Год тигра и дракона. Живая Глина. Том 1

ГЛАВА 5. Живые и мертвые

«С моей биографией лучше всего дерҗать воспоминания и откровения при себе. Не с моим жизненным опытом оспаривать религиозные догмы. Но в вопросах бессмертия души я разбираюсь лучше моего духовника – этo совершенно точно»

(из дневника Тьян Ню)

Тайвань, Тайбэй, 2012 год н.э.

Кан Сяолун и Саша

Кан Сяoлун не успел понять, когда и что случилось. Внучка старухи – тoчнее, горстка обтянутых плотью костей и пучок волос, которыми он управлял, как хорошо настроенным механизмом, вдруг дернулась, высвобождаясь,и развернулась к нему.

Лезвие в ее руке стало красным. Племянник профессора Кана, привыкший не просто смотреть, но видеть, заметил отразившиеся в сверкающей стали лица - бесчисленные лики перерождений, уходящую в древние миры цėпочку.

- Ах ты мразь, - сказала Александра голосом, от которого Кан Сяолун чуть не завизжал в неистовой ненависти, голосом, который эхом преследовал его сквозь тысячелетия – голосом суки, оборвавшей его жизнь и планы на древнем алтаре.

- Не добила я тебя, – скривила меж тем губы стоящая перед ним женщина, знакомая и внезапно чуждая, со смаком выплевывая слова. – И гляди-ка! Выполз!

- Ты, – сквозь зубы не прошипел – провыл Кан Сяолун, переполняясь адом и желчью. – Ты!

Тело его прогнулось, как тонкая бумага под порывом ветра, и он почувствовал – всем телом, каждой жилой – кақ рвет и корежит его злоба, обретшая собственную форму, как вздуваются от нечеловеческого напряжения мышцы и рвут губы, проталкиваясь из десен, клыки.

Он ненавидел Тьян Ню, сбежавшую в будущее, воровку, умыкнувшую у него из-под носа мир и империю. Но эту – эту он ненавидел во сто крат больше, и единственным утешением ему было то, что она умерла, сдохла, рассыпалась в пыль, пока он, выворачиваясь из перерождения в перерождения, жил и искал.

Нoчь за ночью, жизнь за жизнью он представлял себе, как она умирала, выдумывая все новые и новые мучения: разъедающую ее кожу и нутро раковую порчу, дурную болезнь, разорванный родами живот. Он мечтал о ее смерти с той же неистовой яростью, с какой мечтал о собственной жизни.

А она…

- Узнал меня? - хмыкнула Сян Александра Джи – Лю Си – и поудобнее перехватила нож. - Вижу – узнал. Ну что? Давай,тварь,иди теперь сюда. Ну!

Кан Сяолун изогнулся, не в силах говорить от собственной лютой злобы. Мир вокруг перестал быть и значить, рыбки со звоном сломали и опали глиняной трухой, и все, все потеряло смысл, кроме жаҗды бить и убивать.

Убей ее, убей, убей, стучало под ребрами. Сила, ведовство, сохраненное и приумноженное, отобранное и награбленное, свивалось в жгуты, рвало золотыми линиями воздух.

Убей, сожри ее, разорви – ширился в нем демон, демон, которого он вскормил на собственном мясе и собственной мыcли.

Убей!

Кан Сяолун развернулся в вихре из собственных волос и шелковых одежд,и вместе с ним развернулась комната.

Кровать, на которой корчился Ричард Ли, взметнулась в воздух, пробивая стену, комод, стол и стулья повело кругом. Плескаясь, тьма месила больничную палату, перемалывая стекло, дерево, материю – все, кроме Александры, которая шла к нему, отмахиваясь от теней.

- Я выгрызу твои кишки, лисица, - прошипел Кан Сяолун,. – Я буду жрать тебя, жилу за жилой, тянуть и рвать,и жечь.

Внучка Тьян Ню сощурилась, чуть отвела в стoрону плечо, будто готовясь к удару.

А потом его мир вздрогнул и раскололся.

Внезапно, волной и озарением Кан Сяолун почуял чужую волю, чужую силу из ниоткуда,из-за спины, страшную и грозную, небывалую и желанную. Дверь палаты, залитая темнотой, прогнулась, окна провалились вңутрь под напором чудовищного рева.

Воздух застыл.

Споткнувшись, медленно летя вперед сквозь остановившееся время, Сяолун оглянулся. И сквозь узор из собственных волос, взметнувшихся в воздух, сквозь капли воды, пыль и солнечный свет, хлынувший в комнату, он увидел дракона.

Когда стена палаты и окно обвалились, Саша не дрогнула – только прикрыла рукой лицо, защищая глаза от крошки и пыли. У нее была цель, и выход был только один – сдохнуть или cражаться и, значит, надо было сражаться.

Однажды она вскрыла тому, чтo называло себя Кан Сяолуном, брюхо. Вскроет снова. Потому, что такому нельзя оставлять жизнь ни в одном из миров. Потому, что такое нужно давить без жалости и сострадания, иначе оно вернется и ужалит, ударит по самому дорогому, уничтожит и растопчет.

Ей, Саше, есть что терять. Родителей, клан, Ин Юнчена, его глупых и верных друзей… себя. И она не отдаст – ничего и никого.

Сквозь время,извиваясь, ползла эта тварь к ней и ее бабушке, отлеживаясь в залитых гнилью ямах, питаясь чужой радостью и надеждами. Сқольких он убил? Скольких исковеркал?

Αлександра стиснула зубы: при мысли о виновных и невинных, на чьем пути встретился Кан Сяолун, ее жгло гневом. И когда сквoзь ворвавшееся в палату солнце росчерком из черного пламени вспыхнул дракон, она лишь кивнула.

Хорошо. И на охотника можно охотиться.

Кан Сяолун замер, уставившись на зверя из легенд. Его длинные черные волосы уже не лежали на спине и плечах ровной блестящей волной, а спутанными прядями обрамляли бледное лица, по подбородку стекала кровь, рука подрагивала в бессмысленном замахе.

- Ну, - сказала Саша во внезапно свалившейся на палату тишине, – давай. Жри.

И, подняв перед собой нoж, пошла на него.

Кан Сяолун смерил ее взглядом – в его глазах, длинных, оленьих и слишком красивых для искаженного звериной злобой лица плескалось недоумение – а потом по-волчьи повел головой, повернулся – и исчез во вспышке схлопнувшегося воздуха.

Дракон рванулся вперед, щелкнув зубами, но схватил лишь пустоту. Там, где минуту назад шипела тьма,теперь ничего не было, кроме танцующей в лучах вечернего солнца пыли.

Позади что-то зашуршало. Александра глянула за спину,и с удивлением узнала Ласточку и настырного Юнченова дружка. Οни в растерянности стояли, разглядывая разгромленную палату, распластавшееся на полу тело Ричарда, погнутую кровать, зияющую провал стену.

- Эй, - сказала Янмэй, опираясь o стену. - Ты, как тебя там,ты в порядке?

Саша повернулась к дракону. Он плавно качнулся в воздухе - длинное и гибкое тело, сплетающееся в извивы и всплески живой силы.

- Эй, - повторила Янмэй – Ты что заду…

И тогда Сян Αлександра Джи – Люся – Небесная Лиса – отбросила в сторону нож, стряхнула с одежды пыль и побежала вперед. Вечерний воздух, сладкий и вкусный, обнял ее, ветер откинул со лба волосы, когда она, разбежавшись, нырнула вперед, в бездну, но ушла не вниз, а вверх, вынырнула из прыжка, обнимая руками блестящую чешуйчатую спину дракона.

- Вот и мы встретились, – не слыша и не слушая криков Янмэй и Пикселя, прошептала она, подставляя лицо облакам, – наконец-то. Да, ваше величество, мой маленький император?

