кого я вызывала, чтобы обговорить какие-нибудь частности, обращались ко мне с той же церемонностью, что и к Юикале. Мое возвышение будет лишь временным — никогда ни одна спутница не сохраняла своего положения в течение всего царствования императора. А я продержусь меньше всех.

Я выбрала пять слуг себе в сопровождение. Двое стражей — достойных крайнего доверия — были опытными предводителями караванов, хорошо владевшими оружием и привычными к трудностям. Старейшую из моих служанок обязательно следовало взять с собой. Дополняли мою маленькую свиту два грума, чтобы ухаживать за животными и присматривать за нашими сундуками. Эти люди служили моей семье, и оба помнили меня еще ребенком.

Для Касски я сделала специальную переноску, изнутри обшитую мехом. Ее блюдца и прочие вещи были упакованы все вместе. Я могла нести переноску на плече или прикреплять к седлу, как обычно и путешествовали котти, так что мы сможем оставаться рядом друг с другом.

Я проследила за упаковкой вещей, осмотрела па-ориксенов, на которых, сменяя их время от времени, мне предстояло ехать. У главных ворот появилась Равинга во главе собственной свиты, Ее ориксен был таких же чистых кровей, как и те, что стояли в стойлах Дома Вуроп, а второй скакун и три грузовых животных оставались под присмотром Салканы, проводницы и стражницы, что всегда путешествовала с нами, когда мы ходили с караванами.

Взобравшись в седло, я присоединилась к Равинге. За мной последовали мои стражи и служанка на хорошо вышколенных ориксенах, и замыкали наш отряд грумы с грузовыми животными. Кукольница тоже имела при себе переноску для котти, из нее высовывалась черная голова Виу, а желтые глаза внимательно осматривали все вокруг.

Было объявлено, что место сбора находится далеко за пределами городских стен, и, выехав на улицы, мы встретили множество отдельных групп. Я не видела причин отделяться от Равинги.

Всем, кто знал мою историю, также было известно, что мы много лет вместе странствовали по караванным тропам. А как спутница я была более свободна в выборе своих товарищей. Теперь появится много тех, кто станет отталкивать друг друга, стремясь оказаться замеченным. Возможность оказаться ближе к императору часто следует за благосклонностью спутницы, хотя от меня ее, конечно, не получит ни один.

Хинккель-джи со свитой — охраной, Мурри, несколькими слугами и длинным обозом — уже прибыл. Он не был сейчас в императорском облачении, которое всегда как-то принижало его. Вместо этого на нем были высокие ботинки, узкие штаны и кожаная куртка со свободными рукавами поверх облегающей рубахи. На широком боевом поясе, украшенном золотыми пластинками с бледно-зеленоватыми камнями, висело оружие, которого я прежде никогда не видела и которым, как я подозревала, он не умел пользоваться. Штаны и куртка были зеленого цвета, куртка оторочена белым мехом.

Корону сменил шлем, как я предположила, предназначавшийся для того, чтобы скрыть потерю узла волос во время последнего испытания, приведшего его на трон. Его гвардейцы носили не изукрашенную дворцовую форму, а скорее ту, что подразумевалась полевой. Они сменили пышные парики на шлемы. Один из них нес личное знамя правителя, а рядом с ориксеном Хинккеля выступал Мурри. Голубые Леопарды охраняли императора только в пределах Вапалы.

Я не сделала ни движения, чтобы привлечь его внимание, но, должно быть, он уже давно заметил меня, поскольку направился прямо через толпу, сопровождаемый своей гвардией, туда, где стояли мы с Равингой. Подведя своего ориксена близко к моему, он наклонил голову. Я протянула руку. Он поймал ее и поцеловал на глазах у Касски и всех, кто стоял поблизости.

В ПУТИ

Длинную процессию окутала относительная прохлада ночи. Сначала знать и старшие придворные теснились впереди. Два барабанщика отбивали ритм на седельных барабанах, и по нему большинство путешественников отслеживало время. Когда Алмазная королева со свитой прибыла на поле сбора, вдали виднелся лишь хвост обоза. Всю ночь она подавляла все внешние признаки гнева. Никто из ее приближенных еще не пострадал от последствий такого сдерживания ее тлеющей ярости.

Однако в различные части города помчались тайные гонцы. Из тех, кто сейчас ехал впереди, некоторые скрытно явились к ней, чтобы выслушать ее приказы. Где-то в других местах ее люди собирали оружие и тайно встречались друг с другом.

То, что она так и не сумела отыскать Берниен, оставалось меньшим из ее разочарований. Поиски, ею организованные, рано или поздно обнаружат глупую девицу. Она выбросила эту мысль из головы и занялась прядением нитей, из которых собиралась сплести новую сеть.

