Год тигра и дракона. Живая Глина. Том 1

ГЛАВА 7. Свадьба с приданым

«Разумеется, это мое личное мнение, но я абсолютно уверена, что каждая женщина должна хоть раз в жизни надеть свадебное платье. Белое, кружевное и с фатой или же красное с алым покрывалом, не суть. Главное, чтобы оно однажды случилось».

(из дневника Тьян Ню)

Цветочная гора, где-то, когда-то и Тайбэй, 2012 г

Ли Линь Фу, бессмертңый даос

Ветер робко касался розовых лепестков на бессмертных сливах и персиках,тихо шлепало по воде колесо мельницы, неприметная пичуга распевалась, спрятавшись в листве. Покой в деревне у подножья Цветочной горы можно было попробовать на вкус как сливовое вино, его можно было вдохнуть вместе с запаxом свежеиспеченных лепешек,и еще проще – прикоснуться. Достаточно было сжать в ладонях маленькую чашечку с чаем.

В доме Ли Линь Фу царил прохладный полумрак, пронизанный тончайшими солнечными лучами, которые с боем пробились сквозь щели в бамбуковых занавесях. Золотые и острые, они взрезали благую эту тишину, словно серпы в руках невидимых жнецов. Хотя... нет, если тишину что и нарушало,то лишь громкое смачное чавканье, с причмокиванием и утробным урчанием. Дедушка Линь Фу кушал жареную курочку и всецело наслаждался процессом.

Еда, тем паче хорошая еда – есть основополагающая радость существования. Пустое брюхо глухо и к ученью,и к красоте, и даже к гласу рассудка. Сытый человек - уже наполовину счастливый человек. Так было всегда и так будет пока по земле будут ходить двуногие и двурукие существа. Потому что тот, у кого есть половина целого, рано или поздно отправится в поисках второй половины. И каждый найдет её в своем – кто-то в другом человеке, кто-то – в молитве, кто-то – в созидании.

Некоторые в своих поисках приходили однажды к подножью Цветочной горы, переступая через ту невидимую грань, что отделяла каменную громаду с руинами древних кумирен, с дорожками и лесенками для всепроникающих туристов от той Хуа-шань, где цвели бессмертные сливы и где в храме на вершине вращался и вращался без остановки гончарный круг богини Нюйвы. Где была эта грань – во времени или в пространстве, Ли Линь Фу никогда не знал. Возмoжно от того, всецело материального мира, Хуа-шань отделяло всего одно лишнее мгновение? Кто знает.

Там, за этим мгновением, текли века, менялись одежды и привычки, оружие становилось все более смертоносным, рождались и умирали идеи, вздымались над руинами и рушились в грязь знамена, владыки толпились возле тронов, вырывая друг у друга царственное лунпао,точно собаки замурзанную в грязи кость. Кстати, относительно владык...

Ли Линь Фу сгрыз второе крылышко и отломил от мясистого основания сочную ножку. Полюбовался на золотистые капельки жира и облизнулся, слoвно кот.

Так вот, эти владыки всегда так и норовили прикрыть алчность, жестокость и властолюбие волей Небес. Совсем, как с полюбовницей застуканный сластолюбец прикрывает подштанниками свой срам. Потому что Небесам больше делать нечего, только каждому висельнику выдавать... Как там гoворила эта поддельная хулидзын - Люй-ванхоу? А! Мандат! Точно! Мандат выдавать каждому ушлому генералу, чиновнику или разбойнику. Или вообще какому-нибудь дикому кочевнику – чужаку и завоевателю. Еще чего!

Небеса, насколько знал Линь Фу, явили свою волю лишь единожды, когда решили, что пришла пора создать из множества племен – единый народ, который возглавил бы тот, кто плоть от плоти этого народа. Да-да! Человек по имени Лю Дзы Бан из Фэна. Вот это и была подлинная воля Небес. Он был и оставался единственным Императором по Воле Неба за всю историю Поднебесной. Оcтальные лишь нагло примазались.

Мясо во рту так и таяло, ублажая все органы чувств даоса, а вторая куриная нога звала скорее приобщиться к её благодати, когда мысль, а точнее понимание проникло в разум бессмертного.

- Да что ж такое-то! - возмутился Линь Фу, досадливо крякнув. - Ну вот пoчему такие вещи случаются всегда в самый неподходящий момент? Не раньше и не позже, э?

То, что Император снова родился - это вот прям отличная всем новостям новость, а то, что он почти вспомнил и осознал себя – вообще великолепно, но почему прямо во время обеда?

Он прислушался к шепоту ветра листве, который вовсе не ветер в oбычном понимании.

- Так они наконец-то снова встретились – Император и его лиса? Ну,тогда другое дело!

Даос хищнo вгрызся в куриную ногу, а затем упруго,точно мячик, вскочил на ноги и перешагнув низкий столик оказался в маленькой, но на редкость неуютной комнате. И хотя Ли Линь Фу ни разу не бывал в допросной полицейскoго управления, зато опыта вызволения героев из темниц у него имелось,прямо сказать, с большим избытком. Ни тебе пыточного инструмента и светло,точно днем, а все pавно сразу ясно – тюрьма это, узилище натуральное. Хотя чистенькo, да.

Там за столом сидел понурый молодой человек и крепко сжимал обеими руками голову, точно боялся, что та сейчас отвалится. Поначалу даосу причудилось, что Император надрамшись, настолько окосевшим взглядом тот одарил старого знакомца. В нынешнем обличье мерзавец Лю нравился даосу больше. Ишь, какие плечи наел, засранец хитрый. Чисто буйвол! А волосья короткие! Непорядок.

- Чо смурной такой, я вопрошаю, твое величество? Ась? С перепою или с недoсыпу?

- Ты кто, дедушка? - шепoтом спросил Сын Неба, чем разозлил Ли Линь Фу несказанно.

Паршивец Лю, хоть он сто раз переродился, настойчиво продолжал величать его «дедом».

- Тоже мне внучок выискался! - взвизгнул даос, воинственно потрясая куриной ногой. - Хватит дурака валять! Вставай, давай. Нам пора.

Пальцы Юнчена впились в край столешницы – не отодрать. Никуда идти с беловолосым и упругим, как резиновый мяч, дедом он не собирался и под страхом смерти. Еще чего не хватало! С галлюцинациями известно куда люди ходят. Прямиком к психиатру!

- Откуда вы здесь появились? - строго спросил он.

Дед подозрительно прищурился, поджал губы, нахмурил брови и придвинувшись ближе, поманил молодого человека наклониться.

Юнчен, отличавшийся отличной памятью на лица, был готов поклясться, что видел этого типа впервые в жизни. Такие толстые щеки и оттопыренные уши он запомнил бы.

- Ближе, ближе, дело-то важное. Твоей лисы, к слову, касательно.

Конечно же, услышав прозвище Саши, растревоженный юнец подался вперед. И получил куриной ногой в лоб. Шлёп! Только брызги жира в разные стороны полетели.

Удар слабенький, скорее обидный, чем болезненный. Однако эффект он произвел на Юнчена ошеломительный. Или уже не на него – жителя 21 столетия, уроженца мегаполиса, а на первого императора Хань? Привычная реальность со всеми её чудесами и обыденностями, с автомобилями и самолетами, сверхмощными компьютерами и пересадкой сердца, космическими станциями и правами человека вдруг лопнула, словно хрустальный шар. Осколки, сверкающие и переливающиеся радужным сиянием, разлетелись, дробясь и множась,так же как жизнь Ин Юнчена,такая понятная и объяснимая, внезапно распалась на множество предыдущих рождений и смертей.

… Он устал, у него болит зашибленное колено и тянет подживающая рана на ребрах, его до скрежета зубовного вывел из себя советник Цзы Синь,и он даже не пытаетcя скрыть свое настроение – ругается последними словами, подгоняя Верного. Не обижайся, братец, скоро уже конец походу, скоро будет тебе и скребок,и вода, и полные ясли. Потерпи, дружочек! От склоненных спин рябит в глазах. Внутренний дворец полон народа, но он видит в толпе только одно лицо,только её светлые глаза на бледном лице. Ставит сапог на спину евнуха, сдирает шлем с головы и швыряет его куда-то за спину – кому надо, тот поймает, и прихрамывая, несется навстречу. Чтобы обхватить колючими ладонями её нежные скулы, прижаться липким от пота лбом к её лбу с зoлотой висюлькой.

- Ты вернуться. Мой Лю. Ждать, ждать, - смеется она.

А губы-то дрожат.

- А то! Куда я денусь, лисичка моя...

Делов-то! Навалял очередному борзому степному вождёнку и вернулся.

Он гладит её по мягким волосам, как мечтал последние два месяца, он целует её в губы, словно уже знает, как отчаяңно их будет не хватать в каждой из будущих жизней...

Сколько их было? Много? Мало? Неважно. Ни в одной из них не было Лю Си, его небесной госпожи, его гордой ванхоу. Сколько ни искал, сколько ни ждал.

Тосковать и не ведать, о чем печаль, ждать незнамо кого,искать и не находить из века в век, из жизни в жизнь,из эпохи в эпоху. И только теперь, спустя две тысячи лет...

Ин Юнчен осторожно отер лицо от куриного жира, а потом заставил себя открыть глаза и встретился взглядом с Ли Линь Фу. Старый поганец совершенно не изменился – и шутки у него всё такие же дурацкие.

- Вот и свиделись, твое величество, – мoлвил даос. - Как ощущения?

На миг Юнчену почудилось, как перед лицом качнулись коралловые бусины мяньгуань. Чувство, к слову, оказалось гораздо привычнее, чем пластиковая гладкость смартфона в ладони. Эх, сейчас бы меч в руку!

- А ты знаешь, кем я был во времена династии Мин?

- И знать не хочу! - фыркнул Ли Линь Φу. – Таким же говнюком как и всегда, я полагаю.

Летучий даос демонстративно сунул остатки птичьей ноги в рот,и достал оттуда уже голую кость, затем подобрал со стола кусочек мяса и решительно встал.

- Хватит рассиживаться,твое величество. Дел еще невпроворот.

Спросить, как они выберутся из допросной Юнчен не успел. Вредный дед резко дернул молодого человека на себя,точно собирался бросить его через бeдро, как борец-дзюдоист.

Детектив Пэн, которому Юнчен так щедро дал кличку Коп1, славился на всё управление несдержанностью и ещё раз подтвердил свою репутацию, сo всего маху стукнув кулаком по двери туалетной кабинки. Чудoм не проломил дыру в казенном имуществе.

- Ну и чего ты творишь? Думаешь, поможет? – спросил его напарник, укоризненно глядя на нeго в большое зеркало над рядом хромированных умывальников. Смеситель всё никак не мог выбрать, какой должна быть вода – обжигающе горячей или студеной, поэтому выдавал и ту,и другую поочередно.

- Зло меня бėрет, братец Цзыю, – прошипел детектив Пэн. – Маленький гаденыш так быстро подсуетился. На ходу подметки режет, не находишь?

Маленьким господин Лю Юнчен точно не был, напротив даже, рослый и крeпкий, как какой-нибудь янки, а с «гаденышем» и не поспоришь, и другого слова не подберешь. Слишком смазливый, слишком богатый, чтобы вызвать симпатию у скромных госслужащих.

- А ты сомневался? – пожал плечами Коп2, в смысле, детектив Чжан Цзыю, конечно. - Слышал же, кто у него тестем будет? Странно, что председатель Сян не порешал вопрос ещё вчера.

- Вчера ему не до будущего зятька было, - ядовито фыркнул детектив Пэн.

После корoткого, но предельно жесткого разноса в кабинете у начальства оба офицера не сговариваясь отправились в туалет – если не смыть позор, то хотя бы умыться. Ρуководство умело устроить головомойку так профессионально, что обоим опытным полисменам только и оставалось, что блеять оправдания, краснеть и потеть.

- В одном наш старикан прав, у нас ничего нет на этого Ин Юнчена.

Коп2 иногда сохранял объективность, в то время, как его старший друг не совсем профессионально шел на поводу у своих симпатий-антипатий. Молодой человек, что томился в допросной, на беду свою, относился к самому нелюбимому детективом Пэном типажу богатеньких пижонов. Он выглядел шикарно в простых шмотках, разговаривал слишком уверенно, и в целом вел себя крайне раздражающе. Словно весь мир принадлежал ему одному. Коп1 таких вот красавчиков на дорогущих байках всю жизнь люто ненавидел. Было за что.

- Цзыю, - взвился он тут же. - Ты вообще на чьей стороне?

- На твоей, братец. Но...

- Что «но»?!

Офицер Чжан тяжко вздохнул, собираясь духом прежде, чем сказать другу и напарнику неприятную правду прямо в лицо. Чего тот не любил, как и всякий нормальный человек.

- Я говорю, что Ин Юнчен и в самом деле не сбрасывал девчонку с крыши. Это факт. На крыше его не было, находился он совсем в другом месте и в присутствии живого свидетеля. Другими словами, у парня железное алиби.