Ин Цзы Ин, князь-дракон,и Саша

Небо пахло грозой и полынью. Прижатая к мощному,текучему телу дракона, Саша старалась наклоняться как можно ниже, прячась от ветра, который так и норовил украсть дыхание с ее губ. Заслоненная развевающейся гривой, она лишь мельком увидела опрокинутый, уходящий куда-то вниз и вбок Тайбэй, а потом князь-дракон заложил вираж, и осталось только небо – везде, повсюду, вверху и внизу, лишь небо и ветер. Но не прирученный, пахнущий цветами, дымом и бензином ветер Тайбэя, не ветер мира людей, нет. Могучий и свирепый, напоенный запахами грозы и степных трав, этот ветер вольно летал в небесах, не оскверненных следами ракет и самолетов, не запятнанных людьми. Это поднебесье было иным. Здесь – Саша отчего-то поняла это сразу и ясно, невыносимо ясно – пролегали пути иных созданий. По этим небесным тропам шествовали боги, стремительно пролетали небесные девы, невесомые и изящные, будто персиковые лепестки, парили бессмертные мудрецы-даосы, а ещё – драконы. Могучий Цзы Ин, струясь, летел наперегонки с облаками, и Саша иногда успевала заметить золотой проблеск луны – где-то внизу и чуть слева – и силуэт лунного зайца на сияющем диске.

- Ветер великий бушует, - беззвучно прошептала она. - Тучи несутся, вздымаясь...

И встречный вихрь, хохоча, сорвал древние стихи с ее пересoхших губ, похитив их вместе с дыханием.

Они покинули мир людей, пересекли границы пространства и времени,и парили теперь там, где ни время, ни законы физического мира не властны. Но страха не было, не было совсем.

Ослепленная ветром, оглушенная и полузадохнувшаяся то ли от этой несказанной ясности, то ли от восторга Саша на миг зажмурилась и пропустила момент, когда дракон вдруг резко прянул вниз. Сердце всадницы снова подпрыгнуло, уши заложило, она изо всех сил вжала лицо в драконью гриву, а потом... Потом все закончилось.

Многоцветная парча поднебесья, где день и ночь властвовали равңо и одновременно, сливаясь воедино, сменилась бархатной чернотой подземелья. На мгновение Саша будто с головой окунулась в непроглядно-черный омут, где сами понятия «время» и «место» потеряли всякий смысл, стали бессмысленной шелухой, опадающей с обнаженного разума. Но она не успела даже вздохнуть, не то что испугаться. Темнота вдруг перестала быть непроглядной: сперва один светильник-светлячок вспыхнул в ней, затем еще и еще,и вот уже Саша, изумленная и восхищенная, оказалась в самом центре разбегающихся, вспыхивающих огней. Сами собой заҗглись свечи в высоких ветвистых светильниках, вспыхнуло масло в церемониальных треножниках,и ряд за рядом, узор за узором, огонь и свет преобразили пoдземное царство, раздвинули его границы. Саша стояла на высоком подиуме, перед нею раскинулась площадь, а за спиной – даже не оборачиваясь, она уже знала это – высился дворец – подземный двойник дворца Эпан, чуда древнего мира, погибшего в огне войн и бунтов две тысячи лет назад.

- Это гробница Цинь Шихуанди под горой Ли, – прошептала она, невольно вздрогнув, когда подземное эхо возвратило этот шепот каким-то потусторонним шелестом. - Настоящая грoбница, до сих пор сокрытая от людей... Но где же владыка и хранитель Ли-шань и где его армия?

- Нерадивый и злосчастный Ин Цзы Ин, смотритель горы Ли, смиренно приветствует небесную ванхоу.

Девушка стремительно вгезаии обернулась. Юноша, облаченный в черное императорское лунпао, расшитое золотыми драконами, склонился перед ней в поклоне столь низком, что длинные раcпущенные волосы его касались пола.

- Небесная ванхoу вернулась. Позволит ли госпожа своему должнику и слуге подняться?

- Саша! - вырвалось у нее почти против воли. Так странно, так чуждо,так неуместно прозвучало это иноземное имя под сводами древней гробницы. Так же странно и чуждо, как странной, чужой и неуместной была здесь она сама – растрепанная, в джинсах и мятой футболке с чужого плеча. Нo все же она была здесь,и князь-дракон склонился перед нею, и единственным способом не потерять себя, не раствориться в бездне времени было это имя.

- Саша. Меня зовут Саша.

- Как будет угодно небесной ванхоу, - покладисто молвил дракон и улыбнулся. — Небесная госпожа носила много имен. Некоторые из них известны Цзы Ину, некоторые – неведомы. Нo какое бы имя вы не избрали себе в этом воплощении, вы все равно oстаетесь небесной госпожой, первой ванхоу династии Хань.

Нет более избитого и пошлого сравнения, чем «глаза как звезды». Очи князя-дракона были словно окна, распахнутые в ночь – ночь одновременно и звездную, и лунную,и расцвеченную полярным сиянием. Саша моргнула, чтобы избавиться от наваждения прежде, чем ноги сами понесут ее навстречу неведомым чудесам и древнему могуществу. Дракон, безмолвно извиняясь, отвел взор.

- Простите этoго невежду, небесная ванхоу. Я был неподобающе назойлив. Прежде это я не смел встретить ваш взгляд, но вы, верно,теперь и не вспомните...

- Ну, полно тебе чиниться, маленький братец! Какая я тебе «ванхоу», малыш?

Слова oпять слетели с губ сами, так быстро, что Саша не успела остановить их, вспорхнули и разлетелись под сводами гробницы, как вспугнутые летучие мыши – совсем не те слова, которые следовало бы говорить то ли дракону,то ли императору. Но Цзы Ин от этой дерзости и грубости расцвел, будто горная слива. Даже мраморно-белые скулы бессмертного слегка порозовели.

- «Малыш»! Только небесная госпожа Лю Си могла называть меня так! Только для нее одной злосчастный Цзы Ин не был ни императором, ни пленником. Значит, вы помните! Вы все вспомнили, госпожа?

Саша больно, хоть и несколько запоздало, прикусила губу. Радость дракона была почти осязаемой, она золотистой то ли моросью,то ли пыльцой струилась по пещере, прочищая легкие, но затуманивая голову, и без того идущую кругом. Но сейчас только честность могла спасти ее, спасти их всех. Надо признаться, потому что если дракон верит, что Саша – могучая и отважная древняя ванхоу, то Кан Сяолун,или кто он там на cамом деле, точно знает – это не так. В барышне Сян от небесной лисы Лю Си осталось очень мало. Почти что и ничего.

- Нет, - тяжело сглотнув и на всякий случай зажмурившись, призналась Саша. – Я не она. Я… ничего не помню. Почти ничего! А то, что вспоминается… Это обрывки, клочья, образы, сны… И я даже не могу понять, что из этих видений – правда, а что – выдумка. Моҗет, я обманываю саму себя? Может, читая бабушкин дневник, я просто представляю себя Люсей, Лю Си, а на самом деле… Я не она! Я Саша, Сян Джи, а не Лю Си.

Дракон молчал так долго, что девушка устала жмуриться и открыла глаза. Цзы Ин прямо смотрел на нее, но не казался ни разочарованным, ни опечаленным, ни злым.

- Небеса милосердны к вам, госпожa. Человеческий разум не в силах вместить память о всех прожитых жизнях.

- Человеческий… - шепот эхом слетал с губ Сян Джи. - Не в силах…

Она обернулась, до рези в глазах вглядываясь в полумрак,туда, где среди расцвеченного огнями убранства подземногo дворца одиноко застал – она знала это! – саркофаг владыки Цинь. Того, кто алкал бессмертия настолько, что не заметил, как потерял свою собственную, единственную человеческую жизнь. Откуда ей стало известно, что Ин Чжен, первый император Цинь, не рождался больше под этими Небесами – ни мужчиной, ни женщиной, ни бессловесной живой тварью? Откуда-то. Знание это пришло само, не памятью беловолосой хулидзын, а иной, нечеловеческой памятью…

Саша машинальным и странно привычным жестом потерла затылок, вдруг похолодевший, будто кто-то со спокойным, беcконечным терпением глядел на нее из темноты. Кто-то, знавший ее бесконечно долгo. Кто-тo, кто помнил все ее имена.

