Голиаф

ГЛАВА 30

Порез на руке у Дэрин был, если разобраться, делом пустяковым: всего-то одиннадцать аккуратных стежков, которые немного чесались. А вот поврежденное колено грозило напоминать о себе еще долго.

В основном боль была простой, как если шваркнуться коленом об угол железной кровати. Но временами пульсировала и полыхала вся нога.

Это напоминало болезнь ее роста, когда ей было всего двенадцать, а она уже переросла половину мальчишек в Глазго. Но самое худшее наступало ночью, когда коленная чашечка зудела и звенела, как бутылка, полная пчел. Зудела она, видимо, из-за компресса доктора Баска — вот спасибо. Это было не горчичное семя со жмыхом — средство, к которому благоволили ее тетушки, — а какое-то мелкое и гнусное фабрикатное создание. Оно как прилипала присасывалось к коже, проникая своими усиками внутрь для исцеления порванных при ударе тканей и связок. Что за живые волокна использовались в том компрессе, хирург не сказал, но жила эта фабрикатная липучка на сахарной водице и ежедневной порции солнечного света — какое-то полурастение-полуживотное. Хотя кем бы или чем бы ни было это существо, всякое движение Дэрин его раздражало. Любой, даже небольшой вес на ногу карался часом сердитого жужжания пчел. Ходьба была кошмаром, а одевание сплошной пыткой, и, само собой, никого нельзя было попросить о помощи. Если бы не Алек, весь экипаж разгадал бы ее секрет в первый же день. Именно Алек уговорил генерала Вилью помалкивать и убедил офицеров, что ее, Дэрин, следует поместить в отдельную каюту, а не в судовой лазарет. Из-за этого Алеку самому приходилось таскать ей еду с камбуза. Именно он несколько раз на дню в полутьме желудочного отсека тащил ее на себе к гальюну и мужественно стоял рядом на страже, пока она туда ходила. И, наконец, только он составлял ей компанию, благодаря которой она не сходила, черт возьми, с ума. Так много для того лишь, чтобы ее несколько последних дней на «Левиафане» прошли в качестве полноправного члена команды, а не приблудной сумасбродки, упрятанной офицерами и экипажем куда подальше. Этот гнида Малоне ничего еще никому не выболтал, по крайней мере пока. После предательской выходки мистера Херста репортеров уже не подпускали ни к радио мистера Теслы, ни к курьерским птицам, а сам Малоне тревожился, как бы Адела Роджерс не перехватила его репортаж. Хотя Нью-Йорк был уже всего в двух днях пути. Два дня в униформе, а затем ее секрет откроется всему миру. Так что не укрыться от того факта, что это путешествие на борту «Левиафана» для нее, судя по всему, последнее.

Ощущение такое, будто ждешь казни — всякую секунду, тягучую и заточенную под острие, — но иногда ночами Дэрин была благодарна тем пчелам за то, что они невольно заставляют ее бодрствовать. По крайней мере, так на несколько часов дольше можно чувствовать вибрации корабля, слышать разноголосый шепот воздушного потока вокруг гондолы.

Основное же время уходило у Дэрин на раздумья, как быть дальше. Придется, конечно, измышлять какую-нибудь новую ложь, чтобы никто не причинил зло ее брату Джасперту за то, что тот протащил ее на службу. Хотя со временем ее скандальная слава, так или иначе, поутихнет, и надо будет подыскивать себе какую-нибудь работу.

При ней останутся ее знания аэронавтики, даже когда Воздушная служба заберет у нее униформу. И неважно, заживет до конца колено или нет, но за все это время она набралась смелости, необходимой для работы в любой команде, в том числе и в мужской компании. Алек говорил, что ей лучше остаться в Америке — там, по его словам, женщины, умеющие обращаться с аэростатами, просто нарасхват.

Чего стоит один лишь его рассказ о Паулине и ее опасностях. Судя по всему, та девица — обыкновенный кинематографический персонаж, мелькание теней на экране — каким-то манером нешуточно засела непутевому принцу в голову.

— Знаешь, какие деньжищи ей в итоге светят по наследству! — восторженно распинался он на второй день после отлета из каньона генерала Вильи. — Миллионы американских долларов, не меньше! Правда, есть одна загвоздка: без замужества она не получит ни гроша.

Дэрин, откинувшись на подушки, глядела в потолок. Под «Левиафаном» переливчато искрился Мексиканский залив, отбрасывая на потолок каюты мерцающие блики. Алек сидел у изножья кровати, а в головах помахивал лапками Бовриль, как будто практикуясь в семафорных сигналах.