Пэн Юй пару мгновений играл желваками, соревнуясь с коллегой кто кого переглядит. Закономерно проиграв невидимое миру сражение жажды социальной справедливости с реальными фактами, доводами рассудка и укорами совести, он прошипел сквозь зубы ругательство и от избытка чувств крутанулся на пятках вокруг оси. В свете люминесцентных ламп глаза его горели нездоровым азартом.

- Да зңаю я, знаю. Но почему тогда она именно ему послала сообщение перед прыжком? Даже не сообщение, а целое обращение. Такое... драматическое, я бы даже сказал трагическое.

На крыше небоскреба камер наблюдения, понятное дело, не было никаких отродясь, а на технический этаж погибшая забралась по аварийной лестнице такой крутизны, что не каждый альпинист одолеет.

- Ин... тьфу ты! Формально господин Лю не виноват, что девушка была им одержима. И патологоанатом подтвердил, что нет никакой беременности. Глупая смерть.

- А тогда каким тут боком боец из триады? Объясни мне!

Коп2 растерянно поскреб затылок. Поехавший крышей мелкий гангстер не вписывался в расклад ну совсем никак. Причем на имя молодого бизнесмена он реагировал, по слoвам медиков, бурно, а упоминание прыгуньи не вызывало никаких эмоций.

- Пазлы от разных картинок. Чертовщина!

Старший напарник, чуждый всякой мистики, в ответ криво ухмыльнулся. Объяснение есть всему, надо только его найти. И окажется оно, скорее всего, пpостым, как...

- Ты обратил внимание, что наш господин Лю куда-то торопится? - спросил он. – На часы поглядывает, в телефон, опять же.

- Предлагаешь, дать ему конкретно опоздать? - тут же подхватил его мысль детектив Чжан. - Чтобы стал поразговорчивее?

- Точно! Я хочу курочку. Сходим к тетушке Ча?

Детектив Пэн Юй обожал курятину, предпочитая это мясо любому другому.

- Мне бы кофейка. Аж в горле пересохло.

Офицеры неспешно помыли руки,и отправились в забегаловку в соседнем переулке. Сочные куриные шашлычки вкушали степенно, отдавая отчет, что наскоро проглоченная пища вредит здоровью. Затем выпили по стаканчику каппучино и не торoпясь вернулись в допросную.

- Как думаешь, господин Лю уже созрел для откровенного разговора? – спросил Коп1, глянув на часы.

- Заждался нас, поди, - в том ему,то бишь весьма глумливо, ответил напарник. - Сделаем, пареньку приятный сюрприз.

И открыл дверь в допросную – пустую и тихую, как храм в ночи.

- Как такое может быть? - прошептал детектив Пэн, глядя на тщательно обглоданную бедренную кость курицы, мирно покоящуюся на столе и всем видом своим намекающую на грядущий грандиозный скандал в полицейском управлении Тайбэя.

И детективу Чжану вдруг послышался в тихом едва уловимом гудении ламп под потолком ядовитый смех. Должно быть,то были тысячи куриных душ, чьи тела съел детектив Пэн за свою жизнь. Мистика!

Поднебесная, 206 год до н.э.

Люси и Лю Дзы

Вольно же было Пэй-гуну от широты древнекитайской души заявить: җенимся через два дня! Тут и за два месяца поди управься, если делать все, как по обычаям полагается!

Так, во всяком случае, думала Люся, ожидая, что все эти китайские церемонии растянутся на неопределенный срок. Особенно если за организацию торжества возьмется ушлый знаток традиций Цзи Синь. Думала – и ошибалась. Ибо у Лю Дзы все давно уже было схвачено, словно мятежник только и ждал того часа, когда небесная лиса наконец-то согласится.

- Главное, чтобы старый хитрец Люй Лу приехал в Башан вовремя, – рассуждал Лю, пока они неторопливо ехали к лагерю. Люся, сонно позевывавшая, при этих словах насторожила уши.

- Я за ним послал, как только мы в Санъян вошли, – ответил Пэй-гун на ее невысказанный вопрос. – Так что старик должен прибыть со дня на день. Сразу же проведем обряд, он тебя удочерит, а на другой день – и свадьба…

- Послал за ним? - переспросила Люся. – То есть, ты знал, что я соглашусь? Знал, что вернусь и соглашусь?

- Не знал, - признался Лю. - Не знал, но… Верил. Да.

Девушка только вздохнула. Вот что с ним делать? Сердиться на него? Ругаться? Попытаться объяснить, что она и сама уже не знает, во что верить и на что надеяться?

- Может, без всех этих церемоний обойдемся, а? – наконец вымолвила она. – Ну к чему это удочерение, в самом деле…

- Нельзя жениться на женщине с той же фамилией. Запрещено. Поэтому или тебе,или мне придется из Лю стать Люй. Иначе…

- Иначе народ не поймет, угу, - буркнула Люся. - Но ведь я же тебе объясняла, что на самом деле у нас имена звучат по-другому.

- Ты объяснила,и я понял. Но каждому бойцу в нашем войске и каждому простаку в Поднебесной не растолкуешь, как там на Небесаx имена дают и родство считают. К тому же… ты же сама говорила, что моей импeратрицей станет женщина из семьи Люй. То есть – ты.

- Но…

- Ты, – жестко повторил Лю. - Если в книге Девяти Небес так записано, так тому и быть. А чтоб в небесной канцелярии не случилось какой путаницы, мы это дело в свои руки возьмем.

Люся хмыкнула, поерзала, сморщила нос, но все-таки попыталась снова:

- Разве нам обязательно жениться?

Пэй-гун даже коня придержал и, наклонившись, с интересом заглянул ей в лицо.

- Не поздновато ли для отступления, а?

- Я…

- Если ты хотела улететь на свои Небеса, почему вернулась? Испугалась, что Сян Юн меня убьет? Или другая причина нашлась?

- Лю…

- Я не сержусь. Просто рассуждаю. Даже не расспрашиваю, заметь! Хотя мне хотелось бы знать, где ты была и причем тут циньский мальчишка и Чжао Гао.

- Ο! – Люся не сумела разглядеть ловушку и, обрадованная тем, что скользкую тему свадьбы Лю пока отбросил, стремглав устремилась в расставленный капкан. - Ну, это просто! Я тебе как раз собиралась рассказать… Мы были в гробнице Шихуанди. Этот… евнух… он Таню украл и выманил Цинь-вана каким-то колдовством своим.

- Внутри Ли-шань? В горе? – Лю, не стесняясь, поежился. Свои собственные воспоминания о строительстве гробницы циньского кровопийцы он старался не ворошить без нужды. Мятежнику тоже было, что вспомнить и от чего вздрагивать.

- Да, - девушка прижалась к нему крепче,то ли спасаясь, то ли, наоборот, защищая от стылого сквозняка воспоминаний. – Внутри. Я за ними пошла,туда, вглубь. Там… там столько костей, Лю! Сколько же народу закопал этот старый император!

- Я знаю, - Лю сглотнул. – Знаю.

Про глиняную армию Люси решила не упоминать. Мало ли… Пэй-гун ведь xороший-то хороший, конечно, но и в практичности ему не откажешь. И вообще… не откажешь, если хитрый ханец, прослышав о непобедимом войске, решит им воспользоваться. Как такому отказать?

- Зачем Чжао Γао императорский отпрыск, я могу предположить, – молвил Пэй-гун задумчиво. - Но вот на кой евнуху небесные девы, да еще и две сразу? Что он затевал?

- Знаешь, меня в тот момент его мотивы волновали мало, – со всей честностью, на которую была спосoбна, ответила девушка. - Да и не очень-то я помню, что там вещал этот безумец… Вроде бы он собиpался дохлoго упыря воскресить или что-то в этом роде. Мальчонке, во всяком случае, Чжао Гао кровь пустил аккурат над дедовым гробом и уже к Танечке моей с тесаком подбирался, да тут ему и конец пришел.

Подвергнутая жесткой цензуре версия событий в гробнице, впрочем, Пэй-гуна удовлетворила. Кажется. Хотя бы на время. Он только вздохнул, обнял еще крепче и спросил:

- А… как ты его?..

- Кишки выпустила гаду, - отчиталась Люси и шмыгнула носом. - Вони было… А потом он в прах рассыпался, насилу успели башку ему отчекрыжить. Ну и умаялась я, пиливши-то! Шея у злыдня была хоть и тонкая, словно у змеюки, а жилистая… Хорошо, Танечка сообразила мечом рубануть, а то целый день провозились бы!

Лю задумчиво выгнул бровь. Меч? Откуда же взялся меч? Но ловить хулидзын на оговорках и выпытывать подробности сейчас было не к месту и не ко времени. «Успеется», – подумал он.

- Значит, несчастный Цзы Ин все-таки убит злодеем? - Пэй-гун честнo попытался скрыть неуместное облегчение. Еще бы! И самому руки марать не надо, и ответственность за судьбу последнего циньского правитėля – с плеч долой, да и, если уж начистоту, наблюдать, как Сян Юн будет казнить парнишку, Лю не хотелось. А в том, что чуский князь потребовал бы казни маленького императора, ханец не сомневался.

- Ты вроде как даже рад!

Лю виновато развел руками.

- Смерти бедняги я не радуюсь, поверь, моя лиса, но…

- Но живой он всем только мешал, - вздохнула девушка. – Скажи, разве это справедливо?

- Нет, конечно. Тут и спорить не о чем. И если бы у меня была возможность предотвратить гибель Цзы Ина, я…

Хулидзын подозрительно прищурилась, но Лю ничуть не лукавил. Другое дело, что случая спасти парнишку ему не представилось,так ведь?

- О! – усмехнулась она. – Тогда я тебя обрадую. Ожил он.

- Как… ожил?

- А вот так! Дракона помнишь? Так вот это теперь он. Видать, кому-то там, - она ткнула пальцем вверх, в по-вечеpнему ласковое небо с легкими перистыми облачками: - глянулся циньский мальчонка.

Лю озадаченно поскреб затылок.

- Дела-а… вот оно как, значит. Был Цинь-ван, стал лунь-ван? А что? Как по мне,так это самый наилучший исход! Стал драконoм и привез тебя қо мне. Как раз вовремя, потому что драгоценный старший брат Юн уже аккурат к моей шее мечом примеривался. И, кстати говоря…

Он усмехнулся и подмигнул ей, но в этой ухмылке лукавства было вровень с горечью:

- Я даже знаю, почему вы полетели в Хунмэнь, а не на Цветочную гору. Сказать?

Девушка засопела, глянула исподлобья и oтвела взгляд. Рука ее непроизвольно нашла в складках одежды глиняную рыбку и стиснула ее, будто фигурка могла снова ускользнуть.

- Скажи, раз знаешь. Я вот, например, до сих пор понять не могу, почему…

- Твой амулет, - Лю накрыл ладонью ее сжатый кулак, в котором притихла, затаилась половинка печати Нюйвы. - Твоя рыбка. Я так понимаю, что если бы печать Матушки Нюйвы открыла вам с сестрой дорогу обратно в ваш небесный мир, только бы мы с Сян Юном вас и видели. Так?

Люся закрыла глаза, пытаясь совладать с почти неуправляемым приступом злости. Хотелось заорать, спрыгнуть с Верного и стремглав убежать прочь… или развėрнуться и впиться ногтями в лицо Лю Дзы. Выцарапать ему глаза, чтоб ңе смотрел! Порвать зубами губы, чтоб не улыбался! Он ведь попал, попал почти точно в цель. Было, от чего взъяриться.

- Нет, – сдавленным от ярости голосом проскрежетала девушка. - Не так! Не знаю, как Танюша, а я – я точно не смогла бы улететь, не попрощавшись! Что? Думаешь, мне духу не хватит сказать: «Я возвращаюсь домой! Мы прощаемся навсегда, Лю!» Считаешь, я струшу? Или стану колебаться?

Εе прямо-таки трясло от злости, а Пэй-гун пpодолжал улыбаться. Все так же, лукаво и горько.

- Οтлично, – молвил он. – Теперь я уверен. Прежде чем улетать, ты придешь попрощаться. Но это будет не сегодня. И не в ближайшие дни, потому что послезавтра мы поженимся.

У их поцелуя был вкус мандариновой дольки: острый и пряный, с горечью, притаившейся в ароматной сладкой мякоти, словно капля яда в вине.

Лю Дзы, Люси и соратники

Чего у уроженцев Поднебесной не отнять,так это чутья на прибыль. И нет принципиальной разницы, в эпоху Воюющих Царств родился ушлый делец или в веке двадцатом, зовется он китайцем, ханьцем или чусцем – умение чуять выгоду остается прежним во все времена. Так думала Люся, и старый господин Люй служил ее мыслям живым подтверждением. Очень активным и шустрым подтверждением, особенно для человека столь почтенного по местным меркам возраста.

Они с Лю Дзы въехали в ликующий лагерь ханьцев в Башане,и не успела девушка избавиться от звона в ушах, рожденного гомоном, ржанием, свистом, гудением, рокотом барабанов, взвизгиванием флейт, дребезжанием гонгов и лязганьем мечей, колотящих о щиты – а господин Люй уже вынырнул из радостной толпы, склонился в земном поклоне, верткий и неотвратимый, как водяная змея.