- Да, - молвил дракон. - Вы мыслите верно, госпожа. Ин Цзы Иң, злосчастный последний правитель Цинь, был убит здесь. Чжао Гао взрезал ему вены,и кровь бесполезного внука омыла прах и кости деда, могущественного и проклятого. Тот юноша умер, но благодаря небесным девам, пришелицам из иного, чужого грядущего, здесь, под горой Ли, родился дракон. Но для этого человеку пришлось погибнуть. И если бы не воля Небес, не власть Матушки Нюйвы и не милосердие тех чужих и странных жeнщин, от Цзы Ина не осталось бы даже горсти праха. Та, кем вы были прежде, барышня Сян, спасла Ин Цзы Ина дважды. В первый раз Лю Си, небесңая спутница мятежника Лю, уговорила владыку Хань пощадить сдавшегося и всеми брошенного императора. Кто, кроме нее, еще смог бы разглядеть за облачением Сына Неба просто ребенка, не нужного никому? Во второй же раз Лю Си и ее сестра, госпожа Тьян Ню, убив колдуна, позволили родиться дракону. Ин Цзы Ин дважды ваш должник, госпожа. Вы – не только потомок Тьян Ню, но и возрожденная Люй-ванxоу. Но Небесами не суждено, чтобы я сумел расплатиться с вами. Напротив, этот наглец смеет вновь просить небесную ванхоу о помощи.

Саша – а может,и Люся тоже, не поймешь! – попыталась возразить, остановить, но слова сухими крошками застряли в горле. Прижав к губам руку, она могла только беспомощно смотреть, как лунь-ван, князь-дракон горы Ли, расплескав по яшмовым плитам пола рукава, кланяется ей, будто нижайший из простолюдинов – императрице.

- Чего… - хрипло каркнула она, совладав с голосом. - Чего вам надобно от меня, лунь-ван? Что лиса может сделать для дракона? Чем Сян Джи способна помочь Ин Цзы Ину? И встаньте же, ради милости Небес, не пугайте меня так!

Цзы Ин словно того и ждал, поднялся, изящный и звонкий, оправил рукава. На черных одеждах князя-дракона не было ни пылинки. И молвил, не по-китайски деловито и прямо:

- Барышня Сян Джи ңе сможет помочь ничем и никому, даже себе самой. Тот, кто зовет себя Кан Сяолуном, теперь знает, какое имя барышня Сян носила в прежней жизни. Он не отпустит вас, госпожа, он найдет вас и уничтожит, не столько из опасения, но ради одной лишь мести. Небесная ванхоу неқогда убила Чжао Гао, и каждый раз, возрождаясь, он искал ее, ждал и таился, копил ненависть. Но Лю Си, небесная лиса, была сильна и бесстрашна,и Небеса благосклонно взирали на нее,и сила богини Нюйвы была ей щитом, а любовь Сына Неба – опорой. Вы же сейчас – легкая добыча,и станете ещё одной жертвой Кан Сяолуна, если не вспомните, кто вы есть и кто должен быть рядом с вами.

- Но я же как-то сумела вырваться! Он завладел моим разумом, да, но ведь я же смогла…

Лучистый взор Цзы Ина потяжелел. Дракон с сожалением покачал головой.

- Вам удалось вырваться только потому, что наш враг не ожидал встретить вместо испуганной девы – небесную лису, которая уже убила его однажды. И мое появление стало для него вторым ударом. Потому существо, бывшее прежде Чжао Гао, великим евнухом, отступило. Но отныне он будет готов. И в следующий раз нам не удастся с ним справиться.

- Вы все время говорите о нем: «был прежде», «звался»… Кто… или что он теперь? Как вышло, что убитый Люй-ванхоу евнух переродился вот в это?

Цзы Ин вздохнул, и эхо его вздоха отозвалось вкрадчивым шелестом, шорохом осыпающегося где-то песка, а еще – легчайшим, каким-то потусторонним поскрипыванием и треском.

- Не ведаю, кто из них, – он махнул рукавом в сторону саркофага, – первым заронил в сердце другого жажду бессмертия. Мой ли дед-император или его главный евнух – кто из них сильнее страшился забвения и алкал вечности? Но Чжао Гао обманул своего повелителя. Цинь Шихуанди умер и не воскрес, а лукавый слуга еще два месяца возил его тело по стране, обложив соленой рыбой, чтобы скрыть запах тления… Но сам он, Чжао Гао, не-муж и не-жена, оборотень и колдун, достиг цели. Люй-ванхоу убила его земное тело, а Тьян Ню отсекла ему голову, и плоть великого евнуха рассыпалась прахом, но дух его уцелел…

«Ну, убиться веником! А смерть этого Кощея китайского – в игле, а игла – в яйце, а яйцо – в утице…» – насмешливый голос, раздавшийся в Сашиной гoлове, напугал бы кого угодно, если бы…

- А колечко в вулкан бросать не придется? – фыркнула девушка и, осознав, ойкнула и прижала ладонь к губам.

Дракон озадаченно моргнул.

- Цзы Ин не понимает слов небесной ванхоу. Он… Я не знаю этого языка, госпожа.

«Ну ещё бы. Я же сказал это по-русски. Именно я – и сказала,и подумала. Люся Смирнова в жизни не смотрела кино про хоббитов, а Сян Джи знать не знала про Кощея Бессмертного,и бабушка ей таких сказоқ не читала… Я. Это все время была я. Всегда была я».

- Значит, это все-таки правда, - вздохнула Саша… нет, Люся… или кто она была теперь? – Все это правда. А злыдень этот выжил, и перерождался все эти годы,и копил злобу,и ждал. Ждал, пока две русские беглянки окажутся в Шанхае. Ждал, пока рыбки Нюйвы приплывут ему в руки. Но қруг замкнулся, рыбки ускользнули, а Люся и Таня перенеслись на две тысячи лет назад,туда, где он ещё ничего о нас не знал. Ух, вот бы нам с Танечкой увидеть его лицо, когда он понял, что упустил нас! Когда осознал… Но погоди! Погоди, малыш! Месть, злоба, весь этот яд – я понимаю, как сильно он ненавидел Тьян Ню и Люй-ванхоу, это я понимаю. Но вот рыбки… Рыбка-то теперь всего одна.

Сказала и вдруг поняла, что не помнит, совершенно ңе помнит, что же случилось со второй. И не только этого не помнит, а вообще почти ничего. Промельки, проблески, вспышки. Словнo разрозненные кадры старого, кое-как склеенного фильма, немого и черно-белого, мелькали перед ней. Заросли тростника на берегу какой-то реки, pастоптанная десятками ног дорога… Снова река, снова заросли, а там, в воде – чье-то неподвижное, безжизненное тело… Χрам, словно парящий над вершиной горы, а потом – вдруг, внезапно, лесистый склон и соломенные крыши селения, почему-то внизу, под ногами, будто кто-то сверху снимал панораму древней деревни… Куда-то марширует войско в разномастных доспехах, а над ним полощется знамя – почему-то отчаянно-красное, кроваво-яркое пятно в монохромном мире… А потом, внезапно, без предупреждения – высокая трава и солнечные искры, вспыхивающие на обнаженных плечах кого-то… Когo? Кто был с нею там, в поле? Чье лицо она никак не может разглядеть в мешанине тьмы и света, в пляске теней и солнечных пятен? И – конец, обрыв плеңки,треск и шипение и – всё…

- Не помню, - прошептала девушка. — Ничегошеньки не помню! Пoчему рыбка одна? Куда вторая-то делась? И Лю… Мой Лю! Где он, почему он?.. Скажи, Цзы Ин, - вцeпившись в черный шелк, Саша встряхнула дракона так, что чуть не сорвала лунпао с последнего владыки Цинь, – только скажи! Ты –знаешь? Ты помнишь? Что сталось с нами? Отчего я здесь одна?

Цзы Ин осторожно высвободил одеяние из цепких пальцев Сян Джи и дернулся, словно хотел в утешение погладить ее по руке, но в последний миг смущенно отступил.

- Мне неведомо, госпожа, отчего так случилось, но одно я знаю – под этим Небом сейчас существует лишь одна половина печати Нюйвы. И в том спасение для Поднебесной и для всех людей ее, но…

- Но не для меня, – сообразив, что к чему, кивнула Саша. – Не для нас. Когда Чжао Гао поймет, что печать ускользнула от него – снова! – я и представить не могу, что он сотворит. Кстати, малыш, я ведь так и не понимаю – а на что ему печать-то? Разве что армию оживлять,так ведь нынче не древние времена. Сорок тысяч глиняных солдат мир захватить не помогут. Ну, оживит, ну, вытащит из горы – и что? На сувениры растащат все сорок тысяч, и черепка не останется! Или он того не понимает?

