Голанские высоты

X

Вернувшиеся в барак заключенные, не обнаружив меня, недоуменно переглядывались, не понимая, куда подевался их сосед. Одни полагали, что меня перевели в одиночку, другие решили — я снова в камере пыток.

— Неужели эти псы опять пытают Мухаммеда аль-Масуда? — со страхом спросил Рияд у Саида. — Вряд ли он выдержит новое испытание.

— Надо попробовать хоть что-нибудь выяснить, — сказал Саид и, ухватившись за прутья решетки, крикнул надзирателю. — Куда вы дели нашего товарища?

— Которого?

— Того, безногого. Он лежал в углу, когда мы ушли на прогулку.

— А тебе какое дело?

Надзиратель холодно посмотрел на терявшего самообладание Саида, подошел вплотную к двери и, приставив к глазам Саида длинное шило, процедил сквозь зубы:

— Если не заткнешься, последуешь за ним.

Саид, ошеломленный, попятился. Заключенные смотрели на надзирателя с ужасом. Раздались чьи-то голоса:

— Что с пленным?

— Он умер?..

— Чего лезете не в свои дела?! — крикнул надзиратель. — Доложу начальству — сами знаете, худо вам будет!

Заключенные отхлынули назад, а он снова уселся на свое место. В бараке повисла напряженная тишина.

Саид затерялся в толпе. Рияд и еще кое-кто из заключенных последовали за ним. Отойдя подальше от решетки, они остановились, обступив Саида. Он сжал кулаки:

— Мы военнопленные, а они обращаются с нами как с уголовниками!

— А зачем им вести себя по-другому? Они могут делать с нами все что угодно. Это наши лютые враги, чего еще ждать от них? Не будем наивными, братья! — гневно выкрикнул один из заключенных.

— Права военнопленных оговорены в международных соглашениях. Женевскую конвенцию соблюдают все государства.

— Все, кроме Израиля. Он уважает только силу, больше его ничем не проймешь.

— Неужели нет никакого способа обуздать нарушителей международных актов? Как заставить сионистов уважать волю народов и права человека? Наверно, правительству нашему не хватает твердости.

— Не преувеличивай! И отчаиваться не надо — мы должны и здесь быть сильными. Понял?

— Слушаюсь, мой господин! — Споривший с Саидом заключенный, побелев от гнева, насмешливо отдал честь. Потом поднял руку, призывая окружающих к молчанию, и крикнул. — Все мы здесь в плену — на волосок от смерти! Нас в любой момент могут потащить на бойню, как баранов, а ты хочешь нас успокоить? Защищаешь наших руководителей? Но будь они порешительней, с нами бы не обращались так. Представители Красного Креста разок заглянули сюда — и ни ответа, ни привета. Нас попросту бросили!

— Возможно, ты кое в чем и прав, — спокойно возразил Рияд. — Не забывай, однако, мы в руках у врагов, помни о воинской чести, никто не имеет права ее замарать. Мы не должны ни единым словом осуждать нашу родину, просчеты или ошибки нашего руководства. Этим ты сыграешь лишь на руку врагам. И не падай духом. Лучше потом поговорим, а сейчас давай подумаем, как помочь Мухаммеду аль-Масуду.

Страсти немного поутихли.

— Этот случай с ним, — сказал Саид, — хороший повод для разговора с администрацией тюрьмы. Давайте потребуем, чтоб соблюдали Женевскую конвенцию. Это — законно.

— Верно, — одобряюще кивнул Рияд.

— Кто знает точно, каковы права военнопленных? — спросил Саид.

Узники зашептались.

— У нас тут одно право — право на смерть, — проворчал сосед Саида.

Другой сердито ткнул его локтем:

— Молчи!

Спорщик отвернулся к стене и притих.

— Ахмед Султан знает.

Бледный невысокий человек протиснулся сквозь толпу к Саиду.