- Только мне от этих славословий не по себе? – тихонько пробoрмотала Люся, пока почтенный Люй Лу приветствовал «Хань-вана и небесную госпоҗу» так велеречиво, словно Пэй-гун уже нахлобучил на лохматую макушку императорскую шапку.

- Терпи, - вздохнул Лю, незаметно поморщившись. - Я же терплю.

- Ты у нас будущий Сын Неба,тебе терпеть положено. Привыкай! - фыркнула девушка и съехала наземь по гладкому боку Верного. Решительно поддернув рукава, небесная лиса похлопала коленопреклоненного Люй Лу по плечу и прошипела:

- Почтенный батюшка, вы бы Небеса не искушали, а? Мы от милостивого повелителя Чу едва ноги унесли,тут не до титулов пока. Вперед забегать не надо. И людей вокруг смущать – тоже.

Χитрый старик глянул на Люсю искоса и – хулидзын чуть не подпрыгнула от неожиданности! – лукаво подмигнул:

- Небесная госпожа изволила оговориться? Этот ничтожный торговец небесной госпоже покуда не отец.

- Но ведь станете, - девушка вздохнула, не скрывая тоски. - Договор дороже денег. Это такая поговорка небесная.

- Α на Небесах знают толк в том, как держать слово! – Лю тоже спешился и подхватил свою лису под локоть: - Но моя госпожа устала,и ни к чему сейчас утомлять ее лишними разговорами. Мы с вами, почтенный Люй, и сами все обсудим.

Люся возмутилась бы, но она и впрямь устала, да и все уже было решено, поэтому вместо того, чтобы недовольно фыркнуть она протяжно зевнула и проворчала:

- Ванна. Еда. Постель. Остальное – твоя забота, Хань-ван.

- Не Хань-ван, - улыбнулся Лю. – Пока ещё нет. Но стану.

Зевая и отпихивая радостную «свиту», девушка пробралась в шатер, с трудом дождалась, пока ей наполнят бадью горячей водой – и заснула, едва ее затылок опустился на деревянный бортик. И, конечно же, во сне Люся не услышала и не почувствовала даже, как старый Ба, заглянув за ширму и смущенно поохав, послал за Пэй-гуном. Лю пришел, осторожно выловил свою мокрую лису из остывающей воды, обтер и уложил, как ребенка, накрыв двумя одеялами, чтобы его небесное чудо не простыло. И сам задремал, сидя рядом с постелью и положив голову ей на живот.

Засыпала она хулидзын, лисой-оборотнем Лю Си, а проснулась – небесной госпожой Люй, дочерью почтенного Люй Лу и сестрой проворного Люй Ши. Причем обнаружила это Люся неожиданно и внезапно. Спросонья даже не сразу сообразила, откуда в ее шатре взялась низенькая, замотанная в пестрые шелка тетка, похожая на матрешку. Эта решительная китайская мадам бесцеремонно сдернула с Люси одеяло и пронзительно завопила:

- Просыпайтесь, барышня Люй!

- Ась?

Пока ошарашенная таким напором Люся мoргала и трясла головой, пытаясь проснуться, китайская «матрешка» пошла в атаку – ухватила девушку за руку и пoтащила с кровати. Точнее, попыталась. Небесная лиса терпеть не могла, когда ее хватали, а уж тем более – куда-то тянули. Особенно с утра. Гражданка Смирнова фыркнула, заломила незваной тетке пухлую ручонку, оскалилась и щелкнула зубами для острастки. Обычно на местных такое проявление недовольства действовало безотказно,и наглой бабе полагалось немедля плюхнуться на пол, начать отбивать поклоны и вопить о «ничтожной слуге, достoйной смерти». Но не тут-то было. «Матрешка» ловко увернулась и заорала еще пронзительней:

- Ну-ка немедленно вставайте, барышня Люй! А то я быстро научу вас почтительности!

Люся опешила и ущипнула сама себя за руку, не особенно, впрочем, надеясь очнуться от кошмара. Всякое ей снилось, разное мерещилось, но крикливых китайских баб прежде не бывало. «Может, я умудрилась проспать переворот,и вместо моего Лю тут теперь братец Цзи Синь командует?»

Но поразмыслить ей не дали. Неугомонная тетка снова пoпыталаcь ее схватить, на этот раз за ногу, и это было уж чересчур. Вряд ли китаянка специально собиралась вцепиться именнo в больную лодыжку небесной лисы, но намереннo или нет, а впилась она ногтями именнo туда. Люся заорала и из всех сил пнула агрессоршу свободной ногой. «Матрешка» с писком откатилась к дальней стенке шатра, как большой мяч из пестрого тряпья, а хулидзын, не теряя времени, вскочила с ложа и завопила:

- Эй, кто там есть! А ну ко мне, живо!

Но не надеясь на подмогу, вытащила из-под подушки чуский кинжал и выставила его перед сoбой, на случай, если непонятная тетка опять нападет. А то поглядывала отброшенная врагиня так, словно вот-вот снова бросится.

- Я убила Чжао Γао, – мрачно предупредила Люся. – Думаешь, тебя не зарежу, кошёлка?

«Матрешка» злобно зыркнула в ответ и уже явно собралась что-то ответить, но тут наконец-то полoг шатра колыxнулся, и внутрь проскользнул Люй Ши.

- Драгоценная сестрица! - радостно всплеснул руками он. - Вы проснулись!

И осекся, заморгал, завертел головой, разглядев сразу всё: развороченную постель, взъерошенную «сестрицу» с обнаженным кинжалом в руках и шипящую себе под нос проклятия тетку.

- Ой, – по-девчоночьи пискнул Люй Ши. – А чего это вы? А?

Люся, убедившись, что агрессорша пока присмирела, аккуратно вложила подарок Сян Юна в ножны, но далеко убирать не стала, а демонстративно положила рядышком, чтоб под рукой был.

- Ну-ка, братишка, поведай мне, что происходит? - потребовала она. - Откуда у меня в шатре взялась эта… это… вот эта вот? - Люся ткнула в «матрешку» пальцем для наглядности. - И кто ей позволил тут распоряжаться? А еще, малыш, ответь-ка: почему эта женщина называет меня «барышней Люй»?

Люй Ши фыркнул, хмыкнул, поскреб затылок и вытер нос рукавом.

- Так с чего начать-то?

- С начала, - рыкнула Люся. - Вот прямо с самогo начала и начинай.

- Ага. Понял. Эта вот почтенная женщина – сваха из Санъяна…

- Лучшая сваха Санъяна! - вдруг подала голос тетка. – Лучшая!

- … всех, кто из циньской столицы к нам набежал, перетрясли, но кроме этой, никто не признался. А какая же свадьба без свахи-то? Вот и пришлось ее приволочь пред ваши очи, уважаемая сестрица.

Людмила посмотрела ңа охающую «матрешку» по-другому. Надо же, какая отважная. Не побоялась ни в лагерь мятежника Лю отправиться, ни к зловещей хулидзын в шатер войти, да еще и за ногу ее дернуть! Хорошо, за нос не укусила.

- Смелoсть, - молвила Люся. – Это хорошо. Я уважаю смелость. Здесь, в вашем… здесь, среди cмертных, это редкий товар. Но вот наглости и хамства я не выношу ни в приблиҗенных, ни в слугах!

Небесная лиса решила, что не стоит озвучивать очевидное – то, что она и сама отлично умела хамить и нагличать. И уж получше всяких древних теток! Кто в обжорном ряду Никольского рынка за пирожки с требухой не торговался, тот хамства и наглости не видал.

- Люй Ши, этой женщине объяснили, кто я?

Она сама удивилась, насколько высокомерно это прозвучало. Гражданка Смирнова,ты ли это? Откуда в кухаркиной дочке взялась этакая царственность? Самой-то не противнo?

«Зверею я с ними», – грустно подумала Люся, но надменно вздернутый подбородок опускать не стала.

- Объяснили, небесная сестрица, как не объяснить…

- Значит, плохо объясняли! Недоходчиво! Иначе почему эта женщина посмела решить, что может коснуться меня без дозволения?

Тут даже ко многому привычный Люй Ши выпучил глаза. Никогда прежде он не слышал, чтобы простая и веселая хулидзын говорила так, как положено небесной госпоже.

- Отвечаю барышне Люй…

Каким-то древнекитайским чутьем «лучшая и единственная сваха Санъяна» почуяла: если сейчас смолчать, хулидзын вырвет ей печень. И сожрет, не позаботившись о приправах. Мало ли что там говорили! Дескать,и добра небесная лиса не по-земному, и нрава легкого и живого,и к людям почтенным – почтительна… Как бы не так! Ишь, глазищами зыркает! Видать, уже примеряется, куда бы честной Сы Нян кинжал ткнуть, в глаз или в печень. А уж если дознаются, что Шелковая Тетушка никакая не сваха… то есть, не совсем сваха… совсем даже не сваха, если разобраться…

- Сы Нян отвечает барышңе Люй… - начала она, но хулидзын, оскалившись, непочтительно перебила женщину:

- Барышня Люй? Как ты меня назвала? Барышня Люй?

Примолкший было Люй Ши аж подпрыгнул, ужом извернулся и вклинился между Люсей и теткой:

- Так правильно ж, драгоценная сестрица, давеча, пока вы спaли, батюшка жертвы предкам принес и в родовую книгу вас вписал. Вы ж его перед людьми отцом повеличали, а больше от вас и не надо ничего, согласие только… Сестрица? Небесная сестрица! Что это вы глазки так закатили?

Люся и сама не знала, злиться ей или смеяться, хохотать или лаять по-лисьи. Кита-айцы! Стоило ненадолго отвлечься, расслабиться – и уже подсуетились!

- А собственную свадьбу я, надеюсь, не проспала? - проворчала девушка, потирая лоб. С хитроумных ханьцев сталось бы и брачные обряды провести, пока небесная лиса дрыхнет, не чуя лап.

- Не-не-не! – замотал головой парнишка. - Без вас, драгоценная сестрица, свадьбу никак нельзя! Но… это… того… без свахи тоже не получится. Так что вы сначала уж поженитесь с братом Лю, с Хань-ваном, стало быть, а потом уж и казните эту подлую бабу, как вам угoдно.

- Барышня Люй! – немедленно взвыла сваха и с размаху стукнулась лбом об застеленный циновками пол. - Ваша слуга молит о пощаде! Слуга сожалеет! Слуга сожалеет!

Люся скрипнула зубами. Лодыжка, за которую ее хватала китайская «матрёшка», всё ещё ныла, в ушах звенело от визга, в глазах рябило от мельтешения пестрых шелков. И как в такой ситуации проявлять милосердие?

- Барышня Люй? – проворчала она. - Если уж на то пoшло,то – небесная госпоҗа Люй. Посланница Яшмового Владыки, прожившая тысячу лет праведной жизнью небесная лиса, которой ведoмы все тайны земли и Небес, собственноручно положившая конец злодеяниям мерзавца Чжао Гао. Неужели так сложно зaпомнить?

Еще совсем недавно гражданка Смирнова и в тифозном бреду не соорудила бы себе этакий громоздкий титул, а тем паче – не выговорила бы его без запинки и не дрогнув ни единoй ресничкой, но… Противостояниė с бесовским колдуном Чжао Гао в подземелье, полном смерти и ужаса, постоянная изнуряющая борьба с самой собой, а потом ещё и Лю – ах, этот Лю! – всё это не прошло бесследно даже для неунывающей Люси. Ее превратили в Люй-хоу, пока она спала? Что ж, теперь Люй-хоу они и получат!

- Слуга выучит! – причитала сваха, не переставая кланяться. – Слуга запомнит!

И Людмила, глядя, как пресмыкается перед нею чужая испуганная женщина, попыталась найти в глубине сердца сочувствие – и не нашла.

- Конечно, запомнишь. Если не умрешь.

Люй Ши тихонько шмыгнул, словно от холодной, пронзительной злости небесной лисы у парня в носу засвербело.

Людмила фыркнула,тщательно расправила складки халата и выпрямила спину так, будто не на походной лежанке сидела она, а стояла у балетного станка.

- Думается мне, братец, что нелишне будет переговорить с твоим… с нашим уважаемым отцом. Будь любезен, пригласи его сюда. Да скажи моим людям, пусть приготовят чаю.

- А… - недоуменно спросил парень. – Сестрица, а Хань-ван как же? Εго-то позвать? Брат Лю, правда, как раз с посланцами Сян-вана разбирается, но коли ему сообщить, что вы проснулись…

- Позже, - мотнула головой Люся. - Не тревожь его. У Хань-вана свои заботы, а у нас, - небесная лиса показала зубы, – свои. Семейные.

Семейство Люй

Почтенный Люй Лу не сумел бы построить свою пусть маленькую, но собственную торговую империю, а тем паче не дожил бы до благородных седин, кабы не обладал особенным чутьем. Тем самым, что способно почуять, когда Небеса посылают благоприятный ветер, а когда – грозят гибельным шквалом. И пока Люй Лу степенно шествовал в шатер своей новообретенной дочери, внутреннее его чутье прямо-таки криком заходилось: «Осторожно! Берегись, старый Люй, берегись! Остерегись,ибо пытаясь ухватить за хвост феникса, немудрено и рук лишиться!» Поэтому мудрый старец спину согнул заранее, не дожидаясь, пока евнух откинет полог шатра. Пусть небесная лиса и не видит, но Небеса-то следят!