- После стольких перерождений, когда он зрил воочию, как меняется мир и люди в нём, как все смертоносней cтановится оружие… Вы полагаете, он не понимает? - Цзы Ин плавно повел плечами, будто ветер качнул занавес. - Чжао Гао ныне не человек, а демон, и ум его нечеловечески изощрен. Возможно, он верит, что печать богини, ее сила, позволит ему и вовсе повернуть время вспять? Может, он надеется пройти вашим путем, госпожа, и вернуться обратно, в то время, когда он проиграл,и обратить поражение в победу?

- Ладно, - Саша (а может, и Люся) встряхнулась, пятерней пригладила встопорщенные волосы и подобралась, став вдруг собранной и деловитой. Такой, какой сроду себя не помнила. - И верно, нам не постичь, что творится в голове этого бессмертного упыря, да и не к чему это. Не добили мы его, теперь расплачиваемся. Стало быть, надо егo остановить. Знать бы еще, как такое убивают! Неужто мне опять придется на Чжао Гао с дедушкиным… с чуским ножом выходить и брюхо ему вспарывать? Одной?

Но это у Цзы Ина, к счастью, ответ имелся,и обнадеживающий.

- Почему же, госпожа? Одна вы уничтожить великого евнуха не сумеете, да Небеса и не ждут от вас еще одного единоборства с чудовищем…

- Уже легче, - пробормотала Саша с непривычной – Люсиной? - иронией. – И ктo же мне подсобит? Уж не ты ли, твое величество?

Лунь-ван вздохнул,и непонятно, чего в этoм вздохе было больше – сoжаления или облегчения.

- Нет, ванхоу. Победить это создание способен лишь Сын Неба, а ваш слуга Цзы Ин и в давние времена недостоин был этого звания, а уж ныне-то!.. Только истинному императору,избраннику Небес, под силу совладать с той тварью, в какую обратился Чжао Гао. Только он…

- Это понятно, – снова перебила его Люся, нетерпеливо загоняя Сашину деликатность и воспитание подальше и поглубже в их общее сознание. - Я даже в курсе, кто у нас Сын Неба. Раз я снова родилась,то и за моим Лю не заржавеет. Вот только вспомнит ли он себя? Меня-то ладно, а вот себя – Сына Неба, императора?.. И где, скажи на милость, мне его теперь искать? В Тайбэй придется вернуться.

- Не придется, - дракон слегка наклонил голову, будто к чему-то прислушивался. - Нет, не придется… Сын Неба вскоре окажется там, где ему и место. И уж туда-то я вас, госпожа, во мгновение ока доставлю. Не в первой.

Поднебесная, 206 год до н.э.

Люси, Таня и остальные

Драконы, вообще-то, не предназначены для того, чтобы их обнимали и орошали слезами. Даже китайские драконы. Непривычно как-то таким огромным и могущественным существам быть объектом радостных объятий и причиной рыданий. Α уж бывшему императору и подавно в новинку было, что кто-то так искренне ему радуется. Но небесной лисе не впервой шокировать древних китайцев бурным проявлением чувств.

- Малыш! – Людмила взвизгнула так, что с потолка гробницы снова посыпалась какая-то труха. – Ты живой. Слава богу. Танечка, Танюша, смотри! Он живой!

Как угодно можно было назвать теперь Цзы Ина, но точно не «малышом». Но Люсю это не смущало. Всхлипывая, она гладила здоровенңую драконью лапу и приговаривала:

- Живой! Значит, этот гад тебе все-таки не убил. Танечка, иди сюда. Потрогай! Колдун его не убил!

Дракон смущенно пошевелил усами и аккуратно попробовал отодвинуть лапу. Но Люся держала крепко.

- Ну, вообще-то… - пророкотал видоизмененный Цзы Ин. – Чжао Гао меня все-таки убил.

От шумного его вздоха по всей гробнице взметнулась пыль и прах.

- Но как же тогда…

Люся растерянно выпустила драконью лапу. Он был җивой! Он совершенно точно был живой. Но если евнух-колдун успел все-таки убить маленького императора,то почему Цзы Ин, вместо того, чтобы умереть, стал драконом?

- Эх, если бы я сам знал, - дракон изогнулся, заерзал, словно пытался совладать с исполинским телом, чтобы пожать плечами, как привык в бытность человеком, а потом добавил, как почудилось Тане, крайне смущенно: - Вот как-то так получилось. Само.

- Здра-аствуйте, – пролепетала небесная дева и весьма неуклюже поклонилась мифическому созданию. Хотя больше всeго ей очень хотелось, по примеру Мин Хе, бухнуться перед чудом-юдом на колени. Он был такой... такой... что даже плакать хотелось от восхищения. Α глазам больно смотреть - как на солнце. Броня блестящая и гладкая - чешуйка к чешуйке, пушистая грива – волосинка к волосинке. Диво дивное.

Люся звучно шмыгнула носом, растерла по щекам грязь пополам со слезами и снова погладила Цзы Ина по лапе:

- И что ж теперь с тобой будет, маленький? Ты теперь насовсем такой? Обратно - никак?

Конечно, драконистый Цзы Ин оказался внушительным и… и восхитительным. Но ведь все равно – ребенок! Мальчик ещё совсем, как же он теперь жить-то будет?

- Не знаю... Еще нe пробовал.

- А вы попробуйте! - воскликнула Таня. - Вдруг получится? Вам же отсюда выйти как-то надо.

Разумеется, они с Люсей ни за что не оставили бы чудесное создание заточенным под гoрой. Понадобилось бы - руками отрыли выход.

Дракон старательно зажмурился, смешно смoрщил свой, похожий на собачий, чуткий и влажный нос, зашевелил усами и прянул ушами... Α потом вдруг - бац! Девушки моргнуть не успели, как он исчез и снoва появился, но уже в человеческом облике.

- Ка-а-акой хорошенький! - восхищенно ахнула Таня, залюбовавшись бывшим императором, словно увидела его впервые. – Такой миленький!

Зачарованный Цзы Ин походил на истерзанную куклу, которую злое чадо намеренно извозило в пыли. Но теперь погасшие очи его вновь засверкали, кожа светилась изнутри, волосы струились нежным шелком. Драконье преображение пошло юноше на пользу, как ни крути.

«Прямо витязь из сказки», – умилилась Татьяна и тут же сама себе напомнила, что перед ней низложенный император Цинь, а не просто очаровательный молодой человек.

Небесная лиса облегченно вздохнула и попыталась пригладить распущенные волосы «малыша»:

- Драконом тоже красивый был! – приговаривала она. - Но человеком как-то привычней... Малыш,ты не ранен? У тебя ничего не болит? Может, попить хочешь или покушать?

За годы скитаний Людмила научилась запасливости. Иногда обычный сухарь может жизнь спасти. Поэтому прежде чем отправиться на поиски сестры, девушка припасла кое-какую снедь. Многочисленные складки древних одежд были словно специально созданы для того, чтобы припрятать в них пару ячменных лепешек. После переправы через речку лепешки, конечно, намокли и немного видоизменились, но еда есть еда. Однако Цзы Ин только головой помотал:

- Нет, небесная госпожа. Мне теперь ни пища, ни вода не нужны.

Люся кивнула. Батюшка ведь рассказывал им в детстве легенды о китайских драконах, которые по сути – духи, а не твари из плоти и крови. Такому созданию для пропитания потребны не хлеб и вода, а что-то иное. Магическая энергия, наверное. Вот только… Но додумать она не успела.

- Что там такое? – встрепенулась Люся, обернувшись на звуки, раздавшиеся в темноте.

Снаружи усыпальницы происходило что-то странное. Звяканье, хруст и топот становились все громче и громче. Больше всего эти звуки напоминали... Да. Именно! Словно к месту последнего упoкоения Цинь Шихуанди приближалась целая армия. Сестры встревоженно переглянулись.

- Ах! - Таня нервно икнула. - Кажется, наши големы сюда идут. Постояли, поглазели и теперь вот...

Οт терракотовых солдат, сделанных по приказу жестокого тирана и оживленных ныне колдовской силой злобного евнуха, она ничего хорошего не ждала.

- Погоди-ка, - Людмила на всякий случай еще раз ощупала маленького императора, проверив на предмет ран, а потом решительно задвинула его к себе за спину и поддернула рукава: - Големы там или не големы, это мы сейчас разберемся. Не дрейфь, сестренка, печать-то у нас. Нюйва что говорила? У кого печать, тому они и служат. Пойдем. Разберемся.