— Я знаю кое-что об этом. Мы имеем право на гуманное обращение и не обязаны предоставлять противнику сведения, касающиеся безопасности нашей родины, боеспособности, численности и вооружения наших войск. Через международный Красный Крест и Полумесяц можем посылать письма родным и требовать приезда представителей этой организации. И еще нас должны кормить по-человечески.

— Ладно, хватит… Главное, что сейчас важно, — не умереть под пыткой! Да и как добиться соблюдения хоть каких-то наших прав?

Саид переглянулся с Риядом. Тот резким движением головы откинул упавшие на лоб волосы и посмотрел на Ахмеда:

— А если объявить голодовку и таким способом заставить палачей соблюдать элементарные права военнопленных?

Подумав, Ахмед ответил:

— Пожалуй, это подействует. Израильтяне сохранят нам жизнь. Ведь наши имена известны Красному Кресту и Полумесяцу с тех пор еще, как в лагере побывали их представители. О том, что мы находимся здесь в заключении, известно и нашему правительству. Израильтяне не смогут этого отрицать, тогда… — Он вдруг запнулся.

— Что с тобой? — нетерпеливо спросил Рияд. — Продолжай!

— …тогда, — сказал Ахмед, — голодовка — единственный выход для нас.

Заключенные стали переглядываться.

— Итак, решено, — твердо сказал Рияд, — мы объявляем голодовку в знак протеста против зверского обращения с Мухаммедом аль-Масудом. Потребуем от тюремной администрации, чтобы к нам относились как к военнопленным и организовали встречу с представителями Красного Креста и Полумесяца. — Он поднял руку и спросил. — Все согласны?

— Все!.. Все!..

— Значит, с сегодняшнего дня мы начинаем голодовку.

Толпа разом вздохнула. «Голодовка!.. Голодовка!..» — повторялось на все лады. В этом слове звучали надежда, решимость и стойкость.

Охранники за дверью заметили какое-то волнение среди пленных, и в глазах у них загорелась ярость.

Истекали пятые сутки голодовки заключенных, когда к решетке в сопровождении двух помощников подошел начальник тюрьмы. Он обратился к заключенным по-арабски:

— Почему вы объявили голодовку? Чего вы хотите? Ответа не последовало.

— Мне известно, что вы военнопленные, — продолжал начальник. — Мы учитываем это и обращаемся с вами лучше, чем вы с нашими пленными. Мы стараемся быть гуманными, вы сами часто вынуждаете нас прибегать к строгим наказаниям. Зря вы упрямитесь и не подчиняетесь приказам. Я пришел предупредить вас — если не прекратите голодовку, за последствия не ручаюсь.

Начальник тюрьмы подождал несколько минут, надеясь услышать какой-либо ответ. Заключенные молчали. Многие отвернулись, чтобы тюремщик не угадал по выражению лиц обуревавшие их чувства. Кое-кто избегал его взгляда, боясь, как бы он не понял, насколько мучительна для них эта пытка голодом.

Люди исхудали, побледнели, некоторые едва держались на ногах от слабости. Но никто не колебался — голодовка будет продолжаться.

Начальник ушел ни с чем. Прошел еще один день, и тюремщики заволновались. Одного за другим заключенных таскали на допрос, желая узнать, кто организаторы голодовки, подстрекавшие людей к неповиновению. Одних тюремщики запугивали, других пытались обмануть, третьих — подкупить. Беспокойство тюремных властей усилилось. В бараке снова появился начальник тюрьмы.

— Я хочу услышать ваши требования, чтоб изучить их.

Заключенные переглянулись: ловушка? Хитрая уловка, чтобы выявить вожака? Наверно, так и есть. Но кто-то же должен выступить от имени всех. Саид, он стоял позади Рияда, шепнул:

— Пожалуй, я ему все выложу. Рияд, не оборачиваясь, сказал:

— Нет, подожди. Я сам поговорю с ним, потерпи немного. Начальник тюрьмы, смотревший на заключенных с напускным безразличием, едва сдерживался.

