Голиаф

ГЛАВА 41

В своей бесконечной мудрости Адмиралтейство представило Алека к медали за отвагу в воздухе в тот самый день, когда Соединенные Штаты вступили в войну.

Выбор времени показался Дэрин подозрительным, ну и само собой, медаль была не за что-нибудь действительно стоящее, как, скажем, отключение оружия Теслы ради спасения «Левиафана». Вовсе нет: Алек был награжден за то, что ползал во время шторма по хребтине корабля и шмякнулся со всей дури башкой (вот уж и вправду заслуга выше всех похвал). Словом, Адмиралтейство, как всегда, проявило себя во всей красе. Но это, по крайней мере, означало, что «Левиафан» теперь направляется обратно в Нью-Йорк, и они с Алеком еще раз напоследок свидятся. После боя на Лонг-Айленде с германскими шагоходами-амфибиями воздушный корабль был приглашен не иначе как в Вашингтон. Там капитану и корабельным офицерам предстояло дать показания перед Конгрессом, члены которого дискутировали, как прокомментировать эту вопиющую атаку на американской земле. Не обошлось без дебатов, согласований и компромиссов, но в итоге было решено, что Германия зашла слишком далеко, так что политики и от дарвинистов и от жестянщиков выступили единым фронтом за вступление в войну. Молодые же люди уже штурмовали призывные участки, чтобы идти громить кайзера. Так что, когда «Левиафан» держал курс на север, улицы внизу утопали во флагах и цветах; гремели пламенные речи, а мальчишки-газетчики взахлеб, с птичьим задором кричали: «Война! Война!»

Дэрин находилась на мостике, когда из Лондона прибыло второе послание, на сей раз под грифом «Совершенно секретно». Самочувствие уже позволяло Дэрин обходиться без трости, но карабкаться по тросам она еще не отважилась. Все это время она помогала офицерам и доктору Барлоу. Торчать безвылазно в гондоле ужасно прискучило, зато обязанности по мостику учили Дэрин азам командного управления «Левиафаном» (что, бесспорно, пригодится на случай, если доведется когда-нибудь самой командовать воздушным кораблем). Курьерский орел прибыл как раз тогда, когда в поле зрения очертились небоскребы Нью-Йорка, и именно в тот день, когда Алека ждало вручение медали. Орел промелькнул мимо окон мостика, заложив вираж к птичьему карману на правом борту. Буквально через минуту доложил вахтенный офицер:

— Доктору Барлоу лично в руки, сэр.

Капитан повернулся к Дэрин и кивнул. Она козырнула, вслед за чем отправилась к каюте ученой леди с посыльной трубкой в руке. Трубка слегка побрякивала.

На стук в дверь завыл Тацца, что Дэрин истолковала как разрешение войти.

— Добрый день, мэм. Вам депеша из Лондона. От некоего, — она прищурилась на маркировку трубки, — Пэ Эс Митчелла.

Ученая леди подняла глаза от книги:

— Ну, наконец-то. Прошу вас, вскрывайте.

— Тысяча извинений, мэм, но там указано: «Совершенно секретно».

— Ну, так тем более. Вы как раз зарекомендовали себя умелым хранителем секретов. Вскрывайте же.

— Секретов! — ехидно хихикнул лори.

— Слушаю, мэм.

Дэрин, сорвав пломбу, развинтила посыльную трубку. Она содержала листок папиросной бумаги, изящно обернутой вокруг фетрового мешочка с чем-то маленьким и твердым внутри.

Развернув бумагу, Дэрин вслух прочла:

«Дорогая Нора, как ты и предполагала: железо и никель с частицами кобальта, фосфора и серы. Образование стопроцентно естественное». И подпись: «С приветом, Питер».

— Как я и думала, — вздохнула ученая леди. — Хотя спасать его уже поздно.

— Спасать кого? — удивилась вначале Дэрин, а затем поняла очевидное: единственный, кто с некоторых пор нуждался в спасении, это Никола Тесла. Никто так толком и не узнал, что же произошло в ту ночь, когда его не стало. Досконально было ясно одно: каким-то образом великого изобретателя убил током сам «Голиаф» — машина, по удачному стечению обстоятельств выведенная из строя германскими снарядами и общим хаосом сражения.