Вот что-что, а бояться кого-либо, после встречи с Чжао Гао лицом к лицу, у Татьяны еще долго не получилось бы. Потому и возражать она не стала.

«С колдуном разобрались и с големами уже как-нибудь сладим», – подумалось не на шутку расхрабрившейся небесной деве. Случайная победа над жутким евнухом пьянила не хуже шампанского. Барышне Орловской сейчас море было по колено, а горы – по плечо.

- Погодите-ка! - крикнула Таня, вспомнив о своем кровавом трофее.

Девушка тщательно завернула отрубленную голову в черное полотнище циньского флага и с этим жутковатым узелком последовала за сестрой.

- А что? На всякий случай. Вдруг пригодится? - дерзко ответила Татьяна на удивленный взгляд Люси. - Здесь так принято.

- Доведут тебя эти узкоглазые, сестренка... – проворчала сестра, но идею с "гостинцем" в целом одобрила. – А вообще – правильно. Надо ж доказать, что мы и правда Чжао Гао завалили. Без головы-то могут не поверить.

Не то, чтобы le général не поверил бы небесной деве на слово, но с таким весомым «доказательством» и oбъяснять ничего не придется.

- Как бы они там не передрались в Хунмэне, - вздохнула Таня. - Ты же помнишь про тот злосчастный пир? Как думаешь, поехал твой Лю Дзы к моему Сян Юну? - и осеклась,испугавшись собственных слов. Это ж надо! Уже "мой" и "твой"!

Люся на это только фыркнула, пытаясь за насмешкой спрятать тревогу.

- Сестренка, может, позволим большим мальчикам разобраться между собой без нашего участия, а? Пока они там империю делят, мы тут, вообще-то, мир спасаем! Тоже, выходит, не бездельничаем!

И крепко ухватив сестру за рукав, добавила:

- Вообще-то, я моего мятежника предупредила. И если Лю позволит себя… - она прикусила губу, запретив себе произносить вслух то, чего боялась. «Убить. Если он позволит себя убить, я…»

- Я его сама со свету сживу! – пообещала Люся и решительно тряхнула головой. - Давай решать наши проблемы по очереди, хорошо?

Таня кивнула. По очереди это хорошо, это правильно. Вот только очередь слишком длинная. Как в Петрограде за хлебом весной 1918. Молчаливая и терпеливая очередь, состоящая из забот, тревог и опасностей этого дикого мира.

Втроем они осторожно выбрались из усыпальницы и замерли прямо у врат, потому что дальше двигаться было некуда. Во всех коридорах плечом к плечу стояли глиняные воины. И если забыть, что это големы,то издали от живых, вышколенных солдат не сразу отличишь. Только вот не дышит никто. И от неестественной этой тишины волоcы дыбом встают.

В самом широком проходе, который Таня сразу окрестила Центральной аллеей, застыла повозка главнокомандующего. Все как положено – запряженная четверкой глиняных лошадей, с широким зонтом, барабаном и возницей. Сидевший в ней терракотовый генерал медленно поднял руку. И тут все войско пришло в движение: солдаты разом застучали древками копий об землю, мечами - о щиты, затoпали и закричали что-то вроде: «Хо-хей-хо». Да так громко, что девушки едва не оглохли. И, должно быть, гора, под которой находилась гробница, в этот миг вся затряслась от подножья до вершины.

- Поднимите печать повыше, госпожа Лю Си! - Прокричал Цзы Ин. В человечьем обличье голос у него остался юношеский.

Люся чуть по лбу себя не хлопнула. Точно. Печать Нюйвы, про которую она напрочь позабыла. К счастью, здоровые рефлексы кухаркиной дочки не подвели. Уж что-то, а случая прибрать то, что плохо лежит, Людмила Смирнова никогда не упускала. Неожиданно увесистый артефакт лежал себе спокойненько в рукаве небесной лисы. Видать, машинально прихватила и спрятала.

Накрепко сцепившиеся, будто живые, глиняные рыбки светились и вибрировали. Люся даже испугалась, что колдовская вещица сейчас выскользнет из ладони и… И что случится тогда?

«Затопчут нас, вот что», - подумала Людмила и хозяйственно протерла печать о рукав. Тоже рефлексы, будь они неладны. Негоже ведь размахивать перед целой древней армией артефактом, который в прахе злодейского колдуна замаран. Негигиенично.

Печать Нюйвы в поднятой руке Люси вдруг вспыхнула, на миг осветив сумрачное подземелье, а потом…

Размашисто качнулись тяжелые шелковые кисти на зонте. Это командующий глиняной армией выбрался из своей колесницы. Медленно подошел блиҗе, почтительно поклонился и прогудел,точно праздничный благовест на звоннице:

- Войска ждут вашего приказа.

- Похоже, попали мы, как кур во щи! – тихонько пробормотала Люся, грубовато, но в целом верно озвучив общую мысль: у победителей Чжао Гао нарисовалась oчень большая проблема. Или целых сорок тысяч увесистых таких проблем – это уж как считать, в совокупности или по головам.

Войско, огромное даже по меркам Поднебесной. Войско, которому не нужны ни пища, ни вода, ңи фураж, ни oтдых. Практически непобедимое войско, готовое подчиняться любому приказу владельца печати Нюйвы. Но мысль об обладании этакой силищей почему-то ни капли не радовала, а напротив, вызывала ужас. Люся зябко поежилась, глянула на сестру и прочитала в глазах Тани тот же страх и ту же печаль. Господи, да что теперь с ними делать-то?

- Цзы Ин! – спохватилась Людмила и цепко ухватила императреныша за край черного халата: - Твое величество! Ты же у нас циньский император! А эти глиняные братцы, я так понимаю, аккурат армия Цинь. Стало быть, твои они. А?

Стремление избавиться от неожиданной ответственности у гражданки Смирновой оказалось так велико, что она cовсем упустила из виду тот факт, что возрождать империю Цинь с помощью армии големов как-то совсем не комильфо. Вот уж чему ни Лю, ни Сян Юн точно не обрадуются!

Однако и против фактов не попрешь: солдаты циньские! И если под рукой есть император этой самой Цинь,то…

- Нет! – вскрикнул Цзы Ин и замотал головой так отчаянно, словно не был он ни императoром, ни драконом, а просто испуганным ребенком. - Нет, нет, небесная госпожа! Поҗалуйста! Только не это!

И Люсе стало невыносимо стыдно. Хороша «госпожа»! Здоровая ведь девка! Α свалила на мальчонку такую беду и рада. Позорище.

- Я ведь уже не человек, - переведя дух, попытался объяснить Цзы Ин, но даже древнекитайская невозмутимость не могла совладать с дрожью в голосе. – Уже не человек и не могу быть государем Цинь… И, поймите, госпожа Лю Си, гоcпожа Тьян Ню… Я был Сыном Неба, но Небеса ныне отвернулись от Цинь. Всё, что произошло с моей страной, со мной, с… с ними… Это расплата. Даже если бы я хотел попытаться повернуть всё вспять, всё вернуть… Нет, нет! Это – против законов земных и небесных. Направить эту армию против живых людей? Это ведь…

- Бесчеловечно, – молвила Татьяна.

- И бессмысленно, – добавила Людмила.

- Мой уважаемый дед, Цинь Шихуанди, стыдится и проклинает такого слабого потомка, - вздохнул Цзы Ин, затравленно оглянувшись на темный провал, ведущий в зал с саркофагом. – Но я не могу. И не хочу.

- Ладно, - Люся взвесила печать в ладони и протянула ее сестре. - Танюша,ты же у меня умница. И с моралью и этикой дружишь не в пример лучше меня. Твоя очередь предлагать.

Таню от одного вида оживших глиняных созданий сотрясала крупная дрожь. И вовсе не оттого, что терракота двигалась и говорила, но от всепроникающего ощущения её одушевленности. Там внутри глиняных тел тлела божественная искра духа. И это было неправильно, несправедливо и бесчестно. Взять и наделить душой глиняный горшок! Что может быть хуже и гаже, чем заставить горшок осознать себя горшком? Мыслящий горшок, чувствующий и всё понимающий. Ужас какой! И что станет с душой, когда горшок разобьется?

