Глава восемнадцатая

— Ты что делаешь? — расширившимися глазами смотрю на то, как Никитин подпирает дверь шваброй и начинает расстегивать ремень на брюках.

Усмешка на лице Сергея подсказывает, что я мыслю в правильном направлении.

— Ты же не посмеешь? — говорю я в ужасе, и еще с большим ужасом понимаю, что у меня выделяется смазка.

— Еще как посмею, — серьезно отвечает Никитин, вытаскивая из-за пояса и расстегивая рубашку, и спуская собачку на молнии. — Хотя бы потому, что этого хочешь ты. Я по твоему лицу вижу, что ты готова. Давай не будем друг другу врать. В любом случае, твои соски тебя выдают.

О, да! Эти предатели — самый честный и самый палевный индикатор. Хоть бронелифчик носи!

— И не надо заливать, что это от холода. У меня в квартире было тепло, в этой подсобке жарко. Я очень сказал, малыш. Поэтому если не хочешь выти отсюда заляпанной спермой, задирай платьице.

— Ты думаешь, что просто появиться достаточно, чтобы меня получить? — свирепею я, стараясь не смотреть на головку члена, которая выглядывает поверх резинки боксеров Сергея.

— Ты в чулках? — игнорирует мое возмущение Никитин.

Молчу, сложив руки на груди и заодно прикрыв свидетельство своего желания.

— Даш, у тебя сейчас есть только одна опция: ты можешь выбрать, как ты хочешь кончить. Только скажи, как, — голос его становится хриплым. Взгляд блуждает по моему телу, будто он видит то, что под одеждой.

Я молчу и не двигаюсь с места, за дверью слышно какое-то оживление.

— Сейчас как никогда кстати, твоя беззвучность. Да, Даш? Ну раз ты молчишь, то я буду действовать по обстоятельствам.

И этот похотливый наглец, этот мужлан, в один шаг оказывает рядом со мной и, не дав даже шанса на маневр, целует. Господи, я тоже скучала! Эта мысль проносится у меня в голове и тут же растворяется.

Сейчас мой мозг запасся попкорном и с любопытством наблюдает, как один за другим падают все бастионы.

На мне снова платье с глубоким декольте, и Никитин практически сразу запускает туда руку. Находит грудь и принимается ее тискать, сжимать ноющие соски. Мерзавец действует наверняка! Он делает именно то, что хочет мое тело. Умело заводя меня и подталкивая в нужном направлении, опытный любовник, который знает, как меня обезоружить, он явно нацелен на то, чтобы добраться до самого ценного.

Его ласки такие жаркие, а поцелуи такие ненасытные, что я от возбуждения начинаю постанывать ему в рот.

— Моя девочка разогрелась, — одобрительный шепот сопровождается шелестом платья, подол которого задирает уверенная рука. Пройдясь плавным движением по бедру, Сережа определяет: — Чулочки это хорошо.

И оставляя в покое недовольную этим грудь он переключается на промежность.

— Дашка, ты просто чума, — бормочет Сережа, проникая мне в трусики и без всяких околичностей вставляет в меня сразу три пальца, которые проскальзывают беспрепятственно, настолько я завелась.

Впиваясь в меня поцелуем, Никитин жестко трахая меня рукой подводит почти к самой вершине и в последний момент убирает пальцы, освобождает до конца свой член и, подхватив меня, опускает на него.

История про молчаливый оргазм становится мифом. Мир взрывается перед глазами разноцветными точками и мой крик, наверно, слышен не только в фойе, но и в обоих праздничных залах.

— Вот так, малыш. Поехали.

Сережа прижимает меня к стене, накрывает мои губы своими, ловя мои жалобные стоны, и начинает вколачиваться в меня. Пытаясь заставить себя молчать, я практически кусаю его губы и даже чувствую что-то соленое. Наверное, я все-таки прокусываю ему губу до крови.

Накрывающие меня одна за другой волны все интенсивнее, а Никитин не останавливается.

— Я скучал по твоей писеньке. Я скучал по тебе, Даш. Малыш, давай попробуем еще раз?

О чем он сейчас? Я практически уплываю на этих сладких изматывающих волнах. Никитин двигает бедрами из стороны в сторону и по кругу, отчего член внутри меня, и так туго обхваченный моими мышцами, находит себе дорогу еще на пару миллиметров вглубь. И эти миллиметры какие-то решающие, потому что, как только он задевает найденное местечко, уже я сама рассыпаюсь на миллиарды частиц.

— Согласна?

— Что? — лепечу я.

— Согласна попробовать еще раз? — с этими словами Сережа просовывает между нами руку и надавливает на клитор.

— Да! — в голос кричу я.

— Умница, малыш. Умница.

Абсолютно безвольную меня он снимает с члена и прислоняет к стене. Не в силах удержаться на подрагивающих ногах я съезжаю на корточки.

— Отличный выбор, Даш, — глаза Никитина блестят. Он подносит головку к моим губам и водит по ним гладкой плотью. — За свою грубость я попросил прощения. А вот ты — нет. Я ведь не обманывал тебя, малыш. Я мечтал о том, как будешь извиняться. На коленях. Представлял себя внутри бархатистого ротика со смелым язычком. Проси прощения, Даша.

Я прошу. Со всем усердием я ласкаю головку, тычась напряженным кончиком языка в ее сердцевинку, обводя им вокруг и щекоча уздечку. Я вбираю в себя ствол настолько, насколько могу, и причмокивая скольжу губами, чувствуя каждую венку. Ласкаю яички и снова продолжаю отсасывать так старательно, что Сережа не выдерживает и портит мне прическу. Направляя член мне за щеку, уже он стонет не скрываясь.

Подключив руки, я стимулирую Сережу, пока он не выбрасывает мне в рот струю спермы. Ее много. Похоже, без меня у него не было приключений.

Подняв меня на ноги и прижав к себе, Сережа целует меня, гладит по спине и крепко обнимает.

Словно по мановению волшебной палочки окружающие звуки становятся слышны отчетливее. И понимаем, что кто-то колотит в дверь подсобки. Хихикая, как пара подростков, мы наскоро приводит одежду в порядок, и открываем страждущему.

— А я говорила, что она тут! — вопит Жанка.

— А я говорила, — возражает Елена Тимофеевна, — что мужик «бомба»!

Загрузка...