Дэрин перевернула фетровый мешочек себе на ладонь, и вот он, тут как тут: малюсенький кусочек, что она отхватила от предмета под кроватью Теслы.

— Так это насчет камня того ученого сумасброда? — Она еще раз заглянула в письмо. — Никель, кобальт и сера? Что все это означает?

— Метеорность, — сказал лори.

Дэрин воззрилась на зверка. Это слово, кажется, где-то ей встречалось в «Руководстве по аэронавтике» (не в главе по натурфилософии, нет?), но как его ни крути, что-то не вписывалось.

— Это означает, мистер Шарп, — доктор Барлоу пожала плечами, — что Тесла был мошенником. Или сумасшедшим: похоже, он и в самом деле считал, что способен разрушить Берлин.

— Вы что, хотите сказать, «Голиаф» бы не сработал? — спросила Дэрин громко, но неуверенно. — А как же, как ее… Сибирь?

Доктор Барлоу кивком указала Дэрин на руку:

— В Сибири камень упал с неба.

— Вот такусенький камешек, и понаделал таких дел?

— Будем точнее в формулировках: не камешек, а метеор. И не маленький, а гигантская глыба железа, летящая со скоростью многих, многих тысяч миль, и даже не в час. То, что нашел мистер Тесла, это лишь крохотная частица целого. — Доктор Барлоу отложила книгу. — Думаю, он испытывал свою машину примерно в то же время, когда упал метеор, и вбил себе в голову, что действительно владеет космической мощью. Что и говорить, на него это похоже.

Дэрин оглядела крохотный кусочек железа у себя на ладони.

— Помните, он послал сам себе металлодетектор? Значит, он разыскивал железо. Так он, наверное, знал, что это был метеор!

— Главная часть безумия состоит в сокрытии правды от себя самого. Или, возможно, Тесла воображал, что его машина способна вызывать огонь с неба. — Доктор Барлоу взяла на ладонь камешек для более близкого осмотра. — В любом из случаев, то, что произошло в Тунгуске, было не более чем случайностью. Так сказать, космическая шутка.

Дэрин скептически повела головой, вспоминая бесконечные мили поваленных во все стороны деревьев. Как-то не укладывалось, чтобы простая случайность могла послужить причиной таких чудовищных разрушений.

— А потому кажется особенно уместным, — с печальной улыбкой сказала ученая леди, — что Голиаф был сражен одним лишь камнем.

— Но ведь машина Теслы способна менять цвет неба. Сам лорд Черчилль это видел!

Ученая леди на это откровенно рассмеялась:

— Да, Тесла в самом деле заставлял небо менять цвет. Но вдумайтесь: на рассвете! Не такой уж хитрый трюк, особенно перед легковерной аудиторией. Или же «Голиаф» действительно мог изменять атмосферные условия. Но все равно это далеко от способности разрушить город, мистер Шарп.

— Легковерный, — хихикнул лори.

— Вы хотите сказать, что всё это яйца выеденного не стоило? Всё, что мы делали; всё, что Алек…

Дэрин прикрыла глаза. Алек оказался обманут, по-глупому, чего она так всегда боялась.

— Интересный нюанс, мистер Шарп. Если метеор падает в лесу и никто этого не замечает, кладет ли это конец войне? — Доктор Барлоу с медленным изяществом протянула камень обратно. — Германцы в «Голиаф» уверовали и в своей вере подтолкнули Соединенные Штаты принять нашу сторону. Так что получается, тот упавший камень так или иначе посодействовал миру.

Черный кусочек железа на ладони у Дэрин показался вдруг запредельно нездешним, загадочным. А ведь он и правда посланец из каких-то иных миров, разве нет? Она аккуратно упрятала его обратно в мешочек, свернула письмецо, сунула и то и другое в трубку, а трубку, шагнув, поместила на стол ученой леди.

— Но ведь это, мэм, я полагаю, останется в полном секрете?

— Непременно, — заверила доктор Барлоу. — А пока идет восстановление «Голиафа», Зоологическое Общество будет скрывать правду с особенной бдительностью. Правительство его величества и то не должно знать.

Дэрин вдруг помрачнела:

— А как теперь быть Алеку? Ведь он по-прежнему собирает средства в Фонд Теслы.