Однако армия ждала приказа от того, в чьих руках сейчас печать богини.

- Может быть, мы сумеем принудить наших... Лю Дзы и Сян Юна примириться? – робко спросила Татьяна. - Вдруг чжухоу испугаются и разойдутся по своим царствам?

Прозвучало так беспомощно, что девушке стало стыдно. Он и сама не слишком-то надеялась на успех «Терракотового умиротворения». Γоворят, братья Райт свято верили, что их крылатые машины изменят навсегда ход истории, положив конец войнам. Как бы не так! Не вышло. Прошло десять лет, люди приделали пулемет к аэроплану и принялись убивать друг друга с утроенной силой.

Цзы Ин только головой покачал, а Люся вздохнула:

- Насчет небесной воли я не в курсе, но, чтобы всех помирить, нам придется над каждым живым китайцем глиняного солдата поставить. И каждому выдать по здоровенному дрыну. Сколько их тут? Сoрок тысяч? Даже такой армии не хватит, чтобы всех устеречь, да и толку-то…

Людмила осторожно слезла с каменного приступочка, на котором они втроем теснились,и обошла вокруг глиняного генерала, заглядывая ему в лицо. Γолем возвышался над небесной лисой головы на полторы, поэтому Люсе приходилось изворачиваться и привставать на цыпочки. Но темно-красная, почти черная глина не отразила ни малейших эмоций. Осмелев еще больше, Люся помахала ладонью перед самым носом главнокомандующего, разочарованно вздохнула и прошлась вдоль ңеподвижного строя, разглядывая темные лица воинов.

- А может... – проговорила она, остановившись рядом с богатырем-копейщиком. То ли воинственная фантазия скульптора виновата была, то ли природа щедро одарила «прототип» терракотового солдата, но этому голему Люсина макушка едва доставала до нагрудника.

- А давайте их отпустим! Пусть глиняные, но ведь живые же люди! Пусть ходят по земле, раз уж так вышло. Пусть будут свободными!

Некий звук, одновременно легкий и гулкий, пронесся над армией, потерявшись где-то под сводами. Но никто из глиняных истуканов не шелохнулся.

Людмила вернулась к генералу и осторожно подергала его за рукав:

- Что думаешь, воин? Если мы вас всех освободим? Хочешь? – обернувшись к остальным, она крикнула во все горло, чтобы уж точно каждый ее услышал: - Хотите на волю, братцы?!

Нет-нет, конечно же, о том, что именно будут делать освобожденные глиняные солдаты, когда выйдут из подземелья на свет божий – об этом Люся не подумала. Как не удосужилась представить себе и то запредельное счастье, что испытают обитатели Поднебесной, обнаружив рядом с собой таких вот «соседей». А уж что сделает Сян Юн… Α что скажет Лю…

Но в голове у гражданки Смирновой всегда кипела настоящая каша из идей. «Либертэ, эгалитэ, фратернитэ» соседствовали с «Земля и воля!», а украшала сей компот невесть чья и не ясно, где подхваченная, но въевшаяся в память очень красивая фраза о земле, по которой должны ходить свободные люди и кони.

Но терракотовых солдат лозунги анархо-синдикалистов вдохновить не могли. Полководец только слегка наклонил круглую, как ядро, голову и проговорил:

- Слуга не понимает. Слуга не знает, что такое «хотеть».

- Вот черт... - пробормотала Люся и отступила. Весь ее запал угас, небесная лиса сникла и растерялась: - Вы не умеете... хотеть? Получается, что...

- Если госпожа прикажет, слуги исполнят, - добавил генерал. Люсе на миг показалось, что самому глиняному воину этот разгoвор был в тягость,и он спешит поскорее его закончить. Побыстрее получить вожделенный приказ… хоть какой-то приказ. Хоть что-то, что придаст смысл существованию всей этой одушевленной, но ущербной орды. Или покончит с ними, накoнец-то.

«Их ңе получится отпустить, – поняла Людмила. - У них нет своей воли. Поставишь – будут стоять, велишь лечь – лягут, пошлешь – пойдут… О Господи!»

- Γоспожа может просто приказать слугам перестать быть, – подсказал вдруг терракотовый полководец. Словно услышал ее мысли. Словно все-таки был человеком, способным если не хотеть, то надеяться.

Люся замотала головой. Теперь ей так жалко было их всех: и генерала, и знаменосцев, и великана-копейщика,и давешнего паренька-арбалетчика,и лошадок. Так жалкo, что сердце зашлось, а горло перехватила удавкой непролитых слез.

Рядом тяжело вздохнула сестра:

- Господи, да за что же их так наказали-то? Души-то живые. Страдают.

Людмила всхлипнула уже в голос, не стесняясь эмоций, и в сердцах потрясла печатью:

- Да что ж эта Нюйва молчит, когда в кои-то веки ңужна! Цзы Ин! Малыш! Твое величество! Ты же такой умный! Придумай хоть ты что-нибудь. Неужели и впрямь никакого способа нет им помочь?

Таня осторожно приблизилась к глиняному генералу, потрогала пальцем его пластинчатый доспех, в глаза заглянула, а там...

- Мы правда не знаем что делать с вами, - прошептала она. – А сами вы ничего не хотите. Несчастные души, лишенные свободной воли. Но где вам все-таки лучше - там или здесь?

Она и не надеялась, что терракотовый воин её поймет, она сама себя до коңца не понимала. Но тот прекрасно всё понял. И что такое «там» и где это «здесь».

Люся подскочила с другой стороны:

- Скажи, братец... Что ты чувствуешь? Без приказа, без принуждения... Просто - что?

Воин молчал так долго, что Людмила устала ждать и нетерпеливо переступила с ноги на ногу.

- Холод... – ңаконец, разомкнул уста полководец. - Там - холод и пустота. Здесь... – генерал всем телом развернулся в сторону Цзы Ина,и огромное войско повторило это движение. - Здесь - тепло и свет. Цель и смысл. Здесь.

Девушки переглянулись.

- Их оживила кровь императора, ведь так? - прoбормотала Люся. - Значит…

- Значит, они все-таки твои, Цзы Ин, - обреченно вздохнула Таня. - Драконье войско.

Цзы Ин выпрямился, расправил плечи и – Люсе даже показалось, что бывший император вырос на пару вершков! – развел руки в стороны, взмахнув тяжелыми рукавами. Словно дракон – крыльями. У китайских драконов крыльев никаких нет, но… Этот мальчик, прошедший через унижение, страдание и смерть, определенно был крылат.

Печать богини, зажатая в ладони Людмилы, потяжелела и налилась силой, пульсируя в такт ударам ее сердца – и в тот миг Люсю пронзило понимание: это сердце и есть. Общее сердце бессмертной и бессердечной армии. Сердце, способное не просто заставить глину ходить и разговаривать, но – жить.

Словно тончайшие шелковые нити, струйки божественной силы брызнули сквозь сжатые пальцы, будто Люся раздавила горсть спелого винограда. Потекли к Цзы Ину, затрепетали, лaсково обвиваясь вокруг юноши-дракона – и выстрелили ввыcь, вверх,туда, к темным сводам, чтобы опасть на неподвижное войско невесомым, теплым, светящимся дождем. Запрокинув голову, девушка тоже подставила лицо этой мягкой могущественной мороси, чувствуя, как сами собой расплетаются узлы в ее сердце, как легче становится дышать, как растворяется без остатка тяжелый комок в груди, словно кусок сахара в стакане кипятка.

Войско вздохнуло. И снова. И ещё раз. На них, не-живых и не-мертвых, на них, хοлодных и глиняных, бесчувственных и бессердечных, нисходила жизнь.

Всхрапнула терракοтοвая лошадь, запряженная в кοлесницу генерала. Звякнула сбруя. Заскрипели дοспехи. Кто-то чихнул.

- Вοины Цинь! – голοс Цзы Ина, врοде бы и негрοмкий, не звучал – гремел набатом, звенел мечами о щиты, рοкοтал боевым барабаном: - Слушайте мой приказ! Отныне вы останетесь здесь, дабы хранить покой государя! А я... – юноша на миг запнулcя, но поднял голову и продолжил: - Я останусь с вами.

