Голливудский зоопарк

49

– Прими эти таблетки.

– Я сказала тебе, что не пользуюсь лекарствами. Меня от них тошнит, и я не нуждаюсь в снотворном.

Санди лежала в постели с Клодом; над ними, точно третий человек, маячила камера. Было три часа ночи.

Санди очень устала, ей хотелось закрыть глаза и провалиться в сон.

Весь вечер Клод находился в странном настроении, разговаривал с ней о фильме, его героях, о смысле картины. Затем в час он захотел позаниматься любовью; ей показалось, что он превзошел самого себя; Клод прекрасно владел ситуацией и своим телом. Он доводил их обоих до грани, останавливался, зажигал сигарету, несколько секунд бродил по комнате. Финал был ошеломляющим. Сейчас она испытывала ощущение покоя, удовлетворенности, а он уговаривал ее принять таблетки.

– Я хочу, чтобы ты их проглотила, – настаивал Клод. – Это необходимо.

– Почему?

– Слушай, я сказал тебе – если ты завтра хорошо поработаешь, я отпущу тебя на свадьбу твоей подруги. Я уступаю тебе, и ты уступи мне. Прими их, и перестань упрямиться, точно ребенок.

– Нет, Клод, я не приму таблетки. Если мы начнем снимать в семь, я еще буду сонной.

Он вздохнул.

– Умница – ты будешь сонной, именно такой ты мне нужна. Сонной и заторможенной. Я собирался поймать тебя врасплох, но поскольку ты проявляешь упрямство… Утром мы снимем эпизод с изнасилованием. Я не хочу, чтобы ты вставала с постели.

– Господи! – Она не поверила ему. – С неумытым лицом и грязными зубами?

– А какой, по-твоему была Стефани, когда парни ворвались в дом? Спала, так ведь? И она приняла снотворное. Именно так мы и будем снимать. Если хочешь быть актрисой, слушайся меня.

Она неохотно проглотила таблетки и закрыла глаза. В эпизоде не было диалогов, только много борьбы. Как будет снимать это Клод? Наверно, даст крупный план с ее лицом, поэтому он хочет, чтобы она выглядела естественно.

Она заснула без тревоги. Он – блестящий режиссер. Она доверяла ему.

Прежде всего, она почувствовала, что с нее сорвали простыню, и затем на Санди навалилось нечто тяжелое.

Она попыталась освободиться. Ее ночная рубашка с треском разорвалась.

Она попробовала открыть глаза, но слепящий свет тотчас заставил ее сомкнуть веки.

– Отпустите меня, – сказала она; в голове ее был туман; она снова открыла глаза и в изумлении увидела перед собой лицо Карлоса Ло. Он сидел на ней верхом, обхватив руками ее груди; его дыхание было тяжелым, прерывистым.

Рядом с ним над Санди склонился другой актер, он тихо смеялся.

– Это еще что такое? – запротестовала она. Санди была обессилевшей, слабой, сонной.

– О, негодяй, – пробормотала она. – Негодяй. Он и правда это снимает. Он действительно позволит этим панкам изнасиловать меня.

Она начала бороться, но у нее не было сил.

Один из актеров прижал ее руки к кровати, второй раздвинул ноги актрисы; когда мужской член вошел в нее, Клод оказался над Санди с камерой в руках; объектив приблизился к лицу девушки.

– Негодяи! – еле слышно закричала она.

Затем пришел черед худого парня; его злые зеленые глаза улыбались ей. Она лежала на спине. Бороться не имело смысла. Слишком неравными были их силы.

Насилуя Санди, парень кусал ее лицо. Когда он слез с девушки, камера прошлась по ее телу, точно еще один любовник.

Санди не шевелилась; она лежала на кровати, словно распятая.

– Я никогда не прощу тебе этого, Клод, – сказала она, – никогда.

– Может быть, простишь, когда прочитаешь восторженные рецензии.

Он небрежно опустил портативную камеру. Санди за метила, что большая камера все еще работает. Молодые актеры удалились.

– Кстати, – сказал Клод, – познакомься с моей женой.

Из-за большой камеры появилась изящная блондинка. На вид ей было чуть больше тридцати. Она приветливо улыбалась.

– Не волнуйся дорогая. Клод так работает. Конечный результат важнее всего, я уверена, ты с этим согласишься.

Санди села, подтянув колени к груди. Она не верила в реальность происходящего.

– Мы знали, что ты подойдешь на роль Стефани. У тебя прекрасное тело. Клоду повезло насладиться им.

Но теперь, увы, ситуация изменилась. Уверена, ты поймешь. Возможно, после съемок мы придем к какому-то соглашению. Заключим – как это назвать? – тройственный союз. Полагаю, я сумею научить тебя кое-каким штукам, которые неизвестны даже Клоду.

– Неужели вы думаете, что я останусь здесь и закончу этот фильм? – Санди старалась говорить сдержанным голосом.

– Ты поступишь очень глупо, если откажешься. Ты от этого ничего не выиграешь, зато многое потеряешь.

Санди изумленно засмеялась. Это напоминало дурной сон; девушка все еще была сонной, вялой, слишком уставшей для спора.

– Тебе не остается ничего иного, кроме того как закончить фильм, – продолжила жена Клода. – Во-первых, есть контракт. Во-вторых, в случае твоего отказа отснятый материал будет использован – ты понимаешь, о чем я говорю – конечно, не в этой картине. Санди Симмонс за пределами съемочной площадки. На такие вещи большой спрос.

Санди посмотрела на Клода.

– Почему?

За него ответила жена.

– Потому что Клод – художник, гений; он во всем добивается совершенства. Из снятого сегодня он использует твои глаза, лицо. Эти куски безупречны. Тебя назовут великой актрисой. Погоди, дорогая, когда фильм выйдет на экраны, ты еще будешь благодарить нас.

Санди неуверенно встала с кровати. Она казалась себе грязной, использованной. Ей хотелось поскорей убежать от двух этих больных людей, выбраться из этого дома.

Она надела джинсы и майку.

– Куда ты? – спросил Клод, когда Санди, пошатываясь, направилась к двери.

– На свадьбу.

– Хорошо. Но завтра работаем, как обычно. Я уверен – подумав, ты поймешь, что мы все делаем правильно.

Она взяла свою большую сумку и молча покинула дом. К счастью, ее автомобиль стоял неподалеку. Она опустила голову на руль и попыталась решить, куда ей поехать. Она не доберется до Лос-Анджелеса в таком состоянии. Однако больше ей было некуда податься.

Часы показывали семь утра. Отель?

Внезапно она вспомнила про Чарли Брика. У него есть дом. Сегодня Кэри выходит замуж. Порывшись в сумке, нашла адрес, поехала к ближайшей бензоколонке и спросила, в каком направлении ей следует ехать.