Шанк-джи не в меньшей степени, чем она сама, был изощрен в интригах. У них найдутся общие интересы. Один человек из ее собственной свиты был его сторонником, и он отстанет от процессии прежде, чем она прибудет в Кахулаве. Когда он предстанет перед своим вождем, он сможет доложить о новостях, которые заинтересуют Шанк-джи.

Сейчас, перебирая в уме все, что привела в действие за последние несколько часов, она чувствовала себя более бодрой и уверенной в себе, чем когда-либо за многие годы. Интриги, так забавлявшие ее в прошлом, в сравнение не шли с тем хитросплетением, при помощи которого она намеревалась победить сейчас.

БИТВА В ПУСТЫНЕ

Дважды Шанк-джи выводил свой разведывательный отряд по ночам. Каждый раз он поворачивал к Безысходной пустоши, хотя никогда не пытался зайти слишком далеко. Крысолюдь больше не показывался, но на третий раз тишину ночи разорвал далекий рокот барабана. Это не было предупреждением о буре — скорее, какой-то караван призывал на помощь. Шанк-джи инстинктивно повел своих людей туда.

Вскоре они увидели впереди пламя большого костра. Звучали вопли животных, боевые крики стражи, Шанк-джи пустил ориксена бегом. Насколько он мог видеть, на караван напали. По счастью, свет костра обнаруживал и волну наступающих крыс. Изгои набросились на них с обнаженным оружием. Несколько человек кидали в костер водорослевые блоки, разрывали тюки с товаром, чтобы швырнуть в пламя их содержимое. Воздух был густым от стрел, и Шанк-джи издал ободряющий крик.

Крысы бешено бросались на людей, вгрызались в тело, разрывали одежду клыками, светящимися холодным зеленоватым огнем. Насколько видел Шанк-джи, здесь были только крысы, крысы, которые совершенно не знали страха, крысы, которые вцеплялись и в животных, и в людей, хотя сами истекали кровью.

Такая ярость встречалась редко, но времени удивляться этому не было. Удар, укол. Некоторые ориксены отряда визжали от боли, с их ног свисали вцепившиеся в плоть крысы. Скакуны брыкались, лягались до тех пор, пока их всадники не забывали о сражении, пытаясь хотя бы удержаться в седле.

Большинство животных каравана были уже повержены, их тела покрывала масса крыс. Хотя трупы этих тварей устилали песок, они все продолжали появляться из темноты. Ночь разрывали мучительные вопли пожираемых заживо животных.

Впервые Шанк-джи ощутил вспышку страха. Его вышколенный ориксен совершенно обезумел, брыкался и пронзительно визжал в то время, как его всадник рубил крыс то с одной стороны, то о другой, отбрасывая тех, что вцеплялись в ноги скакуна. Казалось, они прыгают, чтобы добраться до человека.

Убить! Ориксен встал на дыбы, топча крыс, хватая их зубами и отшвыривая перекушенные тела. Шанк-джи закричал, выронив меч, так что тот повис на петле на запястье, и схватил тварь, вонзившую зубы ему в ногу. Она не выпустила его, даже когда его рука сомкнулась на ее горле. Он оторвал ее и отшвырнул прочь, не обращая внимания на боль, какой он никогда прежде не испытывал.

И тут, каким-то образом перекрыв постоянный рокот барабана, послышался жуткий свист, который он уже слышал от крысолюдя. Злобные ночные твари бросили своих жертв, отхлынули назад и исчезли во тьме. Остались только груды крысиных трупов, и караванщики начали швырять их в огонь, следя, чтобы не было выживших.

Этот свист… Не посмотрев, насколько повреждена его нога, Шанк-джи думал о том, что эта схватка могла быть просто ловушкой — или жестоким уроком. Тот, кто правит в Безысходной пустоши, больше не собирается ждать.

Эта армия крыс вполне могла наброситься на его собственный лагерь. Разве такая же не появлялась, сопровождая крысолюдя? Ни разу с тех пор, как он осознал, что потерял руку, он не испытывал такой неуверенности в себе. Но для человека храброго и уверенного в правоте своего дела всегда найдется выход. Если ему удастся обратить подобный ужас на своего врага — может, даже во время его путешествия… Однако для этого придется, по крайней мере, принять условия того, кто скрывается сейчас в этом опасном краю.