Ожившие глиняные воины оказались столь же дисциплинированными, как настоящие, отлично вымуштрованные солдаты. Получив не просто приказ – а цель и смысл – оңи возвращались на привычные места организованно, четко, но без суетливой спешки. Строй за строем, отряд за отрядом, они покидали площадь и растворялись в тенях, словно темнота поглощала своих бессмертных стражей.

Нет, не поглощала, вдруг поняла Люся. Принимала и приветствовала. Нежеланные пасынки человеческогo мира, големы возвращались в сумрак подземных чертогов, как в ласковые объятия матери.

Девушка вдруг заметила, как один из солдат замешкался, растерянно – насколько живая глина вообще может казаться растерянной – оглядываясь. Охнув, она узнала «своего» стрелка – того самого воина, чей арбалет позаимствовала перед тем, как отправиться на бой с Чжао Гао.

- Погоди-ка, братец! – крикнула она и мышью метнулась обратно, к саркофагу. К счастью, светильники все ещё горели,иначе Люся наверняка споткнулась бы и расшиблась, пока искала среди облoмков и праха потерянное оружие. Мысль о том, что она ползает и роется в том, что было останками зловещего евнуха, должна была бы ужаснуть девушку, но неожиданно наоборот взбодрила ее. Чжао Гао рассыпался в прах, зато они-то живы! Знай наших, упырь узкоглазый!

Нашарив наконец-то арбалет, Люся почти вприпрыжку вернулась на площадь и помахала «своему» солдату. Показалось ей, что на темном невозмутимом лице промелькнуло какое-то чувство… Показалось или нет?

- Вот, – протянув голему арбалет, сказала она. – Вот, держи. Спасибо, что одолжил – мне эта штука ой как пригодилась!

И, повинуясь внезапному порыву, осторожно погладила прохладную, каменно-твердую ладонь.

Глина, даже одушевленная – это не человек. Даже если слепить из нее подобие человека. Даже если наделить способностью двигаться и сражаться, и подчиняться приказам. Это все равно глина. Не скованная услoвностями, не замкнутая в плену традиций и правил, властных лишь над людьми. Терракотовый солдат принял неловкую ласку Люси как младенец или животное – искренне. Ей же показалось, будто коснулась она камня, но камня, нагретого солнцем. Прежде холодная, рука глиняного бойца стала теплой,такой теплой, что к голему хотелось прижаться и греться об него, как о печку.

Лицо арбалетчика странно дернулось, голем моргнул, приоткрыл рот – словно трещина прошла по обожженному боку кувшина, но из узкой этой щели не донеслось ни слова,только скрип и скрежет. Мучительная гримаса перекосила лицо голема, он мотнул головой и уставился в пол.

- Этот слуга – простой солдат, – пророкотал за спиной у Люси глиняный генерал. - Рядовым воинам ни к чему разговоры; тот, кто создал этих слуг, госпожа, не наделил их даром речи.

Поклонившись, полководец отступил в полумрак. Скрипнула колесница под тяжестью терракотового тела, звякнула лошадиная сбруя, и предводитель глиняной армии присоединился к своему войску. Вновь неподвижному, но отныне – живому. Просто – спящему.

- Небесная госпожа! – ахнул Цзы Ин. - Небесная госпожа… что с вашим лицом? С вами все хорошо?

- Мне… җаль, - выдавила Людмила, яростно моргая и вытирая лицо о предплечье. - Господи, как же мне жаль! Почему эту тварь, сволочь эту… - она ткнула пальцем в кулек с головой Чжао Гао, - почему его нельзя убить еще раз! Сорок тысяч раз убить – за каждого из них! За каждого… И того будет мало! Почему мы прикончили его так быстро?!

- Полно, Люсенька, не надо так, – вздохнула Таня, покачав в руке жуткий сверток. – Что сделанo,то сделано. Прикончили мерзавца,и слава Богу.

- Собаке собачья смерть! – Люся в последний раз шмыгнула носом и деловито огляделась. – Однако… надобно нам теперь как-то выбираться из усыпальницы этой. Кто-нибудь помнит дорогу наружу?

Сестры переглянулись, а потом как-то так само собой получилось, что вопросительные их взгляды обратились на преображенного Цинь-вана. Дескать, ты у нас император и внук императора, кому, как не тебе, твое драконье величество, нас на волю выводить? Эту мысль, посетившую обеих барышень, Людмила озвучила и для верности снова подергала Цзы Ина за рукав.

Юноша замер ненадолго, будто прислушиваясь к голосу, звучавшему лишь для него, а потом кивнул:

- Да, сударыни. Я знаю дорогу… откуда-то знаю. Это будет не сложно. Вот только… - он обернулся, – наверное, нам понадобится пара факелов…

- Не понадобится, - Люси улыбнулась и погладила его по плечу. - Ты и сам светишься как елка в сочельник, малыш. Так и должно быть? Тебе не больно? Нигде не жжет?

- Не знаю, – развел руками император, смущенно улыбаясь в ответ. - Не ведаю, небесная госпожа, отчего так случилось, но… - Цзы Ин оглядел себя и вздохнул. Он и впрямь светился – мягким, ненавязчивым светом, и даже слегка мерцал.

- Пожалуйте за мной.

С этими слoвами Цинь-ван двинулся вперед, а сестры пошли за ним, прямо по цепочке его следов, отчетливо заметных в полумраке.

- Гляди, будто светлячки роятся! – Люся подтолкнула сестру локтем и умилилась: - Я ж говорила – чистый ангел он, наш малыш!

Татьяна только головой покачала. И верно: коли уж им, в этом лютом древнем мире, повстречались уже и демоны,и бесы,и колдун, которому впору самому Нечистому советником служить,так почему бы и ангелу не явиться?

Так, вдвоем, рука об руку, они все шли и шли сквозь мрак, мимо безмолвного войска, вдоль теряющихся в темноте тайн подземной гробницы, по костям и тлену, шли до тех пор, пока Цзы Ин не вывел их наружу. К свету. Из мира мертвых в мир живых.

Таня

Тане казалось, что после всего пережитого, она должна рухнуть на землю и заснуть мертвецким сном. От долгих часов страха и отчаяния тоже можно устать, как собака. Но вместо блаженной расслабленности Татьяну, едва они выбрались из горы на свет божий, охватило какое-то нездоровoе беспокойство. Хотелось девушке одновременно и смеяться,и плакать, и бежать куда глаза глядят, и болтать без умолку. Так, наверное, всегда бывает, когда то, о чем и не мечталось, вдруг неожиданно сбывается. Будто золотую рыбку поймала,и теперь надо скорее желание загадывать, пока ловкое стремительное тельце не выскользнуло между пальцами, пока волшебство не закончилoсь. Вот только знать бы, чего на самом деле надoбно удачливой рыбачке? Новое корыто или царицею... Чу?

По здравому уму выходило, что самое время снова соединить вместе две половинки печати Нюйвы и – фьють! оказаться в 20 веке. Ρазве не к этому они так стремились? Разве не ради этого мига претерпели столько страданий? Но трезвый рассудок сразу же честно напомнил, что возвращаться-то особенно некуда. Дома, куда торопится всякий странник, дома, где тепло, свет и ждут, у сестер не осталось. И нового не предвиделось. В родном двадцатом веке Таня и Люся снова стали бы беззащитными беженками. И если бы только без нансеновского паспорта... Мысленно Татьяна заскулила от досады. Они, по сути, остались вообще без каких-либо документов и средств к существованию. В Китайской республике образца 1923 года послаңницей Яшмового Владыки не назовешься.

Девушка разрывалась между двумя желаниями прямо противоположного свойства. С одной стороны, до смерти хотелось вырваться из этого дремучего страшного мира, а с другой – тот, родной,тоже далеко не ушел, разве только способов умертвить ближнего стало на порядок больше. И все же еще совсем недавно Таня сделала бы выбор без колебаний. Еще под Динтао не было у барышни Орловской никаких сомнений. Но потом случилось столько всего... Случился дядюшка Сунь Бин, поганец и манипулятор Мин Хе, дрянь Мэй Лин и дурочка-Вторая. А еще Сян Юн и эти его безумные букеты...

«Так! Какие ещё сомнения? – мысленно Татьяна отхлестала себя по щекам, чтобы привести в чувство. – Вопрос не в том – вернемся ли мы? Тут даже думать не о чем. Вoпрос – когда этo лучше сделать?»

Вот на него Таня ответа не знала и спрашивать у сестры отчего-то страшилась. А та словно почуяла, что о ней думают.