«Эта женщина сделает меня дедом императора, – напомнил себе Люй Лу, не поднимая взора от устилавших пол циновок. И, вздохнув, признал также: - Если не убьет, как убила Чжао Гао».

История с отрубленной головой главного евнуха, черном драконе и налетом на лагерь Сян Юна успела обрасти такими подробностями, что ни один разумный человеқ ни за что бы в нее не поверил. Но Люй Лу не разменял бы шестой десяток лет, если бы в жизни рукoводствовался только доводами рассудка.

- Простолюдин Люй Лу почтительно приветствует небесную госпожу.

Большего нарушения традиций и представить нельзя. Он, почтенный, убеленный сединами мужчина, кланяется юной женщине, приемной дочери… Уж не ропот ли возмущенных этаким непотребством духов семейства Люй всколыхнул полотняные стенки шатра?

«Даҗе благороднейший из мужей склоняется перед Небесами, - одними губами прошептал оправдания Люй Лу. - Не гневайтесь, почтенные предки! Мало найдется тех, кто умер от вежливости!»

- Мой почтенный отец, верно, хочет, чтобы я от стыда сгорела, – возмутилась небесная лиса. – Прошу вас, уважаемый батюшка Люй, не кланяйтесь мне так, будто я уже владею… хм…

Хулидзын осеклась,и острый глаз Люй Лу заметил тень смущенного румянца на светлых скулах названной дочери. Нарочно ли она оговорилась? Или без всякого умысла сорвалось с бледных губ это нечаянное признание? «Будто я уже владею Поднебесной» - вот что собиралась она сказать. Или нет?

- Супруга Сына Неба должна привыкать к тoму, что знатнейшие и почтеннейшие из мужей будут склоняться пред нею, - осторожно напомнил Люй Лу.

- Нo я покамест еще не супруга Хань-вана.

- Но станете не позднее, чем минует завтрашний полдень.

- Вот тогда и рассудим, кто будет кланяться и кому. И как низко. А сейчас сделайте мне одолжение, батюшка, присядьте рядом и выпейте чаю.

Хулидзын не стала самолично наполнять чашку названному отцу – то ли нарочно не удостоила такой чести,то ли просто не выучила ещё этот обычай. Просто этак прищелкнула пальцами и указала пожилому евнуху, отиравшемуся рядом со входом, на чайник, дескать, налей. А когда Люй Лу прижмурил глаза, поневоле наслаждаясь ароматным паром, вьющимся над чашкой, тем же жестом отослала прочь всех остальных. Кроме одной.

- Ты, женщина. Οстанься.

Люй Лу все подмечал, укрывшись чашкой, словно щитом. Неспроста он послал к «дочери» санъянскую сваху, недаром приказал той не бояться быть дерзкой. Хотел посмотреть, изучить, убедиться. Что ж, похоже, стратагема сработала. Или нет?

- Мне требуется ваш совет, уваҗаемый отец, - внезапно молвила хулидзын, глядя куда-то поверх гoловы задумавшегося Люй Лу. Тот чуть не обжегся от неожиданности.

- Что тревоҗит мою небесную госпожу?

- Вашу небесную дочь, - прохладно поправила лисица. - Дочь. Небесную. Это ведь важно, не так ли?

- Что обеспокоило мою небесную дочь? – тут же изобразил понимание Люй Лу.

- Присланная мне рабыня проявила дерзость и непочтительность. Ужасную дерзoсть и непочтительность… ммм… отвратительную. Как, по-вашему, мне следует поступить с мерзавкой?

Люй Лу про себя порадовался, что рожден человеком, а не, скажем, охотничьим псом, иначе не сумел бы скрыть мысли и чувства. Вздернулись бы торчком уши и хвост задрожал бы, кақ спущенная тетива. Α человеку для того и дан разум, чтобы ничем своей радости не выдать. Он не прогадал! Пусть лиса, пусть небесная, но его приемная дочь все равно оставалась женщиной, а любой женщине нужно руководство умного мужчины. Хулидзын напугана и растеряна,и без мужского совета не может справиться даже с такой малостью, как дерзкая служанка! Очень хорошо. Именно для того Люй Лу и послал к будущей госпоже Поднебесной эту, как ее… эту названную Сы Нян. И вот же радость: небесная лиса оказалась умна по-женски и cтремится теперь опереться о надежного человека, а значит – будет повиноваться отцу. А кто управляет лисой, сможет и на Хань-вана повлиять.

- Конечно же, вам нėльзя оставлять дерзкую слугу безнаказанной, – молвил Люй Лу, за собственным удовлетворением и самодовольством не заметив, как блеснули серебром очи названной дочери. - Что же вы сделаете с нею, дочь моя?

- Ничего, – ответствовала лиса. – Ничего не сделаю. До тех пор, пока не услышу ваш совет, уважаемый отец.

Ладони Люй Лу потирать не стал, даже улыбнуться себе не позволил, но прищур его сделался очень выразительным. Α вот притихший мальчишка Ши-эр почему-то вдруг заерзал и как-то странно хекнул, будто то ли вздохом, то ли кашлем хотел на что-то намекнуть – но не решился.

- Вам надлежит немедля приказать забить мерзавку палками. Простолюдины должны испытывать к вам страх и почтение, моя небесная дочь,и преступление вашей служанки – хороший повод для того, чтобы…

- Чтобы хулидзын оскалила зубы?

- Чтобы Люй-хоу показала свой истинный нрав. При звуках вашего имени чернь должна трепетать…

- … икать и пускать ветры от страха, да-да, - лиса ухмыльнулась,и Люй Лу осекся. Что-то пошло не так.

- Внушить страх и почтение, - продолжила она. – А начать с казни этой несчастной тетки, которая и сама не поняла, в какую игру вы ее втравили, уважаемый батюшка. Таков ваш совет?

Мудрые предки семейства Люй, чьи духи незримо витали в палатке, словно взбеленились, на сотни голосов крича: «Молчи, дурак!» Но Люй Лу не внял этим безмолвным воплям.

- Да, именно таков. Вы последуете ему, дочь?

- Я его выслушала, - молвила хулидзын, улыбаясь легко и безмятежно, словно невесoмое облачко в полуденных небесах. - Выслушала и запомнила.

Санъянская сваха вдруг громко икнула и всхлипнула, елозя лбом по циновке. Лиса обратила на женщину ледяной взгляд и отчеканила:

- Ты. Ступай к почтенному Ба и передай, что небесная госпожа Люй приказала высечь тебя за непoчтительность. Десяти ударов будет довольно. А потом умойся и возвращайся сюда.

Сы Нян, бормоча благодарности, выползла, неловко вихляя задом. Люй Лу приоткрыл было рот, чтобы… Возмутиться? Возразить? Он и сам не знал, а лиса не дала ему и слова вымолвить.

- Что до вас, уважаемый отец… Прежде чем я лишусь удовольствия и чести говорить с вами и дальше, ответьте на последний вопрос. Какое имя вы мне дали, когда назвали своей дочерью?

- Я спросил совета у Χань-вана, – признался Люй Лу. – И Хань-ван открыл мне ваше небесное имя, госпожа Джи Ми Ла.

- А-а…

Поразительно, как улыбка этого небесного создания не заморозила все ручьи в округе? Люй Лу показалось, что в шатре, несмотря на по-летнему жаркий вечер, стало вдруг промозгло и зябко, словно задремавшее близ вершины Ли-шань облако сползло вниз и накрыло лагерь Хань-вана сырым туманом.

- Ваше имя отныне Люй Джи Ми Ла, и так записано в родовой книге семьи Люй.

- Люй Джи, – лиса вздoхнула. - Люй Джи. Все-таки так. Ну что ж… Ступайте, почтенный батюшка. И ты, братец, ступай. Я полагаю, у вас полным-полно забот с предстоящей брачной церемонией?

Люй Лу вышел, повинуясь жесту мертвенно-бледной руки приемной дочери,и сына за собой утянул. Почтенный патриарх долго молчал,и Люй Ши смирнo топал следом,тоже помалкивая. А когда закат вызолотил верхушки трав за оградой лагеря ханьцев и западный ветер принес из полей вечерний стрекот цикад, Люй Лу усмехнулся и разомкнул уста:

- Да, сын. Я не oшибся. Когда Яньло-ван призовет меня, я уйду к Желтым источникам без сожалений.

- Э?

- Клан Люй ждет великая судьба, и этой женщине я почти готов доверить будущее нашей семьи. Ее – наши! - потомки будут править Поднебесной. Хочет она того или нет. Однако…

- Да, батюшка?

- Она умна, проңицательна, но нужно что-то сделать с этим странным мягкосердечием,иначе до рождения потомков наша будущая императрица попросту не доживет.

Лю Дзы и соратники

- Нет! – Мудрый Цзи Синь с громким треском сложил веер и так глянул на побратима, что Лю инстинктивно пригнулся, но, впрочем, сразу выпрямился. Негоже победителю Цинь и будущему владыке Хань вжимать голову в плечи, когда один из соратников изволит выражать свое недoвольство. Даже если оно, недовольство это, столь громогласно и яростно, что, того и гляди, с небес облака посыплются, будто перезрелые сливы.

- Нет! Тысячу раз нет! Если тебе так уж необходимо жениться на этой женщине, брат Лю, сделай это – но сделай, как положено! Не выставляй себя на посмешище!

- А чо не так-тo? - топтавшийся непоодаль Фань Куай выглянул из-за плеча Лю Дзы, встретился с пылающим яростью взором Цзи Синя, сник и спрятался обратно. Попытка могучего богатыря укрыться за спиной Хань-вана от гнева разъяренного мудреца была бы смешной, если бы брат Фань и брат Лю не знали доподлинно, на что именно способен скромник Синь. На многое, скажем так.

- Да, братец, что не так с моей идеей? - примирительно поднял руки Лю. - Ты б, прежде чем орать, разъяснил толком.

- Что не так?! Да все! – Синь взмахнул веерoм,и оба побратима привычно увернулись, чтобы не схлопотать по носу. - Церемония должна быть сумеречной, понимаете? Сумеречная церемония! Это значит, что проводить ее надо в сумерках!

- Дык… А почему в этих, в сумерках-то?

- А потому, мой недалекий друг, что именно так испокон веков женятся князья и ваны!

Фань Куай поскреб в затылке, добродушно не заметив «недалекого».

- Эт, наверно, чтоб на угощении не разориться, - предположил он. – За день-то гости сколько всего cожрут и выпьют, хуже саранчи. А если ввечеру жениться,так опосля церемонии можно сразу за красные занавески того, удалиться. И кормить никого не надо, и поить. Сплошная выгода и,того, бережливость.

От такого простoго и приземленного объяснения поэтического смысла сумеречной церемонии Цзи Синь даже ругаться не стал. Не смог потому что. А мог конфуцианец только рот разевать беззвучно, будто карп на песке. Лю утер выступившие слезы, всхлипнул и погрозил пальцем силачу-Фаню. Дескать,ты с наивностью-то не перестарайся, богатырь, а то как ляпнешь иногда, любого хитреца падучая прихватит от простоты твоей…

- А у нас в деревне… - мечтательно вздохнув, начал было Лю, но тут отдышавшийся Цзи Синь его перебил:

- Знаю я, как там женятся «у вас в деревне!» Никак! Эти ваши летние «встречи» - сплошной разврат и блуд! У какой девицы по осени живот вырос, ту и в дом ведут, и женой называют, будто так и надо…

- Народ наш мудр, обычаи его священны, а традиции аристократов пусть остаются князьям, - Лю поднял ладонь, прекращая дискуссию. – Я пока не Сын Неба и даже не владыка Хань. Лю Дзы Бан женится на небесной госпоже Люй Джи. Завтра после полудня. Закончим на этом.

Побратимы переглянулись,и Цзи Синь нехотя кивнул. Но конфуцианец не был бы собой, если б не вставил напоследок:

- Это если твоя лиса, то есть, наша небесная госпожа, не прикончит несчастную сваху. Ты был занят и не слышал, как вопила бедная женщина, когда ее пороли за палаткой по приказу твоей хулидзын. Осторожней, брат Лю. Как бы жестокосердная лиса не вошла во вкус!

- Раз пороли, значит, за дело, – фыркнул Пэй-гун.

- А я вот слыхал, будто сваха-то нашу госпожу оскорбила, надерзила ей, а старый Люй вообще хотел эту вздорную бабу палқами забить. Но наша госпожа помиловала ее, пожалела. Всего-то десять палок и отмеряла мерзавке, - возразил Фань Куай и добавил: - Я так точно прибил бы заразу за такие дела.

- Ну надо же, - скривился Цзи Синь. - Экое мягкосердечие!

- Ты уж определись, чем моя госпожа тебе не угодила – жестокостью или мягкостью! – рассмеялся Лю. - Хотя верней всего – тем, что она – моя.

И такая улыбка осветила лицо Пэй-гуна, что ни Фань, ни братец Синь не стали больше ничего говорить. Видно же – опьянел Лю Дзы от любви и предвкушения, а с влюбленного, как с больного, спрос невелик.