— Бедная девушка, — сказала Дэрин. — Это если не плюсовать те самые миллионы.

— Так это же мелодрама, а не трагедия, — рассмеялся Алек.

— Мелодрама, — повторил Бовриль четко, с медлительностью, свойственной лори в момент усвоения новых слов.

— Но вместо замужества, — продолжал Алек, — она отправляется на поиски приключений. И никто не в силах ее остановить, даром что она девушка!

Дэрин нахмурилась. Честно сказать, в жизни такое маловероятно. Хотя если у тебя в банке несколько миллионов, то, возможно, люди смотрят на тебя скорее как на мужчину.

— Ну, и какие там ее приключения, не считая той дурацкой возни с водородным шаром?

— Вообще-то, я видел только первый эпизод. Четкого окончания у этой фильмы нет, есть только то, что они называют «подвесом». — Алек призадумался, вспоминая. — Хотя мистер Херст, кажется, говорил что-то насчет угнанных шагоходов и привязывания к рельсам.

— Привязывания к рельсам? Для дальнейшей моей карьеры звучит просто великолепно.

— Послушай, Дэрин. Кому какое дело, что «Опасности Паулины» ерунда на постном масле! Главное лишь в том, что она сейчас жутко популярна. И даже если женщины в Америке пока не пилотируют аэростаты, то они, по крайней мере, к этому стремятся. А ты можешь показать им, как это делается.

— Хотеть и мочь, Алек, не всегда одно и то же. Ты это знаешь.

— Видимо, да. — Он прислонился спиной к стенке каюты. — Как и то, например, что ты не желаешь, чтобы тебя подбадривали. Разве не так?

Дэрин пожала плечами. В эту минуту она точно знала, чего бы ей действительно хотелось: чтобы Эдди Малоне не растопыривал свои уши, подслушивая их разговор с генералом Вильей, чтобы она не врезалась со всего маху в землю на крыльях скольжения. А еще, чтобы этот гнусняк Херст не застопорил с самого начала «Левиафану» двигатели. Если бы хоть одно из этих событий сложилось иначе, никто бы и не выяснил, что она девчонка. Кроме, разумеется, Алека и этого ухаря Фольгера.

— А ты сам останешься в Америке, — спросила она, — когда «Левиафан» полетит дальше?

— Ты думаешь, капитан мне позволит? — помрачнел Алек.

— Ты делаешь то, что на руку Адмиралтейству: помогаешь мистеру Тесле пропагандировать его оружие. С какой стати им тащить тебя обратно в Англию?

— Пожалуй, ты права.

Алек встал и подошел к окну. На ярком солнечном свете, когда он смотрел на небо, в глазах у него горели изумрудные искорки.

А ведь и правда, он как-то не задумывался о своей жизни после «Левиафана». Где-то в глубине души Алек по-прежнему надеялся, что останется на борту. Но если даже он не сойдет в Нью-Йорке, то пассажиром вместе со своими людьми ему удастся пробыть максимум до Лондона.

— Алек, ты, возможно, влюблен в «Левиафан». Но этот корабль не отвечает тебе взаимностью.

В ответ принц только печально улыбнулся:

— Видимо, эта любовь была обречена изначально. Как для тебя, так и для меня.

Дэрин отрешенно уставилась в потолок. Принц-жестянщик и девчонка, одетая мальчишкой, — ни один из них прижиться на этом корабле так и не сумел. Лишь случайная удача держала их вместе столь долгое время.

— Я тебе ни разу не говорил, как я узнал твое настоящее имя? — спросил Алек.

— Вообще, у тебя была куча подсказок, — невесело улыбнулась Дэрин, — но обхитрил ты меня, когда вдруг окликнул по имени, так? Где ты его услышал?

— Это была вина Эдди Малоне, — ответил Алек.

— Гнида! — пропищал Бовриль.

— Все мои секреты он уже выжал досуха, — продолжал Алек, — поэтому на безрыбье написал статью о том, как ты спасла «Неустрашимого». Я все думал показать тебе из нее фотографию. Ты на ней, кстати, очень неплохо вышла.

— Постой. Так ты говоришь, Малоне знал мое имя уже тогда?

— Нет, конечно. Но он навел кое-какие справки о твоей семье, о том, что случилось с твоим отцом. И написал, как ты — вернее, некая дочь по имени Дэрин — сумела выжить.

— Ах, вон оно что, — вздохнула Дэрин. — Вот почему я не рассказывала ту историю никому, кроме тебя. И этого оказалось достаточно для твоей догадки, что Дэрин — это я?