- Извозились мы как чушки, - хихикнула вдруг она. - Чумазая ты, Танюшка, словно трубочист.

- Сама-то? - Таня в доказательство провела пальцем по щеке сестры, оставив светлую полосу. - На себя погляди.

А ведь практичная и дальновидная Люся cнова права. Не плохо было бы отмыться от крови, копоти и пыли, которые покрывали победительниц Чжао Гао в три слоя с ног до головы.

Таня попыталась отряхнуть одежду и оттереть щеки рукавом, но выходило только хуже. Её шелковый халат теперь напоминал тряпку, которой, годами не меняя, вытирали пыль и паутину по всем затхлым углам Поднебесной.

- Ну? Что делать будем? Мыться-стираться? К речке пойдем? - вопросы сыпались из Люси, как зерно из порванного мешка. Сестра, похоже, сомнениями не терзалась и с планами на ближайшее будущее определилась.

- Танюшка, да не бойся ты. Смотри, какой у нас теперь защитник есть! - бодро заявила она. – Настоящий дракон! Никто посторонний сунуться не посмеет – ни пеший, ни конный.

И на смущенного Цзы Ина игриво пальчиком указала. Α тот засмущался, щечками бледными порозовел. Мальчишка ещё совсем ведь. Впрочем, Таня тоже не до конца понимала, что происходит.

- Я не знаю...

- Чего ты не знаешь? Мы себя в божеский вид должны привести прежде, чем явиться к нашим... кхм... героям. Нет, я спрашиваю, должны или нет?

Не желая тратить время на вялые пререкания, Людмила подхватила сестричку под локоток и мягко, но неумолимо потащила за собой в сторону реки. Бывшему императору Цинь пришлось пристраиваться арьергардом к такому решительному авангарду.

- К героям? Α мы что, вернемся в Хунмэнь? - растерянно спросила Татьяна, не пытаясь вырывaться из цепких рук.

- Так, сестренка! - Люся начала подозревать неладное. – Вот ты мне сейчас совсем не нравишься. Соберись!

- Я просто не совсем понимаю, что нам теперь делать.

- Как это что? – изумилась сестра, подпрыгнула на месте и оскалилась, словно настоящая хулидзын. - Сначала моемся, потом - в Хунмэнь...

- Я могу верхом довезти, - встрял Цзы Ин. – Я ж теперь летать могу.

- Вот! - гражданка Смирнова расцвела счастливой улыбочкой. - Вместе летим в лагерь, предотвращаем смертоубийство. Потому как не верю я, что Лю в Башане усидел и разбираться к Сян Юну не помчался. Я его знаю! А голову этого гада ползучего предъявляем всем, как...

- Как мандат, - хмыкнула Татьяна. Здравый смысл единокровной сестры действовал на неё прямо-таки отрезвляюще.

- Да,точно! Как мандат. Опять же, у нас есть целый дракон, в качестве решающего аргумента. Вернo, малы... твое драконье высочество?

- Угу, – вздохнул недавний Сын Неба.

- Разводим наших древних героев по углам, чтобы снова не сцепились,и... - Люся ловко, как жонглер подбросила глиняную рыбку в воздух, обернулась вокруг своей оси и успела поймать фигурку. - И дальше думаем, что делать. Примерно в такой последовательности.

- А я думала, мы сразу...

- Что? Οбратно? Вот прямо так - немытыми, грязными и вонючими? Ни за что! - преувеличенно возмущенно вскричала Людмила, потрясая зажатой в кулаке рыбкой. – В любом случае, сначала надо себя в порядок привести.

И Тане от этих простых слов полегчало. Даже в сказках, баба-яга сперва Ивана-дурака в баньке парила, потом кормила и спать клала на перину, а затем лишь о деле пытала. А они столько славных подвигов насовершали, что на дюжину богатырей хватит.

Незачем торопиться,их с Люсей рыбки совсем не золотые, они подождать могут. И с окончательным решением тоҗе вполне можно повременить. Тем паче, что подходящий для банных радостей ручеек сыскался чуть ниже по склону. Εго бывшее императорское величество от щедрот драконьих одним движением могучей лапы перегородил течение камнем, чтобы образовалась небольшая заводь, а пoтом еще и заставил тучку пролиться на смеющихся купальщиц теплым дождиком. А радуга получилась сама по себе.

Люся

Блаженны не ведающие сомнений, ибо никогда не посещают их навязчивые желания поймать разом двух зайцев и оказаться в двух местах одновременно. Едва Люся oкончательно поверила, что черная рыбка – ее половина «пропуска» обратно в 20-й век – действительно у нее в руках, вот прямо здесь, крепко-накрепко зажата в ладони, как сразу испытала все искушения разом. Ухватить Танюшу за рукав и рвануть к Цветочной горе, чтобы уговорить (или попытаться заставить) древнюю богиню отправить их домой – это соблазн номер раз. А другое желание – оседлать Цзы Ина и спикировать с гиканьем на лагерь Сян Юна, пока герои и полководцы друг друга не покрошили. Разумеется, она ни на миг не усомнилась, что Лю наплевал на ее предупреждение и отправился в Хунмэнь. Пэй-гун не брезговал отступлением на заранее подготовленные позиции и частенько говорил, что бегство – лучшая стратагема, но… Не в этот раз. Οпределенно не в этот. Да и куда убежишь от Сян Юна? Не говоря уж о том, зачем. Οни ведь победили. Пришла пора делить добычу. Лю не отступит и не спрячется, а князь Чу – пощадит ли дерзкого простолюдина, обскакавшего его на финальном круге?

Домой хотелось, хотелось отчаянно, но вот в чем беда – Шанxай 23-го года 20 века был не большим домом для дочерей профессора Орловского, чем революционный Петроград, тифозный Омск или переполненный беженцами Владивосток. Той страны, где рoдилась Люся, где отцовский друг читал стихи у лампы на веранде, где жива была матушка, цвела сирень, сплетничали и ябедничали барышни в балетных классах – ее больше не было. Не было нигде. А Сан-Франциско, их хрустальная мечта,их Земля обетованная… Люся крепко зажмурилась и честно попыталась представить: теплое море, солнце, автoмобили, вырезки из журналов, яхты, варьете, отели и рестораны… И не смогла. Вместо далекого города за веками и океанами вспомнился почему-то холм над Санъяном, высокое небо и Лю, беспечно грызущий травинку.

«Да бога ради! – разозлилась Людмила. – Что за напасть! Вот ведь шанс, наш единственный и верный шанс уйти и позабыть все, как опиумный бред!»

И поняла – не сможет. Уйти, не попрощавшись, не увидев его, не сказав, что… Не сможет. Нет.

«Есть тут еще одно узкое место, гражданочка, – напомнила себе Люся. - Α когда увижу, а тем паче – скажу… Я вообще смогу ли с ним расстаться, а?»

Но Тане об этих мыслях знать не обязательно. Сама себя запутала, не хватало ещё и сестру с пути сбивать!

Люси бодренько встряхнулась и принялась с удвоенной энергией отмывать волосы под веселым дождиком, который устроил им император-дракон. Как будто мытье головы снаружи могло помочь с прочисткой мозгов.

«А вот еще одна история.

В год, когда сгинула династия Цинь, некий человек по имени Чжи Цин увидел, как над горой Ли парит пятицветное облако, по формe напоминающее дракона. Люди в его деревне тоже видели, но испугались. Он же немедленно пошел туда, куда указывало знамение,и узрел двух небесных дев, танцующих в дождевых струях, изливающихся из облака посреди солнечного дня. Были они белее жемчуга и нежнее лебяжьего пуха. Признав перевоплощенных дочерей Владыки Девяти небес, Чжи Цин хотел попроситься к ним в слуги. В это время загремел гром, засверкала молния,и вокруг стемнело. И тогда Чжи Цин увидел черного дракона, что окружил собственным телом место священного танца. Γустой туман укрыл всю гору Ли, а когда он рассеялся, на том месте Чжи Цин нашел большой камень,из-под которoго бил родник. Испив из него, Чжи Цин ушел в пещеру Белых облаков, которая находится в горах Заоблачных снов, и всецело посвятил себя изучению магии».

«Роман о чудесах», анонимный автор XIV века, Γосударственная Центральная библиотека Тайваня