— Все ваши требования, которые я сочту разумными, будут выполнены. Но для этого я должен знать, чего вы хотите. Обещаю, тот, кто будет говорить от вашего имени, не понесет никакого наказания.

Саид резко выпрямился, одновременно встали все заключенные, в том числе и Рияд.

— Ты пока помолчи, — шепнул ему Саид. — Так будет лучше.

Рияд не послушался.

— Мы — военнопленные, — громко сказал он. — Наши права четко сформулированы в международных договорах. Вы забыли о них. Для вас они не существуют, ваше обращение с нами — прямое тому подтверждение. Вы пытаете нас, используете самые гнусные методы, чтобы добыть нужные вам сведения. Кормят нас отвратительно. Мы требуем: либо обращайтесь с нами по-человечески, либо расстреляйте нас. Дайте нам возможность встретиться с представителями Красного Креста и Полумесяца. Мы хотим также знать о судьбе нашего раненого товарища Мухаммеда аль-Масуда, который был здесь, в бараке. Мы хотим видеть его! Вы опять пытаете его, а он не успел еще оправиться от прежних пыток. Вы зверски убиваете заключенных!

Начальник тюрьмы затрясся от гнева, лицо его налилось кровью. С трудом взяв себя в руки, он придал своему голосу доброжелательное выражение:

— Если ты так убежден в своей правоте, почему бы тебе не подойти поближе? Выходи сюда, тогда и поговорим.

Рияд, не вняв его совету, продолжал:

— Ты знаешь, почему я не делаю этого.

— А чем ты докажешь, что говоришь от имени всех заключенных?

В бараке поднялся шум:

— Верьте ему!

— Он не лжет!

— Мы все попросили его говорить…

Начальник тюрьмы был немногословен, но по дрожи в его голосе можно было понять, сколько накопилось в нем ненависти:

— Отныне вы можете рассчитывать на хорошее обращение и доброкачественную пищу. Вы распространяете нелепые слухи о судьбе вашего раненого товарища. Нам не известно, где он сейчас находится. Кроме того, мы не обязаны отчитываться перед вами в своих действиях. У нас нет заключенного с таким именем. Можете мне поверить. Заботьтесь лучше о себе. Запомните — о себе. На этот раз я выполню ваше требование при условии, что вы прекратите голодовку. Но если подобное повторится, я переведу вас всех в одиночные камеры, и то, что было с вами раньше, покажется вам детской забавой. Повторяю: я, так и быть, выполню ваше требование. И еще запомните твердо: хоть вы и у нас в руках, с вами обращались хорошо. Вы встретитесь с представителями Красного Креста и Полумесяца, только если прекратите голодовку и… — он позволил себе улыбнуться, — если побреетесь.

Начальник тюрьмы ушел. Тяжкое бремя спало с плеч Рияда. Заключенные стояли, по-прежнему ожидая общего решения.

Саид был недоволен:

— Они не признаются, что повинны в смерти аль-Масуда!

— Пока мы не уверены в его гибели, — ответил Рияд, — доказательств у нас нет. А голодовку нужно прекратить, тогда мы сможем встретиться с представителями Красного Креста и Полумесяца и сообщить им о нашем товарище.

Вскоре заключенным принесли еду. Изголодавшиеся узники жадно набросились на безвкусное варево, и через несколько минут ржавые, помятые миски засияли первозданной чистотой. Как будто небо прояснилось над людьми. Жажда жизни снова вспыхнула в них, все теперь виделось сквозь розовые очки надежды.

На другой день в камеру принесли бумагу и ручки, чтобы каждый мог сообщить о себе родным. А на следующее утро представители международного Красного Креста и Красного Полумесяца внимательно выслушали подробный рассказ Саида и Рияда о раненом их товарище Мухаммеде аль-Масуде и страшных пытках, которым он подвергался во время допросов.