В ИМПЕРАТОРСКОМ ЛАГЕРЕ

В конце первой ночи путешествия Равинга сидела в своем шатре. По пустыне в это время года обычно передвигались при свете луны, а не днем. Но приближался сезон бурь. А до Кахулаве оставалось еще по меньшей мере четыре дня пути, хотя и по часто используемой дороге, со множеством убежищ, выдолбленных в скальных островах вдоль нее. Часовые, следившие за приближением бури, тоже были постоянно начеку. И все же такая большая процессия может не уместиться в убежище, рассчитанном на караван. Из потайного отделения под двойным дном в переноске Виу она достала куклу, которую называла Куинзеллем. Осторожно поставив куклу вертикально, Равинга стала рассматривать ее. Хотя в ней не было того, что могло бы сделать эту куклу соглядатаем, — ничего принадлежавшего лично Куинзеллю, что связало бы изображение с ним, — но тем не менее был один ритуал, который мог бы помочь.

Нет, еще рано. Они должны оказаться ближе, а значит, придется еще немного подождать, пока они не доберутся до Азенгира. Юикала со свитой прибыли в лагерь. Император официально приветствовал их, и королева ответила самым формальным из возможных приветствий,

Но Равинга заметила одного из людей, стоявших позади Юикалы. Это была действительно дурная встреча. Наверное, даже буря была бы лучше назревавшей беды. Равинга неохотно спрятала куклу обратно. Все, что она могла сделать сейчас, это дать знать Алитте о присутствии здесь этого придворного. Всегда лучше быть предупрежденным. Виу встал с подушек и уткнулся носом ей в руку. Равинга кивнула:

— Да, маленький. Так мы и сделаем.

Из кармана она достала листок пергамента и стило. Буковками, такими маленькими, что их было почти невозможно прочесть, она написала записку своим тайным шифром, которому Алитта научилась давным-давно.

АЛИТТА

Быть участником подобной процессии — совсем иной способ путешествовать, чем ехать в торговом караване. Во-первых, мы продвигались куда медленнее. Это не нравилось Хинккелю, но тут он не многое мог изменить. Некоторые аристократы и их дамы были уже в годах и вряд ли предпринимали подобные поездки со времени последнего путешествия Хабан-джи. Таковые случались раз в пять лет, чтобы император мог побывать в каждом королевстве и узнать, как живет его народ.

Вапала сильно отличалась от других королевств, жизнь ее обитателей была куда более легкой, так что каждое путешествие по Внешним землям было настоящим испытанием для знати Алмазной страны.

Я ехала рядом с Хинккелем, поскольку он так желал, и разделила с ним полуночную трапезу, которую приготовили его слуги. Хотя это не было изобилием яств императорского пира, количество блюд с фруктами и множеством прекрасно приготовленных закусок было куда больше, чем обычный путешественник способен представить. Фрукты долго не хранятся, поэтому мы не увидим их до тех пор, пока снова не вернемся в Вапалу. Так что я набросилась — надеюсь, не слишком жадно — на ланон-бемы и ломтики ваперов.

Поначалу я никак не могла привыкнуть к своему новому положению. Но Хинккель-джи старался развлечь меня. Во время своих собственных странствий он слышал много старинных легенд путешественников — и мы обменивались рассказами, как торговыми товарами.

Я расслабилась — он никоим образом не переступал установленных границ. Он был мне товарищем, словно брат, а не поклонник, такой брат, какого у меня никогда не было. Я поняла, что ошибалась в нем, еще до того, как мы на рассвете приехали к месту стоянки. И меня совсем не обеспокоило то, что мои пожитки отнесли в его шатер.

Наша вторая дорожная трапеза была окончена, и большинство наших спутников разошлись по своим шатрам спать, Хинккель-джи отпустил последних слуг. Мурри нетерпеливо расхаживал по шатру взад-вперед.

— Нас ждут те, с кем тебе следует встретиться, — сказал Хинккель. — Идем!

Без дальнейших объяснений он взял меня за руку, как на том пиру, и повел к пологу, приподняв его, чтобы пропустить меня в свет дня. Когда мы вышли, молодой офицер тревожно вскинулся.

— Сердце мое, — впервые Хинккель воспользовался одним из обычных ласковых обращений, причем достаточно громко, чтобы офицер услышал его, — мы немного пройдемся. — Затем он обратился прямо к офицеру: — Командир Джаклан, нам не грозит никакая опасность, и мы не желаем, чтобы нас сопровождали.

Я была уверена, что офицер возразит ему, но Мурри протиснулся вперед, и тот отступил в сторону, пропуская огромного кота. Мы направились в рассветную пустыню, обогнув дюну. Перед нами была пара резных котов в человеческий рост высотой, стоявшая по обе стороны от скального отрога. Мурри был уже далеко впереди, и, все еще держась за руки с Хинккелем, мы последовали за ним. А над нами все сильнее разгоралось небо, рождая новый день.