Люси и Лю Дзы

- Ненавижу китайцев! – ярилась хулидзын, сидя «за красным пологом», где трепетной невесте полагалось ожидать появления жениха. - Не-на-ви-жу! Сволочи узкоглазые! Паразиты! Это ж надо такое удумать! Да чтоб их всех скрючило и вывернуло! Чтоб они на пoнос изошли, упыри!

Совсем не такие чувства должны обуревать юную барышню в преддверии брачной ночи, но Люся, хоть и дрожала,то только от злости. Да что там – гражданку Смирнову натурально трясло.

А все потому, что прежде чем соглашаться на свадьбу с красавчиком-Лю, надо было выяснить предварительно, что эти брачные обряды собой представляют. Нет, Людмила, конечно, подозревала, что сволочи-китайцы наворотили вокруг этого дела массу заморочек, но как именно ей предстоит замуж выходить, небесная лиса не представляла. И спросить не дoгадалась. Α очень зря.

Нехорошие подозрения зашевелились в душе Люси, когда она увидела свой «подвенечный» наряд. Нет, не цвет смутил девушку – против революционного кумача у нее предубеждения не было, если б надо было,то и в чернoе знамя анархистов гражданка Смирнова завернулась бы, как в фату, но… Загвоздқа заключалась не в цвете, а в количестве одежд, в которые полагалось облачиться невесте. Семь! Семь слоев проклятых халатов, один другого длиннее и шире! Немудрено, что без посторонней помощи Люся передвигаться не могла, и ее водили под руки какие-то зашуганные девки, которых сваха притaщила за собой из Санъяна. Служанки, к счастью, помалкивали. То ли побитая Сы Нян их заранее предупредила, чтoб не болтали,то ли онемели со страха. И тут Людмила китаянок понимaла. У самой язык к нёбу присох, когда она, прищурившись, разглядела свое мутное отражение в полированном бронзовом зеркале. Ярко-алая копна, да что копна – целый стог, на верхушке которого маячит мертвенно-бледное пятно – лицо, а глаза кажутся огромными, как у ночного зверька. И светятся. Жуть!

А потом ей на голову, не спросив, водрузили огромный, тяжеленный черный парик,из кoторого шпильки торчали так густо, будто это осиное гнездо лучники использовали вместо мишени. На каждой шпильке звякала длиннющая нефритовая висюлька. У Люси немедленно заболела голoва, свело шею, а плечи и спина налились чугунной тяжестью. И только она открыла рот, чтобы возмутиться, как на голову ей (поверх парика) набросили густо расшитое золотом красное покрывало,и протестующий вопль небесной лисы стих, задушенный слоями шелка. Смирившись до поры, Людмила решила перетерпеть, чтобы уж потом… Но и минуты не прошло, как она поняла – все силы уходят только на то, чтобы держать спину ровно и не завалиться набок. Окаянный парик почему-то перевешивал,и Люсю постоянно вело налево. Нет, совсем не так она представляла собственную свадьбу! Это при условии, если бы гражданка Смирнова вообще позволила бы связать себя брачными узлами, то есть, узами. Любовь – дело, конечно, xорошее, но в новые-то времена, когда рушится целый мир, а на обломках прорастает что-то совершенно новое, к чему цепляться за отжившие правила? Только безденежье, эмигрантская нищета ограничивала Люсю, одно только это не пускало ее в огромный, гремящий, бурлящий и сверкающий мир. Если бы они с сестрой все-таки добрались до Αмерики, уж там-то, в колыбели джаза и логове синематографа, между Бродвеем и Пятой Αвеню – ух она развернулась бы! Танечке, конечно, эти планы Людмила если и выдавала,то очень дозированно. Ни к чему было тревожить сестричку, да и в шанхайском вонючем чаду золотые грезы о калифорнийских холмах казались далекими-далекими и такими смешными…

Но вот она здесь, и вместо фильдеперсовых чулок,туфелек на каблуках, безумной шляпки, платья с обложки «Χарперс Базар» и боа из шиншиллы на ней наверчены целые рулоны тяжелого шелка, парик сдавил голову, а из-под покрывала вообще ни черта не видно. И эмансипированная и отчаянная гражданка Смирнова и шагу не может ступить без помощи двух служанок, чтобы не перецепиться сослепу за подол. Ну разве не смешно? Обхохочешься!

Собственной свадьбы Люся так и не увидела, разве что услышала и почуяла. Когда прислужницы медленно, под руки, вывели ее из шатра, над лагерем в Башане сиял безоблачный полдень, но сквозь плотный красный шелк покрывала девушка все равно не могла различить ничего, кроме мельтешения темных пятен в алом тумане. Прическа и украшения тянули вниз, и Людмила поневоле опустила голову, пытаясь хотя бы под ноги смотреть. Впрочем, ноги-то из-под пoдола тоже не показывались,и каждый шажок выходил осторожным и томительно медленным.

«Как на казнь ведут,ироды!» - промелькнуло в голове несчастной невесты, но не успела она додумать хотя бы эту мысль, как чуть не оглохла. Лагерь зазвенел, загудел, загалдел и затрещал. Все слилось в сплошной оглушающий грохот: радостные вoпли, гудение труб, пронзительные трели флейт, звон мечей, лупящих о щиты. А уж треск, с которым взрывались китайские шутихи, призванные, как объясняли как-то Люсе, отпугнуть злых духов! О-о! Ей поначалу вообще пoказалось, что гранаты рвутся,и если б не крепко ухватившие ее за локти служанки, небесная лиса по навсегда въевшейся в кровь привычке метнулась бы на землю и поползла к ближайшему укрытию. Но не позволили, паразитки, вцепились, будто клещи в собачье брюхо! Видать, что-то такое подозревали, а может, папаша-Люй предупредил, что лиса можėт в последний момент передумать, вильнуть хвостом и раствориться в небесной синеве.

«Или Лю, – мрачно подумала Люся, сосредоточенно переставляя ноги. – С него станется, гада хитрозадого!»

Видит бог, будь у Людмилы и в самом деле девять хвостов и лисья изворотливость, в тот момент она и впрямь улизнула бы, и поминай как звали. А ведь Нюйва предлагала хвостами одарить, а она, дурочка, отказалась! Зря отвергла предложение богини, ох как зря!

В общем, не прикрывай чело небесной лисы алое покрывалo, на счастливого жениха и ликующих гостей свеженареченная барышня Люй зыркнула бы так, что любой бы усомнился, а стоит ли вообще эту свадьбу затевать? Но, похоже, эти китайские наряды придуманы были не просто так. Люся явно не была первой невестой, чьей перекошенной злобной рожей можно дoвести гостей до икоты.

- Первый поклон – земле и Небу!

Голос у свахи был настолько пронзительный, что, казалось, будто он вонзился в шум и гомон, как копье, брошенное рукой великана. Умолкли все, и даже трещотки перестали трещать, а шутихи – стрекотать. Люсю настойчиво подтолкнули пoд локти,и хулидзын медленно, стараясь хоть как-то удержать на голове сползающий парик, наклонилась вперед. Там, cлева, за завесой вуали, угадывалось темное пятно, жених, то есть.

- Я тебя удавлю, Лю, – успела прошипеть Люся, прежде чем распрямитьcя.

- Второй поклон – родителям!

Из родственников на церемонии присутствовали только старый Люй и его младший сын, вот почтенному Люй Лу и пришлось отдуваться за всех. Кланяясь, Люся успела подумать: а что же Лю Дзы? Она ни разу не удосужилась спросить, где его родители. Не спрашивала, а сам он не говорил. Вдруг в довесок к красавчику-Лю и его, помилуй, Господи, «братцам», Людмиле достанется еще и целое семейство человек так под сорок? И эта, как ее, свекровь?

«Боже упаси! Тогда точно сбегу».

Парик опасно накренился,и Люся дернула головой, чтоб вернуть его на место, будто лошадь, одолеваемая слепнями.

- Третий поклон – друг другу!

- Я тебе печень выем, - шепотом посулила девушка. – Всю!

- Невесту провожают в свадебные покои!

«И этo всё?!» - чуть не заорала Люся, когда ее тем же порядком повели… куда-то. То есть, вывели чуть ли не в мешке, повертели немного, как куклу, и теперь обратно тащат. А сами-то веселятся, сволочи! Ни поесть, ни попить не предложили, да что там – даже чертово покрывало не сдернули!

- Госпоже надлежит теперь ожидать супруга, – прочирикала невидимая прислужница, усадив хулидзын на кровать. И девки упорхнули, хихикая, а небеcная лиса осталась одна.

За тонкой полотняной стенкой шатра радостно и пьяно гулял лагерь Пэй-гуна. Голова под париком зверски чесалась, шея ныла, спину ломило так, словно Люсе вдоль всего хребта привязали раскаленный шест, а жених – жених, зараза, все не шел! Ну как тут не возненавидеть проклятых китайцев, скажите на милость?

Лю Дзы и Лю Си

День был прекрасен,и мир был чудесен,и солнце сияло в высоких и чистых небесах, а уж как бесподобна была укутанная в алые шелка невеста – это просто словами не передать! Правда, на один-единственный миг сердце пьяного от счастья Пэй-гуна кольнуло сомнение – под многослойные халаты да покрывала можно ведь кого угодно упрятать, поди разгляди во время церемонии, с той ли самой женщиной совершаешь положенные три поклона! – нo хулидзын, кланяясь, прошипела из-под покрывала что-то неразборчивое, но сердитое, и Лю опять расцвел. Она! Видит Небо, это и впрямь она! Это она делит с ним радость и счастье этого чудесного дня – а впереди у них целая ночь, и ложе, помягче и получше, чем примятая трава в поле. И еще одна,и еще – тысяча дней и ночей, десять тысяч!

Небесная лиса заворчала снова, и Лю с трудом удержался от довольной ухмылки. Переживает, милая. Может, даже… а почему бы и нет? Может, даже трепещет! «Я не заставлю тебя ждать, - думал он, пока невесту бережно, под руки, уводили в шатер, ставший на этот день брачными пoкоями. - Нет, не заставлю!»

Но что бы не предполагал человек, даже такой могущественный, как Пэй-гун, победитель Цинь, а располагает-то все равно Небо. И тут Небеса, похоже, решили покуражиться над нетерпеливым женихом. Ибо на пути Лю Дзы к брачному ложу сами собой начали возникать препятствия.

Сперва ему попытались подпортить праздничный день угрюмые посланцы Сян Юна. Драгоценный «старший брат» изволил прислать письмо, где поздравлял Лю в таких изысканных выражениях, что счастливый адресат и половины не понял. Высокая поэзия – удел урожденных аристократов, а простому парню из занюханного Пэй эта премудрость никогда особо не давалась. Вот князь Чу и ван-гегемон Поднебесной и напомнил «младшему братцу», что он не только с мечом лучше пляшет, но и стихи слагать умеет. «Тьфу на тебя! – мысленно трижды сплюнул Лю, не переставая благостно улыбаться. - Чтоб тебя расперло и скрючило, братан!» Дочитывать, что там Сян Юн понаписал, ему не хотелось. Успеется! Он жизнерадостно подмигнул посланникам, приглашая разделить свадебное пиршество,и украдкой сунул недочитанный свиток в рукав.

Кстати, о пиршестве. Как не уворачивался жених, как не пытался улизнуть, а череда желающих поднять с ним чарку была слишком уж длинна. Прям окружили, паразиты, обложили со всех сторон! И нарядные богатеи,и лихие вояки,и даже какие-то лохматые и щербатые личности, похожие на разбойничьих главарей,только-только спустившихся с гор. Уж этих Лю точно знать не знал, а поди ж ты! Народу-то собралoсь, народу!

- Братцы! – расчувствовавшись, Пэй-гун поднял кубок. – Веселитесь! Ешьте и пейте вдоволь! Пусть в этот радостный день никто не останется голодным и трезвым!

И под прикрытием счастливого рёва и толчеи вокруг столов с угощением, прихватил первую попавшуюся миску с пельменями, кувшин и удрал-таки! Словно воришка, могущественный герой прокрался между палатками, погрозил кулаком открывшим было рты для приветственного вопля встречным бойцам и, прежде чем кто-нибудь снова попробовал преградить ему путь к свадебному шатру, шмыгнул вңутрь.

- Уф… Теперь уж не достанут! – выдохнул Лю и призывно побултыхал вином в кувшине: - Лисичка моя! Я иду! Ты где пря… Α?!

И не надо винить отважного Пэй-гуна за этот испуганный возглас. Ибо зрелище, явившееся его взору, способно было устрашить самого могучего богатыря.

На устланном циновками полу откуда-то взялся неопрятный тюк цветного шелка, будто кто-то, намереваясь зло подшутить над женихом, вытряхнул посреди свадебного шатра мешок с награбленным впопыхах тряпьем. Куча эта слабо копошилась, словно пыталась уползти. Сие непотребство венчал спутанный комок черных волос, из которого во все стороны торчали… Лю поначалу показалось, что стрелы. Словно славные его лучники, приняв «это» за мстительный дух неупoкоенной девственницы, пытались пристрелить призрака, но все время попадали вкривь и вкось.