— Ремонтные работы на «Голиафе» заставят германцев пошевелиться с заключением мира. А вот рассказывать обо всем Алеку, — строго взглянула доктор Барлоу, — было бы ошибкой.

— Но ведь он не марионетка, доктор! Вы можете себе представить, что он сейчас ощущает? Он-то думал, война вот-вот закончится!

— Ну, так тем более, — сказала ученая леди. — Зачем еще и усугублять положение тем, что Тесла держал его за дурачка? Думаете, ему от этого откровения станет легче?

Дэрин хотела было возразить, но сообразила: а ведь ученая леди по-своему права. Алека буквально сокрушит осознание того, что все его предначертания надуманны — сплошная игра воображения, не более чем комичное происшествие.

— Но Алек-то думает, это его вина в том, что война все еще идет, а он, по сути, воспрепятствовал наступлению мира, когда со смертью Теслы отключил его машину!

— Никакой его вины, Дэрин, в этом нет, — томно отмахнулась ученая леди. — И война когда-нибудь да закончится. С войнами всегда так.

Медаль Алеку пришпиливали в грузовом отсеке, на глазах у половины экипажа, стоящего навытяжку в парадной форме. Капитан Хоббс торжественно зачитывал правильные слова, а орава репортеров щелкала затворами фотоаппаратов, в том числе и некая гнида из «Нью-Йорк уорлд». Клопп, Бауэр и Хоффман стояли в свежевыглаженном штатском, а вильдграф Фольгер красовался в своем кавалерийском мундире. Присутствовало далее несколько сотрудников австро-венгерского посольства (следили, должно быть, кто из них проспорит, если Алек вдруг возьмет и вправду унаследует трон).

Дэрин во время церемонии умудрялась не закатывать глаза, даже когда капитан взволнованно заговорил о серьезных ранах, полученных Алеком при исполнении долга.

— Да башкой он шмякнулся, только и всего, — пробормотала она.

— Извините, что? — донесся из-за спины взволнованный шепот, и, обернувшись, Дэрин увидела Аделу Роджерс, ту Херстову репортершу.

— Ничего.

— Нет-нет, вы что-то сказали. — Мисс Роджерс подалась чуть ближе. — Начальник перезвонов никогда не говорит просто так.

Дэрин прикусила губу; так и подмывало втолковать наконец этой фифе, что она не начальник перезвонов, а младший офицер, к тому же представленный к награде. Да еще и без пяти минут тайный агент этого, как его, ч-черт… Зоологического Общества Лондона!

Однако пришлось лишь обернуться и тихонько сказать:

— Просто заслуги у него куда заметнее, только и всего.

— Возможно, насчет этого вы правы. Я ведь там была в ту ночь, когда погиб мистер Тесла. — Дэрин лишь вопросительно взглянула на репортершу — дескать, ну-ка выкладывай.

— На момент, когда мы с его высочеством прощались, — сказала леди-репортер, — он был крайне решительно настроен остановить мистера Теслу.

— Алек в ту ночь спас наш корабль.

— И Берлин, я слышала, тоже. — Мисс Роджерс уже изготовила карандаш и блокнотик. — Кое-кто говорит, что война, возможно, была бы уже и закончена, выстрели тогда «Голиаф». Только принц Александр того не захотел. Ведь он, в конце концов, жестянщик.

— Никто даже не знает, насколько та махина… — начала было Дэрин, но осеклась: слова эти слишком близко подводили к секрету доктора Барлоу. Но почему никто не видит, что Алек для окончания войны сделал куда больше, чем кто-либо? Он отдал свое золото Оттоманской революции и свои двигатели «Левиафану», что, в свою очередь, спасло Теслу от участи быть сожранным зверьем у черта на куличках. Разве не так? И разве это ничего не значит?

— Вам известен какой-то секрет, не так ли, капитан перезвонов? — не унималась репортерша. — Вечно вы что-то недоговариваете.

Дэрин пожала плечами:

— Так вам договорить? Извольте. Мне точно известно то, что его ясновельможное высочество принц Александр жаждет мира, о чем он всегда неустанно твердит. Можете это процитировать со ссылкой на меня.