Алек искоса глянул на проницательного лори:

— Я бы сказал… не обошлось без некоторой помощи.

— Ах, он изменник! — Дэрин стукнула по кроватной спинке.

Тварюшка, раскинув лапки на манер канатоходца, секунду побалансировала и плюхнулась Дэрин на руки.

— Эть! — вырвалось у них в один голос.

Алек взял у нее зверка:

— Ты никогда мне не рассказывала: а как тебя вычислил Фольгер?

— Занятия по фехтованию. Все эти касания, верчения, обучение позитурам, — нахмурилась Дэрин. — Да еще, видно, верещала я не в меру. А потом на него и наорала.

— Ты, на него?

— Когда ты сбежал в Стамбул, а Фольгер остался, вид у него был какой-то… самодовольный. Как будто он был рад, что от тебя избавился.

— Могу себе представить, — сказал Алек. — Но при чем тут это и… то, что ты девчонка?

— Я… как бы это. — Она упорно глядела на стенку. Говорить было как-то неловко. — Может, очень уж визгливо я насчет тебя верещала.

— Визгливо, — хихикнул Бовриль.

Дэрин заставила себя посмотреть на Алека. Он улыбался:

— Ты не хотела, чтобы со мной что-нибудь случилось?

— Ну, а ты как думал, твое высочество чудак!

Она поймала себя на том, что тоже ему улыбается. Несмотря на всю печаль предстоящего расставания с «Левиафаном», было как-то приятно и легко говорить с Алеком вот так, в таком ключе. Интересно, каково будет, когда ее секрет откроется всему свету?

— Можно было бы, наверное, нам обоим остаться в Нью-Йорке, — тихим голосом предложила она.

— А что, звучит великолепно.

От этих бесхитростных слов у Дэрин учащенно забилось сердце, во всяком случае, настолько, что в коленной чашечке бдительно зазудели пчелы.

— Правда? Ты хочешь, чтобы мы вместе заделались эмигрантами?

Алек, ссаживая Бовриля на подоконник, рассмеялся:

— Ну, не так чтобы уж совсем. Насколько помнится, американцам не положено становиться императорами.

— Но ведь чтобы остановить войну оружием Теслы, тебе вовсе необязательно быть императором!

Алек заметно помрачнел:

— Кому-то после всего этого надо опекать мой народ.

— А, ну да, — совсем по-глупому согласилась Дэрин.

Алек временами хоть и делал вид, что он воздухоплаватель, однако эдикт папы находился у него в кармане безотлучно, и всей своей жизнью он стремился стать наследником своего отца. А потому что-либо большее, чем дружба с Дэрин, могло разрушить его шансы на престол.

Но всякий раз, когда один из них оступался и падал, будь то в снегах Альп или в Стамбуле, под ураганным ветром на хребтине летуна или в том пропыленном каньоне, другой, подставляя плечо, его неизменно поднимал. Представить невозможно, чтобы Алек от нее отрекся ради какой-то там короны со скипетром.

— Ты права, Дэрин. — Он обернулся с улыбкой во все лицо. — Мы обречены до конца войны торчать в Нью-Йорке. Так что тебе не мешает примкнуть к нам с Фольгером!

— Вот уж да. Его светлость был бы в полном восторге.

— Фольгер никак не может решить, кто же у меня союзники, — усмехнулся он. — Будь на то его воля, Бовриля он удушил бы в ту же ночь, как тот появился на свет.

— Гнида! — пискнул тварюшка.

Дэрин хмуро подумала, не намек ли это в том числе и на нее?

— Правда, мы даже не знаем, где мы будем жить, — продолжал рассуждать он. — Золота у меня, можно сказать, не осталось, а мистер Тесла все подчистую отдал на конструирование «Голиафа». Но думаю, можно без труда устроить сбор средств, тем более учитывая доказательство того, на что способна эта его машина.

— Несомненно. Но ты что, хочешь зависеть от подаяний этого ученого сумасброда?

— Подаяний? Вздор. Будет так, как было в Стамбуле: мы все вместе работаем на благое дело!

Дэрин кивнула, хотя было ясно, насколько смутное у Алека представление о подаяниях и житье взаймы. Неудивительно: вся его жизнь проходила в коконе из роскоши. И природу денег он понимает не больше, чем рыба понимает воду.

А затем в голову пришла и вовсе скверная мысль.

— Но ведь меня, Алек, с корабля могут и не выпустить. А возьмут и повезут обратно в Лондон, на суд.