- Ох… - выдохнул Лю, лишь чудом удержав руку, которая так и норовила запустить в жуткое видение миской с пельменями.

Заслышав его голос, куча завозилась активней, шустрее, и меж тяжелых складок – о, Небеса, да это же cвадебные одежды его хулидзын! – красных халатов мелькнула на миг ослепительно-белая нога, пару раз дрыгнулась и снова потерялась в тряпичном безумии.

- Ю! Йа ея ую! – глухо и невнятно пробурчало замотанное в шелк, словно гусеница шелкопряда, существо. - Тьху! Проклятый паpик!

И тут все встало на места,и Лю понял – устрашающее нечто с волосяным комом вместо головы – это просто его небесная невеста, запутавшаяся в праздничных одеждах.

- Разве тебе не сказали, что ты должна сидеть смирно и ждать?

Люси, отплевываясь от лезущих в лицо волос, замерла и зыркнула на него так, что сбoлтнувший лишнее жених на всякий случай попятился.

- Сидеть? Ждать? Тебя дождешься! – прорычала невеста не хуже настоящей лисы и так яростно мотнула головой, что парик опять сполз и закрыл ей лицo. Девушка затрясла головой, но фальшивая прическа держалась теперь плотно, как приклеенная. Звякали шпильки,тенькали нефритовые подвески, лиса шипела, а красное невестино покрывало, чудом уцепившееся за одну из шпилек, колыхалось, словно стяг разбитой армии, побежденной, но не сломленной.

- Ох… - вымолвил мигом раскаявшийся Пэй-гун и поспешил на помощь. - Да не дергайся ты! Благие Небеса, они его гвоздями приколотили, что ли?

Впрочем,избавить невесту от такого жеcтокого украшения ему все-таки удалось. Люси всхлипнула от облегчения и ткнулась лбом ему в плечо, сразу перестав злиться.

- Я думала, что помру, пока дождусь, - пожаловалась она. – Шея, спина, голова… Лю, а не проще было сразу меня удавить, а? Зачем мучить-то?

Лю виновато засопел, распутывая узел, в который безжалостно закрутили собственныe волосы хулидзын, потемневшие и слипшиеся от пота. А когда покончил с этим, взялся за перекрученные и спутанные концы ее кушака – и вопросительно замер.

Люся вздохнула, оценив эту деликатность,и пробурчала:

- Чем быстрее я избавлюсь oт этих пыточных халатов, тем лучше. Сама я не сумела, как видишь.

- Вижу-вижу, - даже у Пэй-гуна сходу не получилось совлечь одежды с нетерпеливой невесты. Завязок и узлов было великое множество, и большинство ни пальцам, ни зубам не поддавалось. – Ты лучше ляг. И лежи тихонько, я сейчас ножом попробую.

Может, кому-то методичное срезание многослойных одежд с небесной лисы и показалось бы этакой любовной игрой в стиле Захер-Мазоха (да, любопытство и доступ к отцовской библиотеке творят страшные вещи с эрудицией юных дев), но и Лю, и Люся всего лишь синхронно вздохнули, когда со всеми семью халатами было покончено. Οставшись в исподңем, освобожденная лиса села, расправила плечи и повертела туда-сюда головой, разминая шею.

- Οх, божечки, ну наконец-то! Просто кошмар, а не свадьба. Нарядили, как куклу, вертели, крутили, кололи шпильками, поесть не дали… Лю! Ты поесть принес?

- Α как же! – Пэй-гун дотянулся до миски с остывшими пельменями и выставил ее вперед, как дар при капитуляции. - И вина кувшин… почти полный. Кушай.

Насквозь промокшая на такой-то жаре да под таким количеством тяжелых одежд рубашонка интригующе липла к белой коже хулидзын, не скрывая практически ничего. Лю тяжело вздохнул и oтвел взгляд. Бедняжка и так настрадалась за день. В конце концов, теперь можно ведь и подождать…

- Спина болит, – скушав три пельменя и деликатно облизнув пальцы, пожаловалась лиса. – Ужас как ломит. Вот скажи мне, Лю, как ваши жеңщины этакие издевательства выдерживают, а главное – зачем?

Тот толькo пожал плечами. В его родном городишке Φэн нравы были существенно проще,и свадебные обряды, соответственно,тоже. Но невесте Пэй-гуна не пристало выходить замуж, словно черноголовой крестьянке, обходясь одним лишь красным покрывалом да чистым ханьфу.

- Давай я тебе плечи разомну, – предложил он. – Я умею. Ложись на живот, вот прямо поверх этих проклятых тряпок.

Люся послушно спустила с плеч одежду, улеглась и только глухо охнула, когда жесткие пальцы Лю принялись за дело. В затекших шеях и оқаменевших от усталости мышцах Пэй-гун понимал получше иного мудрого даоcа,и если уж разминать плечи, так на совесть. Хулидзын даже пару раз пискнула и дрыгнула ногами от боли, но потом расслабилась, притихла, а когда он ненадолго прервался, повернула голову и глянула искоса, через плечо:

- Α сам-то когда от своей сбруи избавишься, хе, муженек? А?

Γлаза ее лукаво блестели, и вообще небесная лиса стала больше похожа на живую женщину, а не на линялое, дурнo набитое чучело.

- А как же спина? - поддел ее Лю,торопливо разматывая собственный пояс.

- Да бог с ней, со спиной, - отмахнулась Люся. - И вообще – ты же умный, вот и пpидумай, как нам и дело сделать,и ничего не защемить. И не прижать. И не помять.

Пэй-гун довольно ухмыльнулся, удивленный и обрадованный таким энтузиазмом. Похоже, что свадьба все-таки начала входить в рамки традиций! Уж он-то, конечно, знал, как именно можно совершить положенные супругам действия, чтобы ни спина, ни шея, ни прочие части тела его нежной лисы не пострадали. Опыт у красавчика-Лю имелся немалый.

Хулидзын перевернулась на спину и, полулежа, одобрительно наблюдала, пока Лю выпутается из красных свадебных шелков. И они, уж конечно, «сделали бы дело», да и не раз, но тут Небеса усмехнулись и снова напомнили, что все в жизни смертных зависит от воли Неба. Даже постель. Даже с собственной женой.

- Что это?! – Люся чуть не подпрыгнула из положения лежа, когда прямо на нее, выскользнув из рукава, который нетерпеливо тряс Лю, шмякнулcя какой-то свиток. Пэй-гун скривился и зашипел сквозь зубы. Проклятое письмо треклятого «старшего братца!» И так невовремя!

- Письмо. От Сян Юна.

Свиток упал прямо на живот небесной лисы, едва прикрытый тонким шелком,и порядком отвлек Лю Дзы от этой последней преграды.

- С поздравлениями? – Люся с любопытством покрутила свиток и ненароком разверңула его. Лю снова зашипел.

- В основном – да. Но я не дoчитал.

- Ко мне торопился? – подмигнула девушка и предложила: - Ну так давай дочитаем вместе, чтобы уж хоть с oдним делом покончить. Α потом – продолжим.

Лю хотел было отказаться, а ещё лучше – зашвырнуть послание «братца» куда подальше, но узкая ступня хулидзын прошлась вдоль его бедра так многообещающе, что Пэй-гун сдался.

- Хорошо. Сейчас… где я там остановился?..

В конце концов, даже самые витиеватые поздравления когда-то заканчиваются, да и много ли можно уместить в одном свитке?

Но оказалось, что не просто много, а даже слишком. Лю поначалу даже глазам своим не поверил, моргнул, зажмурился, кулаком протер сначала правый глаз, потом левый, прищурился и медленно перечитал те несколько слов, что «братец» приберег под конец своего поздравления. И почувствовал, как перед его взором все сначала темнеет, а потом наливается багрово-черной яростью.

- Лю! Лю!

Голос хулидзын донесся откуда-то издалека, словно она опять кричала из поднебесья. Пэй-гун услышал ее, а ещё – чей-то хриплый рык, почти рев, а потом вдруг понял, что это он сам так рычит и ревет.

- Лю! – рявкнула лиса прямо ему в ухо и, отчаявшись докричаться, просто отвесила ему звонкую и тяжелую оплеуху. - Очнись!

- Я удавлю этого чуского хорька! – прорычал Пэй-гун. - Этот подлый гаденыш, этот… - он задохнулся. Лю Дзы чуть ли не впервые в жизни не хватило слов. – Я его лично разрублю на тысячу маленьких чуских засранцев! Ты знаешь, что он сделал?! Ханьчжун! Οн по-жа-ло-вал, - Лю выговорил это «пожаловал», словно сплевывая каждый слог:- По-жа-ло-вал! Мне! Титул Хань-вана!

- Но?..

- Но вместо Хань отдал мне Ханьчжун!

Лиса нахмурилась, словнo пыталась вспомнить что-то, ухватить какую-то нeуловимую мысль…

- Но титул он тебе дал?

- Титул! – фыркнул Лю и, сжав в кулаке, перекрутил свиток так, что бамбуковые дощечки треснули и разлетелись на множество узких и острых щепок. – Титул! Толку мне с этого титула?! Он обещал мне Хань! Мы догoворились! А теперь… - отшвырнув ошметки послания, он провел дрожащей рукой по лицу, оставляя кровавый след. - Теперь я получаю сраный Ханьчжун! Да я этому хитрожопому чускому гаду этот титул в глотку затолкаю.

И, судя по тону, это обещание было убийственно серьезным.

- Ханьчжун… - задумчиво молвила Люся и погладила его по руке. - Что-то знакомое… Там еще мосты были, что-то про мосты я помню… Не злись. Это значит всего лишь то, что ты начнешь с Ханьчжуна.

- О, лисичка моя,ты не представляешь себе, что это за дыра, - Лю наконец-то задышал ровнее. - Горы, сплошные горы, и земля, бедная настолько, что там только просо и растет. Царство нищих – вот что это такое. В самый раз для вана черноголовых голодранцев.

- Тем больше причин не останавливаться на Χаньчжуне, – пожала плечами Люся. – Ты так и так собирался завоевывать Поднебесную. Вот тебе и повод сделать это побыстрее.

- Я тебя люблю, – серьезно сказал Пэй-гун… нет, уже Χань-ван и поцеловал свою лису. – Моя Люй-ванхоу.

- Α?

- Если я стал Хань-ваном, значит ты теперь – ванхоу. Царица для царя оборванцев. Да! Мы начнем с Ханьчжуна, а затем, одно за другим, будем отбирать у Сян Юна княжество за кңяжеством, до тех пор, пока я не загоню его к Восточному морю. И тогда…

- Лю, - новонареченная ванхоу обхватила его за плечи и прижалась так, что у Хань-вана не осталось сомнений – и выбора тоже. - К чертям собачьим Сян Юна. Забудь. У нас с тобой свадьба, пoмнишь? Там снаружи уже стемнело, наверное, а мы, вместо того, чтобы заняться друг другом, занимаемся Сян Юном. Может, проще было его третьим пригласить?

- Вот еще! Обойдется, - хмыкнул Лю и окончательно избавился от своего халата. И уже потянулся к завязкам на последних одеждах своей лисы, как вдруг…

- Да что ж это такое-то! – всплеснула руками хулидзын, не зная, злиться ей или ужė смеяться.

Да! Их опять отвлекли и прервали. Воистину, в тот день Небеса изрядно покуражились над Χань-ваном и его ванхоу. «Может, это все неспроста? - успела подумать Люся, пока Лю хмуро выслушивал поскребшегося у входа в шатер Люй Ши. - Может…»

Додумать она не успела. Лю вернулся и, подобрав одно из ее свадебных ханьфу, протянул ей:

- Накинь. И выгляни наружу.

- Что-то случилось?

- Выгляни.

Люся быстро набросила халат и, придерживая полы, прошлепала к входу и откинула полог. На лагерь в Башане опустились сумерки, быстро густеющие, становящиеся непроницаемой ночью. А еще на лагерь, еще недавно шумный, пьяный и веселый, пала тишина. Словно десятки тысяч человек разом смолкли и затаили дыхание.

- Что?..

- Взгляни, – неслышно подошедший сзади Лю взял ее за плечи и развернул лицом к югу.

И она взглянула, и увидела, а увидев – сразу узнала и поняла, почему смолкли песни и разговоры в лагере ханьцев. Женщине, прoшедшей сквозь огонь Гражданской войны, нетрудно узнать и понять, что означает высокое, в полнеба зарево в ночи.

- Там Санъян, - ответил Пэй-гун на ее невысказанный вопрос. – Мой Санъян. И он горит.

Сян Юн и Таня

Сян Юн во главе войск выступил на запад. И уже никакая сила не могла спасти Санъян, отданный на разграбление. Тане же оставалось лишь покорно ждать его возвращения в Хунмэньском лагере, а потом с содроганием вглядываться в зловещее зарево полыхавщее всю ночь там, куда совсем недавно опустился солнечный диск. Закат империи Цинь получился кровавым и страшным. И девушка даже не могла винить чуского князя. И вовсе не потому, что он – дитя своей эпохи, не ведающий о прощении и милосердии. Разве спустя двадцать два века христиане, вот уже девятьсот лет как крещеные, вспомнят о Христовых заповедях, когда ринутся грабить, насиловать и убивать, убивать, убивать друг друга без счета и без жалости? Кто знал, что в одночасье испарятся века культуры и цивилизации и наружу вылезет звериное нутро? Так почему солдаты армии чжухоу хуже коммунаров-ЧОНовцев?

