Голливудский зоопарк

12

Герберт Линкольн Джефферсон довольно улыбался, обнажая зубы, среди которых был один потемневший. Ревностно следя за чистотой тела, он не уделял должного внимания своему рту, чистил зубы от случая к случаю.

Он стоял под ржавым душем, намыливая худое безволосое тело.

Потратив две недели, он добился поставленной цели. Послание, адресованное Санди Симмонс, было шедевром непристойности. Даже мысли о ней возбуждали его – несмотря на то, что всего пять минут назад он кончил в прозрачный пакетик, который будет вложен в конверт.

Он намылил свой славный поднявшийся член и испытал чувство гордости. Он был настоящим мужчиной! Мог доставить потрясающее удовольствие любой женщине!

Ему было ради чего проявить терпение. Увидев Санди, он тотчас понял, что эта девушка создана для него. Да пошли они все к черту – Анджела Картер и прочие его адресаты. Он всегда мечтал именно о такой женщине. С идеальным лицом, густыми каштановыми волосами, округлым чувственным телом. Даже ее ступни в золотистых сандалях были очень сексапильны.

По дороге к дому Милана он наблюдал за ней в зеркало заднего вида. Один раз ее карие глаза встретились с его глазами, и, смущенно кашлянув, он сказал что-то о погоде.

С этого вечера он мечтал о том, чтобы ему снова поручили отвезти ее куда-нибудь, но Герберту не везло. Тогда он принялся сочинять письмо. Исходные варианты ему не нравились. Первое послание должно представлять из себя нечто особенное, заинтриговать и взволновать женщину, пробудить в ней желание встретиться с мужчиной, способным писать столь страстно, откровенно и со знанием дела.

Наконец ему удалось сочинить такое письмо. Подлинное произведение искусства. Последним штрихом было указание, как использовать содержимое пакетика. Завтра он сядет и представит себе Санди Симмонс, читающую послание и выполняющую его наставление. Он заполнит новый пакетик и напишет второе потрясающее письмо с объяснением, что он готовил «посылку», думая о том, как она с любовью использует первую.

– Герби, – жалобный голос жены сопровождался стуком в дверь ванной и дерганьем ручки. – Герби, мне надо в туалет. Пусти меня. Ты провел там час.

Жирная корова будто специально решила испортить ему эти сладостные мгновения.

– Одну минуту, дорогая, – ласково отозвался он. Завернувшись в полотенце, он отпер дверь.

– Не понимаю, зачем ты вечно запираешься, – пожаловалась она. – Словно я чужая.

Она задрала юбку и уселась на унитаз. Герберт поспешно покинул ванную.

У Мардж были толстые, мощные бедра. Она неделями забывала брить ноги, сейчас они были покрыты щетиной. Они прожили в браке уже десять лет. Глядя на фотографию, стоявшую на туалетном столике, Герберт отказывался верить, что изображенная там хорошенькая, полногрудая, рыжеволосая девушка с изящной фигуркой и есть его неопрятная, толстая Мардж, оседлавшая сейчас толчок. Мог ли он знать, что она помешается на еде? Завтрак из шести яиц и огромного ломтя хлеба был для нее нормой.

Его первая встреча с очаровательной Мардж, происшедшая во время ленча в баре неподалеку от лос-анджелесского аэропорта, была такой романтичной. Он зашел с приятелем за пивом и сэндвичами – в ту пору Герберт водил грузовик, – и Мардж вышла обслужить их в короткой ковбойке с бахромой, белых сапогах и широкополой шляпе. Она казалась совсем еще девчонкой. В этом заведении официантки работали с обнаженным бюстом; ее большие груди соблазнительно покачивались, на сосках вызывающе поблескивали шерифские звезды.

– Что будете есть? – спросила она, остановившись у его столика с блокнотом в руке. Шерифская звезда оказалась у рта Герберта.

Он навсегда запомнил их первую встречу. Они поженились через несколько месяцев, когда Мардж забеременела. Но потом случился выкидыш, за ним второй.

Вскоре после этого она набросилась на еду, а Герберт начал писать свои письма.

– Милый, – шаркая ногами, Мардж вышла из ванной, – что, по-твоему, мне надеть?

– Надеть? – Герберт удивленно посмотрел на жену. – Зачем?

Обычно в это время она усаживалась перед телевизором.

Мардж с трудом вылезла из поношенного домашнего платья.

– Я же говорила тебе, милый, что иду в кино с нашей новой соседкой. Она пригласила меня два дня назад.

– А, да, – вспомнил он. В соседний желтый дом въехала супружеская пара, и во время одного из своих ежедневных визитов в супермаркет Мардж познакомилась с женой. Женщины договорились сходить в кино. Мардж ужасно обрадовалась. У нее не было друзей, Герберт никуда ее не водил, поэтому посещение кино было для миссис Джефферсон редким праздником.

Мардж попыталась втиснуться в голубой матросский костюм, который был ей мал. Она полнела с каждым годом.

– Мы идем смотреть фильм, – повторила она, – говорят, это мистика с порнухой.

Она перестала сражаться с матросским костюмом и остановила свой выбор на свободном платье в горошек, которое она купила к свадьбе сестры в прошлом году. Ей удалось влезть в него, хотя оно уже перестало быть свободным.

– Когда ты идешь? – спросил Герберт. Ему не очень нравилось, что жена будет развлекаться, смотреть фильм с порнухой, пока он вкалывает.

– Луэлла заедет за мной в семь. У нее машина. Она вытянула губы перед зеркалом, покрасила их алой губной помадой, нарумянилась ею, вытерла пальцы о платье.

– Ну и жара, – вздохнула Мардж, проведя гребнем по своим жиденьким рыжим волосам.

– Да, – согласился Герберт, думая уже не о Мардж, а о письме, которое он собирался отправить.

Когда Мардж спустится вниз, он спрячет свое послание в карман и отправится к почтовому ящику.

Она освежила дешевым одеколоном свои толстые, усыпанные веснушками плечи и надела белые стоптанные туфли.

– Ну, как я выгляжу?

В своем платье в горошек она напоминала слона.

– Недурно, – отозвался он, заметив разошедшийся на подоле подрубочный шов. – Смотри, не зафлиртуй там с кем-нибудь.

Она усмехнулась.

– Герби!

Мардж потопала вниз по лестнице; Герберт быстро сунул письмо в карман.

О, мисс Санди Симмонс, какое наслаждение ждет вас!