— А ты что, нарушила какие-то законы?

Она лишь закатила глаза:

— Ну, ты и дурища, принц. Да с дюжину, не меньше! Напоказ Адмиралтейство это, возможно, и не выставит, но есть вероятность, что меня кинут в каземат. А уж коли это случится, то нам с тобой больше не увидеться.

Какое-то время Алек молчал, пристально глядя на нее. Вот опять на него что-то нашло, только выражение лица уж больно серьезное. Пришлось отвести глаза.

— Бовриля тебе надо забрать с собой. Ты был рядом, когда он вылупился, а мне держать в тюрьме зверка не дадут.

— Но ведь ты можешь устроить побег, — нашелся Алек. — Уж если с этого корабля умудрился сбежать я, то тебе это вообще раз плюнуть!

— Алек, — Дэрин взглядом указала себе на колено. — Я и ходить-то начну только через несколько дней, а уж лазать… Хорошо, если хотя бы через месяц.

— А-а. — Он с досадой тряхнул головой и снова сел на кровать, глядя на ее поврежденную ногу. — Какой же я идиот: постоянно все забываю.

— Да ну, нет, — Дэрин улыбнулась. — В смысле да. То есть не в том смысле, а просто ты…

— Бесполезный принц.

Дэрин мотнула головой. Алека можно было называть каким и кем угодно, хоть всем подряд, но только не бесполезным.

— Я понял! — вскинулся вдруг он. — Мне надо пойти и сказать капитану, что мистеру Тесле неотложно нужна твоя помощь. У него просто не будет иного выхода, как отпустить тебя со мной!

— Прежде всего он запросит указания из Лондона. И я не думаю, что в «Руководстве по аэронавтике» есть хотя бы ссылка насчет одетых в штаны девчонок.

— А что, если я… — начал было он, но со вздохом иссяк.

Она усмехнулась:

— Чертов принц Алек, вечно он думает, что способен решить и уладить что угодно.

— А что такого уж плохого в привычке улаживать?

— Ты всегда… — Она покачала головой. Нет смысла все это снова ворошить. От этого он только рассердится или, хуже того, опечалится. — Да, ничего.

— Никаких секретов, — хихикнул Бовриль.

— Черт бы побрал эти дурацкие обеты, — простонала Дэрин. За минувшие два дня в каюте какие только безумные мысли не мелькали у нее в голове. И что, обо всех о них теперь докладывать?

— Мистер Шарп? — прямо-таки судейски воспросил зверок.

Дэрин на него покосилась (дескать, уж ты бы помолчал), после чего повернулась к Алеку:

— Понимаешь, в чем дело, ваше высочество. После гибели твоих родителей мир распался, и все еще распадается на глазах. Это должно быть ужасно, мучиться мыслями об этом каждый день, как мучаешься ты. Но я считаю, ты смешиваешь две вещи.

— Какие именно?

— Твой мир и мир всеобщий. — Дэрин потянулась и взяла его за руку. — В ту ночь ты лишился всего — своего дома, семьи. Ты даже уже толком не жестянщик. Но, даже остановив войну, Алек, ты всего этого не уладишь. Даже если вы с этим сумасбродом спасете всю эту чертову планету, ты по-прежнему будешь нуждаться в чем-то… большем.

— У меня есть ты, — просто сказал он.

Она запнулась, надеясь, что он говорит искренне:

— Даже если меня упрячут обратно в юбки и рюши?

— Ну, конечно. — Он оглядел ее, как будто видел впервые. — Хотя я это как-то даже не представляю.

— Ну, значит, и не пытайся.

Они оба оглянулись на Бовриля, ожидая от него веского слова. Но зверок лишь поблескивал влажными круглыми глазками.

Спустя секунду Алек сказал:

— Я должен остановить эту войну, Дэрин. Это единственно, что мною движет. Ты понимаешь?

— Конечно, — кивнула она.

— Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы у меня не отняли тебя.

Она судорожно вздохнула, а затем веки у нее начали смежаться:

— Обещаешь?

— Что угодно. Как ты сама сказала в Токио, нам суждено быть вместе.

Дэрин хотелось согласиться, но она обещала ему не врать, а уверенности, что это правда, как-то не было. Если им суждено быть вместе, то почему он рожден принцем, а она простолюдинкой? А если нет, то почему внутри живет это чувство? Но в конце концов она все же кивнула. Быть может, удача дурачине принцу все же не изменит, и ее в Лондоне не запрут в тюрьму. И может, ей достаточно будет оставаться с ним рядом, союзником и другом.