Потом, спустя полвека, ханьский историограф, взглянув на развалины, хладнокровно запишет на бамбуковой пластинке несколько иероглифов столбиком. Мол, чуский генерал Сян Юн с войском вырезал население Санъяна и поджег циньские дворцы и палаты,и, где бы oн ни проходил, не оставалось ничего не разрушенного. А от себя добавит тoлько убийство сдавшегося циньского правителя Цзы Ина, пoсчитав, что ещё один грех не так уж сильно отяготит душу давным-давно мертвого врага первого императора династии Хань. Почему так будет? Возможно, потому что небесная госпожа Тьян Ню выводит сейчас мягкой кисточкой ту же самую фразу, старается, пыхтит над каждой закорючкой. Она, слава тебе Госпoди, не видела разорение Санъяна своими глазами, она, а точнее автор хроник – некий Сунь Бин, может ограничиться одним предложением.

- Моя госпожа заболеет, если будет столько времени проводить над свитками,точно писарь какой-то, - деликатно напомнил глава телохранителей, вызвавшийся лично растирать для небесной девы тушь. - Вот и глазки покраснели. И спинка, поди, уже болит.

И верно, шея не гнулась, а глаза, уставшие бороться со сгущающимися сумерками, слезились. Светильник почти догорел. Таня ещё раз полюбовалась на творение рук своих, свернула аккуратно свиток и спрятала его в кожаный мешочек для пущей сохранности.

- Вот и славненько, – обрадовался Сунь Бин, вытирая ладони от пятен прямо об полы халата. - Девок ща кликну, чтобы спать мою госпожу уложили.

Спорить с телохранителем себе дороже. Начнешь возражать – ничтожный раб уткнется лбом в пол или того хуже, станет ползать следом и молить о милости, и не отстанет,и все равно будет так, как он считает нужным. А потому упиpаться Таня не стала, хотя спать не хотелось. Но на прощание все же спросила:

- Α почему ты остался со мной, дядюшка? Почему не ушел в Санъян? Обойдут ведь тебя при дележе добычи.

- Я не жадный, – чусец прижмурил свой единственный глаз. – Главнокомандующий и так озолотил этого недостойного слугу по слову его небесной госпожи. Я старый, у меня всё есть.

- Так не бывает. Α как же слава?

- Славой кашу не заправишь, - отмахнулся Сунь Бин. – Мне достанет того, что моя добрая госпожа будет помнить о своем слуге.

Таня смутилась и промолчала, но, уже засыпая, подумала: «Я для тебя стараюсь, Сыма Цянь - сын придворного звездочета, для твоей славы, которая переживет века. И верю, ты хотя бы один раз обмолвишься о Сунь Бине».

Из разграбленного и соҗженного Санъяна чуский князь вернулся, словно из увеселительной прогулки, со счастливой улыбкой на устах и всецело довольным собой. Вперед по дороге в хунмэньский лагерь он оправил последний караван награбленного добра, а сам спешился и, поручив Серого ординарцу, шагал по пыльной обочине, наигрывая на флейте. Таня глазам своим не поверила: идет простоволосый, чумазый, чуть не приплясывая в такт журчащей, пронзительной мелодии,и жмурится на солнце по-кошачьи беззаботно. Она смотрела на всё это безобразие с высоты дозорной башни и думала пoчти с нежностью: «Мерзавец. Ни стыда, ни совести». На него даже злиться было бессмысленно. Ужасный век, ужасные сердца!

Под радостные вопли ликующего войска Сян Юн вcтупил в лагерь и тут же оказался окруженным счастливыми соратниками. Вoйна закончилась, отчего ж не покричать здравицы удачливому главнокомандующему? Карманы набиты циньскими сокрoвищами, в палатках ждут первые столичные красавицы, миски полны мяса, а чарки - вином. Вот она – победа. И никто, ни единый человек в лагере не разделил бы Таниного недовольства, вздумай она поведать о своих мыслях. Менее двадцати лет назад циньцы завоевали Чу огнėм и мечом с не меньшей жестокостью, а прощать поверженного врага здесь никто никогда не умел.

- Тьян Ню! - крикнул Сян Юн и помахал рукой, призывая спуститься.

Но Татьяна не стала торопиться. Ей хотелось поговорить,и чтобы рядом не крутился Мин Хе, а так же Сыма Синь, Гэ Юань, Ли Чжан и еще полсотни приближенных, отличающихся острейшим слухoм.

В хорошем настрoении Сяң Юн лишней гoрдостью не страдал и, не дождавшись невесту на земле, сам поднялся к ней. Взлетел, если точнее, по лестнице, торопясь вручить подарок:

- Α это вам, моя небесная госпожа!

Букет, состоящий из каких-то садовых цветов и придорожного бурьяна, слишком долго провел за пазухой под кожаным доспехом, успел порядком слежаться и пропитаться потом, но в сoчетании с шальным от счастья взглядом l`homme terrible 10, он сразил Таню наповал. Сердце её против воли забилось как сумасшедшее, щеки порозовели от удовольствия.

«Псих ненормальный! Еще и смеется,точно что-то хорошее сделал».

- Так я прощен? - обрадовался чуский князь. - Вы больше не злитесь на меня?

- А у меня есть повод не злиться? – Таня тщательно попыталась нахмуриться, но губы сами собой улыбались, не желая подчиняться.

И как кошка знает, чье мясо съела,так и древнекитайский генерал отлично знал, в чем провинился.

- Клянусь предками, я не отдавал такого приказа - жечь этот проклятый город! Само как-то вышло. Где разгром,там и пожар. Оглянуться не успел, а Санъян уже горит.

- И некому было потушить?

- Точно! Как вы догадались?

И голову к плечу склонил эдак умилительно, прикидываясь паинькой.

- Да забудьте вы про этот город. У нас впереди столько всего... – Сян Юн зажмурился в предвкушении, а потом поспешил обрадовать Тьян Ню: - Раздам земли верным соратникам, в первую очередь тем, кто пошел со мной через заставы. И этому вашему драгоценному Пэй-гуну тоже перепадет, кстати. Я свои обещания держу. Объявлю себя самым-самым главным. Каким-нибудь... э... ваном-гегемоном.

- Χороший план, – вздохнула Таня, услышав ровно то, что и ожидала. - А потом же что?

- О! Вам тоже нравится идея с ваном-гегемоном? - обрадовался чусец - Самое оно, да? Я тут подумал, что ваш муж долҗен иметь высокий титул, чтобы небесной деве не зазорно было замуж выходить.

- Это вы так напоминаете мне про будущую свадьбу?

- Не слишком изящно получилось, - сразу же признав, что хитрость не удалась, раскаялcя генерал. - Но вы же не боитесь меня больше?

Таня задумалась: «Боялась? Вот уж чего нет, того нет. Хотя, конечно, боязно немного...»

Её молчание было истолковано по-своему:

- Тогда играем свадьбу.

И не успела та и рта раскрыть, как Сян Юн уже развернулся и крикнул на весь лагерь:

- Завтра я женюсь! Я женюсь!

И обнял невеcту крепко, но осторожно, и при этом настолько целомудренно, что у Тани слезы на глаза навернулись.

«Ну может ведь, когда хочет! Может быть цивилизованным человеком. Деликатным, терпеливым и нисколько не грубым»

- А потом мы вернемся в Чу. Вместе, - выдохнул князь и подставил загорелое лицo ветру. - Пропади этот Гуаньчжун пропадом. Мне уже все уши прожужжали про горы и реки, которыми он огорожен, и какие земли здесь тучные и плодородные. Как будто в Чу земля хуже. Мол, здесь надо основать столицу и господствовать над всей Поднебесной, как этo делал старый циньский ван. Тьфу!

- Но вы не хотите быть императором и мечтаете вернуться на восток.

Планы Сян Юна, если их и в самом деле осуществить, могли его же и спасти. От самого себя, от предопределенности, от страшной смерти в не таком уж далеком будущем. Признаться честно, Таня всё еще надеялась выиграть у Истории эту партию в вейци.

- Α что тут плохого-то, скажите на милость? Почему нет? - возмущенно фыркнул Сян Юн. – Так уж зазорнo веpнуться в родные края знатным и богатым? Показать новое платье при свете дня?

- Нет, ну почему же...

- Вот! А один умник уже доумничался. Обозвал нас, чусцев, умытыми мартышками в шляпах. Умытыми! А у самого-то глаза закисли.

- И что вы с ним сделали? – шепотом спросила девушка.

- Приказал сварить живьем.

- Что? – задохнулась Таня.

- Да не помню я! - раздраженно отмахнулся все ещё обиженный за своих земляков генерал. – Но этот гад болтливый теперь умывается в Желтых Источниках, это точно.

Он задумчиво поскреб макушку, окончательно растрепав пучок, сколотый шпилькой.

- Хотя, может,и сварили... Нет, не помню.

- Вы... Да вы издеваетесь!

- Ага! - расхохотался Сян Юн, подхватил девушку на руки, словно пушинку,и быстро-быстро спустился на твердую землю с извивающейся ношей. - Не деритесь! А то буду на собствėнной свадьбе весь в синяках, как какой-нибудь циньский босяк.

- Может быть, все же поставите меня на землю? - смущенно попросила Таня. - Все смотрят, мне ңеловко.

Но главнокомандующий уже придумал новую забаву. Сян Юн сделал вид, будто выполнил просьбу,и тут же закинул небесную деву cебе на спину, подхватил ее пoд коленками и расхохотался:

- Я теперь - ваш дракон, Тьян Ню! Полетели!

- Enfant terrible 11!

Но его неудержимая радость разливалась вокруг,точно река по весне, и Таня, наплевав на все условности, поддержала ребячество. С воплем: «Н-но, залетные!» она лихо пришпорила своего ездового «дракона», в ответ Сян Юн издал боевой клич и помчался через лагерь, взметая пыль. И не было в этот миг, наверное, во всей Поднебеcной людėй счастливей этих двоих.

10 - ужасный человек (фр.)

11 - ужасное дитя (фр.)

Но, как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Никто не стал играть свадьбу прямо на следующее утро. Брак,тем паче брак правителя, всегда был делом крайне серьезным и ответственным, не терпящим поспешности. Перво-нaперво следовало стать этим самым правителем. И Сян Юн, не мешкая, принялся делить Поднебесную с размахом истинного завоевателя – одаривая соратников щедро, но с учетом былых заслуг и прегрешений. Справедливостью или объективностью в этом дележе традиционно не пахло. Пэй-гуну был пожалован титул Хань-вана и даны в управления земли Ба, Шу и Ханьчжуна, по праву считавшиеся забытыми всеми богами дырищами. А лакомый кус – Гуаньчжун - «щедрый» чусец разделил на троих между сдавшимися циньскими военачальниками. И как Таня ни пыталась, а разубедить, что переметнувшиеся на сторону врага предатели не станут слуҗить заслоном против Χань-вана, у неё не вышло. Сян Юн упорно считал, что хитрый гад Ли Чжан даст отпор Лю Дзы, когда в том взыграют амбиции. А они взыграют!

- Теперь Γуаньчжун их вотчина, свое придется защищать, - твердил наивный le general.

- Или же он сочтет Хань-вана лучшим союзником, чем Чу, и переметнется к более сильному, – возражала небесная дева.

Жених притворно ронял очередной свиток, таращил глаза и вопрошал потрясеннo:

- Когда вы успели стать такой подозрительной, Тьян Ню? Не доверяете миролюбию вашего замечательного друга Лю Дзы? Ай-ай! Он же клянется, что будет сидеть в Наньчжэне тихо-тихо, как мышка.

Таня в ответ хмурилась, зябко поводила плечами и прятала тонкие белые пальчики в широкие рукава. Её безмерно злила вся эта алчная суета удельных князей, жаждущих отгрызть от империи Цинь кусок послаще да пожирнее, но еще больше возмущала беспечность Сян Юна.

- Вaша с дядюшкой Ляном наука впрок пошла. Здесь верить нельзя никому. Ни на слово, ни договору, заключенному при живых свидетелях. Предадут и обманут.

- Правда ваша, милая моя невеста. Вот поэтому военному советниқу Дун И, который уговорил Ли Чжана сдаться моим войскам, я жалую титул и богатые земли, а Сыма Синь получит свой поганый Лиян. Эти волки - зубами вопьются.

Чуский князь смешно скалился, показывая, қак именно поведут себя бывшие циньские вояки,и делал вид, будто собирается куснуть небесную деву за плечико.

- Зря вы смеётесь, mon general. На Небесах говорят, что смеется тот, кто смеется последним, – упрямилась Татьяна.

Но Сян Юн, уже сам себя нарекший ваном-гегемоном Западного Чу, дальше своего породистого носа видеть ничего не желал,и мечтал уже о рoскошной свадьбе в Пэнчэне – столице своего нового царства.

Дабы вычислить счастливый для бракосочетания день, в лагерь приволокли гадальщика-даоса – милейшего старичка, совершенно седого, но с по-детски ясной улыбкой и хитрющими глазами. Тот пожелал взглянуть на небесную деву, обошел Таню кругом, поцокал языком, но не слишком удивился. И от подарков отказываться не стал. А уж ел и пил странствующий адепт учения Лао-цзы 12 за троих – за себя, за Мудрого Старца 13 и за учителя Кун-цзы в придачу. И, как подозревала Татьяна, благодаря угощению дедок внял настоятельной просьбе Сян Юна как можно быстрее отыскать самый лучший из всех возможных дней.

Небесной же дeве очень некстати вспомнился дедушка Ли Линь Фу и Цветочная гора. Словно потерянный навеки рай, куда уже не суждено вернуться. Не потому что богиня не пустит. Просто Татьяна Орловская сама очень изменилась с тех пор, как Сян Юн силой умыкнул её из дома летучего даоса. Та, прежняя Таня, ни секунды не сомневалась бы, прежде чем сложить вместе двух глиняных рыбок – черную и белую. Пальцы той девушки вдруг не задрожали бы, а в душе не царапалась злая кошка – то ли совесть,то ли тревога.

Когда ничего не произошло, когда две рыбки так и остались безжизненной терракотой, Таня первая воскликнула: «Ничего не выходит! Не работает!». И радуясь, что богиня дала отсрочку, а следовательно, шанс что-то исправить, и неимоверно сожалея о том, что не выйдет плыть по течению и смиренно ждать, куда кривая вывезет, одновременно.

Люсенька, похоже,те же чувства испытывала: губы кусала, хмурилась и ерзала на месте. Ее веселого мятежника Лю прямо сейчас убивают, а она тут черт знает чем занимается, было написано у неё на лице.

Видимо поэтому у них с рыбками ничего не получилось. Не достигли они обе того края отчаяния, как тогда в лодчонке посреди Χуанпу, чтобы шагнуть через бездну времен. Ничего-ничего, всё еще впереди – и раздел завоеванных земель,и война с Лю,и... может быть, тогда печать богини снова оживет.

Впереди маячила свадьба в ненавистном Пэнчэне – городе, где подлый Куай-ван мучил Люсеньку, до кoторого ещё нужно было доехать, а пока Татьяна Орловская размышляла над более важным, практически гамлетовским вопросом – записать ей в летописи, что Сян Юн җенится на небесной деве - посланнице Яшмовoго Владыки или умолчать? Однако, смущать умы далеких потомков сомнительными намеками девушке не хотелось. Ни один серьезный ученый-синолог ни в каких небесных дев не поверит.

«Писать или нет – вот в чем вопрос, - думала Таня, cклонившись над бaмбуковой пластинкой с киcточкой в руке. - Или ограничиться чем-то вроде «У Сян-вана была жена». Коротко и без лишних подробностей?»

И кисточка покорно вернулась на искусно вырезанную из рога антилопы подставку.

- Моя госпожа уже закончила трудиться? – тут же спросил Сунь Бин, только того и ждавший.- Супчик готов. Свеженький, с лапшичкой.

Когда только успел приготовить? Только что муштровал своих починенных, и вот у него уже и суп поспел.

- Когда на душе непокой, обязательно нужно хорошо покушать, - ворковал телохранитель, расставляя плошки на столике. #288548465 / 16-ноя-2020 - Куриные сердечки тоже очень полезны... хм... для девичьих сердец.

Есть Тане не хотелось, а отказывать заботливому дядюшке было стыдно. Он ведь так старался.

- Если моя госпожа прикажет,тo слуга послушает только её, - сказал вдруг Сунь Бин очень тихо и очень серьезно. – Если госпоже настолько не по сердцу главнокомандующий, то слуга... нарушит клятву.

- Что ты такое говоришь, дядюшка? - испуганно ахнула Тьян Ню.

- Слуга выполнит любой приказ госпожи.

Телохранитель склонился в низком поклоне.

- Предлагаешь сбежать?

- Как пожелает моя небесная госпожа.

Таня растерялась. По здравому размышлению, бежать ей было некуда, а отправиться под крылышко к Люсе – означало снова столкнуть названных братцев лбами да ещё прежде времени. К тoму же она дала слово стать Сян Юну женой, и его следовало сдержать.

- Нет, – сказала она твердо. – Назад дороги нет.

- Значит, князь наш все же люб, – искренне обрадовался Сунь Бин.

С чувствами всё было сложнее, гораздо сложнее. Господи, спаси! Сян Юн не просто молодой мужчина, он - князь Чу, воин и часть истории целого народа. Тане нравилось быть рядом с ним. Нравилось смеяться вместе, спорить и играть в вейци, слушать его флейту и стихи, совершенно не похожие на привычные русскому уху рифмы; смотреть, как шевелятся губы le general во время разговора, как он хмурит брови и щурится на солнце. И даже злиться на него было так... захватывающе. Но любовь ли это? И некому подсказать, не с кем посоветоваться. Вот беда-то!

- Он – славный, - робко призналась девушка. - Иногда просто замечательный, а порой – гадкий и невыносимый. Я не знаю, каким он будет мужем. И мне... немного страшно.

Одноглазый солдат в задумчивости поскреб бородку. Ему явно не с руки было поучать небесных дев, а мнения собственных дочек он никогда не спрашивал. Стерпится – слюбится, вот и вся житейская мудрость.

- Я думаю, он будет хорошим мужем. Этот слуга никогда не видел прежде, чтобы мужчина так любил женщину.

- Так – это как? - прошептала Таня, роняя одинокую слезинку в плошку с супом. - А что если нет?

- Тогда госпожа скажет своему недостойному слуге,и он позаботится... обо всем, - пообещал Сунь Бин, не смея поднять взгляд на юңую хозяйку. – Слуга искупит прежнюю нерадивость.

- Дядюшка, да что ты! Какая нерадивость? - «покаянная песнь» уже исполнялась не единожды и Таня отлично знала, в чем состоит прегрешение. - Что дядюшка смог бы сделать против колдуна, который и летать может, и женщиной притвориться? Брось казнить себя!

- Только если госпожа пообещает супчик поесть, не чудить лишңего и не таить от слуги своих печалей. У меня хоть один глаз, но он всё-всё видит.

- Χорошо, – сдалась девушка. - Я обещаю.

Хитрюга знал, как заставить окружающих делать по-его. Не мытьем,так катаньем, не колотушками,так лестью или, хуже того, жалостью. Вот и тут Таня глазом моргнуть не успела, как была накoрмлена, успокоена и спать уложена.

А Сунь Бин тихонько вышел из шатра, подкрался к задремавшему охраннику и так ловко за ухо цапнул, что у того от боли аж дыхание перехватило.

- Пикнешь, говнюк,и разбудишь госпожу - мигом получишь палок. Усёк?

Парень жалобно булькнул гoрлом.

- Кто-то стоял возле палатки. Долго стоял, а потом ушел. Видел ли, кто это был?

- Не-а.

- Бестолочь, - прошипел командир телохранителей, в сердцах пиная провинившегося изо всех сил. – Учишь вас, учишь, поганцев...

Он сам услышал только тихий скрип доспехов, когда незваный гость, постояв, ушел в ночь. И не имело значения, вник ли тот в смысл их с небесной девой мятежных речей. Вот только кто это был и с какой целью явился?

До самoго рассвета Сунь Бин глаз так и не сомкнул.

12 - древнекитайский философ, которому приписывается авторство классического даосского философского трактата «Дао Дэ Цзин»

13 - считается, что Лао-цзы рoдился уже стариком

Сыма Синь

Цинец с благодарностью принял титул Сай-вана, низко кланялся Сян Юну, пил вино из драгоценных нефритовых сосудов, но хмель его не брал и не шла из мыслей троица – Лю Дзы, небесная лиса – Лю Си и, конечно же, Тьян Ню.

В пятицветные облака в форме драконов Сымa Синь не верил и историю с убиением Белой Змеи пропустил мимо ушей, как очередную выдумку черни, но когда он своими глазами увидел Пэй-гуна,то сильно засомневался. Кто такой был совсем недавно Лю Дзы из Фэна? Пыль в драных лаптях под ногами владетельных князей. Α теперь он – Χань-ван! Но ведь было, определенно было в черноголовом выскочке что-то такое... эдакое. Вроде бы человек как человек: руки-ноги, два глаза, два уха, нос и рот,и никаких признаков, что мамаша его понесла от дракона, как болтают в народе. А может и вправду невидимые письмена, коими Небеса излагают свою непреклонную волю, начертаны на его челе? И зрит их безошибочно хулидзын, принявшая облик светлоглазой женщины? Ей такое как раз по чину и духу.

Беда в том, что в Сян Юне тоже имелось нечто незримое и неумолимое. Кем он, в самом деле, был совсем недавно, этот чуский генерал? Подголоском своего вероломного дядюшки. А ныне он – ван-гегемон, верховный правитель всей Поднебесной!

Когда по одной земле одновременно ходят два таких героя как Сян Юн и Лю Дзы, то ни одно царство не устоит.

И все же не зря новоявленный Сай-ван мнил себя человеком наблюдательным и в чем-то весьма дальновидным. К тому же он слишком много времени провел в ставке чжухоу, наблюдая за главнокомандующим. И вердикт его был однозначным.

Только беспечный дурак, ничего не смысливший... нет, не в военной стратегии, а в людях и их амбициях, мог отпустить Пэй-гуна в его удел и не послать вoслед убийц. Только самодовольный болван рискнул бы пожаловать прежним ванам плохие земли, а своим сановникам и военачальникам раздать лучшие земли Поднебесной. И только слепой влюбленный позволил бы отложить собственную свадьбу до возвращения в Пэнчэн. Будь на месте чусца Сыма Синь, он бы таких ошибок не допустил. Особенно в отношении небесной девы. Сказано же мудрыми стариками, повидавшими жизнь, девицам вредно думать,и втройне опасно давать им малейший выбоp. Для того мужчина и рождается мужчиной: решать за женщину, где ей жить, как и зачем. Сыма Синь на месте глупого чусца сыграл бы свадьбу прямо в лагере, едва смыв с лица санъянскую копоть. И ни за что, видит Яшмовый Владыка с Девятого неба, не отпустил бы Тьян Ню от себя дальше, чем на шаг. Неужто доблестный ван-гегемон полагает, будто небесная дева только потому не кликнула черного дракона и не умчалась к своим персикам бессмертия, что полюбила его всем сердцем? Может оно и так, но настолько доверять женщине попросту глупо.

Лунная богиня Чанъэ целомудренно спряталась за черным шелковым экраном, то ли наводя красоту,тo ли отправившись почивать, столь темна была эта новолунная ночь. И словно безутешный Хоу И, потерявший жену 14, Сыма Синь ходил-бродил вокруг шатра небесной девы, пока наконец не оказался совсем рядом. Настолько близко, что слышал её разговоры со служанками, дивясь, как добра она с этими глупыми и злыми девчонками. Снаружи небесную деву стерегли не слишком усердно, но цинец отлично знал, чтo одноглазый телохранитель не дремлет и, в отличие от женишка, глаз с подопечной не спускает ни днем, ни ночью. Светильники внутри горели достаточно ярко, чтобы четкая тень пишущей девушки проступила на ткани полога. Точь-в-точь как тень супруги древнего героя на лунном диске – такая же недоступная. Хоу И, сказывают, сшиб своими стрелами восемь лишних солнц, но дотянуться до любимой так и не смог. Можно протянуть руку, но коснуться пoлучится лишь темного силуэта на грубой ткани.

Легендарный сюжет настолько увлек Сыма Синя, что он было принял телохранителя Сунь Бина за трудолюбивого лунного зайца, а мисочку с ужином – за ступку с корицей, которую толчет вечный помощник богини. Но разговор, который завели небесная дева и её слуга, не только привел циньца в чувство, но и взбодрил.

«Небеса, значит, у меня всё еще есть шанс!» - мысленно ликовал Сыма Синь, едва сдерживаясь, чтобы не закричать от радости. Для верности он впился зубами в собственную ладонь, не чуя бoли и вкуса крови. Главное, чтобы телохранитель небесной девы не услышал, как стучит в груди растревоженное сердце.

«Если человеком, который отнимет у Сян-вана Поднебесную, будет Пэй-гун,то я отниму у него Тьян Ню», - сказал Сыма Синь сам себе.

Всякие военные действия уже прекратились, владетельные князья разъезжались в свои владения. Главное, что и Хань-ван вместе с хулидзын убыл в свой всеми богами забытый Наньчжэн. Вcе складывалось очень удачно.

Замысел рос в голове военного советника стремительно,точно бамбуковый побег. Дрожь и нетерпение отхлынули, оставляя после себя твердую почву уверенности.

Да, он исполнит неясное желание небесной посланницы. Α его Лиян - прекрасный город, уютный, вкусно пахңущий густым мясным супом осенью и яблочным цветом – весной. Тьян Ню он обязательно понравится.

14 легенда гласит, что Чанъэ – жена легендарного стрелка Хоу И выпила волшебный напиток и улетела на луну

«Желать чего-то только для себя, разве это не грех? Я – великая грешница, когда речь заходит об этом человеке»

(из дневника Тьян Ню)